Религиозные искания русской философии нач. 20 века

Во многом расцвет русской светской и церковной философской мысли в начале нашего столетия был подготовлен предыдущим веком – и в лице славянофилов, и творческими исканиями таких писателей, философов, по сути, как Гоголь, Достоевский и Толстой. Существенное место здесь занимает знаменательное и не характерное до того для общественно-философской мысли Отечества явление – творчество Вл. Соловьева (1853–1900). И все же на исходе XIX века трудно было – даже с учетом всей совокупности имевших место предпосылок и культурных предзнаменований – предвидеть, во что в итоге выльется пусть и в поздний, сравнительно с литературой, взлет отечественной философской мысли.

И сегодня не угасает дискуссия: имеет ли русская религиозная философия право на существование? Правда, сейчас на первый план выходит уже не общая постановка вопроса, ставшая уделом пустой риторики, а детальное уточнение ее предмета, границ и своеобразия. Сложность объекта споров, сама по себе затрудняющая возможность их успешного решения, усугубляется тем, что анализом истории русской религиозной философии занимались преимущественно представители русской эмиграции. В СССР труды русских философов-идеалистов (а понятия русские религиозные философы и русские философы-идеалисты, по существу, равноценны) предавались уничижительной и разносной критике, несправедливым односторонним оценкам, а в основном, просто замалчивались.

По мнению специалистов, обобщающий труд о русской религиозной философской мысли XX века до сих пор не создан. Однако имеется – порой весьма противоречивая и спорная – значительная литература по названным проблемам, небезинтересная и для современников. В числе сочинений по интересующей нас теме – труды Н. А. Бердяева, В. В. Зеньковского (1881–1962), Н. М. Зернова (1898-1980), Н. О. Лосского (1870-1965), Э. Л. Радлова (1854-1928), Ф. А. Степуна (1884-1965), Е. Н. Трубецкого (1863-1920), О. Г. Флоровского (1893–1979), С. Л. Франка, Б. В. Яковенко (1884–1949), а также более поздних исследователей, в ряду которых особо необходимо отметить Н. П. Полторацкого (1921–1990).

Истоки русской религиозной философии ведут в далекое прошлое нашей Родины. Понимание настоящего с его “измами” и тупиками возможно лишь при заинтересованном, бережном и любовном обращении к былому, свершенному. Расцвет и подъем русской религиозно-философской мысли неразрывно связан с творчеством И. В. Киреевского и А. С. Хомякова, духовно-нравственные идеи которых как бы обозначили направление, наметили канву будущих философских исканий. Они же охватывают фундаментальные философские вопросы: пути и характер познания, которое не может быть не связано одновременно и с ростом духовным, а также обретение подлинной человеческой свободы в процессе творческого созидания.

Видный русский философ первой половины XX века С. Л. Франк, раскрывая суть отечественной философии, подчеркивал: “русская философия в гораздо большей степени, нежели западноевропейская, является именно мировоззренческой теорией, – ее суть и основная цель никогда не лежат в области чисто теоретического, беспристрастного познания мира, но всегда – в религиозно-эмоциональном толковании жизни, и она, таким образом, может быть понята именно с этой точки зрения, посредством углубления в ее религиозно-мировоззренческие корни”.*

Предшественники и провозвестники русского философского Ренессанса выявили основные темы русской религиозной философии в целом – о творческом характере познания, преображающем человеческую личность, о свободе человеческого духа как его величайшем призвании, и, наконец, о творческом снисхождении Божественной Любви как источнике жизни, духовного роста и свободы человека.

Важно учесть основополагающий принцип этого мировоззрения, отражающий, как на фоне воплощения Слова – своего рода выражения безмерного снисхождения Божественной Любви – формировалась философская проблематика, характерная для мирового хода философской мысли в XX столетии. Вот главнейшие направления русской религиозной философии рассматриваемой эпохи: 1) философия истории, 2) анализ всеохватывающих сил Логоса, 3) христианское основание социальной философии, проявившееся в особенности в идее соборности, 4) свобода творчества и свобода духа.

Интерес к обозначенным проблемам носит не только познавательный, ретроспективный характер. Потребность вникнуть в поставленные вопросы продиктована требованиями переживаемой ныне социально-культурной, нравственной и моральной ситуации. Возрождение тяги к духовной проблематике, изменение отношения к Церкви – это не пустые символы, а неотвратимые приметы времени. Нравственное возрождение, духовное совершенствование – насущные запросы действительности, без воплощения в жизнь которых просто нельзя надеяться на сколько-нибудь обнадеживающую перспективу.

