Воспринять родителя как учителя

 

Часто родители жалуются, что их дети с посторонним человеком готовы заниматься, а маму с папой не слушаются, не воспринимают как учителей. У меня такой проблемы не было. Мне даже в голову не приходило, что мои дети могут не захотеть со мной заниматься. Да собственно, не захотят – мне же и легче! Иди, ради Бога, в школу! Или сам учись – я только порадуюсь!

Я ставил вопрос очень четко и однозначно: «Если не хочешь меня слушаться – думай сам, а я уже не участвую. И я ведь не претендую на то, что мои методы преподавания – самые удачные. Возможно, у тебя самого, сыночек, получится гораздо лучше!»

Принцип свободы. Вот на что я опираюсь в поддержании дисциплины.

Даже с буйным и строптивым Тимохой мы постепенно вошли в нормальный режим. Но в других семьях, где родители брались учить детей дома, я видел плохую дисциплину. Чаще всего – полный бардак и беспредел. А когда я там пытался помочь, то тоже ничего особо путного не выходило.

То есть дело сие трудное. И я нервов своих тут измотал очень много. В восьмом классе мои сыновья довели меня до почти ежедневных сердечных приступов – так трудно было их держать и направлять в русле учебы (а объемы информации и требования ведь год за годом растут). И я подумал, что чем я умру от инфаркта и оставлю своих детей сиротами, лучше уж пусть они не учатся. Ну, пойдут в армию. Ну, не получат хорошего образования. Все равно я уже не мог их дальше заставлять, не мог больше к ним приспосабливаться. И я плюнул и сказал: «Учитесь, как хотите. А я больше вас не трогаю».

И о чудо! Тима и Коля вдруг резко взялись за ум! И все наладилось: они взяли ситуацию своей учебы под собственный контроль, а я лишь помогал в том, в чем они просили, и приглядывал за процессом, иногда что-то советовал.

Зато теперь с Машей я просто отдыхаю. У нее послушный характер. Да еще и меня не хочет расстраивать – жалеет потрепанного жизнью папу. Так что вопрос о дисциплине просто не стоит.

Когда я пытаюсь помогать двоечникам и разгильдяям из других семей, то сразу же ставлю вопрос о дисциплине очень жестко: если начинаются всякие кривляния, то я просто прекращаю все занятия. Я ведь не за деньги работаю, а за интерес, за правду, из желания помочь. И прекрасно дети и подростки понимают. И не только в учебе так.

Помню, однажды я взял к нам на дачу в компанию к Маше ее подружку. Первые пару дней все шло нормально. Но потом девочка привыкла, решила, что я добрый дядя, и начала распускаться. Я тут же уловил этот момент (дело было, когда мы втроем сидели за столом на веранде) добавил в голос металла и низких частот, «вытаращил глаза» и очень жестким тоном объяснил восьмилетней капризуле, что меня нужно слушаться с полуслова, с полузвука. И что я не остановлюсь и перед физическими методами воздействия, а уж к родителям отправлю тут же. И больше никогда с нами на дачу не возьму.

Девонька тут же все поняла и далее вела себя идеально. Хочу сказать, что я действительно не постеснялся бы ее отшлепать или поставить в угол. Все лучше, чем она бы начала баловаться и не слушаться в лесу или на озере. Лучше уж получить по попе, чем в озере утонуть или в лесу заблудиться. Правда?

К слову сказать, Машу я почти никогда не наказывал. Однажды поставил в угол минут на десять, а потом целый час на руках носил и утешал, рассказывая сказки. А вот Тиму и Колю шлепать приходилось. И в углах они провели немало времени в раннем детстве (потом сие уже неуместно, по-моему). Но все это не из-за плохой учебы, а из-за их постоянных драк друг с другом и общего хулиганства.

В целом я не мастер поддерживать идеальную дисциплину. Тут уже не психология и не интуиция, а просто не умею народ «строить».

 

Тяжело

 

Лично мне не так уж трудно преподавать своим детям тот или иной предмет. Мне гораздо проще объяснить главу по физике, чем сварить суп или сделать уборку в квартире. Мне интересно искать новые подходы в преподавании, интересно качественно строить весь процесс.

Конечно, я устаю. Больше, чем 3-4 концентрированных урока в день, мне провести тяжело. Но больше и не нужно. А обычно нужно меньше.

