Корни антисемитизма, или почему в третьем рейхе ненавидели евреев, а не эскимосов

Низкий старт, господа!

Близится Эпоха великих дел.

Страна величаво выходит из кризиса

По ступенькам из мёртвых тел.

Николай Горбунов. «Однажды в Америке»

Евреи в Германии не появились из ниоткуда, не свалились с неба и не просочились через границы незваными. Напротив, их пригласил на свои земли один из влиятельнейших политиков немецкой истории – прусский король Фридрих Великий. Пригласил, велел тщательно переписать и выдать паспорта. Собственно, с тех пор и появились еврейские фамилии «немецкого образца», а среди многочисленных немецких диалектов возник странновато звучащий «суржик» – идиш. Зачем монаршей особе понадобилось пойти на такой шаг? С единственной, вполне понятной всем, в том числе и самим евреям, целью – ради выгоды. На ту пору представители этого древнего народа подвергались преследованиям по всей Европе, а особенно – в Испании и Франции. Посему предложение прусского короля они приняли с радостью. А он, в свою очередь, заполучил немалое число благодарных подданных, поклявшихся хранить ему верность и регулярно платить весьма многочисленные налоги и подати. Фридрих был мудрым человеком, прекрасно знал историю и понимал, насколько легко малочисленные диаспоры ассимилируются среди более сильных и многочисленных национальных групп и сколь полезна такая ассимиляция, приносящая свежую кровь и новые элементы культуры. Исходя из этого знания, он ожидал, что не пройдет и ста лет, как еврейская диаспора, приглашенная им в Пруссию, исчезнет, растворившись в германском народе. Возможно, немцы и станут несколько смуглее и будут предприимчивее в торговле, однако капля еврейской крови потеряется в бочке крови прусской. Вышло же все совершенно иначе: королю не приходилось еще иметь дело с таким особенным народом, как дети Израиля. Приняв немецкое гражданство и отчасти язык, глубоко влившись в германскую культуру, еврейская диаспора не ассимилировалась, но оставалась в достаточной мере замкнутой на себя. Свойственный этому народу с древнейших времен партикуляризм не позволил планам Фридриха сбыться в полной мере. Впрочем, налогоплательщиками евреи были образцовыми, подданными весьма законопослушными, так что король отнюдь не проиграл. Да и Германия в целом, после ее объединения в 1871 году, оказалась в выигрыше: устойчивый средний класс очень во многом формировали почитатели Закона Моисеева.

Отчего же вдруг в Германии начала ХХ века появился такой жгучий антисемитизм? С чего рядовой немецкий обыватель, три поколения семьи которого покупали продукты в еврейской бакалейной лавке на углу, стал считать бакалейщика своим лютым врагом и подозревать, что тот отравляет продукты? Тому есть несколько объяснений, и первое из них – австрийское влияние.

Сколько ни читай о бисмарковском объединении Германии, все время вызывает удивление: отчего железный канцлер объединил не всех немцев, отчего в его планы консолидации не вошла Австро-Венгерская империя? Мало того, он даже антиавстрийскую кампанию провел, выиграв весьма успешно войну с южным соседом. А ведь там, за рубежом, осталось едва ли не больше немцев, чем в самой Германии! Ответ между тем довольно прост: Отто фон Бисмарк не хотел привносить в новую империю, создававшуюся им для Фридриха Вильгельма IV, дурного австро-венгерского наследия – раздробленности. Потому что этой радости ему хватало и в Германии: канцлеру еще только предстояло объединить в одно государство отдельные германские земли, население и правительство каждой из которых далеко не всегда желало признавать главенство Пруссии. Австро-Венгрия же, хотя и была внешне единым государством, во главе которого стояла правящая немецкая династия, представляла собой на ту пору воплощенный хаос. В ее пределах существовали, причем зачастую достаточно самостоятельно, придерживаясь собственного обычного права, обычаев и религии, десятки различных национальностей. Каждая из них – мадьяры, чехи, словаки, хорваты и другие – мечтала, разумеется, о самостоятельности и независимости, о том светлом дне, когда немецкий перестанет быть государственным языком и у них, окраинных народов, будут в их стране такие же права, как и у немцев. Вполне понятно, что самые активные представители этих национальностей старались приблизить этот момент, продвигаясь во властные эшелоны, добиваясь экономического и политического влияния. Каждый народ стремился перетянуть одеяло на себя.

