Герменевтический проект западной философии

 

Герменевтика – искусство толкования, перевода, объяснения (Гермес в греческой мифологии был посредником между богами и людьми). Герменевтика была особым методом классической науки о языке, позволяющим осмысленно толковать памятники древней литературы. Герменевтика имеет дело с различными отношениями между говорящими и слушающими, между языком и миром. Высказывания воспринимаются как выражение, во-первых, намерений говорящего, во-вторых, межличностного отношения, в-третьих, объективного положения дел. Нельзя игнорировать и отношений данного высказывания к системе языка в целом. Когда говорящий высказывается в рамках социального контекста, он вступает в отношения не только с наличным положением дел, но и с собственными намерениями и ожиданиями, с нормами и правилами мира социального взаимодействия.

Знание состоит не просто в изречении истин, а достигается в диалоге, предполагающем безграничную готовность к обоснованию всего сказанного. Ни одно отдельное знание и умение не является благим самим по себе и нуждается в оправдании. Истолкование – это и соответствие вещи, и взаимопонимание. В практической сфере, согласно Аристотелю, знание приравнивается к пониманию. Герменевтика является практикой понимания, где применяют, используют и формируют способность к суждению, этические намерения и любознательность. В Средние века герменевтика развивалась как экзегетика – комментирование Библии.

Решающее значение для становления герменевтики имела Реформация. В протестантской теологии герменевтика – особая дисциплина, учение о методах интерпретации. В эпоху Просвещения на авансцену выходит филологическая герменевтика, нацеленная на рациональную интерпретацию и истолкование культурных текстов. Проблемы герменевтики исходно развивались в рамках теологии и в особенности юриспруденции, а затем и историческими науками. Но уже немецкие романтики пришли к мысли о том, что понимание и интерпретация имеют отношение не только к письменно фиксированным выражениям жизни, но затрагивают всеобщую соотнесенность людей друг с другом и миром. По-немецки verstehen – означает не только понимание, но и согласие. Возможность понимания – основополагающая способность человека, которая обеспечивает его совместную жизнь с другими людьми путем диалога.

Ф. Шлейермахер (1768 – 1834) теолог, философ, переводчик Платона на немецкий язык, совершил в философии поворот к герменевтике. Единственной ее задачей является понимание, а оно – единственное условие возможности языка. То, что можно понять, – это артикулированная в языке мысль, которая и есть ни что иное, как мышление. Для постижения мысли необходимо понять индивида, открыть ее исток в намерениях говорящего. Это значит, что мышление несет в себе отпечаток индивидуальности, которая тоже связана с языком. Именно в речи встречаются язык, индивидуум и понимание, именно с ними имеет дело герменевтика.

Вильгельм Дильтей (1833 – 1911) основательно развил проект герменевтики. Он считал задачей гуманитариев не объяснение действий на основе общих законов, а их понимание на основе «вживания» во внутренний мир людей. Свой подход к описанию структур душевной жизни он называл «реальной психологией», которую определял как учение о жизни, о человеческом бытии. Основополагающим определением жизни выступает взаимосвязь Я и бытия, которая постоянна и непрерывна. Она переживается самой жизнью как опыт самой себя, и насколько он есть у человека, настолько он определен миром. Жизнь протекает как взаимосвязь с миром и другими. Хайдеггер углубил категорию понимания до экзистенциала, то есть основополагающего определения бытия. Он ввёл понятие «герменевтический круг» в свою онтологию. Согласно ему, условием понятийного истолкования мира является знакомство с ним дотеоретическим или практическим способом. Для этого надо научиться видеть бытие таким, каким оно являет себя в повседневности, в жизни. Главная особенность жизни – бытие в мире. Развивая идеи Дильтея и Хайдеггера, Г.-Г Гадамер (1900 – 2002), автор книги «Истина и метод. Основы философской герменевтики» исходил из широкого определения герменевтики как искусства взаимопонимания между людьми, общественными группами, партиями, включающими отношения прошлого и настоящего, учитывающего своеобразие типов рациональности в различных культурах.

