И. Кант: априорные формы чувствования, антиномии чистого разума, категорический императив

"Критика чистого разума"

Канту удалось выяснить, что научное познание по природе есть не что иное, как априорный синтез, поэтому проблема состоит в выяснении оснований, делающих возможным этот синтез. От того, насколько обоснован априорный синтез, зависит фундамент математико-геометрических наук, физики, наконец, окончательный ответ на вопрос, возможна ли метафизика как наука, и если нет, то почему разум человеческий упорно преследуют метафизические проблемы.

Начнем с общего плана философии Канта. Научное познание интересуют суждения всеобщие и необходимые, дающие прирост знания. Каковы типы суждений, значимых для науки? Так возникает теория суждений. Суждение состоит из субъекта (А) и предиката (В).

Понятие, исполняющее роль предиката (В), может быть включено в понятие, играющее роль субъекта (А), а значит, в анализе может быть извлечено из А. В этом случае мы имеем аналитическое суждение, как, например: всякое тело протяженно (развернуто в пространстве). В самом деле, понятие "протяженность" - синоним понятия "телесность", и когда мы говорим о развертке тела, то лишь поясняем, что такое тело. Понятие, представляющее предикат (В), может не быть включенным в понятие, представляющее субъект (А), тогда перед нами синтетическое суждение, поскольку предикат присоединяет к субъекту нечто, в простом анализе необнаружимое. Например: всякое тело имеет вес - суждение синтетическое, ведь из понятия тела нельзя получить понятие веса. Вспомним, что, начиная с Аристотеля, отмечалось, что некоторые тела - земля, вода, например - тяжелы, а другие легки - например, воздух, огонь - по своей природе.

Аналитическое суждение формулируется априорно, нет необходимости прибегать к опыту. Оно универсально и необходимо, но не прибавляет нового знания. Именно поэтому наука широко использует эти суждения для объяснения, но никогда не для обоснования своих положений. Априорное аналитическое суждение не типично для науки.

Синтетическое суждение, напротив, наращивает знание постольку, поскольку о субъекте сообщается нечто новое. Основываясь на опыте, мы чаще всего прибегаем к синтетическим суждениям, например, в экспериментальных науках. Хотя синтетические суждения продуктивны и обогащают знание, они не всеобщи и не необходимы: почти все они апостериорны, вытекают из опыта, поэтому не могут быть фундаментом науки. Впрочем, лишенные необходимости, они дают некоторые обобщения. Теперь понятно, что основанием науки должны стать суждения третьего типа, объединяющие всеобщность и необходимость, априорных, с продуктивностью, апостериорных. Эти суждения получают название априорных синтетических. Все арифметические операции, к примеру, априорно синтетичны. Счет 5 + 7 = 12 не аналитичен: когда мы считаем на пальцах (или на счетах), интуиция подсказывает нам новое число в виде суммы. То же можно сказать и о геометрических суждениях. То, что кратчайшее расстояние между двумя точками - прямая линия, является синтетической аксиомой, ибо в понятии прямой нет количественного аспекта, а есть только качественный. Понятие "кратчайшее" как качества целиком задано, оно не вытекает из анализа понятия "прямой линии". Помощь интуиции необходима для синтеза. Сходна ситуация с такой физической аксиомой, которая устанавливает, что "при всех изменениях телесного мира количество материи остается неизменным". Она синтетична, ведь в понятие материи не входит неизменность, мыслимо лишь ее присутствие в пространстве, которое она наполняет собой. Все, что мы к этому добавляем, априорно. Прочие основоположения таковы же. Синтетическими априорными суждениями наполнена метафизика, разница лишь в степени обоснованности.

Мы прибыли к решающему вопросу: можно ли установить критерий обоснованности априорных синтетических суждений, из которых, как мы теперь знаем, состоит научное знание? Лишь при положительном ответе можно всерьез говорить о статусе знания, о законности его предметных сфер, о границах и горизонте, наконец, о ценности. Прежде чем перейти к ответам на эти вопросы, посмотрим, каково основание форм суждений.

Основание аналитических априорных суждениий устанавливается без особых проблем: поскольку субъект и предикат равнозначны, эти суждения основываются на принципе тождества и принципе непротиворечия. В суждении "тело не протяженно" сразу очевидно противоречие, как если бы было сказано: "тело не есть тело" (ведь понятие телесности синонимично понятию протяженности).

