Особенность японской модели административной реформы на данном этапе исторического развития

Административная реформа конца 90-х - начала 2000-х гг. проходит в Японии в общем русле мировых тенденций, происходящих в сфере государственного строительства большинства стран западного сообщества на протяжении всего послевоенного периода. Речь прежде всего идет о внедрении в систему государственного управления принципов «малого правительства», в соответствии с которыми административная сфера должна быть максимально компактной, прозрачной и высокоэффективной. Концепция «малого правительства» предполагает введение ограничений на структурный и кадровый рост правительственных учреждений, минимизацию функций государственной власти и сужение ее прерогатив в вопросах регулирования экономической и общественной жизни, более жесткий контроль процесса государственного управления со стороны общества. Распространение концепции «малого правительства» в 80-е гг. происходило в общем русле триумфального шествия неоконсервативизма, который ассоциируется с успехами экономической политики администраций Р.Рейгана в США и М.Тэтчер в Великобритании («рейганомика» и «тэтчеризм»).

Япония всегда воспринимала идеи концепции «малого правительства» в сугубо прагматическом ключе. Разворачивая программу административных реформ, политическое руководство страны ставило в центре реформистских мероприятий те аспекты государственного управления, которые приобретали на тот или иной момент общественного развития наибольшую актуальность. В 60-е гг. таковыми являлись вопросы количественного контроля правительства, в 70-е – усиление социальной и экологической компоненты в деятельности центрального правительства, в 80-е – повышение финансово-экономической эффективности правительственной и общественной сферы. Во второй половине 90-х проблемы реформирования административной сферы встали перед страной особенно остро в связи с переходом на новый этап развития: «догоняющая» модель государственного устройства, сменилась «лидерской моделью». На первый план вышли вопросы усиления функций кабинета министров, перераспределения полномочий от бюрократов в сторону политиков и от центра в пользу регионов, повышение прозрачности процесса принимаемых чиновниками решений и подотчетности правительства парламенту и общественности. Во многом это потребовало и проведения «бюрократической революции», т.е., с одной стороны, повышения роли общественных организаций и иной небюрократической компоненты в процессе принятия решений, что предполагало отказ от многих монопольных полномочий бюрократии, с другой – коренную перестройку в работе аппарата центральных министерств и ведомств.

Следует отметить некоторые принципиальные особенности сложившейся в Японии в послевоенный период ситуации в сфере административного реформирования.

Во-первых, нельзя не признать специфику общего лейтмотива или, если хотите, самого духа административной реформы в Японии. Если в англо-саксонском варианте административная реформа всегда шла в направлении «защиты прав индиви-дуума против государственной власти», то в Японии, как, кстати, и в большинстве скандинавских стран, больший вес приобрели идеи «государственной власти в интересах общественного развития»[269]. Иными словами, конечной целью реформы выступали не интересы отдельных рядовых граждан, которым никогда не отдавался приоритет на протяжении всех исторических этапов развития, но интересы общества в целом, основанные на стремлении не проиграть в жестком соперничестве за лидерство в мировом сообществе. Выше отмечалось, что интересы потребителя в Японии не имеют такого значения в рамках политики дерегулирования, как интересы производителей, поскольку снижение потенциала последних чревато снижением конкурентоспособности японской продукции на мировых рынках. Этот подход верен и для макроуровня: Япония оценивает свою административную сферу прежде всего с позиций того, насколько она соответствует общегосударственным задачам, а не интересам отдельного индивидуума.

Во-вторых, административные реформы с 80-х гг. шли в Японии гораздо более медленными темпами, нежели в США и Западной Европе. Если на Западе они проходили на фоне обострившегося экономического кризиса конца 70-х – начала 80-х гг. и потому шли достаточно быстро, в Японии, где экономическая ситуация в 80-е гг. была хорошей, процесс реформ продлился на несколько десятилетий и не носил лавинообразного и радикального характера. Как было показано в гл. 1, все реформистские курсы вплоть до линии кабинета Р.Хасимото были, скорее, профилактическими, охватывая отдельно взятые сферы государственного управления. Их успех был относительным и затрагивал узкие области: сферу приватизации (реформы Накасонэ), сокращение дотаций местным органам власти, количественное сокращение правительства и иные отдельные аспекты его работы. В то же время скоординированных комплексных мероприятий, направленных на структурную перестройку работы центральной администрации, в Японии не проводилось вплоть до середины 90-х гг.. По этой причине Японии до последнего времени не удавалось провести радикальных преобразований в бюджетно-финансовой сфере, в области перераспределения полномочий центра и регионов, в области дерегулирования и проч. Отставание Японии в темпах можно объяснить также особенностями внешнеэкономической среды: Японии удалось оградить свой рынок в ходе проходивших в 80-е и 90-е гг. торговых войн от зарубежной продукции и, таким образом, затянуть процесс дерегулирования экономики. В этой связи можно заключить, что все попытки административной реформы, предпринимавшиеся вплоть до последнего периода, не являлись отражением общего кризиса системы государственного управления.

