Спор славянофилов и западников

Славянофильство – идейное течение в русской общественной мысли, представители которого выступали за принципиально отличный от Запада путь России на основе ее самобытности, представленной синтезом трех начал – патриархальности, самодержавия и православия.

Западники выступали за развитие России по западно-европейскому пути.

В споре славянофилов и западников формировались основные составляющие русской идеи и темы для последующего философствования. Пожалуй, первым славянофилом (хотя это еще так не называлось), внесшим в русскую идею элемент мессианства, был инок Филофей (XVI век), игумен Псковского Елизаровского монастыря. Ему принадлежит идея Москвы как третьего Рима. После падения православного византийского царства, московское царство осталось единственным православным царством, считал он. В послании царю Ивану III Филофей пишет: «Внимай, благочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать». Русский царь «един-то во всей поднебесной христианский царь… Престол вселенския и апостольския церкви имел представительницей церковь пресвятой Богородицы в богоносном граде Москве, просиявшую вместо римской и Константинопольской, иже едина во всей вселенной паче солнца светится». Развитие этой идеи – в идее преемства русских царей. Московские цари считали себя преемниками византийских императоров. Преемство доводили даже до Августа Цезаря. Рюрик оказывался преемником Пруста. Собственно славянофильская идея начинает оформляться в политической философии Юрия Крижанича (1618 – 1683). Юрий Крижанич – славянский ученый, энциклопедист, хорват по национальности. Он был страстным проповедником идеи объединения славянских государств. Гарантом этой конфедерации славянских государств должно быть Русское государство. С этой идеей и программой преобразования Московского государства он прибыл в Москву. Непрошенного учителя сослали в Тобольск, а в 1676 году он выехал из России. Но ссылка и гонения не поколебали его убеждений, он продолжал писать о самобытности славянского культурного мира, противостоящего миру немецкому и греческому.

В XVI веке славянофильская ориентация выразилась в борьбе с католическим (латинским) влиянием на Русь и желании спасти от него христианскую православную веру. Этими идеями наполнены проповеди писателя и священника Максима Грека (1475 – 1556) и работы князя А. М. Курбского (1528 – 1583).

Сильную подпитку патриотическая славянофильская идея получает в эпоху освободительных войн – от татарского ига, от наполеоновского вторжения. Вторая четверть XIX века характеризуется взлетом русской культуры, которая благодаря творчеству М. В. Ломоносова, Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина обретает свой национальный язык. Это время появления русской классической литературы, время формирования национального самосознания. Главная тема в этих размышлениях – тема специфичности, особой миссии и судьбы русского народа в мировой истории. Эта мысль оформляется в работах Н.М. Карамзина, в державном стихотворении А.С. Пушкина «Клеветникам России» и метафорично в стихотворении Ф.И. Тютчева:

 

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить.

У ней особенная стать.

В Россию можно только верить.

 

Весь XIX и потом XX века будут идти споры о том, каковы пути России, могут ли они быть просто воспроизведением путей Западной Европы. Тема прошлого, настоящего и будущего России становится ключевой. Относительно прошлого России, особенно периода Московского царства и реформ Петра Великого мнения славянофилов и западников кардинально различаются.

Мощный толчок этим спорам дали «Философические письма». П. Я. Чаадаева. Чаадаева нельзя отнести ни к западникам, ни к славянофилам: взгляды его менялись, став к концу жизни менее радикальными, но что славянофилы мужали и оттачивали свое мировоззрение в полемике с ним и его сторонниками – это факт.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794 – 1856) был сыном богатого помещика, учился в Московском университете. Не окончив его, вступил в армию. Кампанию 1812 – 1814 годов провел в составе Ахтырского гусарского полка, с которым дошел до Парижа. По возвращению в Россию был назначен адьютантом командира гвардейского корпуса. По свидетельству современников, он был неоспоримо самым видным, самым блистательным из всех молодых людей Петербурга. Его остроты и характеристики расходились по всей стране. С ним дружил и его очень любил А.С. Пушкин. В 1820 году Чаадаев вышел в отставку, жил затворником, в свете появился лишь в 1830-31 годах, уже будучи автором восьми философических писем. Их судьба и стала далее его судьбой. Публикация первого письма произвела, по выражению А.И. Герцена, эффект разорвавшейся бомбы. Журнал «Телескоп», опубликовавший первое письмо, был закрыт, его цензор сослан, а самого Чаадаева по высочайшему повелению царя объявили сумасшедшим и поместили под домашний арест и надзор врача.

