Глава 2 Адачи-сэнсей, или возмутительный учитель

С утра в городе обещали смог, но небо было пронзительно синим. Чувствовалось, что осень уже близко. Хотя метеорологи и ошиблись в прогнозе, сегодня не нашлось ни одного человека, который бы пожаловался на их ошибку.

В такой погожий день детям трудно усидеть на месте. Хочется бегать, прыгать и кричать.

В 1 "г" урок музыки. Первоклассники учатся правильно отбивать ритм. Из класса доносится голос Котани-сэнсей:

— Не торопитесь. Не надо торопиться. Если у кого-то не получается — ничего страшного. Просто почувствуйте ритм. Головой, руками, животом — всем телом.

После летних каникул Котани-сэнсей стала гораздо терпеливее относиться к своим ученикам. Похоже, что активный отдых пошел ей на пользу.

— Нет-нет-нет. Так не годится. Не надо ни за кем повторять. Когда подстраиваешься под других, обязательно сбиваешься с ритма. Если не получается, просто качайте в такт головой. Вот так. Хорошо? Еще раз с самого начала. Там-та-та там-та-та там-та-та там…

Звонкий перестук кастаньет наполнил классную комнату. Всем стало весело — и учительнице, и ученикам.

В этот момент дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась патлатая голова Адачи.

— Неужели так сложно постучать? — громко и сердито спросила Котани-сэнсей.

— Неужели так сложно постучать? — повторили за ней несколько детских голосов.

Эта шалость всех ужасно насмешила. А когда Адачи вместо извинения состроил уморительную рожу, тут уж весь класс захохотал.

Адачи что-то сказал Котани-сэнсей на ухо, она перестала смеяться и нахмурилась.

— Ну, потом обсудим! — сказал Адачи.

— Хорошо, — кивнула Котани-сэнсей.

На пороге Адачи остановился и очень похоже на Котани-сэнсей произнес:

— Если у кого-то не получается — ничего страшного. Просто почувствуйте ритм.

Котани-сэнсей покраснела как помидор.

 

Адачи вышел. Вслед ему неслись детские голоса:

— Приходите еще!

— Обязательно приходите!

"И почему они его так любят?" — с досадой подумала Котани-сэнсей.

— Ну все, теперь нам никто не мешает, — сказала она, — так что за дело!

В классе снова зазвучали кастаньеты. Тэцудзо сидел за партой с кастаньетами в руках но, как всегда, ничего не делал.

— Тэцудзо-тян, хочешь, я тебе помогу? Давай вместе попробуем.

Котани-сэнсей подошла к мальчику сзади и, полуобняв, взяла его руки в свои.

— Ну, давай. Там-та-та там-та-та там-та-та там. Там-та-та там…

Тэцудзо покорно начал отбивать ритм вместе со всеми.

— Молодец. А теперь давай без меня.

Котани-сэнсей встала перед классом и начала дирижировать.

Но Тэцудзо, как она и опасалась, даже не думал стучать кастаньетами.

Учительница тихонько вздохнула. Когда несколько мгновений назад она стояла за спиной у Тэцудзо, она почувствовала неприятный запах немытых волос. "Тэцудзо-тян, от тебя плохо пахнет", — чуть было не сказала Котани-сэнсей, но сдержалась. Нельзя при всем классе говорить такие вещи ребенку, у которого нет родителей.

"Значит, после школы придется зайти к Тэцудзо домой", — решила она про себя.

Но до этого ей надо было сделать еще одно дело.

 

В четыре часа они вместе с Адачи вышли из школы и направились к дому Кими Харукава, которая училась в классе у Адачи. Младший брат Кими, Сатоши Харукава, был учеником Котани-сэнсей.

Мать Кими и Сатоши уже во второй раз ушла из дома, и, по словам Адачи, особой надежды на ее скорое возвращение не было.

Харукава-старший несколько раз приходил советоваться с учителем насчет своих оставшихся без матери детей, и в целом Адачи казалось, что семья более-менее справляется с нелегкой ситуацией.

Но сегодня в школу позвонил кто-то из родителей и сказал, что Кими за деньги дает уроки соседским детям, а это было в школе строго запрещено.

Поначалу Адачи не поверил, но ведь в жизни всякое бывает, поэтому он решил все же сходить к Кими и узнать наверняка, что происходит.

Район возле школы считался бедным, но на самом деле там жили очень разные люди, в том числе и довольно обеспеченные. Некоторые из них стремились подчеркнуть свое превосходство над остальными. Это неизбежно становилось причиной множества неприятных происшествий, но хуже всего, по мнению Адачи, было то, что примеру взрослых могли последовать дети.

Дом Кими и Сатоши стоял неподалеку от маленькой торговой площади. Здесь было полно лавок, и над каждой висела своя вывеска. "Лапша-удон", "Пивная", "Яки-нику", "Пицца-окономияки" и еще много-много других.

