Социализм как форма самоорганизации общества

 

Традиционно социализм мы привыкли рассматривать, в первую очередь, как некую рационализированную социально-экономическую доктрину, сформировавшуюся в Европе в XVII – XIX веках и реализованную затем в XX веке в некоторых странах в качестве реального государственного строя. Или, если заглянем более глубоко, обнаружим элементы социализма в раннем христианстве, в практике первохристианских общин, сект и монастырей. Еще дальше, за гранью христианской эры мы находим некоторые формы социализма в государствах древнего мира. Однако если смотреть еще дальше вглубь истории, то фундаментальные начала социализма (как принципы природной социальной самоорганизации) будут обнаружены в самом архаическом человеческом обществе, когда человечество еще жило племенами и родовыми общинами. Суть этих фундаментальных (природных) начал в органической общности человеческого бытия.

Всякая нация на заре своего существования так или иначе прошла когда-то через стадию родового, племенного (или семейного) единства, когда принципы общности не требовали какого-либо искусственного утверждения, но являлись естественным следствием прямого родства членов общества. Суровые условия окружающего мира и борьба за выживание лишь усиливали и укрепляли эти тенденции, неизбежно утверждая общинный характер социально-экономической деятельности первобытного человеческого сообщества. Г.Мабли, один из теоретиков утопического социализма, на примере индейцев Америки так оценивает это достаточно очевидное обстоятельство: «Я нахожу в их, едва намечающемся обществе самое совершенное равенство. Оно не допускает какого-либо различия между вождем племени и последним отцом семейства, он вождь потому, что он храбрее других, и он престанет быть им, если допустит, чтобы кто-нибудь превысил его. Их народы, сеющие маниоку, еще не разделили свои поля канавами, изгородями или межами; их женщины копают землю, сеют и убирают урожай сообща. Их мужья не обязаны по закону делить охотничью добычу между жителями поселка, но они были бы опозорены в собственных глазах, если бы они этого не делали. Гостеприимство им дорого, и, не задумываясь, они расточают прохожим все, что у них есть. Рассказывают даже, что во Флориде некоторые племена, сеющие индейский хлеб, или маниоку, ссыпают свой урожай в общественные амбары, и каждая семья берет из них в определенном порядке и без жадности нужное ей количество зерна. Какие счастливые склонности для установления общности имуществ! Вот на берегах Огайо или Миссисипи Платон мог бы учредить свою республику. Как жаль, что, предавая этим народам наши пороки и наши предрассудки, мы верим, что несем им цивилизацию!»[32]. Подобных примеров можно приводить множество…

Человек по способу бытия – это социальное, общественное существо. Таким его создала природа, и именно в этом качестве человек смог построить на Земле человеческую цивилизацию. Поэтому общественное начало в человеке, наряду с личностным (разумным и одухотворенным) началом, следует признать одним из фундаментальных свойств человеческой природы. Именно проявлением этих общественных начал и являются те элементы социализма, которые можно выделить на любой стадии человеческой истории. Если общество существует и развивается как органическое целое (будь то семья, племя или государство), то элементы социализма, такие как справедливость распределения, отсутствие частной собственности, общность целей, всеобщее участие в труде, централизованность воспитания, строгая система порядка, распределение социальных функций и т.д., есть естественное следствие природной социальной целесообразности. Ибо нарушение любого из этих принципов ведет к разрушению общности как целого. В этом ракурсе можно заглянуть даже еще глубже – и увидеть начала социализма в самой бессознательной дочеловеческой природе: в организации жизни муравьев и пчел. И в этом сопоставлении не будет ничего зазорного. Эти благородные, трудолюбивые создания служат удивительным аналогом совершенного общественного бытия, где понятия личного и общественного сливаются абсолютно гармоничным образом. По численности и выживаемости с ними (среди насекомых) могут конкурировать разве что откровенные паразиты или питающиеся падалью («комары да мухи»). Эти примеры мы приводим не ради шутки, а для того, чтобы еще раз подчеркнуть: принципы социалистического общественного бытия есть фундаментальное свойство живой природы, заключающееся в органической самоорганизации целого.

