Ноября, суббота. Премьера в Аракатаке

В 6 утра пение птиц врывается в комнату с такой же силой, как ночью – москиты. Канарейка на верху фонарного столба открывает клюв, чтобы вывести свои тонкие ноты, а вдалеке ей отвечает чуть более солидная трель.

На улицах полно иволг и малиновок. Почему пение птиц ведёт меня к городской парикмахерской?

Это огромный салон с единственным кожаным креслом. Место уже занято, и пять или шесть человек ожидают в очереди. Да нет же, они здесь, чтобы поговорить. Я вхожу, и мне задают вопросы: откуда едут эти цыгане, что нового везут с собой, что значат все эти татуировки?

Парикмахер, мужчина около 50 лет, спорит о музыке с членами компании. Говорят о вальенато, музыке этого региона. Экономическое эмбарго «гринго» против Кубы (так они их называют, потому что мистер Браун и мистер Герберт приземлились в окрестностях города с группой инженеров, агрономов, гидрологов, геодезистов и провели несколько недель, изучая местность) имело большое влияние на эволюцию карибской музыки. Меньше кубинской «сон»[60], меньше румбы и слишком много доминиканской меренги. Также технические проблемы: у кубинцев нет хороших записей по причине эмбарго, и мы не знаем то, что по-настоящему формирует остров.

Жалуются также на путь, выбранный вальенато. Изначально все вальентаос пели истории, пережитые автором, в своей интерпретации. А сейчас, посмотрите на этого Карлоса Вивеса. Единственное, что он делает – это опошляет чужие стихи. Для парикмахера вальенато – это Рафаель Эскалона, «с его неустанным и ностальгическим аккордеоном». «Он – тот, кто продолжал говорить в приступе лиризма, интеллектуал наших народных мелодий, он придавал им развитие, пока они не достигли элегантности, в которой музыка дышит воздухом чистой поэзии.»

Также рассказывают анекдот об известном Панчо Рада, называемом ещё Понтификом. Однажды его арестовали, и, когда он был в тюрьме, он достал свой аккордеон и начал петь историю своего собственного ареста, пока народ не потребовал, чтобы его освободили. Его преследователь вынужден был бежать в город. «И поэтому с тех пор ни один певец из Магдалены не попадает в тюрьму со своим инструментом, который является одновременно и пропуском, и взяткой.»

Моя очередь садиться в кресло, у меня было время посмотреть, как мой предшественник вышел из рук этого меломана Фигаро. Но я не должен оскорблять его, так что я сажусь и отдаю ему в руки свою тонзуру, будь что будет. Он переводит кресло в горизонтальное положение и, никого не спросив, начинает брить меня. Его одержимость блокадой Кубы, несправедливой, преступной, распространяется на «гринго», также как и то, что они навязывают Колумбии торговлю наркотиками. «Почему бы не продавать коку, как если бы это была гуава?»

«Turista» и обезвоживание оставляют последствия в нашем войске. Сейчас у всех понос из-за того, то брали воду и мандарины в доме сеньоры Эрминьи. Вода в Аракатаке не питьевая, и её будет нужно кипятить прежде, чем пить. Нам удаётся найти воду в пластиковых ёмкостях, но она невкусная. С этой жарой мы должны были бы пить её литрами. Жако отвезли в больницу. Фидель, Пусе, Том, Ману… все больны. Мы сокрушаемся по поводу того, что в экспедиции нет ни одного врача или медсестры. Гамбит централизует лекарство и щедро раздаёт «Nivarum». Тем временем мы спрашиваем себя, что с нами будет в следующие недели, ведь начиная с Аракатаки начинается самая сложная часть пути, и в смысле климата, и питания, и политического хаоса, и насилия. Босконья, Гамарра и, прежде всего, Барранкабермеха, - горячие точки, которым мы должны противостоять. Кто сможет выстоять ещё месяц до приезда в Боготу? Мы начинаем опасаться худшего, отъездов, тем более, что уже есть намёки на дезертирство в наших рядах. Нам навязывают драконовскую диету: больше никакой воды не из пластика (даже если не совсем уверен), только фруктовые соки и без кубиков льда. Никаких сырых овощей, только варёные, рис, горячие супы, и это то, что позволяет нам открыть для себя качество колумбийских супов и бульонов с разнообразными овощами и картофелем, действительно уникальных.