Процесс понимания – прежде всего событие языка и протекает в форме разговора, диалога людей. В опыте важна открытость иному. Человек с богатым жизненным опытом лучше приспосабливается к новым фактам. Опыт нельзя полностью контролировать, так как в жизни есть много случайностей. Подлинный опыт – тот, в котором человек осознает свою конечность. Гадамер определяет общие условия понимания. В интерпретацию документов прошлого всегда включено пред-понимание – груз наших собственных представлений. С точки зрения герменевтического опыта, интерпретация протекает как диалог с традицией. Герменевтика имеет дело с преданиями. Традиция оказывается голосом другого, к которому следует быть всегда открытым. Этот голос всегда передает нам свой опыт понимания мира. Традиции уже говорят нам нечто прежде, чем мы начинаем говорить о чем-либо.

 

Структурализм

 

Структурализм вырос на основе научных достижений в лингвистике, экономике, психоанализе, этнологии. Он представляет собой общее обозначение ряда направлений в социально-гуманитарном познании ХХ века, связанных с выявлением структуры, т.е. совокупности отношений между элементами целого, сохраняющих свою устойчивость при различных преобразованиях и изменениях. Поиск структур происходит в разных областях. Развитие структурализма прошло несколько этапов: 1. становление метода (в структурной лингвистике, разработанной Ф. Де Соссюром, заявившим, что «язык – система знаков»). Семиология – наука о знаковых системах; 2. распространение метода и философское осмысление этого процесса; 3. «размывание» метода, включение его в социально-политичский и культурно-исторический контекст; 4. критика и самокритика и переход к постструктурализму.

Понятие «структура» используется и в естествознании, и в математике, и в гуманитарных науках. В физике говорят о структуре ядра атома, в математике – о структуре принадлежности, об алгебраических структурах (законах композиции), о топологических структурах. В анатомии – о структуре тела, в социологии и экономике – о социальных структурах, в химии – о структуре молекул и других химических частиц. Структура – система саморегулирующихся изменений. Это комплекс законов, определяющих предметную сферу и сферу связи между объектами. Но существует философское толкование понятия «структура», которое разрабатывалось К. Леви-Строссом (1908 – 2010), Л. Альтюссером (1918 – 1990), М. Фуко (1926 – 1984), Ж. Лаканом (1901 – 1981) в процессе критики экзистенциализма, персонализма, историцизма и плоского эмпиризма. Это новый подход к философским проблемам, затрагивающим субъекта и исторический результат с заранее определенным смыслом. Его сторонники считали, что направление мысли должно быть иным: не субъект, (сознание, дух) с его способностью к свободе, самоопределению, творчеству, а безличные структуры, глубоко подсознательные и все определяющие должны быть в центре внимания. Они стремились сделать гуманитарное знание научным против экзальтации Я в экзистенциализме и против исторического финализма.

Структурализм возник в 20-е годы ХХ века, когда в метапсихологии, литературоведении (формальная школа в русском литературоведении) и в языкознании (три главных структуралистских школы в лингвистике: Пражский лингвистический кружок, Копенгагенская глоссематика, Йельский дескриптивизм) вырабатывался метод структурного анализа. Отчетливее всего он выявился в структурной лингвистике Фердинанда де Соссюра, где язык рассматривался как система знаков, единство означающегося и обозначаемого. Для него характерен протест против психологизма, позитивистского фактографизма, стремление определить структуру языка отдельно от его развития, от географических, социальных, исторических обстоятельств, от несистемообразующих свойств элементов. Особое значение имело соединение лингвистики с семиотикой и переход к изучению означающих структур и механизмов. Второй период: 50-60-е годы ХХ века во Франции, он связан с распространением методов структурной лингвистики на другие области культуры. Именно в его рамках некоторые приемы анализа языка были использованы для объективного постижения неосознаваемых структур отношений в различных областях социально-культурной действительности. Он связан в первую очередь с именем антрополога и этнографа Клода Леви-Стросса.

Методология структурализма основана на синхронии: в разных областях жизни обнаруживается и изучается ряд оппозиций: означающее – означаемое, господство – подчинение, периферия – центр. При изучении социального устройства первобытных племен он использовал бинарные оппозиции (природа – культура, растительное – животное, сырое – вареное) и некоторые методы теории информации. Важно, что правила браков, терминология родства, мифы представляют своего рода языки. В каждой сфере происходит обмен информацией. Ролан Барт распространил этот подход на предметы и установления первобытного общества. А Жак Лакан, неофрейдист, высказывал мысль о сходстве или аналогии между структурами языка и механизмами действия бессознательного. Именно опора на язык, на работу с означающим придает психоаналитическим процедурам научность и объективность.

