Предчувствуя, что злосчастная ракета может бабахнуть в любую секунду, пришелец вновь поднялся в небо, теперь уже подлавливая взгляды.

…Мать напомнила сыну, как кормила его в детстве, как ласкала его. Flashback, этот мимолетный кадр, всплывший в памяти, в очередной раз доказал Кэйлу, что предназначение сверхлюдей в современном обществе кроется в немногоречивом выполнении банальных, но чертовски важных обязанностей. Это трудно изложить путем словесного рисования, это нужно почувствовать, принять душой.

Желая поскорее вернуться в дом, чтобы вынуть из духовки сготовленный вишневый пирог, фермерша прижалась к нему и почти что пропела:

- Будь ангелом Земли жутко ясно и запредельно близко. Не затеряйся в перипетиях своих мыслей. Каждое слово, произнесенное твоим недругами, твоими врагами, будет ощущаться как хладнокровный выстрел. Помни, из каких нитей был выспрен…

- Значит, я должен либо остаться защитником, либо уйти…? – Кэйл не всегда понимал свою мать, а когда это случилось, то, обычно, спрашивал, - И третьего варианта не дано?

Стараясь не огорчать ребенка, мальчика, который давно вырос, фермерша с болью на сердце твердила, что такой человек, как он, не может не быть твердым и решительным, ибо его ноша тяжела и путь его далек и равен млечному.

- Жизнь ставит перед выбором даже богов. И если мы чего-то не делаем вовремя, выбирать начинают за нас. Итого, мы начинаем сожалеть, что сами не решились…

Настоящее время.

Надо помнить о прошлом, жить нынешним днем и думать о будущем. Но Спаун устал. Спаун так больше не может.

Спаун нажал на педаль, с шумом завел мотоцикл и уехал прочь из длинного автодорожного тоннеля. И хотя байк темного мстителя был самым что ни на есть экстремальным, за скоростью его мыслей, спровоцированных хронической бессонницей, ничто бы не успело угнаться.

 

 

Grand Corporation. Меж тем…

- Z-программа - запасной вариант, на случай если с патриотизмом не прокатит. Чуть не погибнув, по сути, чудом выжив, я извлек урок, что полубогов вовсе не нужно пытаться победить… - первые три глотка, совершенные с ярчайшим запалом, благоприятно отразились на гнилой душонке Лэтса. И эта улыбка… традиционно насмешливая, улыбка вожделения, подлая улыбка, самодовольная улыбка, сатанинская улыбка задержалась на лице блондина очевидно дольше, чем он планировал, - Манипулировать можно тончайшими материальными и нематериальными структурами. Чего уж там какие-то боги!

 

Выражение “чуть не погибнув” означало, что Адвокат прежде никогда не умирал, стало быть, слухи о его воскрешении с помощью Ванны Даоса сильно преувеличены. Но как такое возможно, учитывая смерть на приеме у румынских богачей?

Все эти странности доказывали одно: Адвокат, без сомнения, самый гениальный преступный ум, когда-либо живший на свете, дергающий за нити политиков и суперлюдей, а, значит, самый страшный.

 

Осушив бокал до мокрого донышка, гениальный преступник пропел незамысловато и мелодично:

- Желтый плащик, черный плащик! Желтый плащик, черный плащик! - это повествовательное четырехсловие вышло из него еще несколько раз, - Желтый плащик, черный плащик!

 

О ком шла речь, можно было догадаться по интонации блондина.

Спаун и Героймен – ночь и день, тьма и свет. Весь мир знает их напарниками, партнерами, друзьями, об их несокрушимом союзе пишут книги, снимают документалистику, а потом крутят ее в кинотеатрах, преподнося как развлечение. Но что им мешает стать врагами?

Фундамент для создания конфликта заложен: мститель скрывается в бегах, прячется от закона, тогда как пришелец поклялся перед десятками камер служить Соединенным Штатам Америки, делать все, что скажет страна, или ее президент!