Вся наша философия истории стала ответом на поставленные Чаадаевым вопросы. При этом надо иметь в виду, что философия истории Чаадаева тесно связана с его философией человека. Его протест против индивидуализма, размышления о человеческой свободе, мистический мотив высшего метафизического единства всего сущего – основа его историософии. Как выразил Чаадаев свой протест против русской истории? – спрашивал впоследствие Н.А. Бердяев. Чаадаев писал: «Прекрасная вещь любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине… Не через Родину, а через истину ведет путь к небу… Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами… Я люблю мое Отечество, как Петр Великий научил меня любить его». Сама проблема – Россия и Запад формулируется у Чаадаева как религиозно-философская проблема. Русская судьба видится ему как мучительная и трагическая, заблудившаяся на исторических дорогах. Поэтому и рефлексия над этой судьбой мучительна, а его мысли о русской истории, о прошлом России выражены с глубокой болью. Это крик человека, любящего свою Родину, но «странною любовью». Чаадаев пишет: «Мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода, мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода…Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно... Это естественный результат культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая наша идея бесследно вытесняет старые… Мы принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок».

«Ныне мы составляем пробел в нравственном миропорядке…Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого рода, и все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили».

Н. А. Бердяев говорит, что русское самосознание должно было пройти через это горькое самоотрицание, покаяние; это был диалектический момент в развитии русской идеи. И от этой точки начинается эволюция взглядов Чаадаева. В работе «Апология сумасшедшего» он придет к утверждению великой миссии России. Потому что Чаадаев думал, что силы русского народа не были востребованы в прошлом, и эта неактуализированность сил народа в прошлом – залог возможности великого будущего. В России – преимущество девственной почвы, ее отсталость дает возможность выбора, считал он. «Прошлое нам не подвластно, но будущее зависит от нас» – говорит Чаадаев. «… было бы преувеличением опечалиться хотя бы на минуту за судьбу народа, из недр которого вышла могучая натура Петра Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова и грациозный гений Пушкина» И Чаадаев проникается верой в мистическую миссию России. «У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, которые занимают человечество», говорит он. Но на пути реализации этой великой цели стоит одно препятствие – национализм, который губителен для России. «…Провидение создало нас слишком сильными, чтобы быть эгоистами, оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества…в этом наше будущее, в этом наш прогресс…таков будет логический результат нашего долгого одиночества: все великое приходило из пустыни», – писал Чаадаев в письме к другу.

Это была славянофильская идея. Но Чаадаев никогда и не был радикальным западником. И тем не менее после выхода «Философических писем» Чаадаева славянофилы сплотили свои ряды и по сути преобразовались в партию.

Идеологи раннего славянофильства – братья Киреевские, братья Аксаковы, Хомяков, Самарин, Кошелев, Валуев, Чижов. Славянофильские взгляды разделяли писатели В.И. Даль, А.Н. Островский, Ф.И. Тютчев. А.И. Герцен в статье на смерть К.С. Аксакова писал: «Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна голова, но не одинакая… И мы как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно». А. С. Хомяков (1804–1860),бесспорно, был самой выдающейся личностью среди славянофилов. Выходец из богатой дворянской семьи, он получил прекрасное образование, а круг его интересов был исключительно широким. В 1838 году он ознакомил друзей с работой «О старом и новом». Эта статья и последовавший на неё отклик И.В. Киреевского ознаменовала возникновение славянофильства как философского и культурного явления. В этой работе Хомяков очертил постоянную тему будущих дискуссий: «Что лучше, старая или новая Россия? Много ли поступило чуждых стихий в ее теперешнюю организацию?.. Много ли она утратила своих коренных начал и таковы ли были эти начала, чтобы нам о них сожалеть и стараться их воскресить?» Своим творчеством А.С. Хомяков заявил и обосновал потребность русской культуры в развитии самобытной национальной философии. Целостность духа, соборность, примат внутренней свободы по отношению к внешней – вот основные идеи этой философии.