Рассмотренный нами в настоящей главе курс реформ 1997-2002 гг., последовательно проводившийся кабинетами Р.Хасимото и Д.Коидзуми («промежуточные» кабинеты Обути – Мори не уделяли большого внимания административной реформе в силу шаткости своего положения и иных внутриполитических проблем) можно оценить как первую после 1885 г. попытку кардинального реформирования системы государственного управления. С точки зрения теории государственного управления трудно назвать радикальными демократические реформы послевоенного периода, которые по сути свелись к роспуску наиболее одиозных ведомств – военного и военно-морского, а затем внутренних дел. Это связано с тем обстоятельством, что неизменными остались механизмы принятия и согласования решений, нормы делопроизводства, кадровая политика министерств и ведомств, менталитет бюрократии и иные основополагающие характеристики административной системы.

Установившаяся в конце ХIХ века модель исполнительной власти, в которой ее глава был «первым среди равных» и не имел адекватных институциональных рычагов для реализации своей лидерской роли и политической воли, прослужив с большей или меньшей эффективностью более ста лет, оказалась неадекватной перед лицом новых задач, вставших перед Японией накануне 21 века. После превращения из страны догоняющей в страну догоняемую, страну, задающую тон в мировом экономическом развитии, Японии стало тесно в узких рамках «консенсуальной демократии», в рамках которой политики существенно урезаны в правах на принятие кардинальных решений по сравнению со многими западными партнерами. Такие решения предполагают управленческие риски и персональную ответственность, в то время как традиционная система исполнительной власти, как было показано, оказалась лишенной и того, и другого.

Значение реформ Хасимото – Коидзуми в этом глобальном контексте исключительно велико. Безусловно, очень важны мероприятия, направленные на повышение эффективности процесса государственного управления, дерегулирование экономики, внедрение интернета и иных средств связи в работу правительства. Заслуживают высокой оценки попытки введения новых организационных форм в управленческую практику, к числу которых относятся САЮЛы. Достаточно устойчиво, хотя и со скрипом, идет процесс демократизации системы государственной службы, усиление меритократического начала в механизмах продвижения по службе и проч.

Между тем трудно сделать окончательные выводы или дать четкие оценки принятым решениям, поскольку результаты реформ будут видны только по прошествии определенного времени. Поэтому оценку значения административной реформы на данном этапе следует, на наш взгляд, проводить не с позиций управленческой рациональности, а, скорее, с морально-психо-логических позиций. Прежде всего, благодаря реформам политическая сфера перестает восприниматься избирателями просто как авансцена различного рода интриг, закулисных сделок и прочего рода темных операций. Если раньше расхожим и во многом справедливым было мнение, что реальные решения принимают бюрократы, а политики (депутаты парламента) являются не более чем брокерами, бесконечно снующими между министерствами и частными корпорациями, а вовсе не народными избранниками, призванными защищать общенациональные интересы от узковедомственных нападок со стороны чиновников, то теперь, с приходом политиков в управленческие эшелоны правительства, среди общественности появилась надежда на «обуздание» произвола чиновников, на большую прозрачность административного процесса, его большую подконтрольность гражданскому обществу и проч.

В то же время чисто организационные преобразования, к числу которых относится приход политиков в административную сферу и наделение их соответствующими полномочиями, по всей видимости, сами по себе не способны кардинально улучшить административный климат в стране. Об этом, в частности, писал Дж. Куртис, отмечавший явную ошибочность и даже пагубность расхожего мнения о том, что «политики должны с большим основанием делать то, что раньше делали бюрократы»[270]. Трудно представить себе, что профессиональный политик смог бы за короткий срок освоить все тонкости ремесла бюрократа, потратившего на его освоение всю свою жизнь. Задача профессиональных управленцев как раз в том и заключается, чтобы обеспечивать техническое воплощение принятых политиками решений. Политики же в свою очередь не должны слишком вдаваться в технические тонкости бюрократического процесса. В этой связи многие японские политологи, специалисты по административной реформе, с тревогой отмечают, что с приходом профессиональных политиков в «правительственную команду» (на посты заместителей министров и политических советников) возникает опасность «бюрократизации политики», т.е. переход политиков с общегосударственных позиций на эгоистические позиции отдельных ведомств. Иными словами, благородная идея поставить бюрократов под политический контроль чревата обернуться полной своей противоположностью.