Адачи свернул в один из проулков и, откинув рукой короткую плотную занавеску — лавочники в Японии часто вешают такие на входе в свое заведение, — зашел внутрь магазинчика с вывеской "Тайкояки". В этом магазине продавались круглые жареные пирожки со сладкой начинкой, которые очень любила Кими, и Адачи решил купить несколько пирожков. Не идти же в гости с пустыми руками.

Пока хозяин выбирал пирожки побольше да повкуснее, а затем упаковывал их в бумажный пакет, Адачи стоял рядом с ним и вел дружескую беседу.

"А ведь в школе он почти ни с кем не разговаривает, — подумала Котани-сэнсей. — Зато, как только из школы выйдет, так давай болтать. Все-таки очень странный человек".

"Дом высокой культуры быта "Фиалка" — квартиры на съём" — гласила деревянная табличка на стене того дома, где жила Кими. Свет в коридоре не горел.

— Пафосное названьице, ничего не скажешь. — Адачи удивленно уставился на табличку.

Котани-сэнсей хихикнула.

Кими Харукава была очень веселой и непосредственной девочкой. Адачи едва успел переступить порог квартиры, как она радостно кинулась к нему, а через мгновение уже вскарабкалась ему на плечи. Котани-сэнсей с изумлением взирала на происходящее: сидя у учителя на плечах, девочка звонко шлепала его по лбу и приговаривала: "Лысый, лысый, конопатый".

— Это еще почему лысый? И при чем здесь конопатый? Если будешь так разговаривать с учителем, он тебя не угостит тайкояки, — строго сказал Адачи.

Аргумент подействовал, и Кими быстренько слезла с учительских плеч. Но уже через секунду она повисла у Адачи на шее и зашептала ему на ухо:

— А Котани-сэнсей ваша девушка, что ли?

— Конечно. Только ты в школе никому не рассказывай. Это секрет, — пошутил Адачи.

— С вас три тайкояки, и никто-никто об этом не узнает, — подхватила шутку Кими, которая действительно была очень веселой девочкой.

— Ты лучше скажи мне, где сейчас твой братец?

— Он с ребятами во дворе играет. Позвать его, да?

Адачи взглянул на Котани-сэнсей. Та беззвучно, чтобы Кими не услышала, одними губами ответила: "Не надо".

— Не надо, — сказал Адачи и выдал девочке пирожок. Кими сразу же принялась его есть.

Немного помолчав, Адачи как ни в чем не бывало спросил:

— Ты, значит, с соседскими ребятами занимаешься? Уроки им делать помогаешь, так, что ли?

— Угу, — сказала Кими, глядя в пол.

— Рисованию их учишь, — продолжал Адачи.

Тут Кими подняла на учителя глаза, и Котани-сэнсей поразил ее серьезный, как у взрослого человека, взгляд.

— Рисование — это хорошо. Ну и чему ты их последний раз учила? — Адачи говорил спокойно, не спеша. Ему явно не хотелось расстраивать девочку.

— Мы делали декалькоманию^[3]. Помните, вы нам в классе еще объясняли?

— Кими, так ты молодец. Ты вообще уже можешь стать учительницей. — С этими словами Адачи достал из пакета пирожок-тайкояки и начал его есть. Он и Котани-сэнсей предложил, но она отказалась.

— Ну и кто же твои ученики?

— Мацу, Шиге-тян и Котоэ-тян.

— И сколько они платят? — как ни в чем не бывало спросил Адачи. Кими вздрогнула.

— Двадцать иен.

— Каждый, что ли?

— Угу.

— Понятно.

Адачи замолчал, глядя куда-то вдаль. Потом спросил:

— А папа твой как поживает-то?

 

— Да он вчера только домой вернулся. До этого три дня где-то ходил.

— А почему ты в школе никому не сказала, а? — по голосу было слышно, что Адачи немного рассердился.

Кими, опустив голову, ничего не ответила.

— Папа сколько денег оставил, когда уходил?

— Пятьсот иен.

— А Котоэ-тян тебе двадцать иен когда заплатила? В тот же день?

Кими кивнула, не поднимая головы, и у Котани-сэнсей защемило сердце.

— Кими-тян, — как можно ласковее сказала она.

Девочка перестала есть свой пирожок и просто держала его в руке.

— Слушай, Кими.

Девочка по-прежнему не поднимала глаз.

— Давай ты больше не будешь брать денег со своих учеников, — спокойно, но решительно сказал Адачи.

— Угу, — Кими кивнула.

"Бедный ребенок, и за что ей такое? Это вместо материнской-то ласки…" — подумала Котани-сэнсей, и у нее на глаза навернулись слезы.

Они вышли из дома Кими. Уже на выходе Адачи выглядел крайне недовольным, но когда они оказались на большой и оживленной улице, он сделался уж совсем мрачным.

— Слушай, может, выпьем? — вдруг обратился он к Котани-сэнсей. И тут же, не дожидаясь ее ответа, зашел в первую попавшуюся пивную.

