Социальные и политические реформы

 

После революции 1905 года лидеры татарского движения оказали помощь сторонникам реформ, которые внимательно читали татарские и азербайджанские газеты, издававшиеся в России: «Тарджуман», «Ульфет», «Юлдуз», «Вакт» и «Иршад». Но, кроме того, воспользовавшись кратковременным ослаблением государственного контроля в 1905–1907 годах, татары и узбеки стали печатать газеты в Средней Азии.

Одной из первых таких газет стала «Таракки», основанная в 1906 году в Ташкенте татарским эсером Исмаилом Обиди. В сотрудничестве с русскими востоковедами Вяткиным и Наливкиным Обиди создал газету, весьма критичную к царской администрации, которая требовала ответов на насущные требования и поддерживала идею единства. «Таракки» выражала реформистскую позицию и в то же время определенные идеи эсеров. Власти сочли газету крамольной. Она перестала печататься после семнадцати выпусков.

Однако воодушевленные этим примером, узбеки начали издавать другие газеты: «Хуршед», «Шохрат» и «Туджор». «Хуршед» основал в 1906 году Мунаввар Кори Абдуррашидханов, который с этого времени заслужил признание как выдающийся лидер революционного движения Средней Азии. Его газета позиционировала себя как выходящий два-три раза в неделю на тюркском языке литературный, научный и социально-политический мусульманский орган печати. На самом деле она выходила очень редко и прекратила существование в ноябре 1906 года. Вместо нее Мунаввар Кори выпустил газету «Шохрат», которая выходила с конца 1907-го до следующей весны, и, когда запретили эту газету, он заменил ее другой – «Осие» («Азия»). «Осие» была просто новым названием «Шохрат», всего вышло пять номеров. «Туджор» («Купец») была основана одним из богатейших людей Ташкента, Саидом Азимбаем Мохаммедбаевым, который еще молодым был послан на обучение в Нижний Новгород, где выучил русский язык. Он всегда верил в обновление своей родины, ее выход во внешний мир и вестернизацию. Газета выражала его идеи и, как было указано в подзаголовке, «выходит два-три раза в неделю на языке мусульман, является национальным политическим и социальным органом». Газета вскоре закрылась ввиду малой востребованности.

Идеи, пропагандировавшиеся в этих печатных изданиях, были почти идентичны. Их расцвет и закат между 1905 и 1908 годами весьма точно отразили эволюцию либеральных настроений в России в годы, последовавшие за революцией.

«Таракки» пользовалась достаточной свободой, чтобы противостоять как царским властям, так и консерватизму мусульманских религиозных авторитетов. Газета «Хуршед», основанная позднее, была более умеренной на последнем этапе, поскольку русские власти, анализируя революцию 1905 года в Туркестанском крае, пришли к выводу о том, что нейтральное отношение к ней местных жителей было связано с ростом влияния традиционного консервативного ислама. Поэтому российскую доктрину невмешательства и затем контроля постепенно заменили покровительством ислама в его наиболее жестких формах в качестве барьера социальным движениям. В выпуске № 6 за 11 октября 1906 года «Хуршед» опубликовала за подписью муллы Махмуд Ходжи Бехбуди (1874–1919) программу для джадидов и призыв к поддержке Мусульманского союза (Иттифак ул-муслимин), главной опоры кадетов. Газета подвергла нападкам Россию, ее автократию и колониальную политику. Но консервативный откат после революции вызвал последовательное ограничение свободы выражения. Поэтому в своих публикациях джадиды отчаянно отстаивали единственную надежду на политическое существование – представительство в Думе. После запрещения «Хуршеда» Мунаввар Кори писал генерал-губернатору: «Целью нашей газеты было просто разъяснить местному населению значение деятельности Думы, а также подготовить людей к следующим выборам соответствующим образом… У меня было намерение не пропагандировать антиправительственные идеи, но посвятить свои усилия умиротворению страстей, подготовке спокойных и действенных выборов».

Что касается представительства Туркестанского края в Думе, то газета «Шохрат» следовала той же линии. Но она чаще делала акцент на проблему духовного обновления ислама, и здесь исключался любой компромисс с Западом. Мунаввар Кори подчеркивал необходимость формирования мусульманской элиты на таких территориях, как Бухара, Стамбул, Каир и Александрия, независимость которых была относительно обеспечена.

Газета «Туджор» придерживалась особой линии по сравнению с другими изданиями, проповедуя полное сотрудничество с Россией. Ее провал – поразительный, учитывая то, что она представляла интересы местных богатых купцов, – продиктован логикой эволюции Туркестанского края. «Туджор» стала раздражать российские власти. Они были недовольны усердием Саида Азимбая, которого подозревали в честолюбивых устремлениях. Газета не вызывала интереса у узбеков, поскольку не отвечала националистическим чаяниям, все более утверждавшимся в регионе.