Следует учитывать и то обстоятельство, что вопрос о роли конкретных государственно-политических институтов в системе управления часто решается в Японии в соответствии с внутрипарламентским раскладом сил. Прочность полиций правящей партии в парламенте, устойчивость кресла ее лидера объективно дают последнему большее пространство для принятия стратегических решений. В то же время нестабильность парламентского большинства, равно как и внутрипартийные «разборки», превращают премьер-министра и кабинет в целом в заложника политической конъюнктуры, неспособного сделать и одного свободного шага. Поэтому вопрос о том, станет ли кабинет министров реальным «политическим штабом», ответственным за разработку и выдвижение новой государственной политики, будет во многом зависеть от прочности позиций правящей коалиции. Говоря более конкретно, вопрос о том, сохранит ли ЛДП прежние рычаги воздействия на процесс принятия решений и партийную инфраструктуру для обеспечения такого воздействия, в долгосрочной перспективе будет зависеть от ее возможностей остаться на политической арене единственной сверхпартией. Как представляется, нынешний статус-кво имеет большие шансы на долгосрочное воспроизводство, во многом благодаря политической традиции: приход людей в мир политики ставит своей целью прежде всего получение власти и возможностей, ею предоставляемых, в первую очередь – рычагов влияния на процесс принятия решений.

В этой связи трудно согласиться с точкой зрения, представленной, в частности, К.Вольференом, в соответствии с которой японская административная модель представляет собой некую безликую «систему», не имеющую «политического пика» и полностью определяемую активностью политической, бюрократической и бизнес-элиты. Вместе с тем было бы ошибкой считать, что административная реформа позволит главе кабинета автоматически стать центральной фигурой в процессе разработки государственной политики. Истина, по всей видимости, лежит где-то посередине. Трудно ожидать существенного ослабления роли и места центрального аппарата правительства в реализации определенной политической линии – слишком велики у него технические возможности, высока степень монополии на информационное обеспечение, наконец, сильны традиции опоры на бюрократию. Многие происходящие сейчас необратимые процессы, связанные с перераспределением акцентов в системе принятия решений в пользу небюрократических институтов, утратой бюрократией своего статуса «непогрешимой элиты», переходом к западным принципам организации кадровой организации в работе министерств и ведомств дают основание заключить, что нынешний этап административной реформы оставит свой глубокий отпечаток на всей системе государственного управления страны. Однако каким будет этот отпечаток, можно с уверенностью сказать лишь через 10 – 15 лет.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной монографии была сделана попытка рассмотреть наиболее общие особенности административной системы Японии послевоенного периода. Автор стремился провести мысль о том, что несмотря на значительность иностранного влияния на процесс государственного строительства на всех этапах новейшей истории, японская модель административной системы продолжала сохранять свою специфику. Подытоживая сказанное ранее в основной части работы, попытаемся выделить основные те черты японской модели административной системы, которые определяют ее уникальность среди основных стран западного сообщества.

Во-первых, сюда следует отнести парламентско-каби-нетную систему правления. Если с точки зрения конституционного права японская модель не имеет сколько-нибудь существенных различий с британской, отчасти австралийской или канадской моделями, то с точки зрения взаимоотношений между самими членами кабинета и между отдельными ведомствами, составляющими основу системы государственного управления, Япония, несомненно, проявляет значительную специфику.

Прежде всего, для японской системы правительства характерно наличие отдельных ведомств, пользующихся высоким уровнем самодостаточности и относительной независимости и структурированных по пирамидальному принципу. В довоенный период ведомственные пирамиды замыкались напрямую на министра - члена кабинета, в послевоенный период – на административного заместителя министров. Кабинет министров в рамках такой полипирамидальной модели выполнял функции не центрального органа административного управления, призванного координировать и реально вмешиваться в работу отдельных ведомств, а скорее как надстроечно-декоративный орган политического представительства, в котором нашел отражение баланс соперничающих между собой группировок правящего лагеря (в довоенной Японии – между кланами выходцев из бывших княжеств, узурпировавших власть в мейдзийский период (хамбацу), в послевоенной – между фракциями ЛДП).