Слабое государство было не в состоянии обеспечить должного центростремительного эффекта, и страна постепенно скатывалась в состояние хаоса, в конце концов погубившее ее и расколовшее некогда великую империю на множество осколков. Так что тут Отто фон Бисмарка понять можно вполне.

Но какое отношение все это имеет к антисемитизму? Самое непосредственное: в таких условиях не могла не расцвести пышным цветом ксенофобия всех сортов и мастей, в том числе антисемитизм. У австрийских немцев вызывала раздражение и неприязнь любая форма самостоятельности любого негерманского народа в пределах империи. Любая попытка представителя иной национальности приложить руку к управлению государством, которое по сути своей изначально было германским, воспринималась как покушение на права немцев. А надо знать, что как раз к последней трети XIX века смягчение обычаев и правил (это бесспорное завоевание революций последних двух веков) привело к тому, что формально любой гражданин империи мог стать сенатором, министром, чиновником.

А евреи между тем, если пользоваться терминологией Льва Гумилева, обладают достаточным зарядом пассионарности для того, чтобы в любых условиях, при любом режиме стремиться занять как можно больше ключевых позиций как во власти, так и в экономике. Такая модель поведения – столь же естественный элемент религиозной культуры, спроецированный на реальную жизнь, как, например, стремление представителей протестантской церкви к выгоде в бизнесе. Протестантская этика, подарившая миру столько успешных бизнесменов, банкиров, дельцов самого разного рода, говорит, что успех в бизнесе – есть отражение Божьего благословения.^[82] Этика иудейская говорит практически о том же. В Ветхом Завете Яхве, предсказывая судьбу еврейского народа, говорит, что если почитающие его не будут исполнять Божиих законов, то он предаст их проклятию и низведет до глубочайшего падения и рабства. Но, если законы соблюдаться будут, Яхве обещает: «Ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы;и господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать».^[83] Вполне естественно, что представители этого народа, живущие без собственного государства, рассеянные по всему миру, действуют в соответствии с указаниями Господа и стремятся достичь успеха в бизнесе и политике: это стремление тысячелетиями внушает им их вера. Тут нет и следов пресловутого «еврейского заговора», о котором так любят толковать квасные патриоты: это нормальная модель поведения, сформированная религиозными представлениями. Столь же нормальная, как, скажем, приверженность русских к «авральной» системе работы, сформированная климатическими особенностями и аграрным характером нашей страны. Соответственно, в государственном аппарате Австро-Венгрии было довольно большое число евреев, что не могло вызывать горячей любви к ним у представителей народа, считающего себя единственным обладателем права на власть. Немало было и славян, но они стремились занять ключевые позиции в своих регионах, так что отрицательное к ним отношение не охватывало всю страну. Отчаянные националисты-«чехоеды» были в чешской части империи, ненавистники мадьяр – в венгерской и т. д. Но евреи стремились в те сферы, которые охватывали всю страну.

