Глава о том, что такое мышление и как его можно исследовать

АРИСТОТЕЛЬ. СОЧИНЕНИЯ. - Т. 1. - М., 1976

С. 433. «Итак, то, что мы называем умом в душе, до того, как оно мыслит, не есть что-либо действительное из существующего (я разумею под умом то, чем душа раз­мышляет и судит о чем-то). Поэтому нет разумного осно­вания считать, что ум соединен с телом. Ведь иначе он оказался бы обладающим каким-нибудь определенным качеством, он был бы холодным или теплым или имел бы какой-то орган, как имеет его способность ощущения;

но ничего такого нет...»

С. 435. «...Ведь у бестелесного мыслящее и мыслимое — одно и то же, ибо умозрительное познание и умозритель­но познаваемое — одно и то же. (Остается выяснить при­чину, почему ум не мыслит постоянно.) У материальных предметов каждое мыслимое имеется лишь в возможнос­ти. Поэтому ум не будет присущ таким предметам (ведь ум есть возможность таких предметов без материи), но ему мыслимое будет присуще».

С. 435. «И действительно, существует, с одной сторо­ны, такой ум, который становится всем, с другой — ум, все производящий, как некое свойство, подобное свету. Ведь некоторым образом свет делает действительными цвета, существующие в возможности. И этот ум существу­ет отдельно и не подвержен ничему, он ни с чем не сме­шан, будучи по своей сущности деятельностью. Ведь дей­ствующее всегда выше претерпевающего, и начало выше материи. В самом деле, знание в действии есть то же, что его предмет. Знание же в возможности у отдельного чело­века, но незнание вообще, по времени, предшествует знанию в действии. Ведь этот ум не таков, что он иногда мыслит, иногда не мыслит. Только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно. У нас нет воспоминаний, так как этот ум ничему не под­вержен; ум же, поверженный воздействиям, преходящ и без деятельного ума ничего не может мыслить».

С. 433. «Мышление, конечно, не должно быть подвер­жено чему-либо, а должно быть способным воспринимать формы, т. е. в возможности должно быть таким, каково постигаемое умом, но не самим постигаемым умом, и так же как способность ощущения относится к ощущаемому, так и ум — к постигаемому умом. И поскольку ум может мыслить все, ему необходимо быть ни с чем не смешан­ным, чтобы, как сказал Анаксагор, властвовать над всем, т. е. чтобы все познавать. Ведь чуждое, являясь рядом с умом, мешает ему и заслоняет его».

ПИАЖЕ Ж. ПСИХОЛОГИЯ ИНТЕЛЛЕКТА. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДЫ. - М., 1969

В СБ.: ИЗБРАННЫЕ

С. 76. «Возможность психологического объяснения ин­теллекта зависит от того, как мы будем интерпретировать логические операции: будем ли мы понимать их как отра­жение уже готовой реальности или как выражение под­линной деятельности. Избежать этой альтернативы позво­ляет, несомненно, лишь аксиоматика: реальным операци­ям мышления можно дать генетическую интерпретацию (полностью сохраняя при этом несводимый характер их формальных связей) только в том случае, если они анали­зируются аксиоматически... психолог изучает, каким обра­зом устанавливается фактическое равновесие действий и операций, тогда как логик анализирует само равновесие в его идеальной форме, т. е. каким оно должно нормативно быть в сознании при условии его полной реализации».

С. 176 — 177. «Ребенок должен освободиться от своего перцептивного и моторного эгоцентризма; только благо­даря ряду последовательных децентраций ему и удается воссоздать эмпирическую группу материальных перемеще­ний, располагая свое собственное тело и свои собственные движения среди совокупности других тел и движений.

Построение операциональных группировок и групп мышления требует инверсии в том же направлении, но пути движения в этой области бесконечно сложнее: здесь речь пойдет о децентраций мысли не только по отноше­нию к актуальной перцептивной центрации, но и по от­ношению к собственному действию в целом. Действитель­но, мысль, рождающаяся из действия, является эгоцент­рической в самой своей исходной точке, причем именно по тем соображениям, по которым сенсомоторный ин­теллект центрируется сначала на актуальных восприятиях или движениях, из которых он развивается. Поэтому по-

строение транзитивных, ассоциативных и обратимых опе­раций должно предполагать как версию этого начального эгоцентризма и систему отношений и классов, децентри-рованных по отношению к собственному «я», и эта ин­теллектуальная децентрация занимает практически все ран­нее детство...

Чтобы схватить механизм этого развития, форму ко­нечного равновесия которого образуют, как уже гово­рилось, операциональные группировки, мы выделим (упрощая и схематизируя) четыре основных периода, идущих непосредственно вслед за тем периодом, кото­рый характеризуется образованием сенсомоторного интеллекта.

С появлением языка или, точнее, символической фун­кции, делающей возможным его усвоение (от 1,5 до 2 лет), начинается период, который тянется до ^ лет и характе­ризуется развитием символического и допонятийного мышления.