Общий контроль и организация процесса тоже требуют внимания и душевных сил. И совсем не так уж мало, как может показаться со стороны. Надо ведь и в школу сходить с учителем переговорить, и о времени и условиях сдачи договориться, и ребенка туда проводить, и результаты с учителем обсудить… И так по каждому предмету, по каждому заданию.

Очень много душевных сил, как я уже говорил, отнимали у меня «разборки» с сыновьями по поводу их отлынивания от занятий, а также по поводу их постоянных конфликтов между собой.

Трудно было не просто учить своих детей, а в целом организовывать всю семейную жизнь: быт, лечение во время болезней, общение, поездки на дачу... Одна стирка чего стоит. Долгие годы мы стирали вручную. Потом стали стирать у знакомых – у кого есть автоматическая стиральная машина. Но ведь это тоже целое дело.

Тяжело жить без денег.

Тяжело растить детей без матери.

Тяжело, когда тебя не понимают многие близкие. Когда выглядишь в глазах многих людей придурком, чудаком, лентяем…

Правда, педагоги в нашей школе меня всегда хвалили. Уж они-то могли видеть и оценить мою работу и ее результаты.

Добавило сложностей и мое чрезвычайно хилое здоровье: обилие хронических заболеваний, общая слабость нервной и физической организации, очень плохое зрение… Периодами у меня было так мало сил, что я вообще целыми днями не мог ничего делать, а только отлеживался с книжкой или глядя в потолок. Когда силы снова появлялись, начинал что-то делать: заниматься с детьми учебой или готовить обед…

Годами я тащил себя по жизни, стиснув зубы и заставляя себя двигаться.

Случались, конечно, и светлые периоды. И было их немало. Занятия живописью сразу же стали давать мне удивительную энергию. Много черпаю и в общении с Природой: в лесу, на озере, в парке, во дворе… Вдохновенное литературное творчество тоже дает радость. И, конечно, воодушевляет сознание того, что я делаю настоящее дело – воспитываю и учу детей.

Когда Тима поступил в университет, стало легче. Когда через год поступил Коля – еще легче. Да еще нашелся круг единомышленников-педагогов, стали издаваться мои книги – сразу в двух издательствах и не по одной, а сериями. Силы стали понемножку восстанавливаться. Жить сделалось веселее.

И в самые трудные времена находились люди, помогавшие нам. Моральная поддержка была не менее важна, чем материальная. Без их помощи я не выстоял бы, не смог бы одолеть столь трудный путь.

Конечно, всех интересует, не пытался ли я заново создать полноценную семью. Пытался. Трижды. Но ничего хорошего не получалось. Я не мог найти мать своим детям. А иначе – какой смысл? Поэтому приходилось быстро расставаться (каждый раз по моей инициативе).

Ну так вот к чему все это нытье. Если уж у меня получилось, с Божьей помощью, то почему у других не может получиться семейное обучение?! Ведь большинство людей находятся в гораздо более благоприятных условиях. Когда мне говорят, что тяжело, мол, то я только мудро ухмыляюсь. А мне, что, легко было?!

Но я вот еще что думаю. Для каждого человека есть трудности преодолимые, а есть непреодолимые. Мне было бы не по силам водить самолет или работать в спецназе, делать хирургические операции или заниматься программированием на компьютере… Даже в школе не выдержал бы работать преподавателем! А вот те трудности, с которыми столкнулся в процессе реализации нашего семейного воспитательно-учебного проекта, оказались мне по силам. На пределе, но по силам.

Словом, нужно трезво оценить свои возможности. И, по-моему, лучше уж не браться за семейное обучение, чем взяться и сделать все плохо и коряво.

 

Решительность

 

Часто спрашивают: «Как вы решились?!» Решиться-то было вовсе не трудно. Я даже не помню никаких особых колебаний при начале нашего семейного учебного процесса. Ведь, собственно, что страшного? Не получится – всегда можно в школу пойти. А потом уже и совсем не было страшно – видели, что все у нас получается. Год за годом уверенность в себе только крепла.

С самого начала я отдавал себе отчет, что не просто преподаю своим детям школьные предметы, а беру на себя всю полноту ответственности за их школьное образование. Школа в такой ситуации является только помощником.