В основании синтетических апостериорных суждений, очевидным образом, лежит опыт, по определению. Напротив, априорные синтетические суждения не опираются ни на принцип тождества, ни на принцип непротиворечия, ведь между субъектом и предикатом нет равенства. В качестве априорных они не могут отсылать к опыту как своему основанию. Кроме того, они необходимы и всеобщи, а все, вытекающее из опыта, лишено этих регалий. Так что же такое это непостижимое X, на что опирается интеллект, ищущий вне понятия А некий предикат В, не теряя надежды найти его? Открытие этого инкогнито станет ядром кантианского критицизма.

 

"Коперниканская революция" Канта

Математика - не эмпирически, а априорно определяющая свой предмет наука – рождена греческим гением. Решительная трансформация сведений и неуверенных попыток древних египтян в упорядоченную систему знания стала настоящей революцией. "Источник света открылся тому, кто впервые доказал теорему о равнобедренном треугольнике (безразлично, был ли это Фалес или кто-то другой). Этот человек понял, что задача состоит не в исследовании того, что можно увидеть в фигуре или в одном лишь ее понятии, как бы прочитывающем свойства. Проблема в том, чтобы создать фигуру посредством того, что человек a priori - сообразно своим представлениям - доказал фактом построения. Получается, что геометрия родилась одновременно со счастливой идеей, что она, геометрия, - творение человеческого разума, зависит от него и только от него. Та же революция произошла в физике, когда обнаружилось, что разум находит в природе то, что сам ищет. "Ясность для всех естествоиспытателей пришла тогда, когда Галилей стал скатывать с наклонной плоскости шары с им самим избранной тяжестью, когда Торричелли заставил воздух поддерживать вес, который, как он заранее предвидел, был равен весу известного ему столба воды, или когда Шталь в еще более позднее время превращал металлы в известь и известь обратно в металлы, что-то выделяя и вновь присоединяя.

Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти впереди согласно неизменным законам и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее на поводу. В противном случае наблюдения, произведенные случайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем. Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно которым согласующиеся между собой явления могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания. При этом он не школьник, которому учитель подсказывает все, что захочет, а судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы. И физика столь благоприятному перевороту в способе мышления обязана исключительно счастливой догадке - искать (а не придумывать) в природе то, чему разум должен научиться у нее и что сам по себе не познал бы. Тем самым естествознание впервые вступило на верный путь науки после многих веков поисков вслепую.

Все-таки в метафизике мы видим одни шатания и конфуз, что говорит о ее донаучном состоянии. Возможно, конституироваться как науке непосильное для нее занятие? Тогда почему природа так сильно внедрила в нас метафизические проблемы? Или дороги в науку для метафизики просто нет?

До сих пор познание пытались объяснить вращением субъекта вокруг объекта. Но и по сей день многое осталось необъяснимым. Ну а если все наоборот, и объект вращается вокруг субъекта? Ведь именно Коперник предположил обратную ситуацию: что не солнце, а земля вращается. Так Кант, уже без метафор, предложил считать, что вовсе не субъект, познавая, открывает объективные законы, наоборот, объект, приспосабливаясь, становится познаваемым по законам субъекта.

Попробуем посмотреть, говорит Кант, не решаются ли проблемы метафизики при помощи гипотезы, согласно которой объекты должны сообразовываться с нашим познанием? Не согласуется ли это лучше с требованием возможности априорного знания, устанавливающего нечто об объектах раньше, чем они нам даны? Не такова ли идея Коперника, понявшего тщетность объяснения движения звезд, вращающихся вокруг наблюдателя, и заставившего наблюдателя вращаться вокруг звезд? В метафизике теперь можно увидеть сходную попытку. Кант предположил, что предметы, возможно, приспосабливаются к нашим чувствам и интуиции. Не интеллект вырабатывает понятия, способные выразить объект, наоборот, предметы, как только они помыслены, начинают регулироваться и согласовываться с понятиями интеллекта. Теперь основанием априорных синтетических суждений становится чувствующий и мыслящий субъект, или человек с его чувственной интуицией.