 Структурализм выступил против тезиса французских экзистенциалистов Ж.-П. Сартра и А. Камю о «Я, обреченном на свободу». Перед лицом структур (психических, экономических, социальных, эпистемологических) рассуждение о субъекте, сознании, свободе духа, творящего историю – нелепы. Свобода сведена к административно организованному миру, к обусловленности, препятствующей творческой инициативе. Основная идея структурализма – не бытие, а отношение, не субъект, а структура. Люди не существуют вне установленных отношений. Гуманизм вносит человек, но не объясняет его. Структурализм намеревается его объяснить.

Структурализм создал свою концепцию истории в противовес историцизму, идеализму, марксизму, а также образу человека как сознательного, ответственного, творческого существа, который с помощью разума и воли творит историю. Воля, долг, мораль – все это идеологический обман. В человеке живет хозяин – бессознательное. Я мыслю там, где меня нет, и я есть там, где я не мыслю, писал Лакан. Субъект его сознания децентрирован. В инстинктах – голос настоящего человека с его природой. Набор структур потенциально создает человека. Он может их обдумать, описать, но он уже не субъект действия. Редукция человека к окружающим его структурам характеризует современное мышление. По мнению Фуко, смешны разговоры о свободном царстве человека.

После майско-июньских событий 1968 года наметился поворот от классического структурализма с упором на объективные нейтральные структуры к анализу того, что лежит вне структуры. Структура размыкается в контекст. Знание лишается ореола объективности, понимается как сосредоточие социальных и политических сил, как воплощение стратегий власти. Этот путь ведет к постструктурализму 70-х годов ХХ века.

Структурализм повлиял на общую структуру современной философии. Дал импульс в изучении языка в феноменологии, определил облик современной герменевтики, повлиял на исследование структур разума и власти в работах представителей Франкфуртской школы. Во Франции в 1950-х годах царствовали Ж.-П. Сартр и М. Мерло-Понти. В моде была смесь марксизма и экзистенциализма. Главной темой была проблема «смысла», в конфронтации с которой родился структурализм. Споры марксистов, экзистенциалистов и структуралистов заронили в умы студентов сомнения относительно смысла и единого субъекта, контролирующего его критерии. Структуралисты пришли от марксистского «производства» к «структурам», усвоили новый взгляд на историю, определяемый исторической школой «Анналов» и этнографией, интересовались переплетением разнообразных (демографических, экономических, идеологических) факторов.

Постструктурализм (неоструктурализм) был связан с критикой и преодолением структурализма, с выполнением нерешенных структурализмом задач. Он нацелен на выявление всего «неструктурного» в структуре, на выявление апорий и парадоксов при попытке объективного подхода к человеку. Как и структурализм, он не образует организационного единства, не имеет общей программы.

 

Постмодернизм

 

Под постмодернизмом понимается состояние современной западной культуры, сформировавшейся в 1870–1880-е годы, обозначающей перемены в науке, литературе и искусстве. Модерн прибегал к тому или иному великому повествованию, например, диалектике духа, герменевтике смысла, эмансипации труда, росту богатства. Постмодерн осознал многообразие форм рациональности, активности жизни, при этом признал это разнообразие как естественное и позитивное состояние. В нем выражена утрата веры в престиж науки, в социальный прогресс, в гуманность общественных отношений. Если культурное состояние можно фиксировать с помощью понятия «постмодерн», то состояние осознающей его ментальности – «постмодернизм». Это состояние философствования, дистанцирующегося и от классической, и от неклассической традиции, сложившейся в XIX веке. Основные представители: Р.Барт, Ж. Батай, М. Бланшо, Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, М. Фуко. Генетически постмодернизм восходит к постструктурализму, структурному психоанализу, неомарксизму, феноменологии, фундаментальной онтологии М. Хайдеггера, к традициям семиотики, структурной лингвистики, теории языковых игр. Постмодернизм – определяющая тенденция развития современной философии. Надо отметить, что критика «большого повествования» – не утвердительная, а разрушительная установка.