Народ жалуется. Как это возможно, что нет даже воды, душа, туалета и электричества. Не все могут позволить себе Монпелье. Некоторые живут в вагонах, и о них договариваются, чтобы они приняли душ в соседних домах, всегда гостеприимных, или в комнатах гостиницы, арендованных друзьями.

Поезд превратился в центр Аракатаки. Джудит и её сёстры, Эстрелла и Мариса – три девушки 15, 17 и 20 лет – всегда знали станцию как грустное место. Сейчас она полна жизни: люди разговаривают, и возникают чувства. Иногда французы не понимают, что произносят губы, но сердца переводят иностранные слова. Девушки из Аракатаки находят в этой новой игре повод, чтобы смеяться, трепетать, дрожать от страха и шутить, и с наступлением ночи говорят об этих встречах как о похожих на сон.

В тот момент, когда открывается ярмарка, появляется Джудит, залитая слезами. Один из её друзей, Фахид Куре Грааф, Фахидито, потомок одного из первых арабов Аракатаки, только что покончил с собой. Его родители разведены. Фахидито позвонил своей матери в Барранкилью, чтобы рассказать о любви, которую испытывает к ней, и о своём решении покончить с собой. Затем он пошёл увидеться со своим отцом, которого сильно любил, и, воспользовавшись моментом, украл его пистолет. Он нашёл время, чтобы подготовить пакет с шёлковой скатертью, посмертным подарком для своей экс-будущей тёщей. Когда его отец вбежал в комнату, он нашёл Фахидито с дыркой в голове. На кровати – письмо для его лучшего друга, с которым был связан через зерновую компанию. Фахидито напоминает ему о своей привязанности и уступает свою часть дела.

И шоу начинается. На самом деле, в Аракатаке праздник с самого прибытия поезда. Блок льда, который не был выставлен в Санта-Марте по техническим причинам, был закончен в самый последний момент сегодня. Его показывают впервые.

Несколько тысяч человек будто по волшебству прикованы к номерам Экспресса Льда. Публика входит в кабинки, и дети трогают лёд. Затем приходят марионетки, акробаты, рассказы, местная музыка, затем - иностранная – French Lover’s. Позже, ночью, музыка становится резко апокалиптической. Вагон-Йети открывается, представляя сюрреалистическое зрелище: люди в масках бросаются на лёд, чтобы разбить его на тысячу кусочков в атмосфере пара, холода, влаги, света. Именно это и нужно, чтобы проснулся дракон Роберто. Дракон поднимается, его глаза мечут молнии, рот плюётся огнём. Резкие движения возбуждают толпу, затем музыка успокаивается, чтобы начаться снова: Mano Negra выходит на сцену.

Ослеплённые такими чудесными изобретениями, жители Аракатаки не знают, как выразить своё удивление. Одна девочка говорит, что лёд заставляет «её скелет дрожать», парень, банальнее, что он «горит». Народ выстраивается в ряд, чтобы увидеть ледяные скульптуры, проводят часы перед Йети и удивляются, когда дракон Роберто заполняет пространство громом и огнём.

Именно Роберто фактически исполняет в Аракатаке роль, сыгранную много лет назад во льду. Молодые и не такие молодые люди раскрывают глаза в восхищении, кричат, отступают от страха каждый раз, когда Роберто сметает станцию своим взглядом и выбрасывает огонь на расстояние 10 метров, всё на фоне шума сирен и децибелов. Одна девочка хотела бы увести его к себе домой, чтобы «прогнать москитов», а другая хотела бы «рассказать ему сказки своей страны».

Никто из жителей Аракатаки не приближается к палатке татуажа. Напротив, все, кто предоставил свою кожу в распоряжение Тома и Дани, приехали из Фундасьона, соседнего города. Джудит объясняет нам, что народ в Аракатаке ужасается самой идее расписать своё тело и что все пытаются, насколько это возможно, прятать свои шрамы.