Из этих корней и вырастал бытовой антисемитизм, так ярко выражавшийся в городских условиях и несколько менее выраженный на селе. Собственно, примерно об этом писал Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Теперь мне трудно, если не невозможно, сказать точно, когда же именно я в первый раз в своей жизни услышал слово „еврей“. Я совершенно не припомню, чтобы в доме моих родителей, по крайней мере при жизни отца, я хоть раз слышал это слово. Мой старик, я думаю, в самом подчеркивании слова „еврей“ увидел бы признак культурной отсталости. В течение всей своей сознательной жизни отец в общем усвоил себе взгляды так называемой передовой буржуазии. И хотя он был тверд и непреклонен в своих национальных чувствах, он все же оставался верен своим „передовым“ взглядам и даже вначале передал их отчасти и мне. /…/ Единственным признаком я считал разницу в религии. Я думал тогда, что евреи подвергаются гонениям именно из-за религии, это не только отталкивало меня от тех, кто плохо относился к евреям, но даже внушало мне иногда почти отвращение к таким отзывам. Тон, в котором венская антисемитская пресса обличала евреев, казался мне недостойным культурных традиций великого народа. Надо мною тяготели воспоминания об известных событиях средневековой истории, и я вовсе не хотел быть свидетелем повторения таких эпизодов. Антисемитские газеты тогда отнюдь не причислялись к лучшей части прессы, и поэтому в борьбе этой прессы против евреев я склонен был тогда усматривать продукт озлобленной ненависти».^[84]

Нет, конечно, австрийцы не выдумали велосипед и не изобрели антисемитизм заново. Такого рода настроения были в Австро-Венгрии, что называется, от века. Всплеск их в конце XIX века был связан с общей либерализацией внутренней политики империи и общим ослаблением позиций правящих слоев, что позволило представителям других народов, населяющих это государство, в той или иной мере принимать участие в управлении им. То есть фактически евреи получили право участвовать в государственной жизни и со всей присущей их народу пассионарностью реализовали его в той мере, в какой это только было возможно, оставляя далеко позади сограждан других национальностей, гораздо медленнее реагирующих на перемены.

При чем же здесь Германия? Несмотря на то что Германия и Австро-Венгрия остались, по воле Отто фон Бисмарка, разными государствами, граница между ними была по большей части весьма иллюзорной. То есть, разумеется, на всех ключевых пунктах, на дорогах и иных транспортных артериях стояли блок-посты, однако попробуй закрой полностью границу, проходящую в горах! Естественно, что между двумя странами свободно циркулировали не только товары, но и новости, слухи, сплетни, расползавшиеся от южной границы объединенной Германии на север. Да и развитие прессы и почтовой связи в Европе весьма облегчало распространение информации между двумя государствами. Что же говорить о том, во что обошелся Германии импорт такого «товара», как молодой венский художник Адольф Гитлер, решивший пожить некоторое время в Мюнхене!

Впрочем, одним австрийским влиянием тут все не объяснишь. Поэтому следует привести второе объяснение – кризисную ситуацию. Говоря точнее – тот кризис, в который вылилось для Германии поражение в Первой мировой. Ситуация была более чем серьезной, даже если оставить в стороне такие аспекты, как шок, вызванный столкновением реальности и пропагандистского мифа, разрушение представлений о незыблемости созданного полвека назад государства, крушение множества надежд и планов. Страна оказалась в чрезвычайно тяжелом положении: ее экономика была ослаблена расходами на войну, а тут еще по ней ударили многомиллионные репарации, назначенные союзниками-победителями, которые руководствовались тезисом «Германия заплатит за все»;закрылось множество предприятий, выпускавших военную или «околовоенную» продукцию; единовременная демобилизация армии и флота переполнила рынок труда безработными. Результатом этого были гиперинфляция и безработица. Деньги обесценивались быстрее, чем их успевали допечатывать, а объявление «ищу работу любого рода» надолго стало едва ли не девизом большинства немцев.

Тут нельзя не упомянуть о том, что страны-победители как раз в те годы буквально собственными руками ковали будущую войну. Не увлекись те, кому улыбнулась военная удача, назначением наказаний для Германии, не преврати они закономерное и законное взимание компенсации в позорную казнь для недавнего врага, глядишь, и не было бы Второй мировой. В первую очередь потому, что не было бы почвы, на которой выросла и развилась партия, возглавляемая Адольфом Гитлером. Не было бы затяжной череды кризисов, отторжения земель, грабительских репараций – кто бы обратил внимание на антисемитские высказывания отставного ефрейтора? Но дело даже не в этом.