В работе «Состояние постмодерна» Ж. Ф. Лиотар выявил доминирующую в западной культуре тенденцию формализации знания. Основной формой употребления «знания» являются «нарративы» – повествовательные структуры, характеризующие тип дискурса в разные исторические периоды (discourses – беседа, аргумент, разговор – последовательное развертывание мышления, выраженного в понятиях и суждениях, в противовес интуитивному схватыванию целостного до анализа его частей). Сам дискурс является метанаррацией и создает «социальную мифологию», поддерживающую функционирование всех механизмов управления. Сам постмодернизм – антимифологизирующее направление. Большим рассказам об исторических событиях не осталось доверия. Каждый из больших нарративов освобождения за последние 50 лет утратил свою валидность, свидетельствует о немощи современного субъекта. «Всё действительное разумно, и всё разумное действительно». Эту спекулятивную гипотезу опровергает Освенцим. Неразумно, по крайней мере, это конкретное преступление, имевшее место в действительности. «Всё пролетарское есть коммунистическое, всё коммунистическое есть пролетарское». Берлин 1953, Будапешт 1956, Чехословакия 1968, Польша 1980» опровергают доктрину исторического материализма: рабочие восстают против Партии. «Всё демократическое от народа и для него», и наоборот «май 1968» опровергает доктрину парламентского либерализма. Социальная повседневность подрывает институт представительства. Всё, что является свободной игрой спроса и предложения, благоприятствует всеобщему обогащению, и наоборот, кризисы 1911, 1929 и 2008 опровергают доктрину экономического либерализма, кризис 1974-1979 опровергает посткейнсианскую поправку к этой доктрине. Все эти имена событий служат знаками немощи современности. Общество трансформируется, и прежние критерии разделения на либерализм, социализм, консерватизм, по мнению Лиотара, устарели. Нужно брать из них все жизнеспособное и устранять негативное. Наука постмодерна характеризуется междисциплинаростью, неопределенностью, открытостью и парадоксальностью. Старый принцип, по которому получение знания неотделимо от формирования разума, выходит из употребления. Знание производится и потребляется, чтобы быть проданным. Оно есть и будет самой значительной ставкой в мировом соперничестве за власть.

Наиболее продуктивным и влиятельным философом постмодернизма был Мишель Фуко (1926 – 1984), заведующий кафедрой систем мысли в Коллеж де Франс. Основные сочинения: «Душевная болезнь и личность», «Безумие и неразумие: история безумия и классический век» (1961), «Рождение клиники: археология взгляда медика» (1963), «Слова и вещи: археология гуманитарных наук» (1966)», «Археология знания» (1969), «Ницше, генеалогия, история» (1971), «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» (1975), «Микрофизика власти» (1977), «История сексуальности» (в 3 т.) (1989).

В «Истории безумия» Фуко показал, что нет резкого различия между разумом и безумием, а есть лишь история всё время меняющихся форм рациональности. Дискурс о безумии играл не приписываемую ему роль защитника разума, а совсем иную, и далеко не благовидную, а именно управление опытом страдания, но не методом пыток и телесных наказаний, а иными средствами. В «Истории клиники» клиника – место локализации и вербализации безумия, место, где формируется и функционирует специфический взгляд врача, направленный в сердцевину болезни, отыскивающий её причину, парадоксальным образом локализующий болезнь в тело, которое для врача выступает как мертвое анатомическое тело. В истории клиники исследуется не столько знание, сколько дисциплинарное пространство с его интерьерами и вещами: скальпель, клизма, стетоскоп, сами стены больницы как такие структуры, которые заставляют говорить, переживать и вести себя заданным образом. И это бесконечно важнее дискурса медицины.