Далее, важным является вопрос об ответственности за принимаемые решения. Как было показано в главе 2, управленческая ответственность в японской модели в большей степени ложится на нижние этажи управления, следствием чего является то обстоятельство, что вектор процесса принятия решений идет в направлении «снизу вверх». В этих условиях задача высшего политического эшелона управления в большей степени заключается в примиренческой координации выдвигаемых отдельными ведомствами проектов решений. Как подчеркивал проф. университета Хосэй Муто Хироми, все предпринимавшиеся ранее попытки усиления полномочий кабинета министров и его главы терпели неудачу по той причине, что «отсутствовала политическая и культурная основа для реализации этих полномочий»[271]. Фактически это означало, что руководство работой отдельных ведомств на политическом уровне, передача им установок в отношении административной политики было трудноосуществимой, а в некоторых случаях – и невозможной задачей.

Большое значение имеет способность национальной административной (бюрократической) элиты учитывать в своих решениях интересы различных социальных и экономических групп. Известно, что в послевоенной Японии произошел переход от чисто бюрократической системы правления, замкнутой на власть могущественных ведомств, к системе партийно-полити-ческого правления, в рамках которой существовали параллельные механизмы принятия решений в структурах ЛДП (Совет по политическим вопросам) и правительства (отдельные ведомства). Согласование интересов отдельных общественных слоев и экономических группировок происходило с помощью т.н. «железных треугольников» (корпоративные группировки – «депутатские кланы» – ведомства). Необходимым условием для эффективного функционирования такой системы явилась институализация многоплановых социальных и корпоративных интересов с помощью хорошо структурированных «групп по интересам», способных выполнять политические заказы своих клиентов и представлять их в диалоге с правительством и политиками. Если в довоенный период такие группы формировались в основном по профессиональному признаку, то в послевоенное время появилось большое разнообразие «групп давления», структурированных по самым разным критериям: экономическому (Федерация экономических организаций Кэйданрэн), профессиональному («Врачебная ассоциация» Исикай, «Федерация сельскохозяйственных кооперативов» Нокё и т.д.), профсоюзному (Всеяпонская федерация профсоюзов Сохё), социальному статусу (Ассоциация домохозяек Сюфурэн) и т.д. При этом особенностью Японии явилось то, что объектом активности «групп по интересам» являлась, скорее, не парламентская сфера (т.е. не принятие соответствующих законов), а область административной политики (т.е. принятие ведомствами соответствующих решений). Иными словами, административная сфера в рамках такой модели стала прямым объектом политического процесса.

Такая ситуация стала возможной на фоне общей незрелости политических партий, проявивших свою неспособность в деле определения приоритетов государственной политики. При этом дело заключалось не только в том, что в рамках «системы 1955г.» все партии, за исключением ЛДП, оказались в реальности отстранены от процесса принятия важных политических решений и были вынуждены довольствоваться ролью пассивного получателя информации об их подготовке уже на окончательной стадии. Важнее то, что в рамках японской политической культуры от политических партий не требуется больших усилий в выдвижении программных установок и завоевании симпатий среди избирателей по программно-идеологическому признаку (исключение составляет, пожалуй, лишь КПЯ). Не случайно в ходе предвыборных кампаний, особенно на протяжении 90-х гг., политические программы различных партий традиционно были весьма близкими по духу и содержанию. В этих условиях постоянно возрастала роль административной власти, а точнее – центрального правительства, в выдвижении национальных задач, постановке проблем, определении угроз и методов их устранения, т.е. в выполнении функций, в своей основе имеющих политический характер.

Следует учесть и специфическую для Японии общую традицию недоверия к политическим партиям при сохранении правительством высокого общественного кредита, традицию, которая неизменно сохранялась на протяжении всего 20 века. В довоенный период идеи власти императора и высокий авторитет бюрократии были не просто навязаны народу правящей верхушкой, но и нашли значительный отклик и популярность среди населения. Лозунг кансон минпи («уважение к бюрократии – презрение к народу») в этом смысле нашел поддержку и среди населения. В послевоенный период, несмотря на все успехи демократизации послевоенного периода, политические партии так и не смогли завоевать широкую общественную поддержку и превратиться в подлинно массовые общественные организации. В этих условиях именно национальная бюрократия представлялась значительной части граждан наиболее грамотной и передовой частью общества, способной искать и находить верный курс.

