Черты телесные с судьбою брачных украшений

 

Многие особенности строения нашего тела – характерные пенис, грудь и ягодицы, борода, волосы на голове, пухлые губы – плоды полового отбора, осуществляемого за счет выбора партнеров. У нашего вида эти черты достигли уникально высокой степени развития, и для большинства из них характерны значительные межполовые различия. Они либо увеличиваются, либо только появляются во время пубертата, а при сексуальном возбуждении к ним приливает кровь. Во всем мире они расцениваются как сексуальные сигналы, их стремятся всячески подчеркнуть украшениями или макияжем. По всей видимости, эти телесные признаки развились отчасти как индикаторы приспособленности и отчасти как украшения в результате убегания или за счет сенсорных смещений. Телесные черты не обязаны соответствовать всем приведенным ниже критериям, чтобы их можно было признать украшениями или индикаторами, развившимися в ходе полового отбора, но чем больше условий выполняется, тем лучше. Многие из этих критериев работают и в отношении ментальных черт, так что мы будем часто вспоминать о них в оставшейся части книги.

Как мы уже знаем, межполовые различия – весомое свидетельство участия полового отбора в формировании признака. Признаки, которые есть только у одного пола, обычно порождаются половым отбором. Однако половой отбор не всегда порождает межполовые различия. Если такие различия есть, мы можем сказать, что половой отбор, скорее всего, повлиял хотя бы на один пол, но мы не можем исключать его влияния на оба пола, даже если не видим никаких различий в декоре.

Очень распространено заблуждение, что различия между полами можно всецело объяснить половыми гормонами. Гормоны – не альтернатива половому отбору: они лишь часть механизма, с помощью которого поддерживаемые половым отбором гены обеспечивают межполовые различия. Например, гормон тестостерон: это простая молекула, которая не может быть полной инструкцией по формированию таких сложных признаков, как пенис или борода. Скорее всего, гены, обеспечивающие развитие мужских половых признаков, в ходе эволюции научились включаться только в присутствии тестостерона, который как бы сообщал им, что в этом поколении они оказались в мужском теле. (Большинство генов, кодирующих половые признаки, есть у обоих полов, но активируются они только в результате каскадного действия половых гормонов во время эмбрионального развития.) Даже сама чувствительность признака к половым гормонам – это продукт полового отбора.

Если признак активно демонстрируют во время ухаживаний, это верный знак его формирования в ходе полового отбора. Ухаживания – прерогатива зрелых особей, а значит, если признак развивается только после полового созревания, он, вероятнее всего, детище полового отбора. У девочек препубертатного возраста еще нет выраженной груди: это было бы слишком обременительно физически и затратно физиологически. Грудь развивается только тогда, когда привлечение мужского внимания становится потенциально выгодным. То же самое верно в отношении бороды и прочей телесной растительности, пениса, мускулатуры верхней части тела мужчин и многих других признаков. Что до краткосрочных эффектов, то некоторые телесные украшения меняют свое состояние при сексуальном возбуждении, в наиболее активной фазе ухаживаний. Пенис увеличивается в размерах и поднимается. Румянец разливается по шее, ключицам и груди женщины. Соски, губы – и на лице, и половые – наполняются кровью. Те признаки, которые проявляются в полной мере лишь по достижении половой зрелости или во время полового возбуждения, вероятнее всего, формировались с участием механизма выбора партнера.

Также важно, считается ли признак сексуально привлекательным в наше время в разных культурах. Признаки, которые возникли в результате полового отбора в доисторические времена, должны оставаться привлекательными и сейчас, если механизмы выбора партнера у нас почти не изменились. Если какая‑нибудь телесная черта воспринимается как сексуальная во многих культурах и так же было в другие обозримые эпохи, скорее всего, она воспринималась так всегда. Например, сексуальный призыв, который транслируют женские ягодицы и грудь, субъективно очевиден для всех гетеросексуальных мужчин. Как раз эта очевидность и служит хорошим доказательством того, что наши праотцы с помощью выбора партнеров закладывали в эти признаки свои предпочтения. Желая быть привлекательными, люди во всем мире стремятся подчеркнуть одни и те же части тела, для чего в ход идут украшения и соответствующая одежда. Те же самые части прикрывают, когда хотят избежать домогательств. И их же уродуют у насильников в качестве наказания.

Хотя антропологи и утверждают, что стандарты красоты причудливо меняются от культуры к культуре, обычно это связано с тем, что они выбирают неправильные признаки и неправильно их изучают. Людям разных культур может нравиться кожа разных оттенков, но всегда – чистая, гладкая, без морщин. Женщинам нравятся мужчины абсолютно разного роста, но почти все они хотят, чтобы партнер был выше их. В разных этнических группах красивыми могут считаться разные черты лица, но всех людей больше привлекают лица симметричные и максимально близкие к усредненному по их популяции типу. Если искать универсалии человеческой красоты на неверно выбранном уровне описания, можно их и не найти.