Педагогической свободы оказывается много потому, что и ответственности на мне много. Свобода невозможна без ответственности.

Я отвечаю (не формально-профессионально-юридически, а неформально-внутренне-психологически) за гораздо большее, чем традиционно возложено на школьного учителя. Соответственно, и свобода моя как педагога намного больше.

Это все и в мелочах, и в крупном. Учительница в школе не отвечает за оптимальный режим занятий. Даже завуч и директор за это не отвечают. Сколько положено выделять на урок и на перемену, установлено вышестоящим руководством. Соответственно, учительница и не может быть свободна в подборе наиболее благоприятного ритма уроков в течение дня.

Так же и в формах преподавания. Я обладаю тут максимумом свободы, потому что сам и отвечаю, и контролирую, и оцениваю эффективность. А в школе учитель должен работать по утвержденным методикам, должен вести урок строго определенным образом – за все это отвечает, по сути, не он, а начальство.

Конечно, учителю в школе ответственности тоже немалый груз нести приходится – учеников-то о-го-го сколько! Да и отвечать за чужих детей во многом сложнее, чем за своих.

Мне кажется, в ситуации семейного обучения родитель должен очень хорошо понимать, что берет на себя именно всю ответственность. А то ведь всегда есть внутреннее стремление понадеяться на кого-то другого: на учителя, на завуча, на авторов учебника…

Кстати, тут заключается одна из очень распространенных проблем и при обычном обучении в школе. Педагоги все время жалуются, что родители часто совсем не хотят брать на себя заботу и ответственность за учебу своих детей, а перекладывают все на педагогов.

Такая вот философия. Если мы хотим педагогической свободы, то мы должны брать на себя ответственность.

 

А как в других семьях?

 

Мой опыт помощи другим семьям в организации семейного обучения невелик. И не очень удачен. Всего пять мальчиков и девочек – из четырех семей. Обращались за консультацией существенно больше, но лишь в качестве разового общения. А близко я мог изучить лишь те четыре случая.

Что общего? У всех переход на семейное обучение произошел в связи с серьезными проблемами в школе – учебными и во взаимоотношениях с одноклассниками и педагогами. То есть исходный уровень знаний был не очень хороший. И в семьях были проблемы – в каждой свои. Я помогал лишь частично, я не брал на себя обучение ребенка по всем предметам. Родители со своей долей преподавания справлялись плохо. Я тоже далеко не лучшим образом преподавал в режиме эпизодического общения (дома мы ведь целый день вместе с моими детьми, а тут встречаемся на 2-3 часа). В итоге получалось так себе.

В первом случае я уговорил маму двоих сестричек поучить их дома хотя бы один год. Я был полон оптимизма помочь им совершить перелом в учебе. Тогда мы еще жили вшестером. Алена дружила с теми девочками, мы часто общались семьями. И жили не очень далеко друг от друга. Мама девочек даже собиралась частично учить Алену – чтобы был совместный процесс.

Перелом в учебе совершить не удалось. Зато сестрички отдохнули от школы, переросли многие свои проблемы, а потом, сменив место обучения, вообще нормально продолжали свое образование. То есть задача-минимум была решена.

Потом обратились родители паренька из нашей школы – их сынуля начал глобально прогуливать, и классный руководитель посоветовала попробовать учить его дома самим. Я подробно рассказал о своем опыте. Там были мама, папа, бабушка и старшая сестра-студентка – все люди образованные. Поэтому моя помощь ограничилась только эпизодическими разговорами. Да вот физику парню немного объяснял.

Тоже ничего путного не вышло. Почему? Парень был весьма сложный. А возраст – уже 13 лет. Трудно устанавливать правильный психологический контакт в таком возрасте. Особенно, когда многое упущено.

Потом ко мне обратилась мама одиннадцатилетнего мальчишки. Он стал ежедневно к нам приезжать и проводить у нас полдня. За это время мы учились с ним два раза по полчаса. Остальное время он общался с моими детьми, читал книжки, лазал по спорткомплексу… Еще он привозил в карманах двух декоративных крыс – братьев Гошу и Тошу. Словом, было довольно весело. А еще мы вчетвером ходили в гости в его семью. Его мама-парикмахер стригла нас и угощала вкусной едой. А его умный папа рассказывал нам множество интересных вещей.

