Вопрос 6. Постклассический тип научной рациональности и специфика постклассической юридической науки.

 

Сегодня происходит смена научной картины мира, типов рациональности, что меняет представление о науке и о критериях научности. Наука в ХХ – начале ХХI в.в. трансформируется из классической в неклассическую и от нее в постклассическую (или постнеклассическую – по терминологии В.С.Степина). Тем самым изменяются и критерии научности. Это уже осознано в философии, однако в юридической науке пока не получило надлежащего осмысления [11].

Два основных классических критерия научности – практика и логика – сегодня с позиций постклассического науковедения не выдерживают критики, как и соответствующие им концепции истины (корреспондентной, когерентной и прагматической).

Критерий практики как опытно-экспериментальной проверяемости научного знания не может быть безоговорочно принят в современной постклассической науке, в т.ч. и в юридической по причине «теоретической нагруженности» фактов, их зависимости от теории, с точки зрения которой они интерпретируются. С позиций разных теорий одни и те же факты оцениваются и объясняются по разному (например, оценка действующего законодательства с точки зрения разных типов правопонимания). Научные факты – не объективная данность, а конструкт, производимый научным сообществом. Невозможно оценить юридическую теория по конечному результату – правопорядку – из-за множества опосредующих ее факторов (закрепление в законодательстве, восприятие в правосознании правоприменителя, обывателя, реализация в правоотношениях, влияние экономики, политики и т. д.) и неоднозначности оценки этого конечного результата (по каким параметрам его оценивать: в денежном эквиваленте, в соотнесении с «общественным благом», экономическими или экологическими последствиями?).

Критерий логики, за который ратовали неопозитивисты, также не может быть принят как единственно надежный критерий научности. Логика не дает ответ на вопрос об изменении научного знания. Кроме того, из неверных посылок может быть сделан логически непротиворечивый вывод. Ко всему прочему формальная логика не является универсальной (в Китае не работает закон тождества). Юридическую догму невозможно обосновать методами формальной логики – это ведет к регрессии в «дурную бесконечность» и противоречит ограничительным теоремам К. Геделя. Со времен Д. Юма невозможно правилами формальной логики обосновать норму права – вывести прескриптивное суждение из дескриптивного. Деонтическая логика (фон Вригт, А.А. Ивин) не учитывает специфику режимов правового регулирования.

Проблематично методами юридической догматики обосновать юидические понятия из-за их метафоричности, моральной и философской «нагруженности», что приводит к их «сущностной оспоримости» (У. Гэлли). В связи с этим возникает проблема демаркации философии права и науки о праве, о чем много говорит и пишет Н.Н. Тарасов.

О ненаучности юриспруденции (правда, в большей степени как практической деятельности судьи) пишут западные авторы Р. Познер, П. Шлаг, представители школы критических правовых исследований США (Ангер, Кеннеди).

Выход, как представляется, может быть найден в формально-коммуникативной концепции рациональности и конвенциональных критериях научности (при сохранении ее функциональной социальной значимости). Вслед за Ю. Хабермасом, например, можно считать критерием научности разделяемое членами научного сообщества интерсубъективного значения «эпистемологической очевидности», или рациональный консенсус на основе интерсубъективных схем толкования. Эти идеи достаточно плодотворно разрабатываются в теории юридической аргументации Р. Алекси, Дж. Разом, А.Д. Александровым. Признанная научным сообществом, соответствующая процессуальным дискурсивным правилам аргументации теория является научной, хотя, как это ни парадоксально, не гарантирует от ошибок и всегда содержит возможность пересмотра (фальсификации – по терминологии К. Поппера) [11].