Церковь ефесская в конце I века.

Памятниками Церкви Ефесской в каноне Нового Завета являются пять писаний, носящих имя ап. Иоанна: Четвертое Евангелие, три по­слания и Апокалипсис. В либеральной науке было много споров об этих книгах. Эти споры не окончательно замолкли и в наше время. Но с годами все большее и большее число либеральных исследователей со­глашается принять свидетельство Предания, утверждающее единство автора Иоанновских писаний и составление их в Ефесе на исходе I века. Даже по вопросу о том, кто был этот единый автор, либеральная наука проявляет склонность не настаивать на гипотезе пресви­тера Иоанна, которая казалась ее последнею уступкою, и готова со­гласиться на авторство ап. Иоанна Зеведеева, одного из Двенадцати.

О значении Ефеса в течение Третьего Периода Истории Апо­стольского Века мы говорили не раз. Наше суждение о состоянии Ефесской Церкви отправляется не только от свидетельства Деян., но и от посланий ап. Павла к Ефесянам, к Колоссянам и обоих к Тимо­фею. В начале Четвертого Периода Истории Апостольского Века мы почерпаем косвенные сведения об Ефесе из обоих посланий ап. Петра, и из послания Иуды. Свидетельство этих источников в основном со­впадает. Усиленное внимание руководящих деятелей первого христи­анского поколения к Церквам Малоазийским, в частности и в особен­ности, к Церкви Ефесской, говорит о ее особом значении. Большая важность Ефесского Центра доказывается способностью Ефесских христиан вместить возвышенное догматическое учение. Эта способность должна быть поставлена в связь с преизобильным излиянием Св. Духа в первые же годы Ефесской Церкви (ср. Деян. XIX, 1-20). Она подтверждается учением Ефес., представляющим, как мы отмечали, вершину мистического богословия ап. Павла. В Ефес. возвышенная христология есть основание учения о Св. Духе и учения о Церкви. Мы отметили возвышенную христологию и в отдельных замечаниях посланий к Тимофею (ср., напр., I Тим. III, 16), а учение о Церкви есть тема, к которой непрестанно возвращаются и Павел в этих же по­сланиях (ср., напр., I Тим. III, 15, II Тим. II, 19-21) и Петр — в Первом послании (ср., напр., II, 4-10). Ударение на учении о Церкви и обращении к Ефесским христианам представляет особый интерес: оно связано с тем положением, которое закреплялось за Ефесской общиною в христианском мире: не будучи положением иерархического центра, оно, тем не менее, было настолько заметно, что не могло не содействовать росту церковного сознания. Но эти же писания свидетельствуют и о распространении еретических заблуждений в Ефесе. Ап. Павел предвидел их появление, возвращаясь из третьего путеше­ствия (ср. Деян. XX, 29-30). Из Римских уз он боролся с ересью в Колоссах (ср. Кол. II, 8-23). Но, как мы видели, полемика Кол. слы­шится и за положительным учением Ефес. (ср. Ефес. I, 20-21, III, 10). Мы вправе думать, что Колосское лжеучение имело приверженцев и в Ефесе. О наличности лжеучений свидетельствуют и послания к Тимо­фею и II Петр. и Иуд. Расположенные в этом порядке, наши источники позволили нам усмотреть и эволюцию ереси, отнесенной нами к общей категории Иудаистического гносиса. Этого рода лжеучения были рас­пространены во всем христианском мире. На острове Крите Титу при­ходилось бороться с теми же заблуждениями, что и Тимофею в Ефесе. Но укоренение ереси в Ефес могло быть связано и с местными усло­виями. Жизнь, бившая ключом в Ефесе, вела в скрещению разнооб­разных влияний. Ереси были неизбежным следствием центрального положения Ефеса в жизни общекультурной и в жизни церковной. Есть и особая опасность высоты. Чем больше духовный успех человека, тем большим опасностям тонкого обольщения он подвергается. Этих опасностей не избежали и Ефесские Христиане. Как и возвышенная христология, Ефесские ереси говорят о том же исключительном значении Ефесского центра. В начале Четвертого Периода Истории Апостоль­ского Века Малоазийским христианам пришлось пережить и первые гонения за Христа. Это вытекает из I Петр., положительное свиде­тельство которого не обесценивается молчанием других источников. Правда, общий характер тех отрывков I Петр., где говорится о го­нении, не позволяет ответить на вопрос, задело ли оно Ефес, или имело место в других провинциях Малой Азии, упомянутых в обраще­нии I Петр. I, 1, Но даже если оно и не коснулось Ефеса, оно не могло не произвести сильнейшего впечатления на Ефесских христиан. В Четвертый Период Истории Апостольского Века весь христианский мир вступил под знаком начавшегося гонения на Церковь.