Но все же дело довольно быстро заглохло. Прозанимались мы так пару месяцев – до конца учебного года. А на следующий год парню сменили школу. И он уже туда ходил. А встречаться (по учебе и просто по дружбе) мы с их семьей продолжаем до сих пор.

Проанализировав те три случая, я понял: причина неудач заключается в том, что мне трудно помочь ребенку (подростку) в ситуации лишь эпизодического общения (всего несколько часов, да и то не каждый день). И решил больше не браться за подобные ситуации. Отдельные занятия по физике или математике по отдельным темам – другое дело. А вот осуществление всей системы семейного обучения вне своей семьи у меня не выходит.

 

Полный и сокрушительный провал. Но…

 

Последний раз, когда я взялся помогать учиться дома ребенку из другой семьи, все сложилось совсем неудачно. Пожалуй, это самая радикальная неудача за всю мою педагогическую практику.

А начиналось все очень оптимистично. Я был на 100% уверен в успехе (вот тебе и интуиция!): предполагал привести за один учебный год в чувство переставшую хорошо учиться и начавшую прогуливать и хулиганить девчушку.

Почему я взялся? Основная причина – Машка скучала. Братья-то оба поступили в вузы. Да и вообще у них теперь своя жизнь. А тут девочка прямо из нашей школы, ровесница Маше, живет в соседнем доме, даже знакомы немного раньше были. И мама с пониманием отнеслась к идее семейного обучения, изъявила готовность делать все, от нее зависящее, дабы помочь делу. Сама девчонка, разумеется, с энтузиазмом согласилась учиться дома и пообещала меня слушаться.

Я решил, что она просто будет проводить у нас в семье целый день – до прихода мамы с работы. И учить ее планировал прямо вместе с Машей – как в свое время Тиму с Колей. И сдавать зачеты и экзамены договорился в школе чтобы им вместе. А девочку предупредил: «Будешь валять дурака – сразу же пойдешь в школу!»

Первый месяц я посвятил занятиям английским и математикой с новой ученицей – надо было хоть в какой-то степени подтянуть ее к уровню подготовки Маши. Дела двигались хорошо. Даже обнаружились до того где-то прятавшиеся математические способности. По дисциплине вопросов не возникало.

Маша была очень рада новой подружке. Они вместе играли с нашими домашними любимцами-грызунами, лазали по спорткомплексу, вели долгие разговоры, ходили вместе гулять во двор… Иногда я предпринимал с ними дальние прогулки – была теплая осень, погода нас радовала.

Девочка с интересом включилась в стиль жизни нашей семьи, немного помогала по хозяйству (вместе с Машей), общалась с Тимой и Колей, участвовала в работе над картинами, слушала чтение вслух моих книжек… То есть у меня как бы появилась еще одна дочка и я «применил» к ней весь накопленный арсенал моих педагогических методов.

На выходные дни мама этой девочки брала Машу к ним домой, где девчонки тоже не скучали. Да еще и питались повкуснее. Иногда они ездили по городу. А я отдыхал от забот по воспитанию и обучению и радовался, что так удачно все сложилось.

Надо сказать, что педагоги в нашей школе с самого начала с большим скептицизмом отнеслись к моему такому начинанию. Но, в то же время, были очень рады, что я взял на себя груз забот по обучению той девчушки. Потому как учителей в школе она «достала» радикально. Они ее, конечно, жалели, но сделать в условиях школы ничего не могли.

Маше я продлил каникулы на месяц, чему она была весьма рада. Я не сомневался, что мы легко наверстаем упущенное время. Ведь впереди маячил особый тонус занятий в минигруппе. Да и вообще мне казалось, что начался новый этап моего семейно-обучающего проекта: теперь я буду учить детей из других семей, беря их в семью и организуя небольшой коллектив. А там, глядишь, и их родителей удастся подключить к семейному процессу. Такие радужные и долгожданные перспективы.

Но вот мы начали учиться вместе. Занятия математикой шли «на ура». Моя новая ученица успевала соображать быстрее Маши, когда я объяснял новый материал. Маша старалась за ней успеть. Я обеих подбадривал. Дело шло весело. За очень короткий срок мы одолели по первому заходу почти весь курс математики за шестой класс. Оставалось потренироваться во всех деталях, добиться устойчивого навыка. Но это уже гораздо проще, чем сформировать понимание принципиально новых тем.