Из-за своего негативного отношения к духовному обновлению, которое в значительной степени выражалось местной прессой, российские власти прилагали большие усилия для расширения пропасти между реформистами и консерваторами. Мунаввар Кори убедительно разоблачил это в «Хуршеде». Он сообщил, как, позволив издавать газету, власти края указали ему через издателя «Туркестанской туземной газеты»: «Ни при каких обстоятельствах вам не следует печатать статей, направленных против лица или деятельности религиозного учреждения без согласования с нами». На самом деле такого вмешательства в Туркестанском крае не требовалось. Пока «Таракки», татарская газета, предавалась крайне ожесточенным нападкам на мусульманских авторитетов, Мунаввар Кори подтвердил в 1906 году, что критики-джадиды покушались не на религиозных лидеров, а на отдельные недостатки.

Разницу в тональности между татарской прессой и среднеазиатскими газетами можно объяснить отчасти событиями 1906 года, но главным образом тем, что социальная опора джадидского движения Южной Средней Азии несколько отличалась от татарской. Реформистская мысль зародилась в медресе Бухары и Туркестанского края, а один из выдающихся лидеров движения Махмуд Ходжа Бехбуди сам был муллой. В любом случае реформисты пытались склонить на свою сторону все мусульманское духовенство, поскольку их движение развивалось прежде всего среди коренного населения. Осторожная позиция русских властей и их защита традиционного мусульманского духовенства от джадидов придали критике реформистов значительный вес. Это настроило против них консервативных религиозных авторитетов.

В 1908 году все газеты джадидов на юге прекратили существование. Отказ в представительстве Средней Азии в Думе дал российским властям великолепный предлог для запрета их публикаций, которые до этого необходимы были для информирования населения об участии делегатов региона в парламентских заседаниях. Во всяком случае, эти газеты не могли выжить в 1908 году, поскольку родились в отблеске революции, а тремя годами позже имперская власть аннулировала все либеральные уступки, добытые в 1905 году.

Несмотря на то что жизненный цикл этой прессы оказался эфемерным, она все же сыграла значительную роль, поскольку явилась эхом революции и либеральных идей, взбудораживших Россию. Кроме того, пресса сплотила людей, которых объединяли одни и те же устремления. Это позволило им избавиться от влияния татар, которому они были подвержены до этого, и сосредоточить свои усилия в правильном направлении: к борьбе за трансформацию и сплочение народов Туркестана. Прежде бесплодные размышления о былом дали толчок к обретению национального самосознания. При рассмотрении деятельности джадидов нельзя не согласиться с нижеследующей оценкой: «Пресса Туркестана существовала всего два года, в период 1906–1908 годов, и была полностью в руках волжских татар».

Откат либерализма, парализовавший реформистскую мысль в Туркестанском крае, обратил усилия джадидов в сторону Бухары и Хивы. Здесь националистические и реформистские устремления Туркестанского края вскоре обрели поддержку выдающегося мыслителя, который был призван преобразовать еще неясные идеи в мобилизующую идеологию.

 

Новое образование в Бухаре

 

Реформистская мысль проникла в Бухару довольно поздно. Несмотря на враждебность бухарских религиозных авторитетов, татары настаивали на необходимости обновления медресе. После нескольких бесплодных попыток сам Гаспринский прибыл просить поддержки со стороны эмира Абд аль-Ахада. Он посодействовал открытию там одного медресе для узбеков и одного – для татар. Татары, продвигавшие этот проект – мулла Нияз Сабиров и Бурнашев, в течение нескольких лет занимались обучением по новой методике. Несмотря на неблагоприятное постановление (риваят) теологов, которые добились осуждения проекта, эмир смягчился и наконец в октябре 1908 года санкционировал создание медресе для своих подданных, где преподавание должно было вестись на таджикском языке. Этот поворот имел огромное значение для политической истории Средней Азии, поскольку ознаменовал начало легального реформистского движения Бухары.

Эмира Абд аль-Ахада подвели к этой уступке как личные соображения, так и воздействие внешних обстоятельств. Прежде всего санкция эмира вскрыла глубокий раскол в рядах улемов, которые контролировали больше медресе, чем обновленные школы. Во-вторых, бухарские купцы, читая газеты джадидов Туркестанского края, обретали веру в необходимость перемен. Деловые люди оказали максимум возможного влияния на принятие эмиром своего решения. Наконец, весьма непростую роль в этом вопросе сыграли представители России.

