Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987. С. 201-205.

Макс Вертгеймер является одним из основателей гештальтпсихологии. Однако нам, его читателям, не очень повезло с этим автором. Ответственность за окончательную редакцию своих трудов всякий раз причиняла Вертгеймеру неимоверные страдания, и в результате более или менее полное изложение его теории – книга "Продуктивное мышление" – была выпущена им внезапно, лишь за несколько недель до смерти в 1943 г., после приблизительно двадцати лет подготовки к печати. Книга "Продуктивное мышление" посвящена изложению основ гештальтеории, однако в ней есть страницы, имеющее отношение к проблемам социальной психологии.

Переход от аморфной бесструктурной суммы частей к соответствующей структуре, состоящей из этих частей, является необходимым для целостного понимания ситуации. Однако восприятие человека по своей природе эгоцентрично, в результате чего воспринимаемая структура часто имеет центрирование только в одном варианте (т. е. человек воспринимает ситуацию только с одной точки зрения, центром формирующегося гештальта является точка зрения наблюдателя). Осо­бенно характерно это для социального восприятия, которое является по своей природе более оценочным по сравнению с восприятием неоду­шевленных объектов. Приведенная ниже глава из работы Вертгеймера посвящена рассмотрению явления центрации в ситуации социального восприятия.

Два мальчика играли в саду в бадминтон. Я мог слышать и видеть их из окна. Одному мальчику было 12 лет, другому – 10. Они сыграли несколько сетов. Младший был значительно слабее; он проиграл все партии.

Я частично слышал их разговор. Проигрывающий – назовем его В – становился все более и более грустным. У него не было никаких шансов. А часто подавал так умело, что В даже не мог отбить волан. Ситуация все более ухудшалась. Наконец В бросил ракетку, сел на поваленное дерево и сказал: "Не буду больше играть". А пытался убедить его продолжать игру. В не ответил. А сел рядом. Оба выглядели огорченными.

Здесь я прерываю рассказ, чтобы задать читателю (который знает кое-что о процессе центрации) вопрос: "А что бы вы предложили? Что бы вы сделали на месте старшего мальчика? Можете ли вы предложить что-нибудь разумное?" Читатель сможет позднее сравнить эти советы с собственным решением мальчиков.

Теперь я продолжу рассказ. Кроме того, я постараюсь описать, как, по- моему, мыслили мальчики.

1. «Что случилось? Почему ты больше не играешь? – сказал стар­ший мальчик резким злым голосом. – Почему ты прекратил игру? Ты счи­таешь, что красиво так по-дурацки прекращать ее?» Он хотел продолжать игру. Отказ В сделал это невозможным. А нравилось играть, нравилось выигрывать. Так приятно было обманывать противника своей подачей. В помешал ему, он не позволил А делать то, чего тому так хотелось.

2. Но все было не так просто. А чувствовал себя неловко, ему было неприятно. Спустя какое-то время, в течение которого выражение его лица менялось – он часто искоса посматривал на В, а затем в сторону, – он сказал, но уже совершенно другим тоном: «Прости меня». Очевидно, что-то коренным образом изменилось – А явно чувствовал себя виноватым в том, что второй мальчик так расстроился. Он понял, что происходило с В, как воспринимал эту ситуацию другой мальчик. Возможно, этому помог печальный, спокойный взгляд В. Впервые А почувствовал, что его манера игры, его хитроумная подача выглядели в глазах В гадким трюком. И А чувствовал, что В в чем-то прав.

3. «Послушай, – внезапно сказал он, – такая игра бессмысленна». Она стала бессмысленной не только для В, но и для А. Казалось, что он подумал: «Игра требует какой-то взаимности. Подобное неравенство не соответствует игре. Игра становится игрой, если у обоих есть надежда на успех. Без взаимности это уже не игра – просто один тиран гоняет свою жертву по площадке».

4. Затем выражение его лица изменилось. Казалось, он с трудом пытается что-то понять, начинает что-то медленно осознавать, а затем го­ворит: «Наша игра какая-то странная. Я ведь вполне по-дружески к тебе отношусь...» У него возникло смутное представление о том, что взрослый назвал бы "амбивалентностью игры": с одной стороны, так приятно иг­рать вместе в хорошую игру, быть добрыми друзьями; с другой – это стрем­ление выиграть у противника, которое в некоторых обстоятельствах может казаться или действительно стать явной враждебностью.

5. Потом был сделан смелый, свободный и глубоко последователь­ный шаг. Он пробормотал что-то вроде: «Неужели?..» Я толкую это «Не­ужели?» как «Неужели враждебность необходима, если она портит все хорошее в игре?". Его лицо оживилось, и он сказал: "У меня идея, давай будем играть так: давай посмотрим, как долго мы сможем удержать волан в воздухе, и подсчитаем, сколько раз он перейдет от меня к тебе, не падая. Мы начнем с легких задач, а затем будем делать их все более сложными».

Он говорил весело, как человек, который сделал какое-то открытие. Для него, как и для В, это было новым.

В с радостью согласился. Характер игры совершенно изменился; они помогали друг другу, действовали заодно, упорно и весело. А больше не проявлял ни малейшего стремления обмануть В; конечно, его удары становились все более сложными, но он сознательно по-дружески выкрики­вал: "А более сильный удар возьмешь?".

Спустя несколько дней я увидел, что они опять играют. В играл значительно лучше. Судя по дальнейшему поведению А, он действительно приобрёл некоторый жизненный опыт. Он открыл, постиг что-то, выходящее за рамки решения маленькой проблемы, возникшей в игре в бадминтон.

В приведенном отрывке работы Вертгеймера мы встречаемся с тремя вариантами центрации одной и той же ситуации. Изначально мальчик А центрирован на себе, своих чувствах и желаниях, затем – на мальчике В, его переживаниях и мыслях, и, наконец, на игре как объек­тивной реальности со своими законами и требованиями.

Понятие центрации, на мой взгляд, имеет отражение в гораздо бо­лее позднем понятии рефрейминга, используемом в нейролингвистическом программировании (НЛП). Однако рассмотрение НЛП не входит в задачи данного пособия, поэтому я отсылаю читателя к интересной книге специалиста по НЛП Роберта Дилтса "Фокусы языка". [7]

Аронсон Э. Теория диссонанса: прогресс и проблемы // Современная
зарубежная социальная психология (тексты) / Под ред. Г.М. Андреевой и
др. – М., 1984. – С. 111-114, 125.

Эллиот Аронсон (род. В 1932 г.) – профессор социальной психологии Техасского университета с 1965 года. Автор более 50 работ по широ­кому кругу проблем: межличностная аттракция, групповая интерак­ция, когнитивные теории, изменение установок и др.. Работал совмест­но с Леоном Фестингером над разработкой теории когнитивного дис­сонанса.

Формально содержание теории когнитивного диссонанса Фестингера (1957) совершенно примитивно. В ней отсутствует элегантность и точность, которые обычно ассоциируются с научным теоретизированием. Тем не менее, воздействие этой теории оказалось велико.

Основное положение теории диссонанса чрезвычайно просто: диссо­нанс – это состояние негативного драйва, которое возникает всякий раз, когда у индивида имеются одновременно два когнитивных элемента (идеи, убеждения, мнения), которые не согласуются психологически.

Поскольку предполагается, что ощущение диссонанса является непри­ятным, индивиды стремятся уменьшить его либо путем добавления "консонантного" когнитивного элемента (согласующегося с одним из диссонантных элементов), либо путем изменения одного или обоих когнитивных элементов с тем, чтобы они "лучше подходили друг к другу", т.е. что­бы они стали более консонантными по отношению друг к другу.