Иммигранты и ссыльные будоражат мусульман

 

В период 1890–1892 годов целинные земли привлекли многочисленных русских и украинских поселенцев. Они продолжили вплоть до 1916 года распространяться по Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областям, нарушая уже сложившееся хрупкое экономическое равновесие, осложняя условия жизни местных жителей и вызывая неприязнь кочевников к пришельцам. Едва это переселение началось, как стало ясно, что мечты о плодотворном сотрудничестве с русскими с целью вырвать казахов из интеллектуальной и экономической отсталости неосуществимы. Казахский национализм, отчасти выпестованный русскими против татар, стал обращаться против России. Через несколько лет поворот четко обозначился, к 1916 году он совершился полностью.

Дискуссии в медресе и в трудах писателей-реформаторов по вопросам спасения исламского сообщества или мусульман, покоренных русскими, активизировались в период, предшествовавший революции 1905 года, благодаря различным инициативам реформистов, которые перешли от теории к практике. Под влиянием Исмаила Гаспринского (1851–1914), крымского татарина, открывшего школу в Бахчисарае, в последние годы XIX века стали появляться реформистские школы. Вначале все они были татарскими. Одна из них была открыта в 1897 году в Андижане, в 1898 году – в Самарканде и Токмаке. Затем первую узбекскую реформистскую школу открыл в 1901 году в Ташкенте Мунаввар Кори Абдурашидханов (1880–1933). Даже в Бухаре, где религиозной жизнью заправляло консервативное духовенство, в 1900 году в кишлаке Пустиндузан недалеко от столицы мулла Джурабай открыл школу этого типа. Из-за нехватки учеников она вскоре закрылась.

На казахской равнине татары пытались также открыть новые учреждения, но важным событием в школах Тургайской области стало введение в обучение Алтынсарином казахского языка вместо татарского и преподавание, в отличие от среднеазиатского юга, на русском и казахском языках. Это способствовало привлечению в такие школы местных жителей и продвижению в регионе русского языка.

Упор татар-реформаторов и казахских просветителей на реформу обучения имел большое политическое значение, поскольку поднимал вопросы, касавшиеся будущего мусульман. Для всех, даже педагогов, обучение не являлось самоцелью, но средством ответа на вопрос, который по крайней мере часть мусульманского сообщества задавала себе с растущей тревогой: как нам избавиться от нынешнего унижения и вернуть величие прошлых лет?

В последующие годы джадиды и консерваторы горячо спорили друг с другом по вопросам обучения. Ибо консерваторы искали ответ на тот же вопрос, и их ответ был диаметрально противоположным. Для них каждый шаг в направлении Европы, даже если речь шла о приобретении современной техники, которая обеспечила триумф Европе, отдалял ислам еще дальше от того положения, которое он занимал в эпоху своего величия. В дальнейшем татары не ограничивали образовательную реформу Средней Азией. Благодаря их усилиям идеи пантюркизма быстро укоренились в Центральной Азии. Вскоре после младотурецкой революции в 1876 году Гаспринский опубликовал свой знаменитый памфлет «Русское мусульманство: мысли, заметки и наблюдения мусульманина» о мусульманах в России, который получил широкое распространение в Ташкенте, Самарканде и Бухаре. Очень широкий резонанс среди образованных людей Средней Азии вызвали две другие работы об исламе и модернизации. Одна Девлета Кильдеева «Магомет как пророк». Другая – Баязитова «Отношение ислама к науке и к иноверцам». Авторы утверждали, что учение Мухаммада не является инертным и парализующим, но динамичным, и ведет к прогрессу. Газета Гаспринского «Тарджуман» и журналы типа «Канун» аль-Афгани потрясли основы традиционного мышления. В докладе Департаменту полиции военный губернатор Сырдарьинской области объяснил, как проникла туда газета Гаспринского, дав понять, что ее доставку обеспечили поселившиеся в Средней Азии татары, а также сам Гаспринский. Подобные доклады касались и других регионов. Все они свидетельствовали об успешном продвижении реформаторских идей, особенно пантюркизма, распространявшегося «Тарджуманом» в областях под юрисдикцией военных губернаторов.