Фуко полагал, что понимание власти требует более тонкого подхода, чем власть в форме права или политики, и определяет его как условие возможности что-либо познавать, оценивать, говорить и чувствовать. Этот порядок проявляется в категориальных структурах философии, в научных классификациях и даже в визуальных кодах искусства. Вместе с тем Фуко дистанцируется от стремления открыть власть в её чистом виде или постичь её последние цели или причины. Сущность власти ускользает от всех, и потому нельзя доверять даже собственным очевидным столкновениям с ней. Он ищет новую стратегию субъекта в его игре с неуловимой, анонимной и вместе с тем всепроникающей властью. Власть функционирует как совокупность микроскопических и анонимных структур, определяющих мысли и представления человека. Работы Фуко 1970-х годов пронизаны исследованием «микрофизики власти» в следах и эффектах «дисциплинарных пространств» общества – в тюрьмах, больницах, школах, казармах. Человек определяется у Фуко не как господин, а как марионетка власти. Надзирающая и наказывающая власть воплощена в тюрьмах и больницах, школах и казармах, монастырях и университетах. Задача этих дисциплинарных пространств состоит в том, чтобы путем точечных, чувствительных воздействий на тело добиться подчинения индивидуального тела коллективному, сделать душу индивида подобием общественной машины. Если у Гоббса в «Левиафане» власть выводится как результат общественного договора, то у Фуко порядок сам формирует своих субъектов. В «Истории сексуальности» Фуко показывает неоправданность надежд на сексуальное освобождение при помощи психоанализа. Напротив, именно психоанализ закабаляет человека гораздо эффективнее, чем прежние негласные нормы и запреты. Такова эволюция власти: от права на смерть и телесное наказание к надзору и далее формированию внутренней самодисциплины за своими душевными аффектами. Чем интенсивнее человек озабочен сексуальными проблемами, чем больше он практикует психоаналитическое просвещение, тем сильнее он попадает под власть психиатрической инквизиции и вынужден признаться в том, что даже в себе не знает и не подозревает. Очевидна квазиполицейская функция психоаналитика, который внедряет общепринятую рациональность в самые интимные уголки человеческой души.

Несомненно, что теория власти Фуко проблематична. Основной её смысл связан с пониманием того, что разум вовсе не занимает в общественном пространстве привилегированного места, из которого можно наблюдать и осуждать историю.

Фуко называл свою теорию продуктивным пониманием свободы. При этом он далёк от «экзистенциальной серьезности» в понимании свободы как свободы выбора. Он считал, что подлинное философствование не чуждо желанию и фантазии, иллюзии и мечтательности, ибо истина находится как бы в другом мире, в то время как наш мир охвачен сетями власти.

Фуко различал две модели власти: юридическую и дисциплинарную. Модель власти, соответствующей юридическому началу, согласно ему, репрессивна. Единственная сила воздействия, которая у неё есть, это сила отказа. Она не устанавливает нового, а лишь создает ограничения. Эта власть не способна ни на что, кроме как запрещать то, что неразрешено, писал Фуко. Теории общественного договора создают иллюзию, что власть может быть зримой, локализованной, ограниченной рамками политического государства, пределы которого точно определены правами юридического субъекта. Ей принадлежит роль в построении парламентской демократии, противостоящей авторитарной, абсолютной власти. Но она остается пленницей юридической модели власти.

Одной из причин живучести этой модели власти является квазипсихологический феномен. Успех власти пропорционален всему, что власти удается спрятать. Новые приемы власти функционируют благодаря технике, а не праву. В отличие от юридической модели власти дисциплинарная, нормализующая рассматривается как взаимоотношение сил. Власть не локализуема, а равнообъемна социальному организму. Властные отношения переплетаются с другими типами отношений (производство, родство, семья, знание, сексуальность). Новые науки о человеке – криминология, медицина, психология, социология, педагогика идут рука об руку с новыми технологиями надзора, проверки, классификации с целью установления дисциплины. Тело человека низводят до уровня политической силы. Люди представляются как популяции, подлежащие регулированию и контролю в целях увеличения продолжительности, производительности, богатства, пользы. Секс оказался в центре новых технологий жизни. Фуко фактически исследовал негативные стороны властных отношений, гражданского общества, выступая против стереотипов понимания предмета права, против юридического догматизма.

