Про заветную мечту Господа Бога

(Важеозерский, 22.09.2019 г. по Р. Х.)

 

—… заветная мечта Божия — приобщить нас к небесной жизни… Литургия — это всё, это Чаша, это наша жизнь, — смиренно шелестит схиигумен Серафим (Барадель-Покровский) в плазменной панели нашего автобуса, когда мы возвращаемся домой из Важеозерского Спасо-Преображенского мужского монастыря. Фильм глядим «Валаам. Ступень к небу». У меня возникает мысль, что отец Серафим может хоть проповедь говорить, хоть стихи Михалкова декламировать, хоть «Записки охотника» читать — уже без разницы, потому что на самом деле то, КАК он это делает, перекрывает то, ЧТО он делает. Даже не видя его, ты чувствуешь взгляд, полный любви и сострадания к ближнему. Потому что он смотрит на него через Христа. И это… опаляет, что ли. Просто сердце внутри загорается. Как свеча от свечи. Ну да, известный образ. «Что такое Православие? Это когда свеча зажигается от свечи…» Но одно дело так вещать, тыкая пальцем в зенит, а другое — это переживать и молиться: слава Тебе, Господи… слава Тебе, Создателю… сколько всего Ты нам отмеряешь и даруешь… сколько всего… не подъять, не охватить…

 

х х х

— Познавать нужно опытно! Молиться и смотреть, как меняется жизнь. Вот в дневниках у св. Иоанна Кронштадтского есть эпизоды, где он понимает, что совершает грех и начинает молить Бога о прощении, и получает его. Как это понять? Пока вы не начнёте делать то же самое, вы не поймёте. Это не объяснить словами: что вот, мол, сердце получило извещение от Бога…

Это из речи отца благочинного. Он обычно с паломниками после литургии беседы проводит духовного содержания. «Молитесь… Молитесь… Молитесь…» — на сей раз это было основным содержанием его пламенной проповеди. Пока слушала, анекдотичный случай вспомнила. Ехали как-то с игуменом одним по смиряющей карельской дороге, и он сокрушался: «Вы понимаете! Одна прихожанка подходит после исповеди к другой. Та: «Ну как?» А она: «Ой, да отец меня явно не любит! Всё отмахнуться норовит! Я ему и об одном, и о другом, и о третьем, и о четвертом… А он заладил «молитесь да молитесь», «молитесь да молитесь». Не зна-а-аю! Будто сказать нечего!» И обижается. Интересно, а что мне ей ещё сказать?! Бог — Податель всего и вся, Он обо всём промышляет! Как ещё можно с Ним общаться?!» Угу. Ну, т. е. когда «ровно в полночь выйди на перекрёсток дорог, повернись лицом к востоку и брось дохлую жабу через левое плечо, попав в форточку суженому…», — это понятно, логично и объяснимо. И звучит как-то… действенно! А здесь — «молиться…». Ну ладно, ну хорошо. А делать-то «ЧТО НАДА-А-А»?

Отец благочинный явно живёт молитвой, поэтому, естественно, ничего ТАКОГО, впечатляющего, он не сообщил.

— Как спастись, отче?

 — Милостью Божией и трудом по исполнению Заповедей Его. Читайте, разбирайтесь в православной вере, молитесь, согрешили — кайтесь тут же… Что ещё сказать? Оставьте всех в покое и спасайтесь сами. Не надо других спасать. Не судите никого, не обижайтесь, не завидуйте, не раздражайтесь, любите ближних… Не можете любить — так хотя бы терпите. Ищите мирного духа и им живите. Без сердечного мира человек — больной.

— А если дети в храм не ходят…

— Молитесь. Вы их не убедите своими речами, особенно если они сочетаются с озлобленностью, раздражительностью. «Я те сколько раз говорила! Почему в церковь не ходишь? А ну пошли!» Молитва нужна, причем с болью и состраданием о том, о ком молишься. Вы же хотите реально помочь близкому человеку? Вот и вымаливайте его. Лучше всего совместно с кем-то. Бог слышит и помогает. Он всех спасти хочет.

— Как понять своё призвание?

 — Главное призвание христианина — это быть христианином. А потом уже врачом, иконописцем… Молитва, смирение и доверие к Богу должны быть. И не ошибётесь.

— А если страшно бывает — это маловерие?

 — Бывает страх, бывает страхование. И всё нам на пользу. Вот случилось что-то, и Господь даёт возможность свободного выбора: выберешь ты Его, и будешь молиться, или беса, и будешь дрожать. Вера — это действие. А христианство — это вообще жизнь, основанная на выборе: во тьме пребывать или в свете, бояться или нет… С искушениями возрастает доверие Богу. Молитвенный труд должен быть. Ну и, как сегодня в Евангелии читали, бери крест свой и тащи, если тебе это ВАЖНО.

 

х х х

Отец архимандрит после Литургии проповедь говорил о Кресте и крестоношении, которую можно свести к популярной фразе: в раю нераспятных нет. Все наши скорби, болезни, волнения, неурядицы, ошибки — несть им числа — всего лишь моменты уподобления Христу, Чей земной путь прочно ассоциируется со Крестом. В общем, подобное притягивает подобное… Не хочешь уподобиться — живи иначе. Если это можно в принципе жизнью назвать. Опять всё предельно просто и никаких киношных эмоций.

— Историю монастыря я вам рассказывать не буду. Это, наверное, самое скучное, что можно о монастыре рассказать, — сказал нам Саша Тихонов, идейный и всяко-разный вдохновитель этих ежемесячных поездок, когда мы ехали в сторону «туда».

Я хмыкнула. Он прав, если почитать, как у нас это дело излагается — суконно-казенным языком, как будто не Церковь Небесная торжествующая в союзе с Церковью Земной воинствующей живёт нам на радость, а археологические раскопки да реконструкции кругом простираются, мхом поросшие. «Во время оно… девять келий и два храма… толщина брёвен была… благословенно трудился и почил в Бозе… В 1846 году… Восстанавливали на средства в количестве 1467 руб. 48 коп. … множество паломников и поныне…» Сердце-то этим не зажжёшь и не накормишь. Самому надо как-то в пейзаж нырять и обживаться. Молиться опять же, чтобы понять, что, допустим, полутысячелетняя история Важеозерского монастыря — это не скучно, это жизненно необходимо. Нам, эту землю святую топчущим. Ладно. Это тоже из серии — «познай опытно»:)

 

х х х

В монастыре тихо. Ветры ли свистят. Волны ли бьются о берег. Всё равно тихо. Райский рай для молитвы. Для общения с Богом, воплощающим Свою заветную мечту — приобщение нас к небесной жизни. Прямо здесь и сейчас. На земле, принадлежащей миру иному — до травинки, до песчинки, до искорки сердечной…

Слава Богу!