Котани-сэнсей растерялась. Во-первых, она еще собиралась зайти к Тэцудзо. Во-вторых, ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из родителей или учителей увидел ее вместе с Адачи в пивной в двух шагах от школы.

С другой стороны, Котани-сэнсей надо было еще много чего спросить у Адачи, и к тому же она не любила расставаться, не попрощавшись, поэтому после некоторых сомнений она все-таки зашла в пивную вслед за ним.

Стакан, стоявший пред Адачи, был уже наполовину пуст. Котани-сэнсей села рядом с учителем, но он, казалось, этого не заметил. Допил порцию и заказал еще одну. Было видно, что он мучительно о чем-то думает.

— А что, Кими всегда была такой веселой? С самого начала?

— Не всегда, — буркнул Адачи в ответ. Настроение у него окончательно испортилось, и теперь Котани-сэнсей боялась с ним заговаривать. От недавнего "лысого-конопатого" добряка и весельчака не осталось и следа.

Внезапно Адачи словно опомнился.

— А ты здесь? Ты уж извини, — сказал он.

"Все-таки он ужасно странный", — в который раз подумала Котани-сэнсей, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

Вслух же она сказала:

— Меня удивило, как вы с Кими разговаривали. Она ведь почти без слов вас поняла. Поняла, что неправа. Извинилась…

— Ты что, правда так думаешь? резко оборвал ее Адачи. — Ты действительно думаешь, что она неправа? — Он осушил второй стакан и, поставив его перед собой, продолжил:

— Тебе, милая, да и мне уже, наверное, тоже, трудно это понять. Но давай попытаемся на секундочку представить, как девчонка радовалась в тот момент, когда получила эти шестьдесят иен. Сама подумай, сегодня, если бы папка ее домой не вернулся, им с братом уже жрать было бы нечего. В такой ситуации шестьдесят иен, пусть даже заработанные "неправильным" способом, это же спасение, понимаешь ты?

Чем пьяней становился Адачи, тем меньше его речь походила на речь учителя.

— Если бы Кими говорила с нами на нашем языке, то знаешь, что бы она нам сказала? "Что плохого, — сказала бы она, — в том, что я даю уроки, не халтурю, между прочим, и получаю за это всего ничего — шестьдесят иен. Что в этом плохого?!" И что бы ты ей на это ответила, а?

Адачи, хоть и опьянел, но говорил тихо. Голоса не повышал.

— Кими больше не будет давать уроки. Но не потому, что поняла свою неправоту, а потому, что ее попросил об этом любимый учитель. Может, самый близкий для нее на свете человек. У нее просто не было выбора, понимаешь? Вот что она на самом деле чувствовала!

Котани-сэнсей сидела и неотрывно смотрела на Адачи.

 

Глава 3 СЕКРЕТ ТЭЦУДЗО

П опрощавшись с Адачи, Котани-сэнсей направилась к дому Тэцудзо. На душе у нее скребли кошки. По сравнению с Кими и ее учителем Котани-сэнсей казалась себе беспомощной крошечной пылинкой. "Ну и схожу я к Тэцудзо, и что дальше? Разве тут что-то можно сделать?" — думала она, и от этих мыслей настроение у нее окончательно испортилось.

Тэцудзо в одиночестве играл у дома. Так поначалу показалось учительнице, но приглядевшись, она увидела, что мальчик сидит на корточках и ловит блох на своей собаке.

— Тэцудзо-тян, — позвала Котани-сэнсей. Мальчик безучастно посмотрел на нее и снова занялся Радой.

Котани-сэнсей на мгновение вспомнила, как Кими буквально запрыгала от радости, увидев своего учителя, и ей стало чуть ли не до слез себя жалко. "Дождусь ли я того дня, — подумала она, — когда Тэцудзо наконец со мной заговорит?" Расстроенная, она отправилась к дедушке Баку.

Дедушка недавно закончил работать и теперь обтирался полотенцем. От пепла его брови, ресницы и даже волоски в носу были совершенно белыми. Увидев Котани-сэнсей, он смутился и, наскоро помыв лицо, натянул на себя рубашку.

— Тэцудзо-о, к тебе учительница пришла! — крикнул он.

— Дедушка, вы не будете против, если я помою Тэцудзо голову? — как можно веселей и беззаботней спросила Котани-сэнсей.

— Ого как! — невольно вырвалось у дедушки. Чуть погодя он виновато добавил: — Да мы с этим… как бы… мыться не того… не очень любим… Вы уж извините.

Котани-сэнсей хоть и растерялась, но не отступилась.

— Тэцудзо-тян, давай-ка я тебя помою. Иди сюда.

Тэцудзо уставился в землю и не отвечал. Учительница невозмутимо начала кипятить воду.

Со стороны двора к дому прилегала небольшая бетонная площадка. Места на ней как раз хватало, чтобы выкупать в тазу маленького мальчика. Котани-сэнсей взяла таз и только собралась вынести его на площадку, как вдруг дедушка Баку ужасно засуетился. Он отобрал у учительницы таз и вынес его собственноручно, а потом поспешно накрыл брезентом что-то, стоящее с самого краю площадки.