Затем наступает молчание. В течение семидесятых и восьмидеся­тых годов мы не имеем никаких сведений об Ефесской Церкви. Нам пришлось касаться современных теорий, относящих писания Луки к Ефесу. Если бы это мнение было доказано, те выводы общего харак­тера, к которым нас привело знакомство с писаниями Луки, имели бы ближайшее отношение к жизни Ефесских Христиан в эти темные годы. Но состояние науки не позволяет настаивать на этом мнении. Тем не менее, внимательное чтение писаний Луки дает основание утверждать, что в то время, когда они составлялись, ап. Иоанн уже за­нимал выдающееся положение в христианском мире. Это вытекает из того места, которое ему отводится в истории первых лет христианской Церкви, рядом с Петром (ср. Деян. III-VIII), при чем активным неиз­менно оказывается Петр, а не Иоанн. В Евангелии Лука уточняет (XXII, 8) глухое указание Марка (ср. XIV, 13) и прямо говорит, что те два ученика, которым Господь поручил приготовить последнюю Пасху, были Петр и Иоанн. В Деян. XII, 2 ап. Иаков, убитый Иродом, определяется, как "брат Иоаннов". Последнее определение особенно интересно, если принять во внимание, что у первых двух синоптиков Иоанн нередко называется братом Иакова (ср. Мф. IV, 21,X, 2, XVII, 1, Мк. I, 19, III, 17, V, 37) и, при одновременном упоминании обоих братьев, имя Иоанна неизменно стоит на втором месте (ср., напр., Мк. I, 29, IX, 2 и др.). Вероятно, он был младший. Лука, кое-где сохраняющий этот порядок, в других случаях от него отступает (ср.IX, 28, некоторые древние рукописи VIII, 51 и лучшие рукописи Деян. I, 13). Это перемещение показательно. Лука отдает дань вли­янию Иоанна. Значит ли это, что Лука писал в Ефесе, или влияние Иоанна в годы составления писаний Луки, было уже фактом общецер­ковного значения — мы сказать не можем. Во всяком случае, позво­лительно думать, что влияние Иоанна, возросшее после составления Мф. и Мк., было связано с его служением в Ефесе, начавшимся ранее девяностых годов. Дальше этой догадки мы идти не можем.

В девяностые годы мы снова встречаемся с Церковью Ефесскою. Тайнозритель обращается к семи Церквам в Асии (ср. Апк. I, 4). Они перечисляются в I, 11, а содержание глл. II-III составляют обра­щения к отдельным Церквам. Фактическим центром провинции Асии был Ефес. Это ясно и из словоупотребления ап. Павла. Находясь в Ефесе (I Кор. XVI, 8), он посылает привет от "всех Церквей Асийских" (ст. 19, ср. II Кор. I, 8 и Деян. XIX, 10). Церковь Ефесская и называется на первом месте в перечне Апк. I, 11, и обращения к семи Церквам (Апк. II-III) начинаются с обращения к Церкви Ефесской (II, 1-7). Можно думать, что число церквей в Асии не ограничивалось семью. В состав провинции Асии входили и Троада и Фригия, где, кроме церкви Лаодикийской, были и другие Христианские общины (ср. Деян. XX, 5-12 и Кол. IV, 13). Если в Апокалипсисе упоми­наются только семь Церквей, то это сделано, вероятно, для соблюде­ния седьмеричного принципа, по которому построена книга. Важно, что Церковь Ефесская всегда стоит на первом месте. Можно с уверен­ностью сказать, что к концу I века она была центром большой цер­ковной области, которая жила общею жизнью. Это же, до известной степени, подтверждается и тою иерархиею Иоанновских посланий, о которой будет речь ниже. Если "избранная госпожа" II Ин., 1 есть одна из Асийских Церквей, а в "возлюбленном Гаии", которому посвящено третье послание (ст. 1), мы вправе видеть ее предстоятеля, то и уче­ние второго послания есть приложение к частичным случаям жизни общего учения большого послания (ср. напр. II Ин. 7 и I Ин. IV, 3). При таком понимании, I Ин. было написано для более широкого круга церквей, в число которых входила и та Церковь, к которой Иоанн об­ращается во втором послании. Этот большой круг естественно отоже­ствлять с Асийской Церковной областью, центром которой был Ефес.