Ниже будут изложены обстоятельства, способствовавшие зарождению философских собраний и обществ в России в начале XX века. Показаны причины вспыхнувшего внимания философских исследований к религии. В общих чертах будет раскрыта главная линия в русской религиозной философии.

Приближение революции в первую очередь сказалось на литературе и искусстве, проявившись в их небывалом пробуждении и расцвете. Выдающиеся достижения именно в этих сферах отечественной культуры запечатлели эту эпоху в истории как “серебряный век”.

Н. А. Бердяев писал: “В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения самостоятельной философской мысли, расцвет поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, виделись новые зори, соединялись чувство заката и гибели с чувством восхода и надежды на преображение жизни”.*

* Бердяев Н. Самопознание. Париж, 1989, С. 158.

 

Старая крепость российского позитивизма, казалось бы, прочно утвердившаяся в науке, стала испытывать серьезные потрясения. Традиции, рожденные на почве научного материализма и атеизма, начинают утрачивать завоеванные позиции. Подъем в искусстве и философии сопровождался изменением отношения к Православной Церкви, пробуждением интереса к религии.

Начало XX столетия отмечено “событием совершенно исключительным” – бурными богословскими дискуссиями, развернувшимися на религиозно-философских собраниях. Замыслам собраний была присуща двойственность: “духовные власти” пошли на них из-за миссионерских соображений, интеллигенты же руководствовались ожиданием от Церкви нового действия, новых откровений, нового завета. Конечно же, ожидания не оправдались и, несмотря на моду, реальных последствий собрания не имели. Попадала в цель ирония Розанова: “Мы постараемся поверить, а они пусть начнут делать; и все кончится благополучно...”.

В октябре 1901 г. всесильный прокурор Святейшего Синода Победоносцев принял Мережковского, Философова, Розанова, Миролюбова и Тернавцева, которые разъяснили цель и задачи предполагаемых собраний. Первое из них состоялось 29 ноября 1901 г. в Географическом обществе. Председателем “Собраний” был священник Сергий (Страгородский) – ректор Санкт-Петербургской Духовной академии. Влияние его было решающим. Всего прошло двадцать одно заседание, которые были прекращены опять же по требованию прокурора Синода: он был обеспокоен широким размахом и независимым характером публичных дискуссий. Протоколы 20 состоявшихся заседаний опубликованы в журнале “Новый путь”.

Первый доклад был сделан богословом В. А. Тернавцевым (1866 –1940), выпускником С.Петербургской Духовной академии, центром своих жизненных исканий избравшим защиту хилиазма – веры в установление тысячелетнего царства Христова на земле. В докладе “Интеллигенция и Церковь” он обосновал необходимость примирения между деятелями Церкви и интеллигенции: “Для всего христианства наступает пора не только словом в учении, но и делом показать, что в Церкви заключается не один лишь загробный идеал. Наступает время открывать сокровенную в христианстве правду о земле, – учение и проповедь о христианском государстве. Религиозное призвание светской власти, общественное во Христе спасение, вот о чем свидетельствовать теперь наступает время”. По большому счету это была тема Вл. Соловьева, только резче и прямолинейнее поставленная. Получалось, что Церковь, будучи обращена к небесному, небрежет о земном. Интеллигенция же, напротив, вся в земном, печется об общественном. Поэтому Церковь должна это служение религиозно оправдать и освятить.

Однако многие из развернувшихся дискуссий заходили в тупик, причиной которого нередко становилось непонимание, возникавшее из-за различия профессионального языка богословов и философов. И все же собрания религиозно-философского общества явились важным социально-культурным событием.

В Москве, в отличие от Петербурга, религиозное пробуждение, философская активность сопровождались менее яркими и слабее выраженными формами. Фактически Владимир Соловьев в одиночестве пытался ослабить враждебность интеллигенции к Церкви. Все же и ему удалось немало, если иметь в виду хотя бы последующее творчество его убежденных учеников и почитателей – братьев Сергея и Евгения Трубецких, Л. М. Лопатина (1855–1920). Под воздействием их непосредственного влияния к Православию обратились такие философы, как П. А. Флоренский (1882–1937), В. Ф. Эрн (1882-1917), А. В. Ельчанинов (1881-1934) и В. П. Свенцицкий (1882-1931).