Договорились с той самой знакомой учительницей биологии, что начнем учить и сдавать ей ботанику – по несколько параграфов за один раз. Добрая женщина готова была не пожалеть времени, дабы помочь моей новой ученице преодолеть сложившиеся привычно-негативные отношения со школьной учебой. Одновременно решили потихоньку читать необходимые произведения по литературе.

И тут почему-то все пошло вкривь и вкось. Я даже не понимаю, в чем была конкретная причина. Девочка стала заниматься все хуже и хуже. На зачетах по ботанике надувалась и отмалчивалась. Зачет по литературе вообще прошел ужасно. То есть не прошел, так как учительница материал не зачла. С занятиями дома пошла какая-то тягомотина.

Дальше – хуже. Девочка стала злиться на Машу, которая занималась старательно и успешно сдавала зачеты. Пошли всякие фокусы и выкрутасы в поведении. Отношения стали портиться.

Я решил разделить обучение девочек. Тем более что они уже не так сильно дружили. Мои нагрузки сразу возросли вдвое. И постоянная головная боль: что бы такого придумать? Пытался подключить маму девочки к обучению маленькой упрямицы. Но мама действовала настолько бестолково, что получалось только хуже. Хоть она и просила у меня четких инструкций, но даже когда я ухитрялся перебороть свою интуитивную природу и четко, логично, внятно сформулировать алгоритм необходимых действий, мама все выполняла как-то совсем не так.

Я не считал, что могу в данной ситуации просто отказаться им помогать. Ведь я взял на себя определенную ответственность. События развернулись вовсе не в том ключе, как я предполагал, но что ж поделаешь?! Отбросив мечты за один учебный год совершить педагогическое чудо (превратить двоечницу и хулиганку в отличницу с нормальным поведением), я пытался сделать хоть что-то позитивное, хотя бы какой-то минимум. Да ведь и учебный год девочке нужно было завершить.

Множество факторов осложняли обстановку. По этическими соображениям, я не буду все их перечислять. Скажу лишь, что мне не удалось убедить маму той девочки изменить очень существенные моменты в ее родительской линии воспитания. Да еще общая ситуация в их семье в тот год была крайне сложной: долго тяжело болела, а потом умерла старенькая бабушка.

Так или иначе, до конца учебного года мне пришлось участвовать. Девочка училась все хуже и хуже, временами не приходила ко мне на занятия в оговоренное время (одновременно информируя маму, что она у меня на уроке), а уж опаздывала постоянно. С Машей у них отношения практически расклеились.

Я оказался в сложной ситуации, так как ведь была куча других дел и забот. И во многом из-за такого неудачного развития событий мы с Машей затянули изучение математики и русского языка. У меня просто не хватало душевных сил на все. Тем более что я в тот период помогал по учебе еще двум ребятам, у которых тоже проблем оказалось много.

Чем все завершилось? Кое-как та девочка закончила учебный год на «тройки». Я не сумел ни доброго дела сделать, ни денег заработать (в их семье материальное положение плохое, поэтому они не могли меня адекватно отблагодарить; но это оговаривалось с самого начала). Зато я получил массу впечатлений. И Маше какое-то время было повеселее. Да вот мог еще себя успокаивать мыслью, что все же что-то полезное сумел передать той девчушке. Но как сие объективно оценить?

Такой сокрушительный провал (хотя я уже успел накопить изрядный опыт обучения и воспитания детей в условиях семьи) дал мне возможность гораздо более трезво и объективно взглянуть на семейное обучение. Я увидел, что в ряде случаев оно бессильно перед лицом семейных, психологических и иных сложностей. Не все по силам преисполненному энтузиазмом и решимостью родителю-педагогу. И главное: не всегда личность ребенка приемлет такой путь.

И опять вопрос о свободе. В какой-то момент (примерно месяца через два с половиной после начала учебного года) я почувствовал, что мою новую ученицу уже не так привлекает новый для нее путь. Она поняла, что ей необходимо будет меняться, если она хочет ему следовать. А меняться не захотелось. Собственно, вся остальная история уже представляла собой многомесячную агонию с множеством неудавшихся попыток повернуть на конструктивные рельсы.