 

 

Прежде чем осуждать человека за те или иные недостатки, следует учесть, что каменный взгляд, высокомерие, надменность – инструменты. Часто внутренний мир разнится с оболочкой. Страх есть путь на тёмную сторону. Страх порождает гнев; Гнев порождает ненависть; Ненависть - залог страданий. Ничто не ослепляет человека так сильно, как ненависть, потому что ненависть затуманивает, но гнев… гнев обостряет.

Итак, дрожащие пальцы мистера Вэйна, который намеренно не спал уже несколько ночей подряд, в отчаянии разворачивают старую газету, бумага с шелестом открывает взору сонного нагромождение букв. Дальнейшая, неизбежная и столь знакомая последовательность предложений вернуло состояние, пережитое несколькими годами ранее, и с полной ясностью воспроизвела страшную картину.

 

Победа не умирает под звон аплодисментов, если она настоящая, не надуманная. Кто-то, кто привык обманываться, приписывает себе чужие достижения, переоценивает свой вклад в общий результат, ну, а бывают случаи, когда человек, якобы победивший, вдруг измеряет ценность победы и приходит к неутешительному выводу – этот триумф слишком мал и ничтожен, чтобы им гордиться. И тогда наступает кризис в жизни самообманщика: он находит себя в окружении враждебных материальных сил и холодной убийственной правды.

 

(Даже если я умру, когда я умру, мой смех будет доноситься из самой преисподней. Ты будешь слушать его, стоя на руинах города, жителей которого жестоко подвел)

Уже спустя минут десять Джона начал колотить нервный озноб, пальцы стали липкими и скользкими от пота. Мало-помалу сонное и при сомкнутых глазах грубоватое лицо оживилось работой тревоги, будто в тело проник гигантский заряд электричества и знатно простимулировал деятельность воспаленного мозга.

Когда измятая газета выпала из трясущихся рук и медленно осела на мозаичной пол гостиной, за окном дернулся кустарник под порывом ветра, распахнулось окно, будто в помещение ворвались приведения и навели тарарам: свисающие уголки белоснежной скатерти, покрывающей стол, на котором стояла красивая ваза с цветами, тряслись; сами цветы тоже делали какие-то редкие движения, по крайней мере, так чудилось Вэйну, чья бурно разыгравшаяся фантазия порождала одно маленькое чудесное открытие за другим и не позволяла расслабиться.

 

Джеффери Баннер, похоже, поселившийся в особняке и занявший должность своего покойного братишки Фредерика, весь день провозился в автомастерской. Взявшись за ремонт переднего и заднего бамперов одной из самых ценных машин Джона, услужливый британец надеялся, что ему будет предложено остаться в качестве постоянного помощника. Несмотря на довольно солидный возраст, Джеффери был совсем не бесполезен: его привлекала творческая изюминка в технических делах, более того, англичанин умело обращался с огнестрельным оружием, сносно владел техникой ножевого боя, хоть и не считал себя мастером, знал немало языков и свободно читал любую лит-ру.

- Людей жестокими делает их фанатичная, почти непоколебимая вера в себя, в то, что только жестокостью можно показать, что они являются властелинами этой жизни, но, практика показывает, такие часто попадают в капкан. Природа людской жестокости может происходить от того, что многие озлобленные считают, что все окружающие недостойны человеческого счастья, и боятся показаться слабыми… - в отличие от Фреда, Джеффери был еще большим демагогом, донимал нравоучениями, непрестанно читал мораль о пользе физических нагрузок, - Но этот страх присущ лишь слабакам!

 

Джон же, помня наизусть все заповеди начитанного гостя, проходил мимо и махал рукой. Впрочем, нулевая реакция хозяина не останавливала механика из раза в раз повторять один и тот же перечень заумных нарративов.

 

 

Однажды Джон по случайности услышал странные звуки, доносившиеся со дна глубокого колодца. Недолго думая, он раздобыл веревку, прикрепил ее к столбу близлежащего деревца и благополучно спустился. Хозяин направил фонарь вверх, надеясь отыскать источник эксцентрических звуков, и вздрогнул: сверху на него смотрело лупоокое чудовище с темно-серой кожей и большими красными глазами.