Как не подумать о 17 сыновьях Аурелиано Буэндиа, которых Амаранта[61] провожала в церковь в пепельную среду?[62] Больше для забавы, чем из веры они позволили привести себя к столу, за которым падре Антонио Исабель нарисовал пеплом кресты на лбах. Затем они вернулись домой, но, когда самый молодой хотел вымыть лоб, он понял, что знак не смывается, и то же самое случилось с его братьями. Они тёрли лбы водой с мылом, землёй, пемзой, щёлоком, но не могли стереть кресты. 17 сыновей были убиты выстрелами, и всем стреляли в эти пепельные кресты на лбах.

Том и Дани рекламируют татуировки, которые можно смыть после нескольких дней, но страх перед несчастьем настолько сильно закрепился в них, что даже Джудит отказывается предоставить свою кожу татуировщиками.

Джудит возвращается в слезах. Другой парень, Леонардо Гомес Акоста, близкий друг Фахидито и получатель его предсмертного письма, только что также покончил с собой. Он тоже оставил письмо, несколько дружеских слов для своего лучшего живого друга. В это время French Lover’s играют Dur de dormer. Три девочки слушают.

- Как тебя зовут?

- Марилус.

- Сколько тебе лет?

- 12.

- Ты встречала нас на станции?

- Да.

- Ты пела Марсельезу?

- Мар… что?

- Национальный гимн Франции.

- А… да.

- Кто вас этому научил?

- Сеньор священник и сеньора учительница.

- Вы собираетесь – я имею в виду хор – часто, долго?

- Не очень. Всего три месяца.

- Тебе нравится представление?

- Да, очень милое.

- Ты знала Фахидито?

- Да, я его очень любила. Он немного разговаривал со взрослыми, а с нами, маленькими, был очень ласковый.

- А ты, как тебя зовут?

- Эстрелла.

- Тебе понравилось?

- Невероятно! Ничего подобного здесь, в Аракатаке никогда не видели. Это было потрясающе!

- Ты знаешь, что много лет назад цыгане с Мелькиадесом приезжали сюда, чтобы познакомить всех со льдом?

- Конечно, Гарсиа Маркес рассказывает об этом в своём романе «Сто лет одиночества».

- Что ты думаешь о том, что цыгане привезли в этот раз?

- Удивительно. Мечта Гарсиа Маркеса наконец реализовалась.

- Что произвело большее впечатление?

- Дракон, который плюётся огнём.

- А самоубийство ребят?

- Я недавно была в доме Франсиско. Там немного людей, только семья. Все на празднике, но завтра я пойду на похороны.

- А ты, Марилус, что тебе понравилось?

- Дракон.

- Ты хотела бы привести его к себе домой?

- Да, чтобы мой отец не ругался.

- А ещё что тебе понравилось?

- Музыка ребят, которые играют рок.

- А тебе, Эстрелла?

- Мне понравился вагон с огнём снаружи и холодом внутри. Это великолепно, а ещё – когда падал снег, и люди убегали.

- Ты убегала?

- Нет, я осталась, чтобы лицо намокло.

 

В Конторе Желаний человека в Аракатаке:

 

Мне хотелось бы, чтобы младенец Иисус заставил папу провести Рождество со мной и мамой.

К., 7 лет

Я – Филип, мне 8 лет, и я очень хочу телевизор для себя, чтобы сидеть целый день и не чувствовать голода и смотреть мои мультики, и чтобы мои братья не переключали канал.

Мануэль Филип Крус, 8 лет

Моя мечта, чтобы ни ребёнком, ни подростком я бы не испытывал голод. Не сомневаюсь, что в этой жизни обязательно должны быть печали, но не столько же.

Франклин Муньос, 13 лет

Как прекрасна была бы Колумбия без войны! Здесь мужчина теряет жизнь и оставляет детей и женщин беззащитными. Выстрел здесь – второй игрок в жизни, где матери оплакивают своих детей, жёны оплакивают мужей. Нет войне, нет бомбам, нет насилию. Чтобы не всё заканчивалось розой на могиле.

Рита Сантос, 24 года