В. Ф. Эрн и В. П. Свенцицкий пытались реализовать свои идеи и в практических делах. Так, они основали “Христианское братство борьбы”, недолго, правда, просуществовавшее, и которое ставило задачу соединить активное участие в Православной Церкви с политической борьбой против самодержавия. Они также выпускали в Москве журнал “Вопросы религии”.

Широкое распространение получили домашние собрания, кружки, отдельные из которых оказывали влияние через религиозные издательства, возникшие в период русского религиозно-философского возрождения. К их числу относился кружок П. И. Астрова, в доме которого собирались поэты-символисты А. Белый, Л. Л. Эллис (Кобылинский), а также Вл. Соловьев, Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун и др.

Неофициальные собрания проходили и в доме М. К. Морозовой – вдовы промышленника М. Морозова и дочери фабриканта К. Мамонтова. Именно эти встречи заложили основу религиозно-философского издательства “Путь”; в его работе принимали участие Бердяев, Булгаков, Рачинский, Эрн. Финансировала издательство М. К. Морозова. Вклад издательства в культурную и духовную жизнь России станет ясным, если, хотя бы коротко, перечислить некоторые выпущенные им книги. Это труды П. Чаадаева и И. Киреевского, монографии о А. С. Хомякове и Г. Сковороде, “Философия свободы” – Бердяева, “Два града”, “Философия хозяйства”, “Свет невечерний” – Булгакова, “Столп и утверждение истины” – Флоренского, “Миросозерцание Вл. Соловьева” – Е. Трубецкого, переводы из произведений Августина, Паскаля, Дж. Бруно, Баадера.

По инициативе Э. К. Метнера было создано издательство, стремившееся удовлетворить интерес к религии и мистике. Значительным спросом пользовались книжные серии “Мусагет” (литература), “Орфей” (мистика) и “Логос” (философия). В целом направленность изданий, в особенности “Логоса”, характеризовалась враждебностью по отношению к славянофильству и православному “Пути”.

Итак, в основе религиозно-философского обновления переплелись три момента – возрождение в самой Церкви, рост критических настроений в среде интеллигенции, в особенности среди писателей и художников, деятельность философских собраний, в центре которой оказались гражданственные проблемы.

Духовенство с участием светских лиц, в частности, В. С. Соловьева организовало издание журнала “Православное обозрение”.

Молодежь, также переживавшая духовный кризис, объединилась вокруг Н. Я. Грота (1852–1899) – активного популяризатора Московского философского общества, возглавлявшего его в период первого критического десятилетия. Им был создан и первый русский философский журнал “Вопросы философии и психологии”, редактором которого он же и являлся. Именно в этих ячейках философской мысли нашли временное прибежище многие разочаровавшиеся в материализме интеллигенты.

Создание философских обществ в России было сопряжено с немалыми трудностями. Оно и понятно: правительственные круги не пылали намерением превращать общество в форум для политических дискуссий. Так, еще в феврале 1880 г. была предпринята попытка организовать философское общество в Петербурге. Инициативу проявил Вл. Соловьев, работавший тогда в Министерстве просвещения. Хотя он сам составил правила работы будущего общества, уверенности в успехе у него не было, что и подтвердилось отказом со стороны графа И. Д. Делянова – министра просвещения. И лишь в 1885 г. ученые во главе с М. М. Троицким (1835–1899) организовали при Московском университете Психологическое общество. Оно-то и стало первым философским обществом в России. Но почему: психологическое и – философия? На то были определенные резоны. Дело в том, что Троицкий – старейшина русских философов-позитивистов, отводил психологии роль основы философии. Другой довод был сугубо практического свойства – правительство относилось к психологии с меньшим подозрением, нежели к философии.

Общество собиралось каждые две недели, нередко собрания продолжались за дружеским ужином основателей-единомышленников. Бывали дни, когда двери собраний раскрывались и для публики, что даже переросло в моду среди интеллигенции – посещать философские беседы, отличающиеся не только своеобразием обсуждаемых проблем, но и горячей атмосферой происходивших дискуссий.

Развернулась и издательская работа. Публиковались лекции, прочитанные на собраниях, переводились философские труды Канта, Спинозы, других философов, что, впрочем, было рассчитано скорее на интересы узкого круга.