В то же время сложившаяся система взаимоотношений бюрократии и политики, бюрократии и общества, как было показано в данной работе, имела ряд системных изъянов, которые не были устранены в ходе целого ряда административных реформ послевоенного периода. Механизмы рекрутирования и взращивания бюрократии, специально сформулированные в послевоенный период под влиянием американских консультантов таким образом, чтобы исключить влияние политических партий на кадровую политику административных органов, объективно углубляли пропасть между узкой кастой управленцев и основной частью общества. Как подчеркивал проф. Международного христианского университета Нисио Такаси, японское чиновничество в послевоенный период осталось противопоставленным всем политическим партиям, общественным группам, общественному мнению[272]. Отсутствие действенного политического контроля над бюрократией в рамках «системы 1955 г.» усиливало ее элитарный, изолированный от общества характер, что в конечном счете не могло не привести к кризису управления, особенно обострившемуся к середине 90-х гг.

С полным основанием к специфике японской административной модели следует отнести и такой механизм регулирования общественных процессов, как систему пресловутых «железных треугольников». Если само существование этой системы не представляет уникальное для Японии явление и характерно для многих стран с развитой политической системой, то взаимоотношения администрации и деловых кругов, администрации и политической власти в рамках этих треугольников, несомненно, имеют много уникальных черт. Речь идет о масштабах т.н. «серой зоны», под которой понимается сфера взаимно переплетающихся интересов бюрократии, политических кругов и частного бизнеса. К числу характерных черт японской модели следует отнести также непрозрачность, правовую неоформленность и неподконтрольность со стороны общественности всего процесса государственного управления, значительная часть которого проходит в скрытых, а зачастую – и нелегитимных формах. В данной работе было показано, как в обмен на протекционистскую политику министерств японский бизнес «с пониманием» относится к «административному руководству», представляющему собой по сути неправовой метод административного регулирования. Уникальной для Японии является и практика амакудари – прием на работу в частный бизнес отставных бюрократов в обмен на оказываемые ими в период исполнения служебных полномочий услуги, – практика, по сути представляющая собой форму коррупционной смычки национальной бюрократии и деловых кругов. В то же время следует учитывать, что именно эта практика, которую автор рискнет назвать проявлением косвенной коррупции, позволила административной системе страны избежать такую негативную форму прямой коррупции, как массовое взяточничество.

Еще одной характерной чертой послевоенной системы государственного управления можно считать дуалистический характер механизмов принятия решений, в рамках которых укоренилось причудливое сочетание разнообразных формальных и неформальных методов рутинного согласования. При этом неофициальные, т.е. нелигимитизированные механизмы принятия решений через Совет по политическим вопросам ЛДП, «депутатские кланы», а также неформальные коммуникативные методы в системе взаимоотношений «бюрократия – политика – деловые круги» оказались не менее, а зачастую и более важными и значимыми, чем официально признанные конституционные механизмы, предполагающие проведение проектов решений через структуры кабинета министров и при необходимости – парламента. В этих условиях в послевоенный период в Японии произошла существенная теневизация административной сферы. С учетом низкого уровня законодательного регулирования большинства общественных и экономических процессов и, соответственно, усиления роли бюрократической компоненты в процессе принятия решений, в сочетании с невыраженностью альтернативных бюрократии источников инициативы, административная система страны оказалась не вполне жизнеспособной перед лицом новых задач, вставших перед Японией накануне нового тысячелетия.

В целом японскую модель административной системы можно охарактеризовать как мобилизационную. Для нее характерны высокий уровень централизации власти в руках узкой группы профессиональных управленцев (высшей карьерной бюрократии), слабый уровень правовой регламентации процесса принятия решений и значительная степень произвольности мотивации этого процесса, низкий уровень конкуренции со стороны политических и иных небюрократических институтов за право голоса в принятии решений и относительно высокая, по сравнению с большинством западных демократий, роль бюрократической компоненты в системе государственного управления. Не случайно большинство японских авторов во многом справедливо ассоциируют нынешнюю административную модель с «системой 1940 г.», созданной для нужд военного времени[273].