Прекрасные страницы посвятил Хомякову А. И. Герцен в романе «Былое и думы». Он вспоминает время, когда идейные противники еще сходились для споров в одних гостиных, безмерно уважали друг друга и печатались в изданиях друг друга. Что отличало позиции славянофилов и западников?

Первое: отношение к Западу и России.

1. Отношение к Западу было довольно сложным. Можно сказать, что если бы не было России, они все были бы европейцами. Это были люди образованные европейски, прекрасно знавшие западную философию, вообще высоко ценившие просвещение и цивилизацию Запада. А.С. Хомяков называл Европу страной святых чудес. Хотя были и другие славянофилы, ненавидевшие Запад и говорившие о его гниении (Швырев, Аксаков). Но как только речь заходила о сравнении Европы и России, предпочтение без колебаний отдавалось России. Философию этого предпочтения лучше всего выразил И.В. Киреевский в статье «О характере просвещения Европы и его отношению к просвещению России». По его мнению, тип русского мышления и русской культуры сильно отличается от западноевропейского. Западное мышление – дифференцированное, разделенное на категории. Русское мышление – тоталитарное и целостное. На Западе все произошло от торжества формального разума. Рациональная рассеченность была как бы вторым грехопадением человечества… Богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности; в православии оно сохранило внутреннюю целостность духа; там – развитие сил разума; здесь – стремление к внутреннему, живому, то, что Хомяков назовет живознанием.. К. Аксаков писал: «На западе души убивают, заменяясь усовершенствованием государственных форм, полицейским благоустройством; совесть заменяется законом, внутреннее побуждение – регламентом, даже благотворительность превращается в механическое дело; на Западе вся забота – о государственных формах»

2. Отсюда – отношение славянофилов к прошлой истории России, тоже не одинаковое для всех. К. Аксаков писал: «В основании государства Российского – добровольность, свобода и мир». Эта мысль находится в вопиющем противоречии с историей. Как объяснить тогда возникновение огромной империи военного типа и гипертрофию государства за счет свободы и благосостояния народа? Государство пухло, а народ хирел, скажет русский историк Василий Ключевский. Между тем, идеальную целостность и идеальную соборность славянофилы видели в допетровской Руси, в Московском царстве. Петровские реформы с их точки зрения разрушили эту целостность и прервали естественный ход событий русской истории. Петровские реформы – измена России. Любовь к периоду Московского царства и царствованию Ивана Грозного парадоксальным образом сочеталась с их любовью к свободе и просвещению. Но где же найти свободу в Московской Руси? – спрашивает Н.А. Бердяев. Историк Ключевский говорит о царствовании Ивана Грозного: «Разгром Новгорода по одному лишь подозрению в измене, московские казни, убийство сына и митрополита Филиппа, безобразие с опричниной в Москве – читая обо всем этом, подумаешь, что это был зверь от природы».

Пожалуй, один А.С. Хомяков не склонен был идеализировать прошлое России, писал о её  бедах. «Ничего доброго, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности угнетения, бедность, неустройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешительной». Он призывает осознать грехи прошлого и покаяться в них. Тема покаяния постоянно присутствует в творчестве Хомякова. В знаменитом стихотворении «К Руси» Хомяков пишет:

 

В судах черна неправдой черной

И игом рабства клеймена,

Постыдной лести, лжи тлетворной,

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна.