Для нас в этом разделе важнее то, что в начале 20-х годов, когда Германия находилась в уже описанном выше тяжелейшем положении, германские евреи значительно выделялись на фоне остального немецкого народа. Выделялись тем, что намного легче переживали кризис. Речь не идет о тех немногих, кто имел отношение к банковскому капиталу или, подобно президенту Эберту, занимал видные государственные посты.

Эберт Фридрих (1871–1925) – президент Германии с 1919 г., лидер социал-демократической партии. Во время Ноябрьской революции 1918 г. принял от Макса Баденского пост рейхсканцлера, был одним из представителей так называемого Совета народных уполномоченных; заключил тайное соглашение с генштабом о введении в Берлин войск для подавления революции.

Тут важнее другие, не достигшие каких-либо высот, но жившие тем не менее если не богато, то весьма обеспеченно, – они опирались в первую очередь на национальную солидарность, ибо представители народа, тысячелетиями не имевшего родины, помогали друг другу, зачастую даже не будучи знакомы. Это, кстати, еще одна проекция религиозного учения на повседневную жизнь. Текст Ветхого Завета учит: «Если будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, в одном из жилищ твоих, на земле твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе, то не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим, но открой ему руку твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается».^[85] Это положение вещей вызывало у рядовых немцев отрицательное отношение к евреям: чем хуже становилось экономическое и политическое положение Германии, тем сильнее становились националистические и антисемитские настроения ее граждан. Впрочем, списать все на банальную зависть обывателей было бы слишком просто. Тут все гораздо сложнее. Во-первых, немцами двигало недовольство окружающим миром и собой в частности. В евреях они видели ту самую национальную идентичность, которую не могли отыскать для себя, то объединяющее начало, которое, будь оно на ту пору сильнее развито в германском народе, могло бы помочь куда легче пережить сложные времена. В принципе есть много различных способов для того, чтобы достичь ее, однако самый простой способ – найти общего врага, борьба против которого объединила бы даже тех, чьи взгляды и воззрения различны. По чести сказать, неясно, был ли выбор этого пути проявлением коллективного бессознательного немецкого народа или кто-то из радикально правых политиков умело подтолкнул толпу к такому выбору, однако факт остается фактом: врагом были избраны евреи.

Очень похоже, что тут не обошлось без умело выстроенной пропаганды: правительство, неуверенно чувствующее себя у власти, нуждается в такого рода клапане, позволяющем толпе выпустить пар. Враг – реальный, зримый, легко досягаемый, которого можно было бы обвинить во всех мыслимых и немыслимых несчастьях каждого отдельно взятого гражданина, а при случае и покарать за все беды, – гениальная находка для того, кто хочет сохранить место у руля, но опасается быть смытым волной народного гнева. «Раскачать» толпу, приводя ее в состояние истерии, когда она начнет крушить все на своем пути, – задача для умелого пропагандиста отнюдь не архисложная. Сложнее направить вырывающийся пар в нужную сторону, не на себя. Чаще всего, для того чтобы открыть этот клапан, достаточно нескольких провокационных действий или даже заявлений, выглядящих подчас вполне безобидно. Внешне это похоже на цирковой фокус: пара умелых пассов – и вот уже взрываются жилые здания, осыпаются стеклянным дождем витрины, и соседи, от веку не интересовавшиеся национальностью и религиозными убеждениями друг друга, вцепляются друг другу в глотку как заклятые враги. А власти предержащие подсчитывают политические дивиденды: весь пар ушел в свисток, напряженность в обществе, грозившая не слишком популярным правителям утратой руководящих позиций, вылилась в конфликт между самими подданными.^[86]

Заметьте, мы говорим отнюдь не о тех временах, когда у власти уже стоял Адольф Гитлер сотоварищи, и даже не о тех, когда НСДАП была достаточно сильна для того, чтобы влиять на общественное мнение. В годы, о которых идет речь, гитлеровская партия только-только набирала силу. А вывод из этого напрашивается сам собой: антисемитизм изобрели вовсе не национал-социалисты, как мы привыкли считать, и породил совсем не кризис, как принято думать. Потому что если бы антисемитских настроений в Германии не было в принципе, вряд ли они могли бы появиться из ниоткуда. Иное дело, насколько состоятельно утверждение, что антисемитизм придумали немцы. Что ненависть к евреям есть некое «ноу-хау» Германии начала ХХ века. Но об этом – поговорим чуть позже.