В период высоких темпов экономического роста мобилизационная модель административной системы, вне всякого сомнения, служила позитивным фактором общественного развития, поскольку она позволяла государству административными методами концентрировать финансовые и экономические ресурсы в приоритетных областях и, таким образом, с большей эффективностью добиваться поставленных целей. Вместе с тем высокий уровень участия государства в деловой жизни и сокращение сфер действия рыночных механизмов во многих ключевых отраслях приводили к тому, что целые сектора японской экономики оказались практически в полной зависимости от бюрократических решений. Именно эти отрасли, в полной мере испытавшие на себе все «прелести» «конвоирования» со стороны государства (в первую очередь, банковско-финансовая сфера, строительство, предприятия инфраструктуры и проч.), оказались в 90-е гг. в наиболее глубоком кризисе и потянули на дно всю экономику страны.

Исключительно негативную роль «мобилизационная административная система» сыграла и в отношении политической сферы. Чтобы получить государственную поддержку в условиях нерыночности (или ограниченной рыночности) деловой среды, многие компании оказались вынужденными обращаться за помощью к политикам. В качестве платы за посреднические услуги в диалоге «бизнес – государство», политики стали требовать пополнения своих политических фондов. Искусственное накачивание политической сферы корпоративными фондами, ужесточение процесса конкуренции между отдельными кандидатами в депутаты на парламентских выборах, которая проявлялась прежде всего как соревнование «денежных мешков», а, следовательно, усиление коррупционности самой политической сферы – вот те издержки мобилизационной административной системы, которые на протяжении многих десятилетий искажали многие ценностные ориентиры демократии в стране. Кризис демократии начала 90-х гг. прошлого века, который привел к краху «системы 1955 г.» и расколу в рядах правящей партии, явился в этом смысле отражением глубокого системного кризиса административной системы.

На данном же этапе, когда темпы экономического роста снизились, а страна столкнулась с качественно новыми вызовами как на международной арене (глобализация, конкуренция со стороны «новых индустриальных стран», угроза мирового терроризма и проч.), так и внутри страны (постарение населения, рост преступности, снижение качества образования и проч.), задача преодоления системных проблем административной системы, о которых шла речь в настоящей работе становится для Японии категорическим императивом. Именно с учетом этого аспекта, как представляется, была разработана и проходит стадию реализации административная реформа конца 90-х – начала 2000-х гг. Достигнет ли успеха эта реформа, сможет показать только время.

 

Примечания

[1] Richardson Bradley M. Japanese Democracy. New a

Haven and London, Yale Univ. Press, 1997. - p.108

[2] Modern Systems of Government. Thousand Oaks, SAGE Pb, 1997. - с. IХ

[3] Peters, B. Guy. The Future of Governing. The Univ. of Kanzas, 2001.- p.2

[4] Там же

[5] Латышев И.А. Японская бюрократия. М.Наука, 1968.

[6] Панов А.Н. Японская дипломатическая служба. М., Международные отношения, 1988.

[7] Прохожев А.А. Организация управления экономикой и государство в Японии. М., Наука, 1987.

[8] Япония. Экономика, общество и научно-технический прогресс. М., Наука, 1988.

[9] van Wolferen, Karel G. The Enigma of Japanese Power. N.Y., Alfred A.Knopf, 1989 – p.23-41.

[10] Dowdy Edwin. Japanese Bureaucracy: its Development and Modernization. Melbourne, Cheshire Pub. Ltd, 1973. - p.146.

[11] Для знакомства с теорией К.Цудзи автор использовал его монографию: Цудзи Киёаки. Нихон канрёсэй-но кэнкю (Исследование японской бюрократической системы). Токио, Токио дайгаку сюппанкай, 1992.

[12] Цудзи К. Нихон канрёсэй-но кэнкю…, с. 273 – 275.

[13] Синдо Мунэюки Коги Гэндай нихон-но гёсэй (Лекции. Современная администрация Японии). – Токио, Токио дайгаку сюппанкай, 2001. – с.23.

[14] Синдо Мунэюки Коги Гэндай нихон-но гёсэй…, с.15.

[15] Johnson, Chalmers: MITI and the Japanese Miracle: the Growth of Industrial Policy 1925 – 1975. Stanford, Stanford Univ. Press, 1982.

[16] Koh B.A.Japan’s Administrative Elite. Berkeley, Univ. of California Press, 1989.

[17]Koh B.A.Japan’s Administrative Elite…, p.208 – 209.

[18] Мурамацу Митио. Сэнго нихон-но канрё (Послевоенная японская бюрократия).- Токио, Тоё кэйдзай симпося, 1981.

[19] Мурамацу Митио Нихон но гёсэй (Японская административная система). Токио, Тюо коронся, 1994.