 

Поэт призывает к покаянию:

 

За все, за всякие страданья,

За всякий попранный закон,

За темные отцов деянья,

За темный грех своих времен,

за все беды родного края

пред Богом благости и сил

молитесь, плача и рыдая,

чтоб он простил, чтоб он простил.

 

И только покаявшаяся, очистившая от грехов Россия сможет выполнить свою мессианскую роль – указать Западу истинный путь духовного развития и возглавить этот процесс.

3. Отношение славянофилов к самодержавию тоже было неоднозначным. С одной стороны, они – монархисты и сторонники самодержавия. С другой, они не любили государства и власти, критиковали самодержавие, писали о глубокой противоположности между святой Русью и империей. Власть же вообще считали грехом. Но пусть лучше один человек – монарх будет замаран этим грехом. Народ не должен участвовать в грязной политике. Самодержавие избавляет общество от участия в политике, предоставляя ему формировать структуры, основанные на свободном согласии (например, общины). Аксаков учил, что русский народ государственности не хочет, он хочет для себя не политической свободы, а свободы духа. Форму государственного устройства в виде российской монархии, противоположную западному абсолютизму, славянофилы считали необходимым началом русского своеобразия. Хотя они утверждали три основы общества – православие, самодержавие и народность, но понимали их иначе, чем официальные правительственные идеологи, у которых православие и народность подчинены самодержавию. У славянофилов же православие стоит во главе этой троицы, на втором месте – народность. Основным фактором формирования культуры является религиозная вера и национальная психология.

4. У славянофилов было своеобразное понимание народной жизни и отношений между царем и народом. В этих отношениях не должно быть ничего формального, юридического, не нужны никакие правовые гарантии, договоры. Все должно быть основано на доверии, любви и свободе. Они много говорили о русской коммунитарности, соборности, хоровом начале в русской жизни, о единстве любви и свободы, не нуждающихся ни в каких внешних гарантиях. Такая теория общества может быть названа патриархально-органической. Её основой является семья. И общество должно быть построено по типу семейных отношений (царь – батюшка, царица – матушка). Они и сами были очень семейственные, родовые люди, богатые помещики, укорененные в русскую почву, русский быт.

Крестьянскую общину они считали основой России и гарантом ее своеобразия, противополагая ее западному индивидуализму. Личность в русской общине не подавлена, но только лишена своего буйства, эгоизма, исключительности. Свобода в ней, как в хоре: все поют одну песню, но разными голосами. Н.А. Бердяев напишет потом: славянофилы говорили об идеальном православии, идеальном самодержавии, идеальном народе. Это и дало основание считать славянофилов романтиками.

Западники выступали за ликвидацию феодальной крепостной отсталости России и отстаивали необходимость развития России по пути западноевропейских государств. Представители западнической философии – Станкевич, Герцен, Грановский, Огарев, Боткин, Редкин, Крюков, Кавелин, Щепкин. Тесную связь с кружком западников поддерживали Белинский, Тургенев. Галахов, Анненков, Панаев. Основная тема их размышлений – Россия и Запад, Россия и Европа. Будущие социальные преобразования России, пути этих преобразований – идти ли России по пути Западной Европы или искать самобытный путь, были главной темой их раздумий. Самым горячим был вопрос о ликвидации крепостничества в России, которое западники считали худшим видом рабства, и о том, как освободиться от него. Единство среди западников было лишь по таким идеологическим вопросам, как: а) протест против самодержавно-крепостнического строя, б) борьба против теории официальной народности и в) необходимости европеизации России. Но по вопросу характера преобразований они расходились. В западничестве сложилось два крыла: революционно демократическое, радикальное (Герцен, Огарев. Белинский) и умеренно-либеральное (Грановский, Анненков, Кавелин, Боткин). Белинский и Герцен мечтали построить на развалинах самодержавия социализм, а умеренные либералы предлагали форму буржуазного правового государства. В этом историческом споре либералы потерпели поражение (и это судьба всех либеральных идеологий в России), а радикальные западники по некоторым позициям сблизились со славянофилами и – еще один исторический парадокс – через народничество стали идейной предтечей большевистского социализма.