— Что там у вас? — спросила Котани-сэнсей.

Этот вопрос окончательно смутил дедушку.

— Ничего, это ничего, — невразумительно забормотал он.

"Наверное, у них там растет что-нибудь", — подумала про себя учительница.

Наконец все приготовления были закончены. Тэцудзо обреченно снял с себя одежду и залез в таз. Он так ни разу и не взглянул на учительницу.

— Тэцудзо-тян, ты сам в баню^[4] ходишь?

Мальчик молчал.

— Или с друзьями?

Тишина.

— А с кем ты дружишь?

И этот вопрос остался без ответа.

Котани-сэнсей перестала задавать вопросы и сменила стратегию:

— Знаешь, а я ведь тоже не люблю мыться. У меня посмотри какие длинные волосы. На то, чтобы их помыть, уходит ужасно много времени. С этим мытьем столько возни! Я тебя прекрасно понимаю, Тэцудзо-тян.

Тэцудзо тихонечко сидел в тазу и терпеливо ждал, пока его помоют.

Дедушка, который стоял рядом, сказал:

— Тэцудзо, как тебе повезло! Ты теперь перед учительницей в долгу.

"Да уж, в долгу, — подумала Котани-сэнсей. — Кому он нужен, этот долг. Хоть бы одно словечко от мальчика услышать…"

Но вот, наконец кожа у Тэцудзо порозовела.

— Ой, Тэцудзо-тян, какой же ты стал красивый! — воскликнула Котани-сэнсей и хлопнула мальчика по плечу. Но Тэцудзо даже не улыбнулся.

Когда Котани-сэнсей заносила таз обратно в дом, она обо что-то споткнулась и чуть не упала. Тэцудзо подошел, шлепая босыми пятками, поднял с пола небольшой предмет и тут же засунул его под брезент. Учительнице показалось, что это было что-то вроде стеклянной банки. Дедушка тоже заметил, что произошло, но промолчал. Все это было очень странно…

Однако через три дня секрет Тэцудзо перестал быть секретом.

 

Началось все с того, что Исао и Ёшикичи пошли ловить плодовых мушек дрозофил для урока естествознания. На мусоросжигательном заводе мух много — хватит на всех, так что мальчики взялись наловить дрозофил не только для себя, но и для друзей.

Дрозофила — очень маленькая, всего три миллиметра длиной. Ни рукой, ни сачком ее не поймать — либо раздавишь, либо упустишь, ведь ей ничего не стоит пролезть сквозь ячейки сетки. Поэтому единственный способ изловить дрозофилу — приманить ее с помощью какой-нибудь еды.

Сначала Исао и Ёшикичи ловили мушек на пасту из рисовых отрубей. В школе они слышали, что эта паста очень хороша в качестве приманки. Но на самом-то деле в ней содержится какое-то химическое вещество — то ли пищевой краситель, то ли еще что-то, чего мухи терпеть не могут и потому на приманку не летят.

Тогда мальчишки, исходя из собственного опыта жизни вблизи от мусора, попытались приманить дрозофил на вяленую ставриду и голову скумбрии. Мух они поймали уйму, но, увы, сплошь не тех — ни одной дрозофилы им так и не попалось.

Положение было безвыходным. Вздохнув, Ёшикичи сказал:

— Ничего не поделаешь, видно, придется Тэццуна просить…

Это было нелегкое решение, ведь Исао и Ёшикичи учились уже в шестом классе, а Тэцудзо был всего-навсего первоклашкой.

— Ага, видно, ничего не поделаешь… — отозвался Исао, и Ёшикичи побежал за Тэцудзо.

Тэцудзо пришел и первым делом выкинул из банки рыбные объедки.

— Значит, мы выбрали неподходящую приманку. Так, что ли, Тэццун? — особой радости в голосе Исао не слышалось.

— Ум-м… — многозначительно ответил Тэцудзо и потопал вперед. Исао и Ёшикичи, хоть и были гораздо крупнее него, засеменили вслед за ним, как маленькие.

Добравшись до кучи мусора, Тэцудзо принялся выискивать в ней гнилые фрукты. Он обнюхивал каждую свою находку и подходящее передавал Ёшикичи. Судя по всему, выходило, что фрукты с резким запахом для приманки не годятся. Ёшикичи тоже начал принюхиваться: запах отобранных фруктов был сладко-кислым с легкой примесью алкоголя — в них уже начался процесс брожения. Разумеется, сам Тэцудзо не знал, что это за процесс и почему он так называется.

Мальчики положили гнилые фрукты в банку, и уже через мгновение, откуда ни возьмись, на них налетело видимо-невидимо дрозофил.

— Ух ты! — восхитился Исао.

— Ай да Тэццун! — подхватил Ёшикичи.

Тэцудзо, как обычно, выглядел совершенно безучастным.

 

А потом Ёшикичи проговорился об этом случае в школе. Исао попытался было его удержать, но было поздно.