Если принять данный тезис, то социально-экономическая история человечества последних веков обнаруживает особую социально-этическую логику. Факт существования элементов социалистической организации общества в совершенно разных, не связанных между собой государствах древности и средних веков (государство инков в Южной Америке, государства Месопотамии III-II тыс. до н.э., древний Египет, Китай и т.д.), говорит о том, что идеи социализма, охватившие человеческое сообщество уже позднее, на рубеже XVIII-XIX веков н.э., не были произвольным утопическим фантомом, противоестественным ходу человеческой истории. Напротив, они явились возвращением в генеральное русло этой истории, новой актуализацией фундаментальных социальных начал, с которых и началась собственно человеческая цивилизация. Капиталистические методы хозяйствования, принципиально основанные на эгоизме, индивидуализме и нравственно-этическом беззаконии, позволяющем отчуждать и эксплуатировать ближнего, активно внедряясь в европейской истории Нового времени, вошли в глубочайшее социально-этическое противоречие с традиционным общинным характером социального бытия, еще сохранявшегося в феодальном средневековье. Усиление этих разрушительных индивидуалистических тенденций в истории XVII–XIX веков и вызвало к жизни социалистическую реакцию, то есть стремление социума восстановить природно-естественное равновесие и органическую целостность общественного бытия уже на новом идеологическом уровне. Таким образом, идеи социализма находят себе вполне фундаментальное природно-естественное обоснование, вписываясь в общий контекст цивилизационного самопознания человечества.

При этом сам вопрос о соотношении индивидуального и общественного далеко не прост и является одной из сокровенных тайн человеческого бытия. Сложность его в том, что понятие «общественное» («мы») как самостоятельная сущность трансцендентно индивидуальному сознанию и зачастую просто не воспринимается им как реальность. Между тем и другим существует определенная метафизическая дистанция, где понятие «индивидуальность» предстает как элемент феноменальной множественности, а понятие «мы» – как выражение ноуменального единства. При этом не всякая множественность становиться единством, а только та, которая в каждой индивидуальности пронизывается единым оживотворяющим духом, т.е. существует и развивается как целостный (и живой) организм. В этом по существу и состоит тайна жизни: «Идея организма и идея жизни, – писал В.Шмаков, – суть лишь статическое и динамическое выражение одной и той же реальности: всякий организм всегда жив, и всякая жизнь всегда есть проявление организма»[33]. Эта универсальная органическая структура бытия, без сомнения, присуща и общественной стороне человеческой жизни со всеми вытекающими отсюда социально-этическими последствиями.

Недооценка, или отрицание единства со стороны индивидуальности в любой его форме (например, в форме абсолютной свободы) есть угроза бытию не только единства, но и самой индивидуальности как его части. Вот как образно выражает эту социальную аксиому С.Доренко: «Посмотрите на свою руку. Почему клетка кожи вдруг не обретет свободу и не улетит в туманность Андромеды? А по пути свободу могли бы обрести и молекулы этой клетки, атомы, электроны, фотоны и так далее? Но она сидит в вашей руке, эта клетка. И будет так сидеть до самой смерти. Потому что она не свободна. Она пронизана нескончаемой цепью взаимных обязательств со всеми другими клетками тела. И свобода придет после смерти. Когда мы распадемся произвольное число раз каждым фрагментом. В обществе также взаимные обязательства по вертикали и по горизонтали – несвобода и жизнь. Отсутствие каких бы то ни было обязательств – свобода и смерть. Смерть общества в данном случае»[34].

Другими словами, социалистические начала общественного бытия – это закон здравого смысла живой природы. Настойчивое отрицание этого смысла в нынешней идеологии неолиберализма (исповедующей целью прогресса свободу индивидуализма), наоборот, лишь дальнейшее выражение поврежденности человеческого сознания, ведущего к саморазрушению (а не самоорганизации) социума.