А вот еще один способ проверки, с которым вы уже знакомы: если признак есть только у одного вида, он, вероятнее всего, продукт полового отбора. Это связано с тем, что признаки, развившиеся в ходе естественного отбора – а значит, полезные для выживания, – работают на успех вида. Успешный вид склонен распадаться на дочерние виды. Эти виды образуют род (группу близкородственных видов), и полезный признак наследуют все его члены. А вот брачные украшения далеко не всегда способствуют сурвивалистскому успеху, поэтому конкретный вариант декора обычно остается принадлежностью одного вида.

Но как раз в пределах одного вида половой отбор способствует расхождению популяций. У людей эффект убегания может возникать в разных популяциях (этносах, расах) и направлять их эволюционное развитие разными путями, меняя черты лица и детали строения тела. Если расовые особенности внешнего вида нельзя с уверенностью списать на климат и экологические условия, значит, они, скорее всего, появились в ходе полового отбора. Популяции людей заметно различаются по цвету кожи и глаз, длине волос, размеру груди и пениса, чертам лица. Дарвин считал, что такая высокая вариабельность доказывает недавнее и быстрое расхождение по этим признакам в результате полового отбора. Но это все же преувеличение. Различия между людьми, живущими на разных широтах, образовались, скорее, стараниями отбора естественного. Именно благодаря ему у тех человеческих популяций, которые переселились из экваториальных областей в зоны с более холодным климатом, кожа стала светлее, нос крупнее, а тело – приземистее и толще. Но множество более тонких различий между популяциями нельзя объяснить только широтой и климатом. Особенности глаз, волос, лица, груди, ягодиц и пениса гораздо больше похожи на следствия выбора партнеров, ориентированного в разных популяциях на разные черты.

Выбор партнера часто превращает признаки в индикаторы приспособленности. Это означает, что он формирует признаки, вариабельность по которым внутри одной популяции будет высокой. Если самцы при выборе подруги обращают пристальное внимание на ягодицы, считая их надежным показателем фертильности, здоровья и молодости, то вряд ли у всех самок в популяции будут одинаковые ягодицы: в этом случае признак был бы бесполезен в качестве индикатора. Эволюционные психологи замечают, что многие аспекты строения человеческого тела предназначены для того, чтобы демонстрировать всего один аспект приспособленности – стабильность развития. Под этим понятием подразумевается способность индивида развить полноценный признак, несмотря на свой мутационный груз и вызовы среды (плохое питание, паразиты, травмы), с которыми он может столкнуться в утробе матери или после рождения. Для тех частей тела, которые в норме развиваются симметричными (например, лицо и грудь), уровень симметрии может служить надежным показателем стабильности развития – главного компонента приспособленности. (Оценка симметрии – это лишь один из способов измерения стабильности развития. Еще, например, можно оценивать сходство однояйцевых близнецов, которые вырастают из идентичных генов.) Симметрия тела имеет большое биологическое значение, поскольку это такой индикатор приспособленности, который могут легко измерить биологи и оценить животные, выбирающие партнера. Симметричность брачных украшений – важная детерминанта сексуальной привлекательности у многих видов, включая наш собственный. Многие украшения наших тел – не только лицо и бюст – могли развиваться отчасти как индикаторы симметрии.

Мы можем использовать эти критерии, чтобы определять, какие черты наших тел могли сформироваться благодаря выбору половых партнеров самками, самцами или всеми сразу. Чем больше найдется аргументов в пользу того, что наше тело – результат взаимного выбора партнеров, тем более оправданным будет предположение, что он же сформировал и наш разум, не проявляющий особых межполовых различий.

 

Эволюция пениса

 

На самом деле, половое размножение не требует глобальных межполовых различий. Самцы должны производить сперматозоиды, а самки – яйцеклетки. Но самцы не обязаны обзаводиться пенисом, а самки – клитором. У самцов лягушек и птиц, например, пениса нет. Гениталии – это продукт полового отбора, а не обязательное условие для полового размножения. Традиционное деление на первичные половые признаки (пенис) и вторичные (борода) вводит в заблуждение. Дарвин писал, что женский выбор может влиять только на вторичные половые признаки, но, вероятно, ему это нашептала викторианская мораль. Современные же биологи рассматривают и пенис как объект полового отбора. Биолог Уильям Эберхард убедительно доказал, что у многих видов на формирование мужских гениталий влияли в равной степени требования по обеспечению доставки спермы и выбор самок.

