Свобода как условие и основание морального закона 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Свобода как условие и основание морального закона



Категорический императив, как мы выяснили, это пропозиция, объективно и априорно выдвигающая волю. Практический разум сам по себе практичен именно потому, что детерминирует волю автономно, вне игры посторонних факторов (для воли достаточно чистой формы закона, чтобы быть стабильной). Существование морального закона, как выше определено, не нуждается в доказатель-ствах: он есть первичная данность разума (их наличие устанавливается одновременно). И этот факт разума можно объяснить, если принять как факт свободу. В самом деле, сознанию долга ничто не предшествует, а свободе предшествует долг. Более того, мы завоевываем свободу только потому, что сознание долга явилось раньше. Если все так, то мы перед лицом абсолютно уникального факта.

Императив, повелевая желать в соответствии с чистой формой закона, по существу призывает к свободе. И речь идет не об аналитическом суждении, но об априорно синтетическом, ведь сообщается нечто новое. И эта новизна не феноменальна, а метафеноменальна. Сказать Я должен то же самое, что Я свободен (иначе долженствование бессмысленно). Это и есть метафизическая сущность свободы. Если понимать свободу в позитивном смысле, уточняет Кант, как аналитическую пропозицию, была бы необходима интеллектуальная интуиция, которая здесь совершенно не допустима (по причинам, объясненным в "Критике чистого разума"). Как бы то ни было, при рассмотрении такого закона как данного, следует заметить, что речь идет не об эмпирическом факте, а скорее, об уникальном факте чистого разума, посредством которого разумная воля предстает изначальной законодательницей (sic volo, sic jubeo – так хочу, так повелеваю).

Мотив, по которому Кант вынужден принять нефеноменальный случай синтетического априорного суждения, следует искать в сфере "научного" предрассудка, согласно которому полноценно знание лишь математико-геометрического типа из ньютонианского обихода. Только в этом случае можно понять, почему он говорит, что свободу мы не познаем: чтобы познавать, нужна интеллектуальная интуиция (хотя она ноуменальна, не феноменальна). Впрочем это не мешает Канту дать ей точную формальную дефиницию.

Свобода - это независимость воли от природного феноменального закона; то, что вне каузального механизма. Свобода - качество воли самоопределяться посредством только чистой формой закона, не спрашивая о его содержании. Свобода ничего не объясняет в мире феноменов, зато объясняет все в сфере морали, открывая путь автономии. Было бы безрассудством, говорит Кант, вводить в науку свободу, если бы практический разум и моральный закон не обладали автономией. Предположим, некий самодур угрозами принудил тебя донести на невиновного. Вполне может статься, что испугавшись, ты оболгал его, но ведь укусы совести не дадут покоя, знал о своем долге не лжесвидетельствовать, но сподличал. Если должен, то и мог бы избежать вранья, но правды не сказал, - оттого и угрызения. Неверна формула: "если смогу, сделаю", - " должен, следовательно, можешь " - в этом суть кантианства.

 

21. Немецкая классическая философия. Г.-Ф.-В. Гегель (диалектика). И.-Г. Фихте Замкнутое торговое государство

Задача, которую Гегель ставит перед собой, состоит в «содействии восхождению философии к высотам науки» через открытие и применение «нового метода». Такой метод Гегель находит в диалектике.

Диалектика, как мы знаем, является открытием древних. Рожденная в лоне элейской школы (в основном благодаря Зенону), она достигла своих вершин в трудах Платона. В Новое время ее использовал Кант в «Критике чистого разума», но ограничил ее уровнем систематического развития антиномий, остающихся неразрешенными, и лишил тем самым ее познавательного значения. Пробуждение интереса к греческим мыслителям придало новый вес диалектике как высшей форме познания, что уже было с Платоном. (Именно Гегелю, между прочим, принадлежит заслуга выдвижения на передний план так называемых диалектических диалогов Платона — «Парменида», «Софиста» и «Филеба», — на которые до того почти не ссылались и которые после Гегеля были признаны основополагающими.)

Тем не менее, между классической и гегелевской диалектикой имеется как немаловажное совпадение, так и существенное различие. Древние, говорит Гегель, далеко шагнули в поиске научного подхода, сумев подняться от частного ко всеобщему. Платон доказал ущербность чувственного познания как просто «мнения» и возвысился до мира Идей; Аристотель, между тем, указал путь приведения всего частного ко всеобщему понятию. Впрочем, Гегель считал Идеи Платона и аристотелевские понятия застывшими и затвердевшими. Учитывая, что реальность — это становление, движение и динамика, он показал необходимость реформировать диалектику, дабы повысить ее действенность.

Необходимо было наделить движением сущности и всеобщее мышление, что знали уже античные писатели. «Через такое движение, — пишет Гегель, — чистые идеи превращаются в понятия и лишь тогда становятся тем, чем действительно являются: самодвижением, кругами духовных начал. Это движение чистых сущностей также составляет в целом природу научности». Так сердцем диалектики становится движение. Причина этого ясна, ведь мы знаем, что движение — это сама природа Духа, движение — «удержание от распада», жизненная сила бытия. Из вышесказанного о Духе следует, что подобное диалектическое движение не может быть ничем иным, как определенного рода круговым или спиралевидным движением с триадическим ритмом.

