Аналитическая депрессия и эссенциальная депрессия

Часто говорят, что анаклитическая депрессия есть про­тотип всякой депрессии, поскольку во всех случаях наблюдает­ся такой первостепенный феномен, как утрата объекта. Я до­полню этот афоризм утверждением, что первичная депрессия есть матрица эссенциальной. Между ними существует более чем

аналогия или идентичность не только в смысле определяющего фактора — утраты объекта, но и в смысле динамики и психи­ческой семиологии.

Младенец входит в анаклитическую депрессию после пред­варительной фазы тоски, подобно тому как взрослый впадает в эссенциальную депрессию, пройдя период диффузного страха.

Депрессивная атония у малышей, говорит R. Spitz (1946), на­ступает постепенно, в течение нескольких недель, после фазы слезливости, докучливого поведения, а затем криков. Robertson (1958) называет фазу криков фазой протеста и тоски, предше­ствующей отчаянию, за которым следует отрешенность.

Описанная у взрослых P. Marty (1968) под названием эссен-циальной депрессии детская депрессивная атония может наблю­даться в любом возрасте — от младенческого до отроческого. Ее клинические проявления бывают либо очевидными, либо сма­занными, даже замаскированными такими симптомами, как ас­тения у ребенка старшего возраста или у подростка. Эти про­явления сплошь негативны: заторможенность, инертность, безразличие — без тоски или хотя бы грусти. Механическая мо­нотонность поведения при депрессивной пустоте близка к мо­нотонности формального поведения. У ребенка, как и у взрос­лого, депрессивная атония является важнейшим механизмом психосоматической дезорганизации. Она сопряжена с самыми различными болезнями. Напомним о примечательных соответ­ствиях, открытых в ходе современных биологических исследо­ваний, например об «иммунитарных» депрессиях, совпадающих с обстоятельствами скорби (Consoli, 1988).

Известно, что депрессия у малышей развивается избиратель­но, начиная с шестого месяца жизни, в период, когда складыва­ются объектные отношения. Между тем поведение, указываю­щее на депрессию, можно наблюдать и у двухмесячных крох: застывшее выражение лица, отсутствие смеха и улыбок, замед­ленность движений, бедность гуления, отведение взгляда, стер­тость поведения, обусловленного врожденными способностями к восприятию и реагированию.

Такое поведение малышей было описано Т. Field (1984) в свя­зи с депрессией у матери. Мы обнаруживаем его и при назван­ных выше соматических патологиях раннего возраста, особенно при анорексиях, тяжелые формы которых суть проявления деп­рессивного упадка сил. Эти наблюдения никак не затрагивают суждения R. Spitz о генезисе анаклитической депрессии, которая поражает ребенка, прошедшего стадию второго организатора

11-1405 _16]

(страх чужих и страх разлуки), но тут встает проблема первич­ных депрессивных явлений.

J. Sandier и W. Joffe (1965) описали депрессивное реагиро­вание как человеческую способность, имеющуюся у любого ин­дивида. Возможно, сверхраннее проявление такого реагирова­ния отмечается в экспериментальной ситуации взаимодействия, когда мать с каменным лицом встречает заигрывания своего ма­лыша, а тот сейчас же строит депрессивную рожицу.

Первичную депрессивную реакцию, я думаю, можно рас­сматривать как предварительную форму эссенциальной деп­рессии, указывающую на упадок жизненных инстинктов.

Перевозбуждение

Опыт работы с детьми и младенцами убедил меня, что перевозбуждение является вторым после депрессии важнейшим процессом соматизации (Kreisler, 1987). Его результат: не в си­лах выдержать внешние давления или страх, психика терпит по­ражение, перестает выполнять свою охранную роль.

Страхи, порождающие дезорганизацию, диффузны, т. е. ли­шены образного наполнения; пациент не может распознать ни их причину, ни их содержание. Они восходят к архаическому страху ребенка при исчезновении матери.

Надо заметить, что, как пишет P.Marty (1980), «диффузные страхи часто предшествуют эссенциальной депрессии. Автома­тичные в классическом смысле, завоевывающие человека, они могут быть также названы эссенциальными, ибо выражают глу­бокую тоску индивида, провоцируемую наплывом инстинктив­ных движений — не обуздываемых, потому что иным образом они не способны ни возникнуть, ни, кажется, получить выражение. "Я", захлестнутое волнами, показывает тем самым слабость сво­ей защиты, недостаточность своих средств, изъян в своей орга­низации, дезорганизованность. Страх больше уже не служит сиг­налом тревоги, который обычно замолкает, когда срабатывают защитные механизмы. Он становится постоянным сигналом тре­воги. Будучи автоматичными, эти диффузные страхи воспроиз­водят архаическое состояние сломленности. Они не основаны на системе фобий, возникающих из вытеснений. Какая-либо пси­хическая работа по налаживанию связи становится невозмож­ной. Фобогенный объект непредставляем и непредставим».

Таким образом, перевозбуждение, как и эссенциальная деп­рессия, возвращает нас к главной идее наших психосоматичес­ких концепций — идее соответствия между психосоматической

дезорганизацией и неудачей психической проработки, в особен­ности блокированием или подавлением эмоций, представлений и символизации.

В центре психосоматической экономики индивида находит­ся регулирование возбуждения.

Ill