— Неужели этот первоклассник так хорошо разбирается в мухах? — удивленно спросил классный руководитель.

 

"Ну, теперь все пропало", — тоскливо подумал Исао.

Пришлось рассказать учителю о том, что Тэцудзо держит у себя дома в банках много разных мух и столько всего о них знает, что заводские дети прозвали его "доктор мушиных наук". Поневоле мальчишки рассказали заодно и о том, что дедушка Баку, чтобы не вышло чего плохого, велел Тэцудзо в школе ни слова о своих мухах не говорить.

После уроков Исао подошел к Ёшикичи и сердито сказал:

— Ну ты дурак! Сам теперь расхлебывай.

Ёшикичи после этих слов как-то приуныл.

Когда Котани-сэнсей услышала об этой истории, первое, что она вспомнила, — это случай с лягушками. Ей вспомнился Бундзи и его загадочные "мухи из банки" — выходит, что мальчик забрал одну из банок Тэцудзо.

Котани-сэнсей вызвала Исао и Ёшикичи в учительскую, чтобы узнать у них, почему Тэцудзо держит дома мух.

— Почему-почему, — расстроенно сказал Исао, — потому что Тэццун их любит. Разве не ясно? Кто-то держит дома канареек, кто-то рыбок. Это — то же самое.

— Ага. Только рыбки и птички денег стоят, а мухи — бесплатные, — добавил Ёшикичи, чем ужасно насмешил учителей.

— Но ведь мухи разносят заразу. На них полно микробов. Зачем же такую пакость держать у себя дома? — нахмурившись, спросила Котани-сэнсей.

— Мне-то откуда знать? Вы у Тэццуна лучше спросите, — хмуро ответил Исао.

Заводские дети никогда особой вежливостью не отличались. Они и с учителями разговаривали запросто, как с приятелями.

Исао все еще сердился на Ёшикичи и то и дело награждал его тычками. Ёшикичи со страдальческим видом молча терпел.

 

Теперь наконец стало ясно, почему Тэцудзо раздавил тогда лягушек. Потому что мухи были его питомцами. А Бундзи этого не знал и скормил их лягушатам. Тогда Тэцудзо рассердился и отомстил лягушкам. Стало понятно и то, почему Тэцудзо перестал заботиться о лягушках с тех самых пор, как их начали кормить "живой" едой.

Дело прояснилось, но проблем не убавилось. Конечно, хорошо держать дома животных или выращивать растения, но идея разводить дома мух казалась учительнице не очень удачной. Тэцудзо еще маленький и скорее всего не понимает, что такое личная гигиена, но все равно…

От расстройства у Котани-сэнсей заболела голова. Она вспомнила несчастных раздавленных лягушек и подумала, что убедить Тэцудзо не держать у себя дома мух будет не так-то легко. Простым объяснением правил гигиены здесь не отделаешься.

"Для начала надо будет посоветоваться с дедушкой", — решила учительница и тут же вспомнила, как этот самый дедушка торопливо что-то прятал под брезентом, когда она пришла помыть Тэцудзо голову. Ясно, что он там прятал — наверняка банки с мухами. Но почему же дедушка разрешает Тэцудзо держать дома мух? "Ничего не понимаю", — подумала Котани-сэнсей.

 

В три часа учительница отправилась на завод, чтобы встретиться с дедушкой Баку. Стояла ужасная жара. Пот струился у нее по лицу и буквально заливал глаза. Из-за гниющего мусора на территории завода было еще жарче. "А он еще здесь мух выращивает. Это же просто абсурд!" — подумала Котани-сэнсей.

Перед тем как отправиться на завод, она прочитала в специальной книжке главу, посвященную мухам. Особенно ее обеспокоил следующий абзац:

 

С давних пор известно, что мухи являются разносчиками множества инфекций: начиная с дизентерии и брюшного тифа и заканчивая паратифом, сальмонеллезом, холерой, кишечным колитом, туберкулезом и прочими тяжелыми заболеваниями. Ученые насчитывают более двадцати видов заболеваний, переносимых мухами. В настоящее время проводится исследование, цель которого выяснить, верны ли предположения о том, что детский церебральный паралич тоже разносится мухами, в частности мясной синей мухой.

Обо всем этом как можно более доходчиво надо было рассказать маленькому Тэцудзо.

 

Когда Котани-сэнсей появилась на территории завода, первыми ее заметили Исао и Ёшикичи. Они кинулись к ней навстречу, а вслед за ними прибежали Джун и Широ.

— Котани-сэнсей! На Тэцудзо нельзя сердиться! У него кроме собаки и мух нету друзей. Не надо, пожалуйста.

— Я вовсе не собираюсь его ругать. Я просто хочу узнать у него и у его дедушки, зачем им дома мухи.