Прежде чем объяснить свойства чувственности, поясним термин трансцендентальное, часто употребляемый Кантом. Трансцендентальным мы называем не всякое априорное знание, говорит философ, а только то, благодаря чему мы узнаем, что те или иные представления, интуиции, понятия применяются и могут существовать исключительно a priori; трансцендентальное касается возможности применения априорного познания. Отсюда ясно, что Кант называет трансцендентальными модусы, или структуры чувственности и рассудка. Они названы априорными именно потому, что свойственны субъекту, а не объекту, но все же это структуры, представляющие условия, без которых невозможен никакой опыт по поводу какого бы то ни было объекта. Трансцендентальное, следовательно, - это условие познаваемости, чувственной воспринимаемости и мыслимости феноменов. Мы, наконец, подошли к смыслу "коперниканской революции". В классической метафизике трансцендентальными считались бытийные условия, то есть то, без чего нет самого бытия как такового. Но после Коперника стало бессмысленно говорить о чисто объективных условиях. Остался объект, взятый в отношении к субъекту, а трансцендентальное стало означать то, что субъект в качестве активно действующего вносит в познаваемый объект.

 

Трансцендентальная эстетика (теория чувственного познания и априорных форм)

Наше познание, как отмечали философы, имеет две ветви - чувства и рассудок. Они разнятся не по степени (как полагал Лейбниц), от смутного до ясного, а по самой природе. Возможно, говорит Кант, корень у них был общий, но нам он неизвестен. Посредством чувственности объекты попадают в зону нашего внимания, рассудок позволяет нам обдумывать их. Как бы там ни было, все же необходимо отдельно изучать объекты в том порядке, как они сначала нам даны, а потом обдуманы. Теорию чувства и чувственности Кант называет эстетикой, но не в обыденном смысле слова, а в этимологическом (aisthesis - от греч. чувство, ощущение). Таким образом, трансцендентальная эстетика изучает чувственные структуры, с помощью которых человек воспринимает. Речь идет об априорных формах чувственного познания. Кант дает следующие терминологические разъяснения.

Ощущение - результат действия предмета на нашу способность воспринимать и представлять (например, когда мы ощущаем холод или жар, сладкое или горькое, видим красное или зеленое);

Чувственность (восприимчивость) - это способность получать представления тем способом, каким предметы воздействуют на нас. Интуиция есть непосредственное проникновение в суть предметов. По Канту, есть лишь одна интуиция - чувственная. Человеческий рассудок не способен к мгновенному и непосредственному усвоению сути того или иного явления, но, когда он анализирует, не может не сверяться с чувственными данными.

Предмет чувственной интуиции называется феноменом (от греческого phainomenon - проявленное, обнаружимое). В чувственном опыте мы улавливаем не объект как таковой, а способ, каким он предстает. Ведь ощущение - это изменение, производимое предметом в субъекте. В самом феномене (т.е. вещи, представленной в чувственном опыте) Кант различает форму и материю.

Материя, данная в отдельных чувственных модификациях, производимых в нас объектами, всегда апостериорна (нельзя почувствовать холодное или горячее, сладкое или горькое иначе как путем опытной проверки, но не до нее). Форму же задает субъект, благодаря которому чувственные данные выстраиваются в определенные отношения. Форма, по Канту, это способ функционирования нашей чувственности, и как таковая она предшествует опыту, т.е. априорна.

Кант называет эмпирически интуитивным знание, в котором присутствуют ощущения, а форму, предшествующую материи и конкретным ощущениям - чистой интуицией. Есть две формы чувственности, или чистой интуиции - это пространство и время. Ясно, что пространство и время, по Канту, уже не онтологические структуры. В качестве чистых форм чувственной интуиции они становятся принципами освоения субъекта в окружающем мире.

Чтобы познать пространство и время, нет нужды далеко искать, будучи априорными, они внутри нас. Пространство - форма внешнего чувства, условие чувственного представления событий и внешних предметов.

Время - другая форма (или способ функционирования) внутреннего чувства, обнимающая все, что так или иначе внутренне проявлено. Абсолютной реальностью, по Канту, пространство и время быть не могут, ибо все зависит от качества наших чувственных интуиций. Другие разумные существа с иной организацией чувств, возможно, постигали бы мир иначе, вне времени и пространства.