Другой вывод еще более удивителен: если мы признаем, что всплеск антисемитских настроений в Германии был вызван искусственно, а «легенда об ударе в спину» измышлена пропагандистами, то внезапно оказывается, что Гитлер и его соратники не более чем марионетки в руках силы, неизмеримо более могучей, чем отдельная партия. Однако это – тема для отдельного, весьма непростого разговора, а то и для отдельной книги.

Итак, остановились мы на том, что с начала 1920-х годов у граждан Германии сложилось впечатление, что приличный жизненный уровень еврейского населения вкупе с тем, что некоторые представители этого народа занимали важные позиции во власти и экономике, – является проявлением некоего заговора, имеющего целью «установление владычества над всеми народами». Обыватели были убеждены, что «еврейство добивалось ведущих постов, политического руководства германским народом, причем с одной-единственной коварной целью: поработить простого немца».^[87] Вменялось в вину представителям народа Израилева и другое: недобросовестность в торговле, странные религиозные обряды (до обвинения в использовании крови христианских младенцев при изготовлении мацы немцы, правда, не додумались: чтобы выдумать такое, а главное – поверить в подобное, нужна богатая русская фантазия), склонность к преступному мышлению, безнравственность, враждебность ко всем окружающим, если они не исповедуют иудейской веры.

И вот тут обнаруживается очень интересная вещь: оказывается, что все эти обвинения уже некогда звучали. Причем не в какие-то недавние времена, а тысячелетия назад. То есть антисемитизм – не только не является изобретением вождей НСДАП, но и немецким изобретением вовсе считаться не может. Конечно, это ничего не меняет. Однако с немецкого народа снимается еще одно обвинение. Потому что доводы, к которым взывали национал-социалисты, убеждения, которые в нашем представлении неразрывно связаны с Германией, на самом деле были впервые (а то и не впервые, просто мы не можем заглянуть дальше в глубины истории) произнесены персонами, к которым мы привыкли относиться с почтением: Цицероном, Сенекой, Ювеналом, Тацитом. И очень часто кажется, что, если вместо подписи классического автора поставить «Геббельс» или «Штрайхер», это будет смотреться весьма органично.

Штрайхер Юлиус (1885–1946) – партийный деятель, группенфюрер СА, группенфюрер СС. Член НСДАП с 1922 г., издатель и главный редактор антисемитской газеты «Der Stuermer» («Штурмовик»). Один из инициаторов «Хрустальной ночи». Казнен по приговору Нюрнбергского трибунала. Был известен как ярый антисемит, акцентированный на теме сексуальных преступлений евреев.

Разберемся по порядку. Вот, например, обвинение в человеческих жертвоприношениях. Автор его, некто Апион, говоря нынешним языком – журналист желтой прессы, жил в I веке нашей эры и остался в памяти человеческой как антисемит и организатор еврейского погрома в Александрии. По его словам, евреи регулярно во исполнение неких обрядов хватают иноплеменника, убивают и поедают его мясо. Чем не аналог мифа о крови христианских младенцев?! Впрочем, предоставим слово самому доисторическому папарацци: «В Иерусалимском храме Антиох нашел ложе, на котором возлежал человек. Рядом стоял стол, уставленный всевозможными яствами из животных, населяющих землю, моря и воздух. Человек этот был в ужасе. Увидев царя, он обратился к нему с жестом униженной мольбы, как бы ожидая от него своего спасения. Царь приказал ему довериться и рассказать, кто он, почему он живет в этом храме и для чего перед ним поставлены яства. Тогда этот человек со стоном и слезами стал жалобным голосом рассказывать о своем горе. Он сообщил, что он грек и что когда он в поисках заработка проезжал по Палестине, то был внезапно схвачен иноплеменниками и отведен в храм. Здесь его заперли, запрещают видеться с людьми и откармливают всевозможными яствами. Сначала его радовали эти неожиданные благодеяния, но затем в его душу вкралось подозрение, сменившееся ужасом. Расспросив у подающих ему слуг, он узнал о существовании у евреев ужасного закона, во исполнение которого его и откармливают; все это продолжается ежегодно в установленное по календарю время.