Джон опустился на колени, незаметно испачкался в грязи, образованной дождем. Спаун (название чудища) открыл пасть с готовностью проглотить спустившегося. Так монстр и человек стали одним целом, воссоединились после долгой, как вечность разлуки, ради странной любви, не погасшей даже за несколько изнурительных десятилетий. “Кормите своих демонов, а не стыдитесь и не бойтесь их.

Пусть их боятся другие, те, чьи демоны давно мертвы”.

 

Был ли демон судьбой Вэйна изначально – уже не узнать. Зато, пораскинув мозгами, можно предположить, эти две сущности, две стороны одной монеты искали друг друга, и, встретившись, составили настолько прочный симбиоз, который не в состоянии разрушить ни боль, ни ненависть, ни даже время.

- Надвигается новая буря, на этот раз дождь и гроза! – крикнул хозяину Джеффери, выйдя на улицу только для того, чтобы предупредить, - Надеюсь, вы не собираетесь промокнуть?

Джон стоял в задумчивости, катая подошвой ботинка мелкий камешек и вглядываясь в дно старого колодца, видя там что-то, что было недоступно другим. Быть может, Спауна, чьи глаза, подобно лупам, а кожа из резины…

 

Лишь повторный крик британца вернул его в реальность:

- Ваша узница, или как прикажете ее называть, предприняла попытку бегства этим утром! Я еле затолкал ее обратно!

Эта новость, в какой-то степени ошеломляющая, заставила Джона немедленно пересмотреть свое решение касаемо насильного удержания женщины и подтолкнула на преступную, садистскую мысль.

 

Забежав обратно в особняк и сняв с себя тяжелое громоздкое пальто, хозяин сурово посмотрел на мистера Баннера и с хищным оскалом спросил его:

- Где?

Джеффери уже пожалел, что рассказал нанимателю. Механику было по-человечески жаль эту девушку, пытанную, измученную, по сути, рабыню. Более вероятно, британец начинал чувствовать себя соучастником преступления, смысл которого от него ускользал.

- Я очень прошу тебя не делать глупостей! Не творить того, о чем обязательно будешь сильно жалеть, когда протрезвеешь рассудком! – как и любой истинный джентльмен, Джеффери предосудительно относился к рукоприкладству, презирал ситуации, в которых мужчина бил женщину, будь баба трижды законченной стервой, - Ты сходишь с петель и теряешь контроль над собой, остановись, пока не поздно!

До безумия упертый и… злой, как собака, Джон рвался напролом, отталкивая от себя более худого британца. Отчасти им, ломающим последний барьер морали и нравственности, управляла банальная жажда насилия. Он и так не всегда отдавал себе отчет во всех своих чувствах, а в последнее время входил в ярость все чаще и чаще. Число стрессов и немотивированных вспышек давно перевалило за норму. С каждым разом Джеффери становилось все труднее подавлять эти приступы.

- Оставлять ее в живых будет ошибкой! Только обретя свободу, она тут же помчится к врагу и тогда… повторится инцидент с уничтоженным городом! – но бывший агент английской разведки не терял надежд вернуть прежнего мистера Вэйна, помня, каким прекрасным человеком он был до обострения.

- Опомнись же, наконец, что за ерунду ты, в конце концов, несешь?

Джон крикнул:

- Нет, это вы опомнитесь! – схватил британца за руку и получил толчок кулаком в грудь.

Благородный Джеффери, не позволявший зверю вырваться из клетки, говорил твердо и внушительно, упирался Вэйну прямо в глаза:

- Только глянь, в какую размазню ты превратился! Иди, посмотри в зеркало! И перестань уже вспоминать про Мракан-сити. Перестань! - ведя себя, как типичный наставник типичного непослушного парня, мистер Баннер выстроил категорический императив, - И поразмысли над тем, как мы поступим с девушкой. Совершить убийство я не позволю, но и держать ее здесь – не выход.