Вопрос внутреннего выбора ученика очень важен. Мы, по сути, никак не можем на него повлиять. Мы можем лишь немного помочь, показать возможности, взять на себя труды по внешней организации всего процесса… Но в глубине своей души каждый человек абсолютно, божественно свободен. Он совершает выбор – и никто другой. Как бы нам ни хотелось повлиять на этот выбор в сторону, кажущуюся нам «правильной».

При семейном обучении данный аспект особенно важен. Ведь в школу человек может ходить, не беря при этом на себя никакой ответственности за результаты своей учебы. Вот и свобода его в таких условиях минимальна. А обучаясь дома (да еще с упором на самостоятельность занятий!), человек должен реально брать на себя ответственность, он должен чувствовать себя тем, кто принял решение учиться так, а не иначе. И он приобретает гораздо большую свободу в учебе.

Мои дети хулиганили, отлынивали, буянили, но при всем при том я видел, что они все же внутренне сделали выбор учиться дома, учиться ответственно и достаточно хорошо. А как только Алена и Коля решали ходить в школу, то я им не препятствовал. И Машу отпущу, конечно, если она соберется учиться в коллективе.

Анализируя свои многочисленные контакты с двоечниками, которым я понемногу помогал, и с их родителями, я понял, что дело не только и не столько в «плохих учителях» и в «плохой системе образования». Дело еще в личном внутреннем выборе каждого конкретного ученика – от первоклашки до выпускника школы. Да и в личном внутреннем выборе каждого родителя.

Вторая основная причина данного моего провала с той девочкой, как я понял, заключалась в существенной разнице внутрисемейных укладов, общих семейных установок, реальных стилей действий. Я не говорю, что у нас – лучше, а у них – хуже. Нет. Просто различия настолько существенны, что объединения в одну нормально функционирующую систему не могло произойти. Причем, поначалу работал интерес новизны и многие внешние сходства взглядов. А глубинные несоответствия проявились лишь со временем.

Мне кажется, что без данной главы сия книга была бы крайне неполной. Так что, наверное, не зря потрачено столько времени, сил и нервов на такую закончившуюся абсолютной неудачей попытку совершить педагогическое чудо. Чуда не произошло.

Но…

Начался следующий учебный год. Где-то в октябре мы с Машей сдавали в школе зачет. Я разговорился с учительницей. Зашла речь о той самой девочке. Выяснилось, что теперь она не пропускает школу, дружит с ребятами, нормально себя ведет и не так уж плохо учится. Учителя по всем предметам отмечают в ней радикальную перемену к лучшему.

И мне стало веселее. Получается, что ли, я неправильно назвал данную главу? Я ее писал летом, когда еще были свежи воспоминания обо всей этой истории. А конец (после слова «Но…») дописал лишь через полгода. Ну, пусть уж будет такое название. Но все-таки, какая адская это была работа!

 

Отдельные недочеты

 

Их, разумеется, много. Я перечислю лишь некоторые – те, которых вполне мог бы избежать, если бы вовремя уделил должное внимание соответствующим аспектам занятий.

Например, скорость письма. Дело в том, что в классе дети вынужденно учатся писать быстро – иначе не успеть за всеми. И темп, задаваемый учителем при диктантах и других записях под диктовку, растет из года в год. Даже на уроках математики требуется довольно быстро записать какие-то слова или предложения: подписывая действия в решении задачи, оформляя ответ, записывая доказательство теоремы... А все трое моих младших детей традиционно отставали от среднего для их возраста темпа письма.

Почему так получалось? Во-первых, мы гораздо меньше занимаемся письменно, чем традиционно принято в школе. Многое делается устно, начерно, вообще где-то между делом… Во-вторых, я всегда делаю акцент на грамотности письма, а не на скорости. Так и говорю: «Не спеши, солнышко. Главное – постарайся написать без ошибок». Ну а в-третьих, обстановка дома спокойная: папа всегда подождет, пока чадо допишет диктуемый кусочек фразы. А при самостоятельной работе вообще спешить некуда.

Сейчас я думаю, что мог бы отдельно заниматься тренировкой письма на скорость. Но не уверен, что получилось бы.

На диктантах, контрольных и прочих письменных зачетах в начальной и даже в средней школе я учитывал сей момент. И всегда просил учительницу, чтобы мои дети писали диктанты отдельно от класса. Конечно, для учительницы это дополнительная трата времени, но нам всегда шли навстречу.