При этом, конечно, говоря о социализме как фундаментальном начале общественного бытия, мы не призываем «назад, в природу», к почти механическому, «муравьиному» существованию. Человек как разумная одухотворенная личность достоин несоизмеримо большего. Однако задача гармоничного соотношения личного и общественного, остающаяся актуальнейшим вопросом человеческого бытия, не может быть решена без опоры на природно-социальное начало в человеке. Тем более, что утверждение общественного отнюдь не означает отрицание индивидуального, но, скорее, наоборот: «Чем выше развит организм, – отмечал В.Шмаков, – тем совершеннее в нем общая целостность и гармоническое соподчинение частей возрастающим синтезам. Однако это вовсе не есть механизация жизни последних: чем больше развивается в организме соподчинение частей, тем больше обеспечивается им свобода индивидуального развития. Как в хаосе безграничная свобода частей, взаимно обессиливаясь, превращается в действительности в полную парализацию всех возможностей, так, наоборот, в совершенном организме установление гармонических ограничений и разграничений делает невозможным существование каких-либо препятствий свободному развитию»[35].

Интересно, что природные начала социализма принимались ко вниманию еще на ранней стадии становления социалистической теории. Так, одной из замечательных работ периода утопического социализма является «Истинная система» Дешана, в которой автор (монах-бенедиктинец) выстраивает свою социальную систему на основе метафизики Целого: «Идея Целого равносильна идее порядка, гармонии, единства, равенства, совершенства. Состояние единения, или общественное состояние, вытекает из идеи Целого, которое само есть единство, единение; люди в целях своего собственного благополучия должны жить в общественном состоянии»[36].

И здесь можно подвести некоторые итоги: идея социального целого есть та ключевая категория, которая позволяет унифицировать сущность и принципы социалистической самоорганизации на самых разных уровнях бытия. В метафизической идеологии целого (она же идеология социализма) можно выделить следующие принципиальные положения, достаточно отчетливо читающиеся как в биологической природе (семейства пчел, муравьев), как в локальном социальном целом (семья, племя, родовая община), как в патриархальных государствах древности, так и в социалистических государствах XX века:

– это наличие сверхличных ценностей, которые признаются каждым(!) членом сообщества, и которые как система являются идеологией данного общества;

– приоритетность общественного (как целого) над индивидуальным (как частным);

– принцип служения как постоянный мотивационный фактор деятельности, органично сочетающий частные интересы с общественными;

– жертвенность как готовность на безусловную личную самоотдачу в критической для общества ситуации;

– биологический и имущественный аскетизмкак отсутствие накоплений и излишеств в частной жизни (в ущерб общественной);

– отсутствие крупной частной собственности (в частности, земли) как базы материального отчуждения от общества;

– равенство как равномерное и справедливое распределение общественных благ;

– братствокак проявление близкородственных чувств;

– единство как чувство неделимой социальной общности;

– общественное мнение как важнейший фактор социального воздействия;

– отсутствие взаимной эксплуатации между членами общества (ростовщичество, наемный труд);

– иерархичность как функциональная социальная соподчиненность частей целому.

Очевидно, что все вышеперечисленное – не выдумки социалистов: все это вытекает из естественной логики гомеостазиса любого социально-органического целого. Причем, чем более традиционным является общество, тем более акцентированным является и проявление данных социалистических свойств.

При этом некоторые из них присущи и капиталистическому государству как государству вообще, что является неизбежным компромиссом между частными интересами агентов рынка и объективной необходимостью общественного бытия, иначе оно просто бы не могло существовать. Однако большинство этих проявлений в системе буржуазной государственности либо отмирают, либо извращены до неузнаваемости. Так, общественное мнение подменяется массовой информацией, социальное равенство – «демократией»; идеологическое единство – либерализмом, братство – юридизмом, жертвенность – меркантильностью и т.д.. Причем извращение лишь некоторых, казалось бы, незначительных принципов целостного социального бытия неизбежно ведет к нарушению всех остальных его составляющих, начиная с идеологии (системы сверхличных ценностей) и заканчивая самой иерархической структурой общества. Все это нравственно прогнивает, и вся система социальных отношений (от общественных до межличностных) пропитывается ложью. Государство в своей сущности девальвируется, фактически переставая выполнять роль общенационального целого, и исчезает …что и приводит в конечном итоге к стабилизации данных тенденций в форме «нового мирового порядка».