В то время как первые годы XX столетия свидетельствуют о переменах в среде лидеров Средней Азии, для Российской империи это были тяжелые годы. В 1904 году Россия, внешне весьма могущественная, потерпела поражение в войне с Японией, и это имело серьезные международные последствия. Впервые за долгое время победоносная держава христианского Запада не смогла одолеть народ небелой расы, и это событие расценивалось как возмездие всех колониальных народов. На мусульман Средней Азии это поражение произвело еще более глубокое впечатление, поскольку оно касалось их завоевателя. Очевидно, оно нанесло серьезный удар по попыткам наладить культурное сотрудничество. Так, например, сильное впечатление, произведенное на среднеазиатских школьников посещением России в 1904 году, тут же улетучилось после сообщения об этой военной катастрофе. Теперь мусульмане сочли возможным положить конец колониальному господству, а подпитывала страстные мечты реформистов и усиливала их слабость России. Революция 1905 года ускорила пробуждение национального сознания. Либеральные идеи революции способствовали как распространению недовольства населения своим материальным положением, так и стремлению образованных людей к политическим и социальным реформам. В результате революции в России расширялась брешь, образовавшаяся между русскими и мусульманами после Андижанского восстания 1898 года, и это продолжалось до революции 1917 года.

Революция 1905 года в колониальных условиях имела одну характерную черту: у местных жителей русская революция вызвала возмущение, серьезность которого официальные власти просмотрели. Это объяснялось двумя факторами: классовой дифференциацией пролетариата и слабостью политических организаций.

Так или иначе, но проблема пролетариата вышла на передний план особенно в Туркестанском крае, но и на других территориях, где имелся пролетариат, на равнинах и в Закаспийском регионе, в основном вдоль железных дорог. В Туркестанском крае рабочие и крестьяне четко делились на две группы, чьи интересы и социальное положение явно отличались. В 1906 году в Туркестанском крае насчитывалось 5 млн 378 тыс. азиатов и 322 тыс. русских. Преобладающая часть коренного населения состояла из земледельцев, кочевников и полукочевников, которые прибывали сюда в последние десятилетия XIX века. Число поселенцев, которые часто решали свои земельные проблемы простым вытеснением местных жителей при поддержке русской администрации, постоянно увеличивалось. Напряженность, возникавшая в связи с этим и приведшая к взрыву в 1898 году, не была устранена. В начале XX века местная администрация докладывала, что русская колонизация, уже приводившая к трагическим событиям, чревата риском всеобщего восстания. Учитывая такую угрозу, власти вооружили русских поселенцев. В начале 1905 года было решено для предупреждения распространения беспорядков на деревню ограничить иммиграцию. Но предотвратить массовый приток иммигрантов, гонимых из России неурожаем 1905 года, не удалось. Эти иммигранты, лишенные возможности приобретать землю из-за введения новых правил, вели в городах жалкое существование и способствовали росту там мятежных настроений.

Положение промышленных рабочих было примечательным. Индустриализация Средней Азии, которая только начиналась, имела колониальный характер. Число рабочих было незначительно. Только 14 500 рабочих трудились в горнодобывающей промышленности. Железнодорожную сеть обслуживали 15 тыс. рабочих и служащих. В целом общее число рабочих составило 32 тыс. Однако, хотя и малочисленный, пролетариат обитал в городах, представляющих собой главным образом важные железнодорожные узлы. Это – Ташкент, Самарканд, Ашхабад, Кызыл-Арват и Верный. 77 % рабочих являлись коренными жителями. Квалифицированными были только русские рабочие. Более того, большинство местных дехкан, лишенных своей земли и неспособных жить лишь на продукцию, выращиваемую на земле, занимались сезонными работами за более низкую плату, чем русские.

Постоянную работу имели только русские. В горнодобывающей промышленности, где коренные жители работали круглый год, их было 45,6 %, 34,4 % – зарубежные мусульмане (персы, афганцы или татары). Лишь 18,9 % местных мусульман использовались в качестве неквалифицированных рабочих. Они были заняты на черной работе за мизерную плату. На железной дороге, где была занята почти половина рабочей силы, по соображениям безопасности использовались в основном русские. Наконец, отряды военной полиции, охранявшие железнодорожные пути, проживали в домах рядом с железнодорожниками, а не в казармах. В этих отрядах служили теперь русские студенты, пострадавшие за либеральные взгляды, лица, попавшие под подозрение, и солдаты, службу которых сочли в России нежелательной из-за их «низкого морального духа». Неудивительно, что революция 1905 года происходила вдоль железнодорожных линий.

Пролетариат Туркестанского края в 1905 году был, таким образом, по существу русским. Для предотвращения проникновения революционных идей в среду азиатов власти местным рабочим предпочитали русских, которые в глазах местных жителей выглядели как привилегированный класс.