Душой московских интеллигентов 40-х годов был Николай Станкевич. В 1831 году, студентом Московского университета, он организовал кружок, в который входили В. Белинский, К. Аксаков, поэт Кольцов, М. Лермонтов, М. Бакунин и др. Состав был пестрый, в него входили и славянофилы. В это же время Герцен и Огарев собрали свой кружок, сделав акцент на социально-политических проблемах. Герцен напишет впоследствии об этих «русских мальчиках»: «Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких личных выгод; одни забывают свое богатство, другие – свою бедность и идут, не останавливаясь, к разрешению политических вопросов… Где, в каком углу современного Запада найдете вы такие группы отшельников мысли, схимников науки, фанатиков убеждений, у которых седеют волосы, а стремления вечно юны? Где, укажите? Я бросаю смело перчатку…».

Самым выдающимся мыслителем среди западников был А.И. Герцен. Работы Герцена для русской философии истории имеют громадное значение.

Александр Иванович Герцен (1812- 1870) был незаконным сыном богатого русского помещика Яковлева. Мальчиком 14 лет во время коронации Николая I в Москве (после казни декабристов) он поклялся отомстить за казненных и «обрекал себя на борьбу с троном, с этим алтарем, оскверненным кровавой молитвой, с этими пушками»… Герцен окончил физико-математический факультет Московского университета. Студентом увлекся идеями утопического социализма, организовал кружок. В кружке читали и переводили немецких философов, особенно много Гегеля. Гегелевскую диалектику Герцен впоследствие интерпретировал как инструмент познания природы (эта идея главная в его философской работе «Письма об изучении природы») и революционного преобразования общества, как «алгебру революции». Вскоре Герцен был арестован и сослан в Вятку, затем на поселение во Владимир. В 1842 году поселился в Москве и занялся литературной работой. В 1847 году эмигрировал во Францию, затем в Англию. В 1855 году начал издавать журнал «Полярная звезда», затем «Колокол», которые тайно переправлялись в Россию. Их влияние на русскую общественную жизнь было очень серьезным.

 А.И. Герцен резко критиковал славянофилов. Но после поражения революции 1848 года Герцен разочаровался в Западной Европе и ее мелкобуржуазном духе. И он, восстав против мещанства Запада, увидел опасность мещанства в самом социализме. «Рыцарская доблесть, изящество аристократических нравов, строгая чинность протестантов, гордая независимость англичан, роскошная жизнь итальянских художников, искрящийся ум энциклопедистов и мрачная энергия террористов – все это переплавилось и переродилось в целую совокупность других господствующих нравов, мещанских… Как рыцарь был первообраза феодального, так купец стал прообразом нового мира; господа заменились хозяевами…Под влиянием мещанства все переменилось в Европе. Рыцарская честь заменилась бухгалтерской честностью, гуманные нравы – нравами чинными, вежливость – чопорностью, гордость – обидчивостью, парки – огородами, дворцы – гостиницами» Разочарование в европейском прогрессе, по признанию Герцена, привело его на край нравственной гибели, от которой спасла лишь вера в Россию. Он восстает против буржуазного будущего России и ищет особых путей развития для нее. Это восстание Герцена против Запада было связано с идеей личности, ослабление и исчезновение которой он увидел на Западе. И в русском мужике искал спасения от мещанства. Русский мужик, даже крепостной, более личность, чем западный буржуа. Он соединяет в себе личностное начало с общественным, общинным. Поэтому не индустриализация России, а община и артель, которые уже содержат зачатки социализма – вот путь России. Это и есть т.н. деревенский коммунизм. Прошлое России темно, настоящее ужасно, остается вера в будущее.