В период от 4 до 7 — 8 лет образуется, основываясь непосредственно на предшествующем, интуитивное (на­глядное) мышление, прогрессивные сочленения которо­го вплотную подводят к операциям.

С 7 — 8 до 11 — 12 лет формируются конкретные опе­рации, т. е. операциональные группировки мышления, относящиеся к объектам, которыми можно манипулиро­вать или которые можно схватывать в интуиции.

Наконец, с 11 — 12 лет и в течение всего юношеского периода вырабатывается формальное мышление, группи­ровки которого характеризуют зрелый рефлексивный ин­теллект».

БИБЛЕР В. С. МЫШЛЕНИЕ КАК ТВОРЧЕСТВО (ВВЕДЕНИЕ В ЛОГИКУ МЫСЛЕННОГО ДИАЛОГА). - М., 1975

С. 29. С. 35. «Вот этот парадокс в расхожей, полушут­ливой редакции, предложенной Расселом. Деревенский брадобрей должен брить тех, и только тех, жителей де­ревни, которые не бреются сами. Должен ли брадобрей брить самого себя? Если он будет себя брить, значит, он бреется сам, а значит, он себя брить не имеет права. Но если он себя не будет брить, значит, он имеет право себя брить... Шутейный этот парадокс демонстрирует глубокую парадоксальность и множества всех множеств, не являю­щихся собственными элементами.

Множество всех множеств, не являющихся своими эле­ментами, не может наличествовать в качестве своего эле-

мента и не может не наличествовать. Оно порождает себя в качестве своего элемента и тем самым порождает себя в качестве множества, не могущего быть своим элементом. Оно не собственный элемент и не «не собственный эле­мент», оно потенция того и другого или, точнее, субъект, формирующий то и другое множество.

Такое множество порождает себя как предмет опреде­ления и одновременно как определение предмета. Порож­дает себя как понятие!»

С. 39. «Парадоксы сигнализируют, что необходим пе­реход от расщепленной формы логического движения (логика определения — логика доказательства) к логи­ке самообоснования».

С. 360. «Сейчас, подводя предварительные итоги, можно набросать такую уточненную схему строения «внутреннего невидимого колледжа» в «голове» теоретического гения но­вого времени.

Семь-Я «теоретика — классика» действуют в таком «составе» (конечно, дело здесь не в числе, его можно и увеличить, и уменьшить; дело — в уточнении нашей принципиальной схемы):

1) «Я» теоретического разума нового времени... реали­зуется в споре и переливе, переходе таких особых логи­ческих установок (других «Я»), как

2) исходное «Я» экспериментально-изолирующего сознания, «Я» установки на предмет... В процессе осуще­ствления такой экспериментальной отстраненности воз­никает феномен воспроизведения в действии на другое. Начинает работать совсем иная логика. Ее развивает

3) «Я» синтезирующей «интуиции»... Для интуитив­ного «Я» понять предмет означает «построить» парадок­сальный, видимый «очами разума» образ этого предме­та....формы движения классического объекта должны переводиться на «выводной», собственно логический язык. Эту работу осуществляет «логика», которую раз­вивает

4) «Я» рассудочной дедукции... Созданный дедуктив­но-аксиоматическим рассудком костяк классических тео­рий должен быть «доведен» и перестроен совсем другим Собеседником единого интеллекта, той логикой, кото­рую развивает

5) «Я» информационно-алгоритмического знания, «Я» установки на «текст»... И внутренний диалог далеко не закончен. В нашем «внутреннем колледже» еще нет очень существенных Собеседников. Прежде всего

6) «Я» способности суждения... В «способности сужде­ния» вся цельная система теоретического разума прихо­дит в беспокойство, разворашивается, размораживается, становится неопределенной, направляется на новую пе­реформулировку проблем и на новое их решение.

7) «Я» практического разума. Практический разум ин­тегрирует все характеристики теоретического разума, про­ецируя их в сферу целевых установок, в сферу практичес­кой деятельности и самоизменения человека.

...Именно эти семь-Я и будут осуществлять спор «тео­ретика-классика» с назревающим в XX веке новым, не­классическим разумом».

С. 368 — 369. «В мышлении я фиксирую, закрепляю пред­мет размышления как нечто вне мысли существующее и ею проясняемое, как нечто с мыслью (идеализированным пред­метом) не совпадающее. Только тогда возможно конститу­ировать самое мысль как нечто не совпадающее с реальным практическим действием, хотя и составляющее его — прак­тического действия — необходимое определение. Но это и есть исходное предположение теории. «Это только теория, а не в действительности» — такое обвинение составляет негатив­ное определение мышления. Иодновременно коренной парадокс мысли.

Ощущать, представлять, воспринимать возможно что-то, но мыслить возможно только о чем-то.... Можно ска­зать даже, что мысль и есть практика в ее парадоксаль­ности».