— А-а, ну тогда нормально. Он ведь и по правде кроме мух ни с кем не играет. Вот. — Исао помолчал, а потом добавил, совсем как взрослый: — а такой красавице, как вы, понятно, до мух дела нет…

— Не подлизывайся. — Котани-сэнсей легонько шлепнула Исао ладонью по лбу. Тот захихикал и взял ее за руку.

Ёшикичи и Джун тоже засмеялись и радостно окружили учительницу.

"Какие они милые и приветливые, — подумала Котани-сэнсей. — Непонятно, почему некоторые учителя в школе все время говорят про заводских детей гадости".

— А еще кто-нибудь из учителей сюда приходит? — спросила она.

— Приходят они, как же! — скорчив рожу, сказал Широ. — Школьные преподы смеются над нами, говорят, что от нас воняет, что мы придурки. Мы для них и не люди вовсе.

От этих грубых слов Котани-сэнсей оторопела. Такие милые дети — и вдруг… Какой ужас!

— А между прочим, именно они приносят нам сюда свой вонючий мусор, — продолжал Широ.

— Точно! — в один голос закричали все.

— В нашей школе хороших преподов раз, два — и обчелся: Адачи, Орихаши и Ота. Вот и все.

Услышав этот список, Котани-сэнсей в душе порадовалась за Адачи.

— Значит, Адачи-сэнсей хороший?

— Еще бы, он же наш друг. Ведь так, пацаны?

— Ну да, конечно друг, — опять в один голос закричали все.

— А как вам Котани-сэнсей? — спросила Котани-сэнсей.

— Тоже ничего, — смущенно ответил Исао.

— А что в ней хорошего?

— Ну… то, что вы Тэццуна любите.

Учительница удивилась и смутилась, услышав этот ответ.

— Наш Тэццун, он ведь странный. С ним, должно быть, очень трудно. — Исао сказал это совсем как взрослый.

— А то! Знаешь, как трудно! — Котани-сэнсей заговорила с мальчишками на равных.

— А еще вы хорошо пахнете… — смущенно сказал Джун.

Котани-сэнсей почувствовала себя как-то уверенней. Она решила побеседовать с дедушкой попозже, а сначала повидаться с Тэцудзо. Вместе с ребятами она подошла к его дому со стороны двора.

Тэцудзо сидел, прислонившись спиной к стене. Он не отрываясь смотрел на свою согнутую в локте руку, которую держал на уровне глаз. Котани-сэнсей пригляделась внимательней, пытаясь понять, что происходит.

О, ужас! На руке у мальчика копошились, ползали, толклись мухи. Учительница с трудом удержалась от крика.

Разве такое бывает?!

Как пчелы в улье, мухи деловито сновали туда-сюда — по запястью, по предплечью и выше. Они даже не пытались улететь — терлись о руку Тэцудзо спинками и брюшками, словно ластились к нему. "Может быть, он оторвал им крылья?" — подумала учительница. Но нет — крылья у мух были на месте.

— Тэццун! — крикнул Ёшикичи, и Тэцудзо посмотрел в их сторону. Он заметил Котани-сэнсей, поднялся на ноги и спрятал руку за спину.

— Поздно, Тэццун. Котани-сэнсей уже все знает, — извиняющимся тоном сказал Исао.

Перепуганная учительница вцепилась Исао в плечо и с опаской начала приближаться к Тэцудзо.

Мухи были примерно в сантиметр длиной. Их золотисто-зеленые спинки сияли-поблескивали, словно милые золотые безделушки.

Такие мухи называются зеленые саркофагиды, но, конечно же, Котани-сэнсей этого названия не знала.

— Какие красивые! — простодушно сказал Джун. Однако учительница явно была с ним не согласна — ее буквально передернуло от отвращения.

— Тэцудзо-тян, брось это… эту… скорее… ну же! — выкрикнула она наконец. Тэцудзо одну за другой начал снимать с себя мух и сажать их обратно в банку.

— А почему они не летают? — немного успокоившись, Котани-сэнсей задала вопрос, который занимал ее с самого начала.

— Сейчас покажу, — сказал Исао и тут же ловко поймал прямо в воздухе пролетавшую мимо муху.

— Вот, смотрите. Это обычная муха. Если я ее сейчас отпущу — она улетит. Смотрите хорошенько, сэнсей. Под вот этими большими крылышками есть еще одни, маленькие. Видите?

И действительно, под большими крылышками виднелись маленькие.

— А под маленькими есть такая как бы тоненькая ниточка. Вы смотрите, а то непонятно же.

— Да я вижу, вижу, — сказала Котани-сэнсей, и тогда Исао попросил у Тэцудзо пинцет и выдернул у мухи из-под крылышек эту "как бы ниточку".

— Ну вот. — С этими словами мальчик опустил насекомое на землю. Муха попыталась взлететь, и поначалу ей это даже удалось, но уже через мгновение она, перевернувшись в воздухе, упала на землю и начала бестолково кружиться в бессильной попытке снова взлететь.

— Тэццун, когда это видит, говорит, что муха танцует. Вот.

Котани-сэнсей уже позабыла о том, что мухи это гадость, и с интересом следила за происходящим.