Таким образом, надо признать со всей ответственностью, что отказ от фундаментальных социалистических начал в общественном бытии есть отказ от государственности вообще. Это совершенно наглядно проявляется в динамике социально-политических процессов современной России и мира. Условная закономерность этих процессов не носит позитивный характер, но наоборот, отражает дальнейшую деградацию человеческой истории. Нравственная девальвация социальных основ государственности в капиталистическом обществе является не чем иным, как прямым социальным торжеством греховности человеческой природы, которая как бы уже «под себя» меняет формы социальных отношений. И, наоборот, вышеперечисленные заповеди социализма самым непосредственным образом коррелируют с заповедями Божьими, сформулированными Моисеем еще в Ветхом Завете для народа Израиля, а затем глубоко преображенными, раскрытыми в своем высшем этико-нравственном смысле в Новом Завете для всего человечества. Более того, сама Церковь Христова может быть понята как идеальный аналог социально-совершенного (социалистического) Целого, в котором вышеперечисленные принципы служения, самоотречения, смирения, жертвенности, нестяжания, аскетизма, взаимной любви, братства, равенства и соборности подчинены единой сверхличной Истине, нерушимо объединяющей всех верных в мистическое тело Церкви, имеющей свою земную и небесную иерархию. В этой аналогии нет идеологической натяжки; то и другое есть прямое отражение метафизических закономерностей бытия, определяющих в мироздании соотношение частей и целого, индивидуального и общественного. Все это может быть гармонизировано лишь в единственном, установленном Творцом, онтологическом варианте. Именно эта фундаментальная онтологическая истинность определяет историческую и мистическую несокрушимость Церкви: «создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» [Мф.16.18].

Говоря о социализме как естественно-природной форме самоорганизации социального целого, мы подразумеваем под ним всю совокупность внутренних связей общества, когда понятие социальное целое приобретает значение социального организма во всей полноте своих бытийных измерений – метафизических, духовных, этических и материальных, образующих сложную систему внутренних взаимосвязей, подобной той, которая свойственна всякому живому организму. Однако проблема социализма как учения, сложившегося в XVII-XX веках, состоит в том, что оно принимало свои окончательные формы в рамках исключительно рационалистического подхода, что приводило к постоянному смещению от органического понимания социализма к пониманию механистическому, вульгаризировавшему представление о социально-совершенном обществе до образа идеально организованной машины (или механизма), где человек становился в «винтиком».

Это в равной степени относится ко всем умозрительным концепциям социализма, начиная с Платона и социал-утопистов и кончая троцкизмом. Подобная социальная инженерия, конечно же, в принципе не может смоделировать справедливое общество, ибо само понятие справедливости имеет внерациональное этическое содержание. Не равное перераспределение материальных благ определяет понятие социальной справедливости (хотя это и является одним из ее проявлений), а равное распределение социальной любви, направленной от общества к каждому его члену. В этом главный фактор социального равенства, и только на этом (внерациональном) принципе может быть основано социально справедливое общество. То общество, которое в максимальной степени осуществит этот принцип, и будет истинно социалистическим.

Таким образом, механистическое понимание социализма (общество как социально-экономический механизм), формировавшееся в европейском сознании XVII–XX веков в соответствии с общей позитивистской тенденцией материализма (ньютоновская картина мира), есть лишь первое, формальное приближение к существу социального вопроса. Подобный механистический социализм себя в истории действительно исчерпал, и вся критика данной стадии социализма в ее теории и практике (начиная со славянофилов, Достоевского и кончая Шафаревичем) абсолютно справедлива. Но если мы перейдем к более глубокому – органическому пониманию социализма (общество как социально-экономический организм), то данная критика зависнет в воздухе как не имеющая к сущностной органической идее социализма никакого отношения. Ибо понятие организма приложимо в полном смысле лишь к явлениям жизни, а жизнь как таковая не подвластна критике, но лишь дальнейшему познанию, осмыслению и развитию. Такой взгляд открывает новые гносеологические горизонты в понимании природы человеческого общества и новые методологические подходы к задаче о социализме как оптимальной организации общественного бытия.