Если первыми читателями Евангелия от Иоанна были Ефесские Христиане, мы должны признать, что их духовный уровень был чрез­вычайно высокий. Замечательно, при этом, что догматическое содер­жание Четвертого Евангелия есть, опять-таки, христология и связан­ное с христологиею учение о Св. Духе и о Церкви. Можно сказать, что темы Иоанновского богословия были поставлены в Ефесе с первых же лет существования Ефесской Церкви. Догматическое учение Иоаннов­ских писаний, отправляющееся от того синтеза, который был достиг­нут в писаниях Луки, представляет собою и прямое развитие богосло­вия Павлова Ефес.

Из Иоанновских писаний мы узнаем и то, что мирное течение жизни Ефесских христиан нарушалось и в девяностые годы (так же точно, как при жизни Павла и Петра) деятельностью лжеучителей. В обращениях к семи Церквам дважды упоминаются Николаиты (Апк. II, 6, 15). Тайнозритель прямо отмечает их присутствие в Пергамской Церкви (ст. 15). А ненависть к их делам, которую он ставит в заслугу Ефесским христианам (ст. 6), позволяет думать, что они были и в Ефесе. Не они ли те "развратные" (собственно "злые", ср. kakÑÚj, II, 2), которых Ефесские христиане оценили по достоинству, и от которых они страдают (ср. ст. 3)? Древние писатели связывают Николаитов с Николаем, одним из Семи (ср. Деян. VI, 5), якобы впавшим в ересь, но в тех сведениях, которые они сообщают о Николаитах, трудно уловить элементы предания, независимого от Апк. По-видимому, Николаиты были последователи какой-то гностической секты, отличавшиеся в жизни либертинизмом (ср. стт. 14-15). Совпа­дение пространного обличения II, 20-24 с теми двумя стихами (14-15), которые относятся к Николаитам в обращении к Пергамской Церкви, позволяет думать, что Николаиты были и в Фиатире. Но древние писатели говорят и о других еретиках, с которыми боролся Иоанн в Ефесе. Ириней называет имя Керинфа. (ср. Евсевий, И. Ц. III, 28, 6) То, что древние писатели о нем сообщают, вполне подтвер­ждается полемикою Иоанновских посланий. Ересь Коринфа, заключа­лась в различении Иисуса и Христа. На человека Иисуса, по учению Керинфа, сошел Христос, или Дух, так, что страдал Иисус, а не Хри­стос, по существу бесстрастный. В I Ин. целый ряд замечаний стано­вятся до конца понятными, как полемика против Керинфа (ср. II, 18 и 22-23). Из того, что было сказано, ясно, что ересь Керинфа пред­ставляла собою гностическое лжеучение докетического характера. Как таковое, она оправдывала и предостережение I Ин. IV, 1-3 (ср. II Ин. 7). Но наибольший интерес представляет свидетельство I Ин. V, 6, направленное против основного положения Керинфа. Иоанн, во-первых, противится смешению Христа и Духа. Дух есть свидетель о Христе и, как таковой, не допускает отожествления со Христом. Во-вторых, Иисус Христос пришел не водою только, но водою и кровью. Это значит, что утверждение Керинфа, будто Христос, соединившийся с Иисусом в крещении, оставил Его в страстях, должно быть отверг­нуто. Иоанн настаивает на страдании Христа. Не исключена возмож­ность, что все построение Ин. с особым ударением на воде и крови в земном служении Христовом и с подчеркнутым вниманием к истече­нию воды и крови из Его прободенного ребра (Ин. XIX, 34-35, 37) получает свой полный смысл, как раскрытие Божественного свиде­тельства I Ин. V, 6-8, направленного против Керинфа. Подобно тому, как за положительным учением Ефес. стоит полемика Кол., так же точно и положительное учение Четвертого Евангелия в целом противо­полагается лжеучению Керинфа, обличаемому в посланиях.