Особая роль отводилась издаваемому журналу, который отражал спектр самых разнообразных интересов – от ревнителя умеренного интеллектуального либерализма Б. Н. Чичерина (1828– 1904) до представителей легального марксизма – П. Б. Струве, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева. Тематика статей была также, можно сказать, феерической – от рассуждений о Каббале до сюжетов криминальной антропологии. Интерес к политике у философов трансформировался в анализ общественной жизни того времени, на что оказали влияние взгляды неизменных спутников русской культуры – Ницше и Шопенгауэра, а также философские концепции Вл. Соловьева.

Успех Московского общества ободряюще подействовал на философскую мысль, что привело к созданию в 1898 г. Петербургского философского общества. Углубленный интерес к проблемам философии, преломленный через призму общественной жизни, повлек обращение к религиозным вопросам, круг которых не всегда совпадал с Православием. Отмечая это противоречие, Ф. А. Степун писал: “и тут и там волна религиозного возрождения затерялась среди неопределенного чувственного мистицизма, мистицизма атеистического, и даже среди мистификации снобов”. Но в основном поиски русской духовности велись в разного рода нагромождениях позитивизма.

Однако самым ярким свидетельством распространения интереса к религиозным вопросам после 1905 г. стали многочисленные религиозно-философские общества. Одни из них угасали, не успев разгореться, и не оставили после себя никаких следов. Другие составили ощутимый элемент общественной жизни. Таково, например, киевское “Общество для изучения религии и философии”, которое в преддверии первой мировой войны возглавлял В. В. Зеньковский, впоследствии историк русской философии, уже в эмиграции возглавивший Студенческое христианское движение.

Художественное и религиозное возрождение, хотя и затронуло значительные круги русской интеллигенции, тем не менее не смогло освободить ее большую часть из-под влияния идей материалистов и позитивистов XIX века. Основные события пришлись на 1909 г., когда был выпущен сборник “Вехи”.

“Вехи” – особая страница нашей истории, включая и близкий нам ее социалистический период. В общественное сознание советских людей этот сборник вошел как олицетворение контрреволюционного буржуазно-помещичьего либерализма. Время показало односторонность конъюнктурных оценок, подтвердив неустранимую объективность предпосылок авторов сборника, правоту их провиденциальных, по сути, выводов.

В написании сборника приняли участие Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон (1869-1925), А. С. Изгоев (1872-1935), Б. А. Кистяковский (1868-1920), С. Л. Франк (1877-1950) и П. Б. Струве. К слову, каждый из них знакомился с содержанием “Вех” только после их выхода в свет. Тем знаменательнее тот факт, что книга сразу же оставила впечатление цельного, объединенного общей идеей философского произведения. Успех ее был поразителен, ее появление вызвало сенсацию. Только за полгода “Вехи” выдержали пять изданий. Авторы сборника “подвергли блестящей критике противоречия философии, которую исповедовала интеллигенция, и непоследовательность ее политической программы, с удивительной точностью предсказали роковые для интеллигенции последствия выбранного ею пути...”*

В сборнике была сделана попытка привлечь внимание радикальных кругов интеллигенции к личной ответственности за грядущие социальные преобразования. Петр Струве, экономист, убежденный марксист в начале своей деятельности, писал: “Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов совершалась с ошеломляющей быстротой. В том, как легко и стремительно стала интеллигенция на эту стезю политической и социальной революционизации исстрадавшихся народных масс, заключалась не просто политическая ошибка, не просто грех тактики, тут была ошибка моральная. В основе тут лежало представление, что прогресс общества может быть не плодом совершенствования человека, а ставкой, которую следует сорвать в исторической игре, апеллируя к народному возбуждению”.* С. Л. Франк в статье “Этика нигилизма” пытается вскрыть органическую связь между нигилизмом и морализмом. Опасаясь взрывного эффекта от сочетания нигилизма, морализма и социального утопизма, он пишет: “Основным и внутренне необходимым средством к осуществлению морально-общественного идеала служит социальная борьба и насильственное разрушение существующих общественных форм. Это убеждение входит как существенная сторона в мировоззрение социалистического народничества и имеет в нем силу религиозного догмата”. И далее продолжает: “Прогресс не требует, собственно, никакого творчества или положительного построения, а лишь ломки, разрушения, противодействующих преград. Чтобы установить идеальный порядок, нужно “экспроприировать экспроприаторов”, а для этого добиться “диктатуры пролетариата”, а для этого уничтожить те или другие политические и вообще внешние преграды. Таким образом, революционизм есть лишь отражение метафизической абсолютизации ценности разрушения...”