— Это нам Тэццун рассказал. Мы сами не знали, — немного смущенно сказал Исао.

У Тэцудзо для разведения мух было штук двадцать банок. Они стояли на картонной коробке из-под мандаринов, напоминая пробирки с образцами в клинической лаборатории. Сколько же, оказывается, на свете разных мух! Были здесь иссиня-черные мухи, которые неподвижно сидели, прильнув к стеклянным стенкам. Были большие полосатые, с вертикальной полоской через все брюшко и спинку, — эти без конца шебаршились в своей банке, как скупердяи и скряги, гребущие все под себя. В третьей банке высоко подпрыгивали сияющие — цвета индиго — мухи, казавшиеся вполне довольными жизнью.

Котани-сэнсей знала только комнатную муху, да и то не муху, а всего лишь ее название.

— Как здесь много мух, — сказала она. — А где же комнатная муха?

— Комнатных здесь нет, — ответил Исао. — Они же едят человеческий навоз и вообще ужасно грязные. Тэцудзо таких не держит.

Кроме взрослых мух у Тэцудзо было еще несколько банок с куколками и личинками. Случайно взглянув на личинок, Котани-сэнсей почувствовала себя совсем нехорошо.

"Наверное, я никогда больше не смогу заставить себя дотронуться до Тэцудзо", — подумала она, и ей стало стыдно. Она даже начала жалеть о том, что вообще пришла сегодня на завод.

 

Дедушка Баку ужасно стеснялся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, но наконец он решился и заговорил:

— Я и не думал ничего скрывать или прятать, но потом… Раз уж вам нравится Тэцудзо… Вы же молоденькая совсем, вот я и решил, чего зря лишнее болтать. Ведь над нашими-то заводскими ребятишками в школе частенько издеваются, как я слышал. И мне жалко стало пацаненка — а вдруг над ним тоже начнут издеваться? Вот я и не стал ничего рассказывать. Я поначалу, когда узнал, что он тут мух растит, знаете как рассердился? Я его поколотил даже, хотя вообще-то стараюсь этого не делать. Рассердился и поколотил. И банки его разбил. Но хоть сердись, хоть не сердись, бей не бей — пацан все равно от своего не отступается. Растит мух — и все тут. Так что я уже и сердиться не могу, и рука на него тоже уже не поднимается. У него же ни матери, ни отца. Никого нет, кто бы его любил, баловал. Вот подумал я так и понял, что не могу из-за каких-то там мух на него сердиться. И я ему сказал, хочешь с мухами возиться, нравится тебе? Ну давай, возись. Только знай, что люди мух ох как не любят. Так что ты со своими мухами людям на глаза не попадайся. Так я ему сказал.

Котани-сэнсей, вы поймите, это же не его вина, что он мух стал растить. Ежели бы мы с ним в горы ходили, то он жуков бы растил. На реку бы ходили — рыб разводил. Но куда я с ним пойду? Как? Вот и выходит, что он кроме мусорных этих куч ничего в своей жизни не видит! А тут кроме мух да червяков ничего не водится. Ну вот я и подумал, кого ему тут разводить, как не мух. Но я вам об этом еще раньше должен был рассказать — тогда, когда Тэцудзо на Бундзи набросился. А я подумал — как я расскажу вам о том, что банка пропала, а про мух не расскажу? Так же не делают… А ведь в той банке была любимая его муха — Киндзиси, Золотой Лев, так он ее звал. Это была необычная муха. Обычная, даже самая крупная, больше сантиметра не вырастает, а Киндзиси был два сантиметра длиной. Он был золотой, блестящий. Гордый и заносчивый — прямо принц крови.

После того как банку украли, Тэцудзо так расстроился, что за весь следующий день к еде не притронулся. И когда он потом разукрасил Бундзи — это было нехорошо, неправильно. Так нельзя. Но в душе-то я знаю, что он очень любил Киндзиси, так что просто не мог поступить иначе. И мне искренне жаль, что мы с Тэцудзо доставили вам столько хлопот и забот. Вы уж извините. Но Тэцудзо тоже человек. И ему нужна простая человеческая дружба. Ведь он же нормальный человек, поймите.

Котани-сэнсей нечего было на это сказать. Она понуро стояла, глядя себе под ноги.

 

Глава 4 ПЛОХОЙ ДЕНЬ

Х олодный ветер часто дует несколько дней подряд, и дождливые дни следуют один за другим. Вот так же и неприятности не случаются поодиночке.

Был вторник, и в школе, где работала Котани-сэнсей, проходил педсовет. Он всегда проходил по вторникам — так уж было заведено.

После того как обсуждение поставленных на повестку дня вопросов закончилось и все уже нетерпеливо ждали заключительных слов завуча, завуч поднялся с места и произнес:

— Мурано-сэнсей предложила еще одну тему для общего обсуждения, поэтому попрошу всех ненадолго задержаться. Пожалуйста, Мурано-сэнсей.