 Вообще, с социализмом у Герцена не всё было в порядке. Дело в том, что он один из самых свободолюбивых людей России. И он не хочет уступать свободу своему социализму. Он не хотел жертвовать личностью для истории, для её якобы великих задач, не хотел превращать её в орудие нечеловеческих целей, не соглашается жертвовать современными поколениями для поколений грядущих. Поэтому он не считал социализм совершенным строем и еще в 1849 году пророчески писал: «Социализм разовьется во всех своих фазах до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущей, неизвестной нам революцией». В 1869 году в письме к Бакунину Герцен писал, что не верит в прежние революционные пути и советует постепенность в общественном развитии. Но было уже поздно. Как потом напишет В.И. Ленин – декабристы разбудили Герцена, Герцен – народников, а народники – большевиков. Эта эволюция сопровождается ужесточением всех типов. Более мягкие идеалисты 40-х годов сменяются более жесткими. Славянофильство вырождается в национализм, идеалистов -_западников сменяют люди с суженным сознанием – «лишние люди» и затем народники.

Н.А. Бердяев пишет: «Русские размышления над историей привели к сознанию, что путь России особый. Русский народ – народ будущего. Он разрешит вопросы, которые Запад уже не в силах разрешить. Но это сознание всегда сопровождалось пессимистических чувством русских грехов и русской тьмы, иногда сознанием, что Россия летит в бездну». Очень своеобразно это предчувствие выразил в своей философии истории К. Н. Леонтьев.

Константин Николаевич Леонтьев (1831 – 1891), считал себя учеником историка Н.Я. Данилевского, который в работе «Россия и Европа» подчеркивал особую культурно-историческую роль России, а славянский тип, по его мнению, обязан быть враждебен Западу.

К. Н. Леонтьева считают русским Ницше. Он, действительно, как и Ницше, много размышлял о расцвете и упадке обществ и культур, считал красоту и эстетику преобладающими над этикой, искал в истории биологические начала, прославлял аристократизм, ненавидел идею либерально-эгалитарного прогресса, идею демократии и социализма. Он совсем не верил в русскую идею и говорил: «Русский мужик, не размышляющий о податях и водке, говорит «Все от Бога» – вот и вся идея». Россия велика исключительно благодаря навязанному сверху византийскому православию и византийскому самодержавию. Леонтьев восхищался Петром I и Екатериной Великой, в этой эпохе видел цветущую сложность русской государственной и культурной жизни. Очень любил старую Европу, эпоху средних веков и Ренессанса.

По теории Леонтьева человечество проходит 3 периода: 1) первоначальной простоты, 2) цветущей сложности и 3) вторичного смесительного упрощения. Этот процесс фатальный, свобода в истории не действует. Ни один народ не может быть эталоном в истории и не может заявлять о своем превосходстве. И ни одна нация не может создать уникальную цивилизацию дважды: народы, прошедшие период цветущей сложности, навсегда исчерпывают потенции своего развития и закрывают для других возможность движения в этом направлении. Либеральный и демократический процесс вызывает в нем эстетическое отвращение, он видит в нем гибель красоты. Никаких моральных оценок в политике он не допускает и проповедует жестокость. Главное – красота, а она осталась в прошлом. Леонтьев пишет: «Не ужасно ли и не обидно было бы думать, что Моисей восходил на Синай, эллины строили себе изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благоденствовали бы …на развалинах этого прошлого величия? Стыдно было бы человечеству, чтобы этот подлый идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки».