Многое из того, против чего звучали предупреждения, стало историческим фактом. И хотя история, по мнению отдельных ученых и политических деятелей, не знает сослагательных наклонений, и хотя ее уроки, как утверждают некоторые историки, не идут впрок, все же не грех иногда настоящее поверить прошлым. И сегодня актуальны предостережения о пагубности неудержимой страсти порушить и сокрушить – плохое ли, хорошее ли, но принадлежащее уже нам самим, сотворенное и созданное нашими же руками.

Если вести речь о ключевых, центральных фигурах русской религиозной философии эпохи ее Ренессанса – а именно такой путь представляется наиболее оправданным, поскольку рассматриваемое философское направление не вмещается в канонические рамки, – то в первую очередь следует назвать П. Б. Струве, В. В. Розанова (1856– 1919), Н. А. Бердяева, Н. С. Булгакова, С. Л. Франка, Н. О. Лосского. Действительно, именно они – и прежде всего авторы “Вех” – определили последующий этап отечественной философской мысли. И не только продолжили ее духовные и интеллектуальные традиции, но и способствовали зарождению новых философских течений, олицетворявших кое в чем философию XX столетия. Конечно, философско-религиозному возрождению были свойственные и общие качества, позволяющие оценивать его как целостное и уникальное явление. Более того, перечень проблем и вопросов, составляющих сферу внимания при новом неординарном подходе, весьма широк и объемен. Да иначе и быть не могло: философия нацеливалась на разрешение проблем, на первый план выводящих человека, жизненное бытие, корни его духовности, перспективы нравственного совершенствования, выяснение его судьбы в историческом процессе.

26 пробема бытия в философи и.

Изучение данной темы предусмотрено программой курса «Философия» и на доуниверситетской ступени образования. Поэтому мы акцентируем внимание на наиболее важных и недостаточно развернутых ранее аспектах этой проблемы.

Понятие «бытие» многими мыслителями было положено в основание философии. Оно имеет несколько значений.

Во-первых, данное понятие употребляется как синоним существующего. В этом смысле «бытие» - предельно общая абстракция, объединяющая по признаку существования все бесконечное многообразие вещей, предметов, явлений, их свойств и состояний. Все это бесконечное многообразие можно условно классифицировать в следующие формы бытия:

1. Бытие вещей: а) природных; б) созданных человеком.

2. Бытие человека.

3. Бытие духовного: а) индивидуализированное духовное; б) объективированное (внеиндивидуальное) духовное.

4. Бытие социального.

Во-вторых, термин «бытие» употребляется как тождественный термину «материя». Материя – это фундаментальное понятие материалистической философии. С признанием материальности мира связано существование материализма как философского направления. Для сторонников этого направления материя всегда первична и независима от сознания, но и в их учениях это понятие не оставалось неизменным. Оно развивалось вместе с развитием философии, частнонаучного знания и общественно-исторической практики. Можно выделить следующие этапы в развитии взглядов на материю:

I. Античный этап. В этот период складывается представление о материи как субстрате (от лат. substratum – подкладка, носитель, основание), первооснове вещей и явлений (вода, воздух, огонь, атомы и т.д.).

II. Этап Нового времени. На данном этапе преобладает точка зрения, согласно которой материя - это не отдельно взятая вещь или их совокупность, а все то, что обладает массой, весом, протяженностью, неделимостью, непроницаемостью и другими свойствами. Материя полностью отождествляется с веществом.

III. Диалектико-материалистический этап. С позиций диалектико-материалистической философии материя - это понятие (категория) для обозначения объективной реальности, которая (объективная реальность) копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, но существует объективно, независимо от них.

С точки зрения диалектико-материалистической философии нельзя отождествлять философское понимание материи с естественнонаучными представлениями о ее видах, структурных уровнях и свойствах, изучение которых является прерогативой естественных наук.

Одним из весьма важных философских вопросов является вопрос о том, в каком состоянии находится мир. Эмпирические наблюдения и здравый смысл не оставляют сомнения в том, что весь мир находится в движении, изменении, развитии. Однако само движение понимается в философии по-разному. Объективный идеализм свойством движения наделяет лишь абсолютную идею, мировой дух, внематериальный мистический «мировой разум». Для субъективного идеализма движение – это смена ощущений, представлений, мыслей субъекта. Метафизический материализм признает объективный характер движения, но сводит его только к механическому движению (перемещению). Метафизический материализм допускает существование материи без движения или движения без материи.