Из всех ныне живущих приматов взрослые мужчины обладают самым длинным, толстым и гибким членом. Средняя длина пениса в эрегированном состоянии у горилл и орангутанов – менее 5 см, у шимпанзе – менее 8 см, у человека – более 13 см. Максимальная длина человеческого пениса, зафиксированная медициной, – 33 см, что больше чем в два раза превосходит среднее значение.

Но человеческий пенис не так удивителен длиной, как толщиной. У других приматов он не толще карандаша, у людей же его средний диаметр в эрегированном состоянии превышает 2,5 см. Кроме того, у большинства других приматов внутри пениса находится кость, которая называется “бакулюм”, и эрекция происходит в основном за счет мышц – по принципу лебедки, поднимающей жесткую опору. Кость в этом органе есть у большей части млекопитающих. У нашего вида эрекция обеспечивается необычным процессом – вазоконгестией: пенис перед совокуплением наполняется кровью, подобно тому как дирижабль перед полетом наполняется гелием.

Хотя пенис у человека крупнее, чем у других приматов, менее родственные виды составляют нам мощную конкуренцию. Так, у синих и горбатых китов его длина составляет почти 2,5 м, а диаметр – 30 см. Длина пениса слона – 1,5 м, а кабана – 46 см, при этом последний во время эякуляции извергает целых пол‑литра семени. Улитки‑гермафродиты могут похвастаться членом длиной с собственное тело. У жеребцов, как и у мужчин, эрекция происходит благодаря приливу крови, а не работе мышц, но вот размер пениса сильно превосходит наш. Дельфины способны произвольно шевелить кончиком своего пениса, по длине почти совпадающего с человеческим. Мир мужских гениталий беспозвоночных еще удивительнее: там вы найдете головокружительное многообразие размеров, жгутиков, лопастей, развилок и других украшений, которые, по всей видимости, нужны для стимуляции женских половых органов. Сколько видов, столько и способов стимуляции.

Быть может, пенис возник исключительно как инструмент для доставки спермы? Спермовые войны – это, несомненно, одна из важнейших форм репродуктивной конкуренции. Если два самца спариваются с одной и той же фертильной самкой, их сперматозоиды соперничают друг с другом. Лишь одному из них, и то если повезет, удастся оплодотворить яйцеклетку. Самец, чьи сперматозоиды более быстрые, живучие и многочисленные, имеет больше шансов передать сыновьям свои гены, в том числе и те, что обеспечивают высокое качество спермы. Наследуемые различия в качестве спермы и инструментов ее доставки подвергаются интенсивному отбору. У мужчин много как физических, так и умственных приспособлений для спермовых войн. Например, согласно результатам некоторых исследований, когда женщина возвращается домой из долгой поездки, ее партнер вырабатывает гораздо больше эякулята, чем обычно, как будто бы желая перебороть чужие сперматозоиды, которые могли пробраться в оставшуюся без присмотра вагину партнерши.

Однако сопоставление тестикул[46] у разных животных позволяет сделать вывод, что пенис развивался не только как тяжелая артиллерия для спермовых войн. Интенсивность спермовых войн у приматов сильнее коррелирует с размером тестикул, чем с размером пениса. Например, самцы шимпанзе в этой сфере сталкиваются с гораздо более жесткой конкуренцией, чем люди. Самки шимпанзе во время овуляции совокупляются более 50 раз в день с десятками партнеров. В ответ самцы, чтобы эффективнее производить сперму, обзавелись очень крупными, массой более 100 г, семенниками, однако пенис, необходимый для ее введения, остался коротким и тонким. Противоположная картина наблюдается у восточных горных горилл. Самцы этого вида тщательно оберегают свои гаремы и агрессивно защищают самок от поползновений чужаков. Им не приходится участвовать в спермовых войнах, поэтому семенники у них совсем небольшие. У человека по меркам приматов яички средних размеров. Это говорит о том, что наши прародительницы далеко не всегда ограничивались одним половым партнером в месяц. Если бы они хранили верность одному партнеру хотя бы в течение месяца, никаких спермовых войн не было бы, потому что в этом случае к каждой яйцеклетке могли бы попасть сперматозоиды только одного самца. Тот факт, что человеческие тестикулы крупнее, чем у горилл, – один из самых весомых аргументов в пользу нестрогости моногамии у наших предков женского пола.