Европа разлагается, период цветущей сложности для неё позади, на неё нельзя рассчитывать. В последние годы жизни он теряет и веру в Россию, пророчествует о грядущей русской революции и наступлении царства антихриста и хама. Россия еще может на одно-два столетия продлить свое существование в качестве самобытного и независимого государства, если изолирует себя от Европы и славянства, сблизится с Востоком и сохранит традиционные социально-политические институты и общины, а также поддержит религиозно-мистический настрой граждан. Пессимист, он многое предвидел, справедливо считал Н.А. Бердяев. Леонтьев ненавидел буржуазный мир и мечтал о его гибели, ненавидел прогресс, либерализм, демократию, социализм, потому что это ведет к царству мещанства, к серому земному раю. По мнению Леонтьева, византийско-православное христианство, прочная монархическая власть и цветущая сложность культурной жизни в ее самобытных национальных формах – вот те ценности, которые нуждаются в защите и охране, Это философия консерватизма, безусловно, но консерватизма романтического, эстетического. Неприятие Леонтьевым буржуазного мира носило изначально эстетический характер, в основе которого почти натуралистическое преклонение перед цветущей сложностью природных и исторических сил.

 

Философия В.С. Соловьева

 

Создание первой целостной философской системы в России связано с именем В.С. Соловьева. Владимир Сергеевич Соловьев (1853 – 1900) родился в семье знаменитого русского историка С.М. Соловьева. Дед Соловьева был священником и приобщил его к религии. В студенческие годы Соловьев бунтовал против Бога и религии. Но его богоборчество было недолгим – благодаря чтению Спинозы, Гартмана, Шеллинга, Гегеля он снова обрел веру. Его вера характеризовалась теплотой, эмоциональностью, мистическими озарениями, которые он прекрасно выразил в стихотворении «Три свидания» В этом стихотворении Соловьев описал свои ощущения от встречи с Софией, символом вечной женственности. В 1869 – 1873 годах Соловьев – студент Московского университета, где изучает естественные науки, историю и философию. В 1874 году защитил магистерскую диссертацию «Кризис западной философии (против позитивизма)». Во вступительном слове Соловьев сказал, что неверие в Бога опустошает душу человека и доводит его до самоубийства. Человек получает ответ на свои вопросы лишь в христианском учении, твердыня которого – существующий Бог, а не абстрактные заключения разума.

В 1880 году он защитил докторскую диссертацию «Критика отвлеченных начал», получил степень доктора философских наук и стал преподавать философию в Московском и Петербургском университетах… Но его преподавательская деятельность была короткой. В марте 1881 года после убийства Александра II, Соловьев прочитал в Петербурге публичную лекцию, завершая которую, призвал наследника царя простить убийц своего отца «во имя высшей правды» Ему намекнули об отставке и уходе из Ученого комитета при министерстве народного просвещения. Больше к преподавательской деятельности он не возвращался. Считал, что пребывание на официальном посту помешает ему откликаться на животрепещущие вопросы русской политической и религиозной жизни. Его жизнь – это подвиг во имя философии, странничество, отсутствие своего жилья, семьи, он постоянно кочевал по домам друзей. Умер в подмосковном имении князя Трубецкого.

Главные работы Соловьева «Философские начала цельного знания», «Критика отвлеченных начал», «Чтения о Богочеловечестве», «Религиозные основы жизни», «Россия и вселенская церковь», «Смысл любви», «Оправдание добра». Основные идеи его философии – идея всеединства и идея Богочеловечества. А своим основным делом он считал создание христианской православной философии, раскрывающей богатство и жизненную силу основных догматов христианства, которые по его мнению в умах многих людей превратились в мертвую букву, оторванную от жизни. По мысли Соловьева, догматы христианства являются философскими основами естествознания, руководством в нравственной жизни и отправным пунктом в разработке христианской политики.

В творчестве Соловьева выделяют три периода: 1) теософия (христианское учение), 2) теократия, 3) теургия. На первом этапе осуществление мудрости Бога в мире может быть достигнуто посредством христианской теософии, т.е. через познание Бога и его отношения к миру с использованием эмпиризма, рационализма и мистики. На втором этапе Соловьев возлагает надежду на преобразование человечества посредством теократии, т.е. через создание справедливого христианского государства, предполагающего единство церкви, государства и общества. В третий период Соловьев целиком занят теургией, т.е. мистическим искусством, создающим новую жизнь согласно божественной истине. Но в своей последней работе «Три разговора» он покончил с утопическими надеждами на достижение идеалов добра в земной жизни. Зло – не форма добра, а такое же сущее, как и добро и с ним надо воевать.