Диалектический материализм понимает под движением всякое изменение вообще и рассматривает его как атрибут (от лат. attribute – придаю, наделяю) материи, ее необходимое, существенное, неотъемлемое свойство, способ бытия материи.

Положение диалектического материализма о движении как способе существования материи не означает отрицания покоя. Но что же понимается под покоем? Здесь можно выделить троякого рода факторы:

1. С механической точки зрения можно говорить о покое, когда то или иное тело не меняет своего пространственного положения, не перемещается относительно других тел. Лежащий камень, стоящая машина, сидящий человек и т.д. покоятся, не меняют своего пространственного положения.

2. С количественной точки зрения покой имеет место тогда, когда вещи, объекты, в том числе живые организмы, не меняют существенно своих количественных характеристик – не увеличиваются и не уменьшаются в своих размерах. Например, достигнув определенного предела, прекращают рост растения, животные, человек.

3. С точки зрения качества покой – это пребывание вещи, объекта, организма, системы и т.д. в данном качественном состоянии, т.е. фиксируется момент качественной устойчивости. Это является непременным условием дифференциации материи, благодаря чему мы отличаем одни вещи от других. Возможность такого относительного покоя тел, возможность временного состояния равновесия является существенным условием дифференциации материи и тем самым существенным условием жизни.

Однако если движение абсолютно, ибо является способом существования материи, то покой только может быть относительным, ибо покой в одном отношении всегда связан с определенными изменениями в других отношениях. Диалектико-материалистическая философия также ставит проблему классификации форм движения материи. И сегодня сохраняют свое значение принципы классификации форм движения материи, сформулированные Ф. Энгельсом:

1) принцип неразрывности материи и движения;

2) принцип генетической связи, т.е. восхождения от низших форм к высшим;

3) принцип несводимости высших форм движения к низшим.

Исходя из этих принципов Ф. Энгельс выделял механическую, физическую, химическую, биологическую, социальную формы движения. Существуют различные типы движения. Качественно необратимое, направленное изменение называется развитием. Следовательно, всякое развитие есть движение, но не всякое движение есть развитие.

Как и где совершается движение? Диалектико-материа-листическая философия утверждает, что движение совершается в пространстве и во времени. С позиций субъективного идеализма пространство и время существуют лишь в сознании людей. И. Кант полагал, что пространство и время – это априорные (от лат. a priori – предшествующий), врожденные представления человека, который выводит их из мышления и наделяет ими мир. Метафизический материализм отрывает пространство и время от материи, рассматривает пространство как абсолютную пустоту, существующую вне и независимо от материи, а время как «чистую» внематериальную длительность. С позиции диалектического материализма пространство и время – это объективные, не зависящие от сознания человека и человечества, формы существования материи, которые не существуют и не могут существовать в «чистом» виде, вне материальных объектов.

Пространство – это категория для обозначения порядка сосуществования, взаиморасположения тел, объектов, систем относительно друг друга, а также структуры и протяженности взаимодействующих материальных объектов.

Время – философская категория для обозначения длительности существования (бытия) тел, вещей, явлений, скорости развертывания процессов, их ритма, темпа, последовательности смены их существования.

Естественнонаучным доказательством неразрывной связи и взаимообусловленности материи, движения, пространства и времени являются теория относительности А. Эйнштейна и неевклидовы геометрии (Н. Лобачевского, Б. Римана). С возникновением общества возникает новая форма пространственно-временных отношений: социальное пространство и время. Они, развиваясь вместе с развитием общества, сами во многом определяют характер общественной жизни. «Я знаю, – писал С. Маршак, – время растяжимо. Оно зависит от того, какого рода содержимым вы наполняете его». Нельзя решать проблему пространства и времени без опоры на достижения не только современного естествознания, но и социальных, гуманитарных наук, которые раскрывают различные аспекты пространственно-временных представлений, их роли, места в человеческой жизни и деятельности.

Есть ли в неисчерпаемом в своем многообразии мире некое единство? С позиции идеализма единство мира в том, что он есть нечто производное от единого духовного начала (духа, разума, идеи).

Диалектико-материалистическая философия видит единство мира в его материальности, в том, что все существующие предметы, вещи, явления представляют собой различные виды и проявления движущейся материи, что кроме материи в ее бесконечном многообразии ничего нет. Материя является единственной объективной реальностью.

27Движение, пространство, время как филосовские категории.

Пространство и время как философские категории.