- Так больше нет вариантов, в том-то все дело… - подуспокоился Джон, смотря в пол, словно нашкодивший.

- Так найди варианты! Ты же мужчина!

Кое-что кардинально поменялось: теперь уже скалился Джеффери, а Джон молчал с широко разинутым ртом и внимал всем речам мудрого механика.

 

 

Нэнси часто плакала, ревела. Иногда весьма громко, а иногда приглушенно. Она умолкла, услышав доносящийся снаружи шум. В глазах узницы большого дома, на задворках сознания мелькнула пугающая догадка.

“ Сегодня меня точно застрелят. В меня вот-вот полетит пуля из ружья того мужика. Эти шаги предвещают несчастье, а в моем случае единственное допустимое несчастье – это смерть ” – пережив столько, сколько переживет не всякий мужчина, Нэнси смирилась бы с любой горькой участью, лишь бы этот бесперемежный кошмар, в который превратилась ее некогда терпимая жизнь, поскорее б завершился. Если догадка подтвердится и седовласый мужик прихлопнет ее из классической охотничьей двустволки, то… это будет не самым худшим исходом, а все самое худшее навеки останется позади.

 

Шаги замедлились около двери, словно палач призадумался, стоит ли изводить на нее боеприпасы или разумнее прибить голыми руками. Бедняжка закрыла глаза, обняла себя за плечи и начала молиться в полголоса. Вспоминая бога лишь по прихоти и только в такие несладкие моменты, Нэнси не могла похвастаться набожностью, с наступления совершеннолетия ни разу не ходила в церковь, да и вообще максимально отстранилась от религии. Отчасти этому поспособствовали неблагоприятные перемены в судьбе американки. “Ты ничего не решаешь, ты просто бежишь от перекрестка к перекрестку, а перед тобой закрываются все двери, кроме единственной. Открываешь дверь и видишь тропу, тропа ведет тебя по черному пути”

 

 

Вэйн пошел на компромисс с господином механиком, но поставил перед ним строгий ультиматум:

- В общем, если твоя совесть не позволит тебе уживаться с мыслью, что я ее грохнул, в твоих интересах убедить ее молчать. Прояви военную смекалку и запугай так, что она проглотит язык, а лучше отрежь его! - циничный холостяк по жестокости не уступал некоторым головорезам, с которыми когда-то имел дело, - Думаю, многие согласятся со мной, потерять орган, один из множества, все же лучше, чем лишиться жизни…

Британец заверил хозяина, прижав руку к груди:

- Ты всегда можешь положиться на меня, Джон! Ты меня знаешь…

И тот продемонстрировал ему изысканную узкую улыбку:

- Надеюсь.

А когда Вэйн ушел, спустился на нижний этаж, чтобы поиграть на любимом мамином рояле и малость поостыть, Баннеру открылось море вариантов и абсолют творческой свободы. Теперь судьба пленницы напрямую зависела от того, как хорошо он воспользуется даденной свободой.

“ Думай, Джеффери, думай. Не смей расслабляться ”

 

 

Нэнси беспомощно и очень трогательно зажалась в углу комнаты, где ее держали. Комната эта не имела окон, а значит, исключалась любая возможность сбежать. Единственная попытка, предпринятая сегодняшним утром, хорошая попытка, надо сказать, и та потерпела фиаско. Будучи на побегушках у Лэтса Гранда, вероятность оказаться запертой в чужом доме казалась ничтожно мелкой, поэтому нельзя сказать, что Нэнси совсем не раздумывала о возможных негативных последствиях данного союза. Полоса везения прервалась достаточно внезапно и оттого болезненно.

“ Хоть бы это все прекратилось, и неважно как. Устала сопротивляться желанию опустить руки, закрыть глаза и смириться. Мои родители, моя сестра, подруга, ее мама, родственники с моей стороны… все считали, что я наживу массу хлопот и финансовые неприятности, если попытаюсь стать самостоятельной.