Что такое всеединство? Истинное знание, считал Соловьев, является результатом эмпирического, рационального и мистического познания в их взаимосвязи. Философия, основанная на этих началах, стремится соединить полноту содержания духовных созерцаний Востока с логическим совершенством западной формы. Осуществить этот синтез способна христианская церковь в единстве и синтезе всех христианских конфессий. А в задачи философии входит осуществление универсального синтеза науки, философии, религии. Философия Соловьева антропоцентрична. Человек – вершина творения. Бог сделал шаг к человеку и Возрождение мира совершено Богом совместно с человеком, который также выразил божественную идею гуманности. Следующий шаг – человека к богу. Но человека обновленного, очищенного от грехов, всесторонне развитого. Только такое человечество может слиться с божественной реальностью и создать конечную стадию истории – Богочеловечество. Это мир, где нет распада, смерти, гибели, мир, сохраняющий всю полноту бытия.

Основной пафос философии всеединства – оправдание добра, которое вытекает из понимания сущего как блага. Добро понимается как некая мировая сила, ничем внешним не обусловленная. Оно проявляется в чувствах стыда, жалости и сострадания или благоговения. Именно благодаря этим основополагающим добродетелям люди способны видеть различия между добром и злом, устанавливать моральные нормы и правила нравственной жизни. Из основных форм организации человеческого общества – родовая форма, национально-государственный строй и всемирное общение жизни именно последняя есть осуществление идеи Всеединства и идеал эволюции, когда человечество достигает стадии Богочеловечества. Учение о Богочеловечестве как цели возрождения мира используется Соловьевым для истолкования эволюции природы, истории человечества, проблем социальной жизни. Всю эволюцию мира Соловьев рассматривает как условие этого совершенствования. Мир проходит через два этапа. Первый – до человека – эволюция природы. Второй этап – человеческая деятельность, история. Конечный результат – утверждение царства Бога, которое есть то же, что действительность безусловного нравственного порядка или, что то же, всеобщее воскресение и восстановление всех. На низшей стадии создаются предварительные ступени и условия единства мира: царство минеральное, растительное и животное. Затем – царство человеческое и Царство Божие. От ступени к ступени бытие повышается с точки зрения нравственности. Минералы представляют собой бытие как инертное самоутверждение; растения выходят из инерции, тянутся к свету, теплу, влаге; животные при посредстве ощущений и свободных движений ищут полноты чувственного бытия; человечество посредством наук, искусств, общественных учреждений стремится к улучшению своей жизни и возвышается до идеи безусловного совершенствования. Человечество духовное или от Бога не только понимает это умом, но и принимает сердцем и стремится осуществить его до конца, воплотить в жизни всего мира.

Каждое предыдущее царство служит материалом для следующего. Поскольку низший уровень не исчезает при этой эволюции, а объединяется с более совершенной формой, постольку эволюция не есть только процесс развития и совершенствования, но и процесс собирания Вселенной, конечная цель которого Богочеловечество. Таким образом, Соловьев понимает эволюцию природы как постепенное развитие мирового единства, являющегося необходимым условием для достижения божественного добра. Еще более высокая ступень мирового единства достигнута в жизни человека и в истории человечества. Идеалом общества должна стать свободная теократия, при которой нравственная власть принадлежит церкви и первосвященнику. Государство добровольно подчиняется церкви. Но и государство, и церковь подчиняются идеалу нравственного добра. От этого зависит степень подчинения народа государству, а личности – обществу. Без нравственного идеала государство и общество никаких прав на отдельного человека не имеет. Осуществить единство церкви, государства и общества на основах нравственности, во