Теперь понятно, что Кант имел в виду, говоря об эмпирической реальности и трансцендентальной идеальности. Пространство и время эмпирически реальны, ибо любой предмет дан внутри них. Они трансцендентально идеальны, ибо, не будучи вещными, суть не что иное, как формы наших чувственных интуиций (формы, принадлежащие не объекту, а субъекту). Вещи в себе могут быть открыты только Божественному существу, и то лишь в момент их творения. Наша интуиция, будучи чувственной, своего содержания не создает. Следовательно, форма чувственного познания зависит от нас, а содержание - не зависит, ибо оно задано извне.

Каковы же основания геометрии и математики? Их следует искать не в содержании, а в форме знания, то есть в чистой интуиции пространства и времени. Именно поэтому математико-геометрические положения обладают абсолютной и всеобщей необходимостью, ведь время и пространство - априорные структуры субъекта, а не объекта. Когда мы говорим: "три линии образуют треугольник", то мысленно конструируем треугольник, т.е. ограничиваем пространство, используя свою интуицию.

Математика основана на интуитивном чувстве времени: сложить, вычесть, умножить – все эти операции разворачиваются во времени. Как возможны синтетические априорные суждения? Эту проблему трансцендентальной философии Кант эффективно решает именно в связи с проблемой пространства и времени. Используя априорные синтетические суждения, нам не дано уйти от чувственной интуиции, хотя мы и продолжаем говорить об объектах. И даже математика с геометрией со всей их универсальностью и необходимостью замкнуты в феноменальной сфере.

 

Категории и их дедукция

Чувственность интуитивна, напротив, рассудок дискурсивен. Следовательно, понятия не сами интуиции, а только их функции. Собственно функция любого понятия заключается в упорядочении некоего множества элементов и объединении их под знаком общего представления. Интеллект предполагает способность рассуждать. В трансцендентальной логике унификации подлежит очищенное от примесей множество, представленное чистыми интуициями (пространство и время). Унифицирующую активность рассудка Кант называет "синтезом". Различными модусами синтезирующей активности рассудка становятся "чистые понятия", или "категории". Аристотель называл категории leges entis - законами сущего, для Канта они стали leges mentis - законами рассудка. Из модусов бытия категории превратились в функциональные формы мышления. Итак, категории, безразличные к содержанию, становятся синтезирующими формами. Будь категории связаны с реальностью, знание о них было бы апостериорным, эмпирическим, что исключило бы их всеобщий и необходимый характер. Но если категории – закономерные функции интеллекта, то возможна их инвентаризация. Аристотель, говорит Кант, был рапсодом категорий, это помешало придать им совершенный порядок. По мнению Канта, форм чистого мышления, сколько форм суждения, формальная логика давала двенадцать форм суждения, значит, и категорий должно быть ровно двенадцать, их параллелизм демонстрирует следующая таблица.

 

Таблица суждений Таблица категорий

I. Количество

1. Общие 1. Единство

2. Частные 2. Множественность

3. Единичные 3. Целокупность

II. Качество

1. Утвердительные 1. Реальность

2. Отрицательные 2. Отрицание

3. Бесконечные 3. Ограничение

III. Отношение

1. Категорические 1. Присущность и самостоятельное существование (субстанция и

акциденция)

2. Гипотетические 2. Причинность и зависимость

3. Разделительные 3. Общение (взаимодействие активного и пассивного)

IV. Модальность

1. Проблематические 1. Возможность-невозможность

2. Ассерторические 2. Существование-несуществование

3. Аподиктические 3. Необходимость-случайность

 

Суммируем выводы Канта. Человеческое познание ограничено горизонтом опыта. Его попытки выйти за пределы опыта естественны и неотвратимы, ибо отвечают духовным запросам человека, поскольку он человек. Оказавшись за горизонтом опыта, человеческий дух неизбежно впадает в ошибки (случай голубя, вздумавшего улететь за пределы атмосферы и забывшего, что сопротивление воздуха не препятствие, а условие полета). У ошибок, возникающих за горизонтом опыта, есть своя точная логика (из области того, чего не может не быть). Последняя часть "Критики чистого разума" перечисляет, сколько и какие именно иллюзии характерны для человеческого духа, пока он не войдет в пространство порядка. Критическое изучение таких ошибок и есть, по Канту, диалектика.