В спермовых войнах концентрация сперматозоидов в семенной жидкости и объем эякулята важнее, чем длина и толщина члена. Толстый член нехорош тем, что может удерживать сперму конкурента внутри партнерши, вместо того чтобы позволять ей вытекать наружу. Длинный член может проскакивать в шейку матки, вместо того чтобы аккуратно соприкасаться с ее входом. Многие виды приспособились к жестким спермовым войнам, обзаведясь пенисами с лопастями, скребками, присосками и жгутиками для удаления спермы конкурентов. Если бы спермовые войны были движущей силой эволюции пениса, мужские гениталии были бы покрыты отвратительными наростами, а соитие происходило бы так: мужчина вводил бы свой аппарат, тотчас наполнял матку стаканом семени и следующие три дня лежал на женщине, чтобы у соперников не было шанса ввести конкурирующую сперму. Насколько я знаю, такое поведение встречается довольно редко.

 

Размер имел значение

 

Мужчины‑ученые традиционно видели в пенисе либо инструмент для введения спермы, либо символ доминирования над другими самцами. Они игнорировали возможность его развития как тактильного стимулятора, модифицируемого женским выбором партнера. Согласно одной популярной теории 1960‑х, смысл человеческих демонстраций с участием пениса скорее в том, чтобы запугать соперников, чем в том, чтобы понравиться женщинам. Это странная идея, учитывая, что в угрожающих демонстрациях самцы обычно показывают те части тела, которые имеют отношение к их боевым качествам. Доминантные гориллы устрашают низкоранговых самцов своими выдающимися мускулами и острыми зубами, а не пятисантиметровым пенисом. Я подозреваю, что гетеросексуальным ученым‑мужчинам просто сложно представить, что человеческий пенис развился благодаря женскому выбору потому, что его приятно ощущать внутри тела.

Женщины‑ученые тоже не желали думать о том, что размер пениса или его форма могли иметь значение для сексуального удовлетворения наших прародительниц. В своей книге “Мистический танец” (Mystery Dance) биолог Линн Маргулис утверждала, что “размер члена – не первостепенный фактор, определяющий удовольствие женщины во время секса, а большой член вовсе не гарантирует, что женщине будет приятно”. Другие женщины, не желая укреплять миф о невероятной важности размера пениса, впадают в другую крайность: они заявляют, что раз современные женщины вообще не считают размер члена критерием при выборе партнера, то и наши предки так не делали. И все‑таки я полагаю, что редкая современная женщина будет счастлива с партнером, пенис которого напоминает пенис шимпанзе – меньше 8 см в длину, чуть больше 1 см в диаметре и укрепленный костью. Конечно, ни один поддерживаемый половым отбором признак сам по себе не гарантирует удовлетворения. Половой отбор по какому‑либо признаку вступает в силу, когда по другим критериям различий нет. Если из двух во всех иных отношениях одинаковых самцов самки гоминид систематически выбирают того, у которого член длиннее, толще и пластичнее, то гены, определяющие крупный размер этого органа, должны распространиться. Учитывая, что у современных людей пенис относительно большой, размер, очевидно, имел значение. Если бы это было не так, половые органы мужчин мало отличались бы от таковых у шимпанзе.

Так почему же привередливые самки гоминид начали предпочитать большие члены? Возможно, потому, что благодаря переходу к прямохождению самкам открылся вид на мужские гениталии. Например, антрополог Максин Шитс‑Джонстон даже считает, что двуногое хождение могло развиться отчасти потому, что позволяло эффективнее демонстрировать пенис. Она заметила, что самцы других приматов выпрямляются и прогуливаются на двух ногах чаще в тех случаях, когда хотят показать пенис потенциальным партнершам. Правда, в наше время, когда кто‑то, стоя на двух ногах, демонстрирует свой пенис незнакомцам, это квалифицируется как уголовное преступление, а не как наследие брачных традиций приматов. Опять же, поза с широко расставленными ногами, в которой до сих пор сидят мужчины по всему миру, напоминает позы демонстрации пениса у шимпанзе. Если Шитс‑Джонстон права в том, что прямохождение возникло как форма мужских сексуальных демонстраций, тогда это еще один пример эволюционного новшества, вылепленного половым отбором, а потом оказавшегося полезным для выживания.

Идее визуальных демонстраций, однако, противоречит тот факт, что человеческий пенис – довольно жалкое зрелище. Мы не можем похвастаться ни пурпурно‑розовой мошонкой, ни ярко‑красным членом с желтым кончиком, как у одного из видов мандрилов. И, в отличие от самцов верветок, у нас нет нежно‑голубой мошонки в комплекте с алым членом, которые так дивно смотрятся в обрамлении белой шерсти. Когда у приматов идет отбор по внешнему виду пениса, этот орган в ходе эволюции становится намного красочнее, и самкам такой пенис кажется намного привлекательнее. Человеческий член, судя по всему, не слишком приспособлен для слуховой, обонятельной и вкусовой стимуляции. Выходит, самкам при выборе партнера оставалось ориентироваться только на тактильные ощущения.