Каждый раз евреи хватают греческого путешественника, откармливают его в течение года, а затем отводят в лес и убивают. Тело его приносится в жертву с соблюдением особых торжественных обрядов, евреи вкушают от мяса убитого и клянутся над жертвой, что они пребудут врагами греков, и затем бросают остатки человека в вырытую для этого яму».^[88] Интересный текст, правда? Значит, этот миф выдуман не в Германии и, слава Богу, не в России. Эта «страшилка» – гораздо более древняя. А вот другое обвинение – в замкнутости и ненависти ко всем иноверцам. На этот раз – в поэтической форме. Процитируем одну из сатир Ювенала:

… законы евреев,

Что передал Моисей им когда-то в таинственной книге:

Если не принявший веры еврейской попросит еврея,

Чтобы дорогу ему указал, – отказать ему в этом.

Если захочет напиться – к ключу не водить иностранца,

Прежде чем он не позволит свои изуродовать уды. ^[89]

Кстати, и Корнелий Тацит предлагает соответствующее описание еврейского народа – как обладающего «ненарушимой верностью слову и живейшим милосердием» для своих при враждебном отношении ко всем чужакам. Стало быть, не только немцы начала ХХ века, но и граждане великого Рима испытывали трудности в общении с закрытыми для внешних влияний иудейскими общинами. А, как известно, чем меньше обыватель знает о чем-либо, тем больше у него поводов для сплетен, домыслов и т. д.

Что у нас есть еще в запасе из наиболее ярких анитисемитских мифов? Обвинение в мировом заговоре? Так это – пожалуйста! Один из авторов теории мирового заговора евреев – философ Сенека. Даже забавно, право слово, что это за тайный заговор такой, о котором известно уже более двух тысяч лет и который по сей день не привел заговорщиков к абсолютной победе! Но вот, пожалуйста, жив миф, запущенный в оборот римским философом, о том, что всему виною «мировой кагал» и «побежденные диктуют законы победителям». Какие там «Протоколы сионских мудрецов», что вы, вон каких времен это выдумка! И так примерно обстоит дело со всеми обвинениями по адресу евреев, составляющими вкупе основу антисемитизма, будь он германским, русским, американским или каким другим. Что бы ни говорили антисемиты, ничего нового, после того что выдумали их коллеги пару тысяч лет назад, им не придумать. А посему, основываясь на приведенных фактах, мы можем смело утверждать: Германия не есть родина антисемитизма. Мало того, антисемитские настроения среди немцев были кем-то заботливо инспирированы. Судя по всему, той же силой, что способствовала возвышению гитлеровской партии, – не политиками, находящимися «на поверхности», а теми, кто по-настоящему стоял у руля империи, не желая смириться с поражением в войне. Кем конкретно – разговор особый, однако ни пресловутую «международную закулису», на которую так любят валить все беды в России, ни крупную немецкую буржуазию обвинять в этом не будем: то, что выглядит слишком уж очевидным, вряд ли является истиной. Да и книга эта, собственно, о другом, так что в дебри политической истории здесь углубляться не стоит.

Таким образом, мы освобождаемся от очередного мифа, связывавшего нам руки: теперь можно спокойно рассмотреть вопрос о том, как сочетались в Третьем рейхе мораль и расовое учение.