Российские власти обнаружили с запозданием размах движения за реформу образования в Туркестанском крае. Они энергично противились этому движению, поскольку усматривали в нем зародыш либеральных и пантюркистских идей, враждебных России, и поскольку верили в политическую ценность мусульманского консерватизма. Что касается Бухары, то Россия, напротив, считала, что величайшая опасность исходит от консервативного мусульманского духовенства, «фанатизма» которого она опасалась. Российские власти хотели развить высококачественное образование в Туркестанском крае, способное конкурировать с образованием в Бухаре, и желали ослабить бухарское духовенство, воспользовавшись обновленными медресе. Разрешение преподавать русский язык в некоторых реформистских школах также казалось подходящим средством для ослабления местного «фанатизма». Этот ярлык российские политики приклеивали к любому антирусскому явлению.

Хотя считалось, что движение джадидов развилось с помощью России, это было не совсем так. Как только российские власти увидели, как джадидизм быстро эволюционировал в Бухаре от образовательной программы к борьбе за эмансипацию коренного населения и социальные реформы, они отказали ему в поддержке.

Вскоре реформистские лидеры заметили, что трансформация школ Бухары ни в коей мере не решала проблем эмирата, поскольку реальное препятствие эволюции сообщества коренилось в самой структуре государства. Изменение социального устройства казалось им необходимой предпосылкой реформы.

Помимо этого основного соображения, бухарских джадидов волновала проблема учебников. В обновленных медресе России использовались татарские тексты или, по примеру Мунаввара Кори, тексты, составленные Граменицким для «русско-туземных» школ. В Бухаре употреблять такие тексты было немыслимо как по лингвистическим соображениям, так и по содержанию.

Чтобы найти книги, пригодные для обучения в обновленных медресе, местные интеллектуалы создали ассоциацию под названием Союз Священной Бухары (Ширкат-и Бухара-и тариф), предвестницу грядущих организаций джадидов. Состоящие в ассоциации Усман Ходжаев, Ахмаджан Махдум, мирза Абдул Вахид Мунзим (1877–1934), Хаджи Рафик и Садриддин Мурад Ходжа-заде Айни (1878–1954) вместе с миллионерами мирзой Мухитдином Мансуровым и Фазлиддином Мазумом заложили основы будущей Младобухарской партии. Вначале они занялись печатанием текстов в Оренбурге, а также отправляли своих коллег в Бахчисарай и Туркестанский край для изучения методов обучения и достижений реформистского движения в Татарстане.

Джадидизм в Бухаре поддерживал благополучный средний класс, стремящийся к переменам. Он делал свои первые шаги и вдохновлялся идеями обновлявшейся Турции. Хотя «культурным» языком Бухары в то время был таджикский, все джадиды юга Средней Азии взяли за образец к 1909 году турецкую модель, и выбор этой модели определял направление их деятельности.

В 1910 году в Бухаре произошло столкновение между двумя самыми большими религиозными общинами эмирата – суннитами и шиитами. В январе 1910 года студенты устроили демонстрацию, сорвав праздничную церемонию шиитов в Кагане. В ответ шииты убили одного из демонстрантов и нескольких ранили. Это спровоцировало резню шиитов в столице и во всех районах, где сунниты составляли большинство. Новый конфликт между общинами, которые до недавнего времени мирно уживались друг с другом, выявил множество негативных аспектов бухарского режима, таких как халатность властей, сомнительные методы управления и жестокие репрессии.

Жертвами репрессий стали и джадиды, поскольку новый кушбеги (первый сановник страны и заместитель эмира) мирза Насрулла, наследовавший Астанкул-бию, когда тот впал в немилость, опирался на консервативное духовенство. Рассчитавшись с враждебными шиитами, духовенство принялось за уничтожение джадидов – другого своего противника. Джадидов осудили, признав их ответственными, хотя и косвенно, за религиозную рознь. Им ничего не оставалось, как уйти в подполье или бежать в Турцию. Так поступил Абдулрауф Фитрат (1886–1938). Оставшихся сплотили опасность и необходимость соблюдать правила конспирации.

Религиозная бойня 1910 года повлияла также на государственные приоритеты. Российские власти вернулись к рассмотрению плана аннексии Бухары. П. А. Столыпин, председатель кабинета министров, был активным сторонником этой идеи. В то время как проблемы международной политики на короткое время отвлекли Россию от этого проекта, эмир Алим-хан, взошедший на весьма шаткий трон, пытался сохранить свою власть и независимость страны обещаниями реформ. Он провозгласил конец прежнего порядка и готовность взяться за решение одной из основных проблем Бухары – административной. Он обещал упорядочить финансирование администрации, покончить с коррупцией и поборами. Откликаясь на обращения учащихся медресе, Алим-хан пообещал даже реформу религиозных школ. Он поручил осуществление проекта кази-калону, архиконсерватору. Тот передал его духовным властям, обрекшим проект на забвение. Затем под влиянием мулл стали происходить волнения дехкан, и эмир, увидев, что угроза русской аннексии отступает, принялся за умиротворение духовенства.