Альтернативой подобному широкому пониманию социализма (общество как органическое целое) оказывается, по существу, лишь социал-дарвинизм, где социум рассматривается как разомкнутая социальная система, в которой отдельные индивиды (или группы людей) находятся в конкурентной борьбе за цивилизованное выживание. Отсюда вытекает совершенно разное понимание государства как формы социально-экономического единства общества: либо оно предстает неким отстраненным арбитром конкурентных социально-экономических отношений («договорная теория общества» и следующие из нее идеи гражданского общества, открытого общества и т.д., в итоге вообще заменяющие институт государства «институтом рынка»); либо является самой опорой (материальной структурой) социально-экономического единства общества как единственно возможная форма исторической жизни национально-идентичного социального организма.

Принципиальным отличием организма от механизма является присутствие в нем духа жизни, применительно к обществу – той или иной формы духовного единства, иногда понимаемого как «дух нации» или «душа народа». Это особое духовное свойство жизни в полной мере присуще и социализму как явлению человеческой истории. О том, что социализм есть не просто сухая утилитарно-рациональная схема организации социума, а является проявлением жизненной целостности государственного организма, говорит то обстоятельство, что социализм может быть реализован в обществе только при идеологическом согласии общества на данную форму отношений. То есть социализм – это не столько экономическая система, сколько идеологическая, которая подразумевает обязательное духовное единство между обществом и государством в качестве главного условия их согласованного (органического) взаимодействия. Аргументы социалистической идеологии могут быть разными: от обожествления верховного императора (Фараона) до идеи «светлого будущего коммунизма», но функционально они обязательно должны обеспечивать сознательное единство общества на основе высших духовно-этических представлений и ценностей. Главной идеологической составляющей подобных представлений является определенное сверхличное измерение (цель или смысл), которое как высшая метафизическая реальность фокусирует в себе самосознание общества, и в котором каждая отдельная индивидуальность видит особый (сверхличный) социальный смысл. В этом нет какого-то изощренного идеологического самообмана: истинная идеология всегда основана на глубоко традиционных для данного общества религиозно-нравственных и мировоззренческих представлениях, которые лишь принимают ту или иную исторически обусловленную идеологическую форму.

Таким образом, говоря о социализме, следует различать собственно сам социализм как систему социально-экономических отношений от идеологии, от имени которой он осуществляется. Если система социализма в форме своих онтологических социальных связей (как мы показали выше) есть естественная форма социально-экономической самоорганизации общества, то идеология есть необходимое духовно-мировоззренческое условие этой самоорганизации.

Такой подход снимает множество недоразумений (и обвинений) в трактовке социализма. Так, например, в традиции XX века мы привыкли к отождествлению социализма и коммунизма просто как разных стадий одного и того же явления, не замечая того, что социализм был системой социально-экономических отношений, а коммунизм – идеологией, под эгидой которой он осуществлялся. Между тем, в том же XX веке некоторые социально-экономические элементы социализма (такие, как государственное планирование, национализация некоторых отраслей промышленности, социальные дотации и т.д.) были реализованы на совершенно иной идеологической основе – идеологии национализма в Германии или либерализма в Швеции. На этом основании совершенно абсурдно обвинять социализм как способ социальной самоорганизации в коммунизме, нацизме, или… конфуцианстве.

Это принципиально важный момент. Социализм как экономический строй, как система социально-экономической организации общества допускает разные идеологии. При этом само присутствие идеологии в системе социализма есть обязательное условие его осуществимости как необходимость объединения сознания общества в единой высшей системе смыслов, организующей его как одухотворенное целое в единый социальный организм. Какова эта система смыслов (т.е. идеология), зависит от конкретно-исторических условий, национально-культурных особенностей и религиозных верований данного общества. В нашем же случае важно понять, что жесткая привязка (до отождествления!) в общественном и политологическом сознании осуществленного в Советском Союзе социализма и коммунистической марксистско-ленинской идеологии– совершенно не является правомочной или обязательной. Главное здесь – связка социализм – идеология, качество же и содержание идеологии может быть, условно говоря, любым: лишь бы она выполняла функцию высшего общественного единения.