Постепенно и Тима, и Коля научились все же писать быстро. И уже писали диктанты вместе с классом. То есть проблема отпала сама собой.

Другой наш недочет – отсутствие привычки заниматься в большом коллективе. И сама обстановка шумной школы, где носятся и орут большие и маленькие мальчики и девочки, была для моих детей непривычной и даже немного шокирующей. Да, честно говоря, и для меня – я уже отвык от детской адаптированности к школьному гвалту. И просто поражаюсь нервной устойчивости педагогов, работающих в таких условиях.

Постепенно и Тима, и Коля, и Маша привыкали к тому, чтобы сдавать что-то в условиях большого класса или во время дополнительных занятий с недисциплинированными двоечниками. Тут главное – уметь отстроиться от шума и прочих отвлекающих факторов, сосредоточиться на собственной работе. Особенно трудно бывало писать большие контрольные, когда в классе в это время шел урок на совсем другую тему. Так Тиме в старших классах удавалось писать огромные тестовые работы по математике – ему давалось времени на 3-4 урока подряд. И он справлялся на «отлично».

Словом, стратегически данная проблема тоже проходит сама собой. А вот в начальной и частично в средней школе учитывать ее приходится.

Третье, о чем хочется сказать – не очень соответствующие действительности представления у моих детей об отношениях в школе, о всей школьной атмосфере и о специфических моментах жизни школьной тусовки. Опыта-то нет. Недавно выяснилось нечто совсем смешное: Маша сказала мне (в возрасте 12 лет), что раньше думала, будто бы дети взрослым никогда не грубят. И только общение с той девочкой из ее школы, которую я год пытался учить у нас дома, открыло моей дочери всю правду в данном вопросе.

Конечно, гуляя во дворе, общаясь с ребятами в туристических походах и на даче, в спортивных секциях и во всяких кружках, мои дети так или иначе знакомятся с детской, а затем и с подростковой субкультурой. Я вовсе не пытаюсь их от нее радикально оградить, а просто слежу за дозировками – чтобы не возникало негативных перекосов в поведении.

Когда Коля стал в девятом классе ходить в школу, его ничего особо не удивило во взаимоотношениях ребят между собой и с учителями. Разве что драться первые три месяца приходилось со всеми подряд. Но к такому он был вполне готов – и морально, и физически.

Ну и последнее, что хочется тут упомянуть, хотя, может, это и не недочет – чрезмерная старательность, ответственность и дисциплинированность по сравнению с общепринятым в среде школьников уровнем. Иногда сие не очень уместно. Особенно с учетом нашего странного российского менталитета. И с учетом далеко не всегда разумных предписаний и инструкций, исходящих от начальства.

Здесь тонкий момент. Впервые мы с ним столкнулись в туристическом лагере. Подросткам давалось задание по работе: пилить дрова, вывозить тачками ил и мусор со дна очищаемого пруда, ремонтировать дорогу, возводить плотину на речке… Чрезмерное рвение тут неуместно. Оно даже, как ни странно, может повредить делу. А уж сверстники тебя точно не поймут. С другой стороны, работу нужно выполнить. А все стараются поотлынивать – кто больше, кто меньше.

Тима и Коля постепенно научились понимать и чувствовать данный аспект. Они научились понимать, когда требуется включаться на всю катушку, а когда можно (и даже нужно) похалявить. Но поначалу они немного перебарщивали со старанием и усердием. Ведь дома у нас все было по другому: я учил их максимально ответственному отношению к любому делу, а уж особенно – к учебе.

Но все же лично мне не нравится дух «работы с ленцой». Весь мой характер протестует! Так что и не знаю, к недочетам или к достоинствам следует отнести то, что я только что тут описал. В любом случае, сие есть важный момент социальной адаптации и выработки индивидуального умения работать, индивидуального стиля распределения нагрузок и отдыха в ходе выполнения любого конкретного дела.

 

Мы сделали это!

 

Мне очень хочется закончить вторую часть книги на оптимистической ноте. Ведь несмотря на все трудности, ошибки, недостатки, сомнения, неудачи, разочарования… мы в целом успешно прошли этот сложный путь. Мы сделали это!