Классная руководительница одного из третьих классов, Яско Мурано, слегка побледнев, заговорила:

— В моем классе есть мальчик, Кодзи Сэнума.

Услышав это имя, многие учителя устало поморщились. Кодзи был одним из заводских детей.

— Несколько дней назад я обратилась за советом к классным руководителям третьих классов, чтобы решить, допускать ли Кодзи к дежурству по столовой. Дело в том, что Кодзи очень нечистоплотный мальчик. Он не моет руки перед едой и после туалета. Он вообще не любит мыться и поэтому буквально покрыт слоем грязи. Я всячески пыталась на него повлиять, но мальчик безнадежен. Я также пробовала связаться с его родителями, чтобы вместе решить эту проблему, но ответа от них так и не последовало. У меня возникло ощущение, что их все это абсолютно не волнует. В то же время начали поступать жалобы со стороны других детей. Некоторые из них жаловались, что, когда Кодзи дежурит по столовой, они не могут заставить себя притронуться к еде. Я столько раз твердила детям о важности и необходимости соблюдения правил гигиены, что просто не имею права оставить их жалобы без ответа. А ведь дети могут, чего доброго, и отравиться, и ответственность ляжет на учителей. Я объяснила Кодзи, что если он не изменит своего поведения, то мне придется отстранить его от дежурства по столовой. Обо всем этом я рассказала на встрече руководителей третьих классов, и Орихаши-сэнсей назвал мой подход педагогической дискриминацией. Я работаю учителем уже двадцать пять лет. Я всегда отдавала своей работе много сил, всегда старалась работать как можно лучше и еще никогда ни от кого не слышала ничего подобного. Я не принимаю, не могу принять предъявленных мне коллегой Орихаши обвинений в дискриминации. Поэтому я решила обсудить эту проблему в рамках собрания. Мне бы очень хотелось услышать мнение всех здесь присутствующих. Как бы вы поступили на моем месте?

— Орихаши-сэнсей, вы хотите что-то добавить?

Молодой учитель поднялся с места. Он растерянно почесал в затылке, явно не зная, с чего начать.

— Нда-а… Что тут добавлять… Я ведь учителем работаю всего два года и в отличие от Мурано-сэнсей, которая столько всего знает, не могу так вот однозначно сказать, что хорошо, а что плохо…

По всему было видно, что Орихаши-сэнсей не силен в публичных выступлениях. Кончик носа у него обильно потел, и говорил он как-то через силу, но деваться было некуда.

— Я просто хотел сказать, что ни учитель, ни другие дети нисколечко не пытаются понять Кодзи, встать на его место. Наверное, я не очень хорошо объясняю, но ведь он ходит грязным вовсе не от того, что ему так нравится. И если посмотреть на это с другой стороны, так сказать, глазами Кодзи, то наверняка можно подойти к делу как-то иначе… Но я все непонятно объясняю, потому что не умею выступать. Вот.

Орихаши закончил говорить и сел. Все сочувственно засмеялись, наверное, пожалели беднягу, что он так вспотел. Слово тут же взяла Мурано-сэнсей.

— О чем вы говорите?! Я приняла жесткие меры именно потому, что я пытаюсь понять Кодзи, поставить себя на его место. Ведь если продолжать в том же духе, мальчик окончательно превратится в изгоя. И поскольку причина — в самом Кодзи, то глупо этого не замечать, слепо вставая на его сторону. Так проблему не решишь. Орихаши-сэнсей ориентируется на то, что хорошо детям. Это замечательно, но приведет лишь к тому, что дети окончательно избалуются, а этого нельзя допускать. Педагог должен быть строгим.

После этого выступили еще несколько человек. Были среди них те, кто поддержал Орихаши, но большинство все-таки предпочли согласиться с Ясно Мурано. В итоге сошлись на том, что потакать грязнуле нельзя, но надо постараться не травмировать ребенка психологически. Кто-то из учителей сказал:

— В моем классе дежурные по столовой выбираются голосованием. Я объясняю детям, что голосовать нужно за того, кто помогает друзьям; за того, кто аккуратно одевается. Таким образом я даю ученикам установку. В коллективе возникает конкуренция в хорошем смысле этого слова, и это, я думаю, очень педагогично.

Наконец дебаты утихли. И тут завуч повернулся к Котани-сэнсей:

— А как там ваш Тэцудзо Усуи?

У Котани-сэнсей оборвалось сердце. Все время пока шло обсуждение, она сидела как на иголках, опасаясь, что кто-нибудь вспомнит о Тэцудзо. И вот о нем вспомнили.

— Он, как и все другие дети в классе, дежурит по столовой, — едва слышно ответила Котани-сэнсей.

— Но ведь он разводит мух…

Котани-сэнсей показалось, что ее со всего маху усадили на битое стекло. Похоже, что уже все учителя знали про Тэцудзо и его мух.

— И при этом вы позволяете ему дежурить по столовой?! — возмущенно спросила Мурано-сэнсей и нарочито громко