Понимание «трех сторон», или моментов диалектического движения, прояснит для нас глубинную, подлинную основу мышления Гегеля. Эти три момента принято обозначать в упрощенной форме терминами: 1) «тезис»; 2) «антитезис»; 3) «синтез». Гегель пользуется ими в редких случаях и отдает предпочтение более сложному языку. Первый момент назван Гегелем «абстрактной, или рассудочной, стороной»; второй определен как «диалектическая (в узком смысле), или негативно разумная, сторона»; третий обозначен как «спекулятивная, или позитивно разумная, сторона». Рассмотрим эти три пункта более детально.

1. Рассудок — это главным образом способность, которая абстрагирует определенные понятия и фиксируется на определенности последних. Он различает, разграничивает, останавливаясь на определениях, которые находит в какой-то степени окончательными. В «Большой энциклопедии» Гегель пишет: «Работа рассудка вообще заключается в придании его содержанию формы всеобщности, причем всеобщее, обоснованное рассудком, есть абстрактное всеобщее, которое в таком качестве жестко противопоставляется частному, но в то же время и само по себе определяется как частное. Рассудок, действуя в плане разграничения и абстрагирования своих предметов, выступает как противоположность непосредственной интуиции и ощущениям, которые по своей сути относятся к конкретному и не выходят за его рамки». Гегель не скупится на похвалы рассудку за его удивительные возможности к абстрагированию от частного ко всеобщему. Поэтому философия не может обойти своим вниманием работу рассудка и должна начинать именно с нее. При всем при том рассудок дает неадекватное познание, замкнутое в границах конечного (либо, самое большее, «дурной бесконечности»), в застывших абстракциях, вследствие чего становится жертвой противоречий, которые сам же создает в процессе различения и разграничения. Следовательно, философское мышление должно выйти за пределы рассудка.

2. Выход за грани рассудка есть особое свойство «разума», имеющее как «отрицательный», так и «положительный» момент. Отрицательный момент, называемый Гегелем диалектическим в узком смысле (диалектика в широком смысле охватывает все три описываемых момента), состоит в расшатывании окостеневшего рассудка и его продуктов. Однако размягчение рассудочных понятий выводит на свет целый ряд противоречий и противоположностей, которые первоначально были подавлены рассудком. Всякое его определение обращается, таким образом, в свою противоположность (и наоборот). Понятие «единого» при выведении его из абстрактного состояния застылости сразу же показывает свою тесную связь с понятием «множественного» (нельзя четко и адекватно мыслить единое вне связи со многим), равно как и понятия «схожего» и «отличного», «равного» и «неравного», «частного» и «общего», «конечного» и «бесконечного» и т. д. Более того, каждое из этих диалектически рассмотренных понятий на поверку обращается в свою противоположность и почти растворяется в ней. По этому поводу Гегель пишет: диалектика «является тем имманентным выходом за пределы, в котором односторонность и ограниченность определений рассудка выражаются через суть, т. е. в собственном отрицании. Всякое конечное выступает как отрицание себя самого. Вот почему диалектика — это движущая сила научного развертывания мысли и тот единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, так что в нем заложена подлинная, а не кажущаяся способность подняться над конечным (т. е. над каждым отдельным определением конечного)». Гегель при этом подчеркивает, что диалектический момент присутствует в каждом состоянии бытия и вовсе не является прерогативой философского мышления. «Коль скоро рассудок взывает к диалектике, вовсе не следует считать, что диалектика есть нечто, присутствующее только в философском сознании; скорее диалектический процесс уже заложен и во всякой другой форме сознания, и в обобщенном опыте. Все, что нас окружает, может быть осмыслено как пример диалектики. Мы знаем, что любое конечное изменчиво и преходяще, а это не что иное, как диалектика конечного, посредством которой конечное как вещь в себе выталкивается из своего непосредственного состояния и превращается в собственную противоположность». (Семя должно превратиться в свою противоположность, т. е. умереть как семя, чтобы стать побегом, дитя должно прекратить существовать как дитя, обратившись в свою противоположность, чтобы стать взрослым и т. д.) Отрицательное, возникающее из диалектического момента, состоит в «ущербности», которую каждая из противоположностей выявляет, когда соизмеряет себя с другой. Но именно эта «ущербность» действует как пружина, направляющая свой толчок от границ противоречия к высшему синтезу, являющемуся спекулятивным моментом, т. е. кульминацией диалектического процесса.

3. «Спекулятивный», или «положительно-разумный», момент есть постижение единства противоположных определений, или положительное, возникающее в результате разрешения противоположностей (синтез противоположностей). «Спекулятивный элемент в его истинном смысле, — пишет Гегель, — содержит в себе уже разрешенными те противоречия, на которых останавливается рассудок (включая и противоречие между субъективным и объективным); тем самым он доказывает свой конкретный и всеобщий характер».

Диалектика как реальность вообще, а значит, как истинное представляет собой описанное здесь неустанное круговое движение. Негативное лишь в абстракции кажется ложным. Феномен, возникающий и исчезающий, не уничтожает и не родит сам себя, он просто момент в движении живой истины, «вакхической оргии, где нет трезвых». А поскольку всякий момент, не успев отделиться, тут же распадается, то «это празднество есть в то же время и покой, и прозрачная ясность».

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-19; просмотров: 524; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.198.45.0 (0.101 с.)