Вспоминая все пройденные этапы, я думаю: «Господи! Как я смог выдержать все?!» Я не очень уж горжусь своими педагогическими разработками, книгами, развивающими играми, картинами… Их, по большому счету, было не так уж трудно делать. Даже радостно и интересно. Но вот тем, что я выдержал, что сумел осуществить весь данный проект, что в одиночку вырастил и хорошо выучил троих детей, – этим я горжусь. Именно тем, что выдержал – несмотря на то, что сил у меня было катастрофически мало, а семейная ситуация была очень сложной.

«Трудно? Наплевать! Стиснул зубы – и пошел. Не можешь идти – двигайся на четвереньках. Не можешь на четвереньках – просто ползи. Не можешь ползти – лежи, пока не придут силы, а потом двигайся дальше», – примерно так говорил я себе множество раз за те трудные годы.

Вокруг были люди, но им было не очень понятно, как мне тяжело. Да ведь и ныть я старался по минимуму. Дело не только в моих душевных и физических немощах. И не только в сложных характерах детей, в финансовых трудностях, в распаде семьи на две части… Дело еще и в том, что идти новыми путями бывает непросто. Ты не знаешь, куда идешь. Ты напряжен до предела. Вокруг люди идут по проторенным дорогам и разумно говорят тебе: «Чего ты страдаешь?! Вот ясная дорога. По ней можно идти довольно спокойно». Но ты всем своим существом понимаешь, что эта, такая четкая, такая очевидная, такая надежная тропа – не твоя! Не твоя – и все! Ну как ты объяснишь это окружающим?! Да и уверен ли ты сам, что идешь верным путем?!

Но вот путь пройден, новая тропинка в огромном лесу протоптана тобой и твоими юными спутниками. Может, по ней пойдет кто-то еще. Может, другим людям достаточно будет просто почитать твои путевые заметки, твои воспоминания о годах поисков и лишений… Романтическая картина! А мог бы и сгинуть в глуши – как черновой вариант эволюции, как обыкновенный неудачник, возомнивший себя исследователем. Но Бог не дал загнуться – так Ему было угодно.

И теперь, оглядываясь назад, можно поздравить себя с неплохо выполненной работой.

Когда Тима окончил школу и получил аттестат (лишь с двумя «четверками», остальные – «пятерки»), он пришел домой, пожал мне руку и сказал: «Мы сделали это! Ты учился за меня первые семь лет, а я – последние три класса». По ощущениям, действительно так. А когда в то же лето Тима успешно поступил в университет, я почувствовал, как спадает с моих плеч огромный груз.

Коля учился более самостоятельно, а последние три класса – в школе. Но и ему поступление в университет далось нелегко. И когда мы читали его фамилию в списке зачисленных на первый курс, я почувствовал, что с моих плеч свалился еще один большой-большой груз.

Машу я уже тоже вынянчил. Девочки вообще взрослеют раньше. А она, к тому же, пока растет достаточно разумная. Учить ее дома – одно сплошное удовольствие и отдых. Да и можно сейчас ее без проблем уже в школу отправить. Но пока, наверное, не будем.

А старший сын уже спрашивает, готовлюсь ли я к будущему воспитанию и обучению внуков. Так что стараюсь пока поскорей отдохнуть, сил набраться да книжек несколько штук необходимых написать.

Коля тоже обещал в будущем доверить мне воспитание своих детей. Так что, может, со временем все-таки соберется у нас небольшая семейная школа. Поживем – увидим.

Сейчас мне интересно осознавать пережитое и пройденное, обобщать свой опыт, делиться им с другими родителями, педагогами, просто всеми желающими.

Довольно часто я слышу не только общие вопросы о наших успехах и о наших трудностях, но и пожелания описать конкретные методические подходы, которые я использовал. Вот я и постараюсь это сделать в двух следующих частях книги. Но я ведь не методист, не автор учебника по педагогике, не составитель инструкций и алгоритмов. Посему излагать и далее буду свободно и непринужденно – таков уж мой стиль.

И сразу предупрежу. Я не буду пытаться описать весь процесс подробно, а укажу лишь некоторые ключевые идеи. Моя задача здесь – просто показать принципы действий. Я постарался выделить то, что мне кажется наиболее важным, наиболее существенным во всей моей домашней преподавательской работе. Причем как с точки зрения внешней организации, так и с точки зрения моей внутренней позиции.