[20] см. Тахара Соитиро Нихон-но канрё (Японская бюрократия) – Токио, Бунгэй сюндзю, 1980. - с.140 – 148.

[21] Park Yung H. Bureaucrats and Ministers in Contemporary Japanese Government. Berkeley, Univ. of California, Institute of East Asian Studies, 1986.

[22] Park Yung H. Bureaucrats and Ministers in Contemporary Japanese Government. - p.14.

[23] Там же, p.73.

[24] Сато Сэйдзабуро, Мацудзаки Т. Дзиминто сэйкэн (Власть ЛДП). Токио, 1986.

[25] Иногути Такаси, Иваи Томоаки «Дзоку гиин-но кэнкю» (Исследование депутатских кланов»). Токио, Кэйдзай симбунся 1987.

[26] Baerwald Hans E. Japan’s Parliament. 1982. - p.40.

[27] Ямагути Дзиро Итто сихай тайсэй-но хокай (Крушение системы однопартийного господства). Токио, Иванами сетэн, 1989.

[28] Нисио Масару. Гёсэйгаку (Теория административной политики). Токио, Юхикаку, 1998.

[29] Инацуру Хироаки. Нихон-но канрё дзиндзи сисутэму (Кадровая система японской бюрократии). Токио, Тоёкэйдзай, 1996.

[30] Ито Дайити Гэндай Нихон канрёсэй-но бунсэки (Анализ современной бюрократической системы Японии). Токио, Токио дайгаку сюппанкай, 1981.

[31] Теория К.Цудзи будет более подробно рассмотрена в гл. 2 настоящей работы

[32] Ито Дайити Гэндай Нихон канрёсэй-но бунсэки …, с..49-.50

[33] Там же, с.52.

[34] Там же,с.53.

[35] Мурамацу Митио Нихон-но-гёсэй (Японская административная система). Токио, Тюо коронся, 1994 и Мурамацу Митио. Сэнго нихон-но канрё (Послевоенная японская бюрократия). Токио, Тоё кэйдзай симпося, 1981.

[36] Катаока Хиромицу Канрё эритогаку (Теория бюрократической элиты) - Токио, Васэда дайгаку сюппанбу, 1996.

[37]Там же, с.216 – 259.

[38] Hayao Kenji The Japanese Prime Minister and Public Policy. Pittsburgh, the Univ. of Pittsburgh, 1993. – p.29.

[39] Ёсида Синтаро Гёсэй кайкаку Коно уэ-кара-но кайкаку (Административная реформа – реформа, проводимая сверху). Токио, Ариэсу сёбо, 1985.- с.47-48.

[40] Морита Кандзи Гёсэй кикан то найкакуфу (Административные органы и канцелярия кабинета министров). Токио, Гёсэй, 2000.

[41] Танабэ Тадаси. Гёсэй хёка рирон нюмон – дзицуму то рирон (Введение в теорию административной оценки – теория и практика). Токио, Бунка сёбо хакубунся, 2000.

[42] Там же, с.52-53.

[43] Там же, с.54.

Примечания

[44] См. Синдо Мунэюки Коги Гэндай нихон-но гёсэй (Лекции. Современная администрация Японии). Токио, Токио дайгаку сюппанкай, 2001. - с.35.

[45] см. Government and Politics of Japan (Hitoshi Abe, Muneyuki Shindo, Sadafumi Kawato). Tokyo, Univ. of Tokyo Press, 1994. - p. 33.

[46] Нэмпо гёсэй кэнкю, №2, 1963. (Рояма Масамити. Гёсэй канри-ни окэру тёсэй-но иги" (Значение регулирующей функции административного управления). - с. 12-13.

[47] см. Гэндай гёсэй (Современная административная система).)(под ред. Катаока Хиромицу и др.). Токио, Хогакусёин, 1988. - с.146.

[48] Здесь и далее ссылки на Конституцию Японии по: Синроппо («Свод законов») 2002. Токио, Сансэйдо, 2002. – с.11-18.

[49] Здесь и далее ссылки на «Закон о кабинете министров»: Синроппо («Свод законов») 2002. Токио, Сансэйдо, 2002. – с.65-66.

[50] Здесь и далее ссылки на «Закон о структуре государственного управления» по: Синроппо («Свод законов») 2002. Токио, Сансэйдо, 2002. – с.66-68.