В подходе к реформам эмир черпал примеры в русской политике в Туркестанском крае, где с конца 1910 года готовились меры по ограничению обновленного преподавания. В 1911 году генерал-губернатор А. В. Самсонов заявил, что учителя должны принадлежать той же этнической группе, что и их ученики. Учитывая число татарских учителей в обновленных учреждениях, это могло лишь парализовать их функционирование.

В Бухаре кушбеги воспользовался сложившимися обстоятельствами и распорядился перенести татарские школы в русскую часть города. Позднее он попросил генерал-губернатора Туркестанского края запретить в любой форме обновленное преподавание татарами, которые были русскими подданными, поселившимися в эмирате. Всего через несколько месяцев после провозглашения Алим-ханом обещаний либерализации снова восторжествовала реакция. Административную реформу забросили, преподавание в медресе отдали ультраконсерваторам, закрыли единственную легальную реформистскую школу.

 

Тайные общества

 

2 декабря 1910 года в Бухаре сформировалось тайное Общество образования молодежи (Джамият-и тарбия-и атфаль). Во главе его встал руководитель Союза священной Бухары. Едва возникнув, Общество образования молодежи объединило под своей эгидой все существовавшие мелкие группы, придав мощь их разрозненной деятельности. Эмигрировавший в Стамбул Абдурауф Фитрат годом раньше основал Общество по распространению знаний среди населения, целью которого стала отправка на обучение студентов в Турцию. Оно тоже слилось с тайной организацией, которая разделилась на две ветви.

Одна из них, Ма'рифат, перешла под руководство Абдурауфа Фитрата и Усмана Ходжаева, которые пытались внедрить дух реформ в простонародье, распространяя книги и газеты, а также организуя дискуссионные политические кружки. Второе общество, Баракат, действовавшее под видом иностранной компании, добывало за рубежом популярные педагогические и пропагандистские материалы, необходимые для деятельности джадидов. Финансирование организации осуществлялось несколькими богатыми купцами эмирата. Нередко их, особенно Мансурова, обвиняли в том, что они проявляют горячее усердие не из убеждений, а из коммерческих соображений.

Тайные организации Бухары были вынуждены придерживаться строгих правил конспирации. Кандидаты в членство подвергались сложной проверке. Им приходилось откровенно рассказывать о своем прошлом, образе жизни и брать на себя твердые обязательства. Лишь после длительной проверки и многочисленных собеседований кандидату разрешалось вступать в общество, «братом» которого он становился в ходе особой церемонии со сложным ритуалом. Предполагалось (возможно, ошибочно), что этот ритуал заимствовали у французских масонов.

Общество не было многочисленным, перед Первой мировой войной оно насчитывало до двадцати последователей. Активно действовало в провинции; в 1915 году за пределами столицы имелось десять тайных ячеек. Влияние общества распространилось на широкие слои населения и на обновляющиеся политические, административные и финансовые структуры. Оно сплачивало население, прекращая религиозное, а на самом деле этническое размежевание.

У этого тайного общества имелась определенная социальная опора. Кандидаты в члены общества рекрутировались в городской среде. Большинство его членов вышло из мелкобуржуазных слоев города, имевших скромный материальный достаток, часто весьма нуждающихся. Однако в интеллектуальном отношении мелкая буржуазия являлась богатейшей частью населения эмирата. Это были учащиеся медресе, мелкие торговцы, стремящиеся к знаниям из карьерных соображений, мелкие служащие.

Общество способствовало появлению людей нового типа, потребность в которых рождалась в ходе эволюции общества, определялась новыми экономическими тенденциями. До самой революции нигде в Средней Азии не существовало реформистской организационной структуры, за исключением Бухары и Хивы, причем хивинская организация была менее значительна и менее эффективна.

Лишь в июле 1914 года бухарские купцы, раздраженные реакцией, которая под давлением консервативного духовенства закрыла все реформистские мактабы и объявила вне закона их учителей, обратились через русского наместника к суверену с призывом к либерализации. Джадиды приложили также много усилий для переправки учащихся из Бухары в Турцию. В 1911 году было послано 15 человек, в 1913–30. Лишь Первая мировая война положила конец этой практике. Эти цифры представляются незначительными, но важно то, что молодые люди в Турции попадали в духоподъемную обстановку пантюркизма и вражды к России. Хотя и временное, но пребывание там повлияло на рост их национального сознания, а также отрицательное отношение к России. Эти небольшие группы интеллектуалов сыграли позднее важную роль в истории своих стран.