Вероятно, сейчас эти люди смотрят на меня сверху, с того света, и смеются, говоря про себя, какая же я дура, что полезла в чужое болото, и злорадствуя ”

 

Подслушать мужской разговор не получилось, не настолько хорошо, чтобы знать точные намерения деспотичного хозяина. Узница дома в какое-то мгновение сбилась с ритма. Шаги затихли и послышались вновь. И снова затихли!

Раздался скрежет открывающегося замка, за ним скрипнула дверь. Стоило Джеффери зайти в комнату, как девушка дернулась, словно от удара. Британец не перестал ее жалеть, а, наоборот, сострадание в нем подросло, обрело более серьезную, более твердую форму, и из легкого, как воздух, равнодушия преобразовалось в нечто существенное.

 

По непонятной для себя самой причине Нэнси не осмелилась подать голос. Вероятно, ею по-прежнему руководил старый ясный страх. Однако добрая мимика британца располагала, если не к полной радости, то к парциальному утешению уж точно.

- Я буду крайне признателен, если вы в качестве благодарности будете держать язык за зубами. Ситуация не то чтобы личностно критичная, но… довольно близко к этому! – Джеффери старался преуменьшать проблемы, иногда делал вид, что их нет, и конструктивно искал решение.

Вот только не в меру догадливая Нэнси читала по его лицу плохо скрытое опасение и наблюдала противоположно иную картину.

- Не критичная? Вы так издеваетесь? - подтерев сопли и попытавшись успокоиться, измученная чувствовала себя виноватой перед ним за свои утренние “подвиги”, - Гляжу, у вас оригинальное чувство юмора, а вот мне совершенно невесело!

Мистер Баннер внезапно засучил рукава:

- Никто и не говорит про веселье, умоляю… - и опустился на корточки, чтобы коснуться ее лица, а заодно пощупать глубокую ссадину на лбу, чтобы оценить степень тяжести увечья, - Будь ситуация несколько другой, я уверен, ваше мнение о мистере Вэйне имело бы сугубо положительный характер! – догадываясь, что Нэнси знает имя своего мучителя, Джеффери твердо решил ничего не утаивать и быть откровенным до самого конца, - Когда кто-то в вашей команде дает плохие результаты, вы всегда ищете ему оправдания. Он не такой уж плохой человек, мисс, он обязательно исправится, просто в его психике случился этакий сдвиг, что вовсе не равнозначно сдвигу по фазе.

Стараясь воздержаться от праведной критики, Нэнси не отрицала, что большая часть вины лежит таки на ней, и потому не была строга с вежливым заботным англичанином.

- А как же неконтролируемые эмоциональные выбросы и явная депрессия? Как же все это?

Считая себя недостаточно компетентным в вопросе оценки психического состояния мистера Вэйна, Джеффери накинул неловкую улыбку. Девушка внимательно “просматривала” слова, что, будто были выжжены на страницах старой книги. Какими бы интересными и захватывающими дух не казались откровения бывалого разведчика, порой ее мозг вскипал и начисто отказывался верить в информацию, которую получал от глаз и ушей.

 

 

Джон тем временем сидел за роялем. Играть хотелось стремительно, стуча по клавишам со всей скоростью, на которую только были способны его приученные пальцы. Внутри в нем все пылало, но он сдерживал себя, хоть и с превеликим усердием. Сонность росла по мере того, как ярилась за окном непогода. И это вовсе не приятная истома, что, разливаясь по телу, обеспечивает имманентный уют, внутренний порядок. Множество исследований, проведенных еще пару десятилетий назад, доказали важность отдыха и продемонстрировали, что неполноценный сон приводит к ухудшению памяти, снижению внимания и прочим не самым приятным последствиям.

И все же у Вэйна не возникало затруднений именно со сном. Он засыпал без каких-либо проблем, как все нормальные мужчины, но живо просыпался, ибо содержание последних сновидений казалось ему… мягко говоря, невыносимым. Сумасшедшая мечта поскорее пробудиться с каждым разом исполнялась все быстрее!