Другой наиболее цитируемый представитель постмодернизма Жак Деррида (1930 – 2004) разработал философскую концепцию, известную как деконструктивизм. Он преподавал в Сорбонне, Высшей Нормальной школе, Высшей школе социальных исследований в Париже. Основные работы: «О грамматологии» (1967), «Голос и феномен» (1967), «»Письмо и различие» (1967), «Рассеивание»(1972), «Призраки Маркса» (1993), «Прощайте – Эммануэль Левинас» (1997). Деконструкция – философское понятие, имеющее отношение к структурам, процедура расслоения, разборки, разложения лингвистических, исторических, этимологических структур различных высказываний и текстов. Ее цель – выявление понятий и элементов теорий, «инаковости другого», существующих в скрытом виде.

Ж. Деррида исследовал разнообразные мотивы философских размышлений Гегеля, Ницше, Гуссерля, Фрейда, Хайдеггера и других. Объектом его ревизии стала вся западноевропейская философская традиция. Единство своего творчества он определял как «текстуальную операцию», чье незавершенное движение не назначает себе никакого абсолютного начала. Будучи полностью растрачено на чтение других текстов, ни к чему, как к собственному письму, не отсылает. Философ был категорически против стремления считать его книги «стратегиями сюжетного единства», «смыслового целого». На самом деле, он проблематизировал книги и их единство как цельность. Он советовал читать и перечитывать тех, «вслед» кому он пишет, где на полях и между строк прорисовывается другой текст. Он не считал деконструкцию поджигательницей метафизики, говорил, что старался держаться возле границы философского дискурса, а не о его смерти. Деррида полагал, что недостаточно заявлять о смерти метафизики, ибо она продолжает оставаться действующей в разнообразных «следах» и «призраках», отслеживанию которых он посвятил свои работы.

«Деконструировать» философию означает, по его мнению, продумать генеалогию её концептов (основных идей) самым последовательным и вдумчивым образом и в то же время выявить то, что эта история могла скрывать или воспрещать. Деконструкция – неологизм, введенный для отстранения от «конструкции» как основной процедуры мышления. «De konstructio» переводится как «о конструкции», означает заключение конструкции в кавычки. Конструкция – синоним не только теоретической интерпретации, но и осмысления, понимания вообще. Её цель – избавление от установки представляющего мышления, которая полагает субъект – точку, центр наблюдения и объект – то, на что направлен взгляд, удерживающий в поле внимания «картину» или модель бытия. Эту установку новоевропейского мышления Деррида назвал логоцентризмом. Деконструкция часто определяется как критика и преодоление логоцентризма, осуществляющего метафизическую агрессию в отношении другого как чужого. В противовес схватыванию действительности актом мысли, которая оказывается источником и продуктом практики присвоения и колонизации чужого, деконструкция стремится избавиться от иерархизации, центрации и навязчивого стремления организовать структуру понимания и осмысления.

После мировых войн ХХ столетия люди стали больше заботиться о правах и комфорте, о спасении природы, культивировать любовь к искусству. По мнению Жана Бодрийяра (1929 – 2007) спасение людей приходит со стороны негативного: катастрофы, эпидемии, наркомания, психические расстройства, терроризм и т. п. форм зла – только они уничтожают наиболее распущенных и образумят наиболее рассудительных людей. Современный человек, по его мнению, живет в стерильной обстановке и утратил способность сопротивляться вирусам. Исчезают люди, способные отвечать за происходящее. Рыночная экономика рождает мобильного индивида, осваивающего мир в поисках выгодных сделок. Но сегодня рынок начинает работать сам на себя и буквально всё оценивать скоростью циркуляции. Он уже не регулируется законом стоимости, и сегодня мало кто понимает причины скачков Доу Джонса, потому что никто не знает, сколько стоит доллар «на самом деле». Товары продаются по принципу «дороже, чем дорого», а деньги, утратившие связь с материальным обеспечением, становятся чисто спекулятивным знаком, символическим капиталом. Отрыв от закона стоимости ведет к тому, что экономика превращается в чистую спекуляцию – производство и спекуляцию символической продукции.

Политическая и социальная революция, прототип всех остальных революций (сексуальной, кибернетической, генетической) поднимает вопрос об использовании собственной свободы и своей воли и последовательно подводят к проблеме, в чём, собственно, состоит наша воля, чего хочет человек, чего он ждет? Вот неразрешимая проблема! И в этом парадокс революции: её результаты вызывают неуверенность и страх.