[51] Синдо Мунэюки Син-но гёсэй кайкаку то ва нани ка. Иванами букку памфурэтто No 422 (Что есть настоящая административная реформа. Брошюра серии «Иванами пафлет») № 422). Токио, Иванами сётэн, 1997.- с.16

[52] подр. см.: Синдо Мунэюки Коги Гэндай нихон-но гёсэй…, с.207.

[53] см. Синроппо («Свод законов») 2002. Токио, Сансэйдо, 2002. – с.66-67.

[54] Синдо Мунэюки Коги Гэндай нихон-но гёсэй…, с.48.

[55] Здесь и далее ссылки на «Закон о государственной службе» по: Синроппо («Свод законов») 2002. Токио, Сансэйдо, 2002. – с.75-82.

[56] подр. см. Government and Politics of Japan … p.35.

[57] подр. см. главу «Послевоенная структура управления и бюрократическая система» («С энго-но тоти кико то канрёсэй» книги Цудзи Киёаки. Нихон канрёсэй-но кэнкю (Исследование японской бюрократической системы). Токио, Токио дайгаку сюппанкай, 1992, посвященную послевоенной системе управления).

[58] Pempel T.J. Policy and Politics in Japan. Creating Conservatism. – Philadelphia, Temple Univ. Press, 1982., - p. 259.

[59] Lessons from Experience. Ed. by Jonan P. Olsen and B. Guy Peters. - Oslo, Scandinavian University Press, 1996. - p.221.

[60] Muramatsu Michio, Frieden Naschold. State and Administration in Japan and Germany. A Comparative Perspective. Continuity and Change. – Berlin, Walter de Gruyter and Co., 1996. - p.67.

[61] Pempel…, p.260

[62] Pempel…, p. 261.

[63]Pempel…, p.267

[64] цит. по: Рempel…, p.265.

[65] см. Public Administration in Japan. Ed. by Kiyoaki Tsuji. Tokyo, Univ. Tokyo Press, 1984. – p.78.

[66] там же…, p.79.

[67]см. Bureaucracy in the Modern State. An introduction to Comparative Public Administration. Ed. by Jon Pierre. Vermont, Edward Edgar Pb, 1995.- p.121.

[68] Там же, p.130

[69] см. Government and Politics of Japan (Hitoshi Abe, Muneyuki Shindo, Sadafumi Kawato). Tokyo, Univ. of Tokyo Press, 1994. - p.95.

[70] Pempel…, p. 267.

[71] См. Pempel…, p.270

[72] там же, p.271

[73]См. Lessons from Experience…, p.235.

[74] Lessons from Experience …, p.228.

[75] подр. см. Д.В.Стрельцов «Современный японский парламент». – М., Наука, 1994. - с.113-124.

[76] См. Сато Сэйдзабуро, Мацудзаки Т. Дзиминто сэйкэн (Власть ЛДП). – Токио, 1986. - с. 84-92.

[77] Подр. см. статью Мао Гуижун: «История и теория японской административной реформы» в: Дзюрисуто, 1999, № 8, с.1-15.

[78]см. The Japanese Civil Service and Economic Development. Ed. by Hyuing-Ki Kim, Michio Muramatsu etc. Oxford, Clarendon Press, 1995.- p.243.

[79] Muramatsu Michio, Frieden Naschold. State and Administration in Japan and Germany. A Comparative Perspective. Continuity and Change. – Berlin, Walter de Gruyter and Co., 1996. - p.68.

[80] подр. см. The Japanese Civil Service and Economic Development. Ed. by Hyuing-Ki Kim, Michio Muramatsu etc. Oxford, Clarendon Press, 1995..- p.237.

[81] The Japanese Civil Service and Economic Development…, p.244.

[82] Lessons from Experience.., p. 217.

[83] Muramatsu Michio, Frieden Naschold…, p. 67.

[84] Подр. см. The Japanese Civil Service and Economic Development…, p.253

[85]Government and Politics of Japan…, p.98.

[86] см. Muramatsu Michio, Frieden Naschold…, p.69.

[87] Muramatsu Michio, Frieden Naschold …, p.63.

[88] подр. см. монографию А.И.Кравцевича «Общественное предпринимательство в Японии». – М., «Наука», 1988.

Примечания

[89] Ёда Каору. Сётё сайхэн-но субэтэ (Всё о структурной перестройке правительства) – Т., Нихон дзицугё сюппанся, 2000. – с.88.

[90] Там же с.89.

[91] Тюо корон 2000 № 7, с.51