Поэтому социализм не может не быть идеологическим, а если точнее – религиозным. Ибо всякая идеология, как было показано выше, в конечном итоге имеет религиозное основание, т.е. несет на себе теократические функции. И религиозность русского коммунизма, о которой единодушно говорили все размышлявшие о нем русские мыслители, являлась не случайным или злонамеренным свойством коммунизма, а необходимым условием осуществимости социалистической самоорганизации общества. Даже если эта религиозность была основана на атеизме как особой форме материалистической идеологии. Просто религиозность здесь не знает своего истинного Предмета, перенося его священные функции на абстрактную идею светлого будущего как трансцендентное состояние истории. Поэтому понятие «религиозный социализм» (Н.Бердяев) есть онтологически фундаментальное определение социализма как такового. Иного социализма быть не может. Вопрос остается лишь в степени глубины и истинности предмета религиозности, и в этом отношении нет никаких противопоказаний к тому, чтобы в качестве подобного предмета была принята христианская Истина. Но не в качестве еще более «светлого будущего», а как источник более светлого настоящего…

В этом смысле социализм как форма социальной самоорганизации общества еще далеко не закончил свое историческое становление. Слишком глубоки лежащие в его основе онтологические предпосылки. Позитивное раскрытие, осмысление и развитие этих предпосылок есть нерешенная задача человеческой истории. Негативные проявления социализма не есть его имманентное свойство, а лишь объективное отражение ущербности самой человеческой истории, которой действительно имманентно присуще зло. Так социализм, как форма самоорганизации общества, становится социально опасным явлением, когда управление самоорганизацией приобретает волюнтаристские тенденции, когда в угоду тем или иным идеологическим крайностям происходит разрыв органической сущности социализма, когда мобилизационная общественная энергия направляется в ложное русло. Самоорганизацию социальной системы в конечном итоге организуют люди, и греховность человеческой природы является здесь очень существенным и, по сути, до конца не преодолимым фактором. Если улей пчел способен на уровне абсолютного инстинкта идеально гармонизировать свое «общественно-социальное» бытие, то человек с его ограниченным разумом делает это как бы на ощупь, на уровне социальной интуиции, этических представлений и рациональных построений. Поэтому такое общественное строение принципиально связано с погрешностью, уровень которой зависит от степени человеческого фактора – гордыни и соответствующего политического, экономического или социального волюнтаризма. И в этом отношении социализм, как явление мировой истории, к сожалению, ничем не отличается от любой другой формы человеческой самоорганизации: демократии, монархического правления, капитализма или глобализации, хотя и имеет под собой самые глубокие онтологические основания.

 

Обобщение темы

 

Итак, что же такое социализм как явление мировой истории?

Надо признать, трактовка данного явления (как целого) представляет большие затруднения в силу его исторической протяженности, цивилизационной незавершенности, острой политической окрашенности и мировоззренческой противоречивости. На социализм как феномен в его полном, широком значении просто трудно навести резкость…

По этой причине общая оценка социализма исходит чаще из исторически субъективного, узкого отношения, навеянного той или иной стороной реального социализма, которому большинство из нас были недавними свидетелями. Не избежал этого, на наш взгляд, и И.Шафаревич, искренне попытавшийся в своей книге в рамках критического дискурса обличить объективную историю социализма в ее негативной сущности. Однако удалось ему это лишь наполовину, а именно в части объективной истории социализма; обличение же «негативной сущности» выглядит совершенно неубедительно в силу отсутствия адекватной методологии.

Так в попытке обосновать негативный подтекст перманентного присутствия социализма в человеческой истории («инстинкт социализма»)[37] И.Шафаревичу приходится прибегать к очень сомнительным аргументам: или из области темной мистики как стремление некой демонической силы «вернуть человечество в более примитивное, архаическое состояние»[38], или из не менее сомнительного психоанализа (по Фрейду) как «…стремление к самоуничтожению, инстинкт смерти человечества»[39]. Очень уж выпадает данная аргументация из общего рационально-аналитического построения исследования. Как-то привычнее все же всякий инстинкт понимать как инстинкт к жизни, а не к смерти…

В этом позитивном, жизнеутверждающем ключе общая историческая динамика социализма представляется более глубокой, естественной и диалектичной. Отметим основные ее этапы.

По своим доисторическим истокам (и сущности) принципы социализма есть форма социальной целесообразности в гомеостазисе целостных архаических человеческих сообществ, живущих по законам социального организма (семья, племя, родовая община);

На арене истории те же принципы, но уже в качественно ином масштабе, проявили себя на уровне самоорганизации примитивных человеческих сообществ в первые государственные образования (III-I тыс. до Р.Х.);

Затем, формирование уже в рамках данных социальных образований новых мировоззренческих ценностей, основанных на понятии индивидуально-личностного самосознания (древнегреческая философия, иудаизм, буддизм, даосизм, конфуцианство), завершившееся богочеловеческим Откровением христианства;

Далее, интенсивный период поиска идеального соотношения индивидуального и общественного в рамках социальной общности, происходивший уже на базе христианских представлений об идеале человеческих отношений (первохристианские общины, монастыри, христианские секты, утопические социальные доктрины);

Затем, идеологическое преобразование этих поисков в соответствии с духом времени в систему научного социализма и коммунизма (век науки, просвещения и прогресса);

Наконец, историческая реализация социализма как нового государственно-общественного строя (XX век) уже на идеологическом фундаменте марксизма-ленинизма, материализма и атеизма.

В этом далеко не линейном процессе принципиальными представляются следующие моменты:

Во-первых, социализм как общественно-историческое явление не является искусственно (рационально) сконструированной схемой, а есть естественное и постоянное явление человеческой истории, начиная со времени первых древнейших государств.

Во-вторых, качественно новая актуализация поисков социализма началась с появлением христианства, впервые открыто столкнувшегося с необходимостью построения социально-справедливых общественных отношений на основе духовно-нравственного императива любви к ближнему.

В-третьих, постепенная идеологическая трансформация христианских предпосылок социализма в русле европейского гуманизма, просвещения, материализма и атеизма привела к чисто материалистическому варианту понимания социализма, и христианская задача о социализме парадоксальным образом обернулась атеистическим социализмом К.Маркса. При этом важно понять, что не социализм предал свою исходную христианскую интенцию по ходу истории, а представления о социализме изменились вслед за мировоззренческим кризисом самого европейского христианства XVIII-XIX веков.

В-четвертых, несмотря на свое формальное материалистическое основание, социализм XX века развивался не сам по себе (в качестве субъективной исторической тенденции), а как объективная историческая реакция на капиталистическое смещение человеческой цивилизации, где идеология индивидуализма стала приходить в противоречие не только с христианскими идеалами, но и с самой формой самоорганизации общества как целостного социального организма.

В-пятых, в силу всех этих факторов, социализм XX века оказался внутренне очень противоречивым, половинчатым и незавершенным явлением. Идеология материализма и атеизма не позволила решить в его рамках исходные христианские задачи о социально-справедливом обществе на уровне христианских представлений о достоинстве человеческой личности и этике человеческих отношений. В связи с этим, несмотря на очевидные общественно-социальные и экономические успехи, социализм XX века по форме оказался ограниченным и тоталитарным, напоминающим в некоторых чертах примитивные общества древности, а историческая задача о социализме … как бы опять повисла в воздухе.

В-шестых, исходя из данной исторической динамики, можно сделать вывод, что нынешний тупик социализма – исчерпание его материалистической идеологии, есть та точка исторического маятника, откуда можно ожидать нового возвращения социализма – уже на основе фундаментальной идеологии христианства, несущего в себе предвечную тайну истинной социальности. Где в итоге человеческой истории должны обрести свое органическое единство две фундаментальные социальные составляющие – исходная природно-естественная форма социалистической самоорганизации общества и христианское Откровение о совершенной человеческой личности. Это и будет оправданием христианской истории.

Таким образом, социализм в истории – это становящееся цивилизационное явление, отражающее переход бессознательной социальной онтологии через постепенное осознание обществом ее духовно-этического смысла к рационально обоснованной и духовно гармоничной макроструктуре социальной организации.

 

Часть II.

Глава 2.

Социализм и христианство