Нам остается отметить, что из свидетельства Апк. вытекает факт гонения, обрушившегося на Асийские Церкви. Всю тяжесть этого го­нения Тайнозритель испытал, прежде всего, на себе самом (I, 9). Но он говорит не только о себе. В II, 12 он упоминает о гонении, только что пережитом Пергамскою Церковью, и о мученичестве Антипы. Вы­пало страдание и на долю Смирнских христиан. Из II, 9 можно вы­вести, что гонения навлекли на них Иудеи. А недолгое гонение, пред­сказанное в ст. 10, действительно, имело место лет шестьдесят спустя, в 155 г., когда, тоже не без участия Иудеев, пострадал за Христа Священномученик Поликарп. К гонению на Церковь относятся и те образы, которые проходят перед Тайнозрителем при снятии пятой печати (VI, 9-11), но особый интерес представляют образы Апк. XIII. Зверь, выходящий из моря (ст. 1 и слл.), по общему мнению толкова­телей, символизирует Римскую Империю, требовавшую для себя, в лице своих повелителей, божественного почитания. Стт. 6-8 содержат ясный намек на гонения, возникшие на почве римского император­ского культа. И во втором звере, выходящем из земли (ст. 11 и слл.) современные толкователи видят жречество императорского культа в Асии. Не исключена возможность, что и "престол сатаны" в Пергаме (II, 13) имеет отношение к императорскому культу. Как известно, от­каз христиан воздавать императору божеские почести был ближай­шим поводом гонения на Церковь. Образы Апк. доказывают, что эта причина была уже налицо в Церквах Асийских в конце I века. Об­раз семиголового зверя гл. XIII возвращается с новыми подробно­стями в образе зверя, и на этот раз семиголового, на котором сидит блудница (XVII). Этот образ "Вавилона" (ст. 5) недвусмысленно от­носится к Риму (ст. 18, ср. еще ст. 9). Тайнозритель снова говорит о гонении — и пережитом (ст. 6) и предстоящем (ст. 14). Он возвещает суд над Вавилоном (стт. 12-17, ср. XVI, 19 и гл. XVIII).

Свидетельство Апк. о гонении на Церковь представляет интерес не только потому, что позволяет установить исторический факт гоне­ния в конце I века в Асии, но и потому, что наглядно показывает, на­сколько изменилось отношение христиан к государственной власти. От Павлова призыва к послушанию (Римл. XIII, 1-7) и молитве (I Тим. II, 1-2), который повторяется и в начале Четвертого Периода истории Апостольского Века в I Петр. (II, 13-17), не остается больше ничего. Рим есть страшная богоборческая сила, на которую обруши­ваются проклятия христиан. Они ждут отмщения. Тексты Апк. ясно говорят, что заповедь Римл. XIII нельзя принимать в безусловном смысле. Государственная власть, восстающая против Бога, не имеет права на послушание верующих.

АПОСТОЛ ИОАНН.

Во главе Ефесского центра стоял в конце I века ап. Иоанн. Сви­детельство Предания о происхождении Иоанновских писаний может быть выражено в следующей формуле. Ученик, которого любил Иисус, свидетель и писатель Четвертого Евангелия (ср. Ин. XIII, 23 и слл., XIX, 26-27,XX, 2-10,XXI, 7, 20-24), старец (Ð presbÚteroj) малых посланий (ср. II Ин. 1, III Ин. 1) и Иоанн, Тайнозритель Апк. (ср. I, 4, 9 и др.) представляют собою одно лицо. Суждение Предания заключается в отожествлении этого Иоанна с ап. Иоанном Зеведеевым, упоминаемым в Синоптических Евангелиях, Деян. и Гал.

Евангельские сведения об ап. Иоанне Зеведееве общеизвестны. Вместе со своим братом Иаковом, который был, вероятно, старше его, он принадлежал к той первой четверице учеников, которые были прежде всех других призваны к апостольскому служению (ср. Мф. IV, 18-22 и паралл.). Среди апостолов Христовых он был один из трех ближайших и, как таковой, свидетель важнейших событий евангель­ской истории (ср. Мк. V, 37, IX, 2, XIV, 33 и паралл.). В списках Двенадцати имя Иоанна стоит неизменно одним из первых (Мф. X, 2, Мк. III, 17, Лк. VI, 14, Деян. I, 13). Синоптики рассказывают ряд слу­чаев из его жизни, свидетельствующих о его пламенной — подчас даже неумеренной — ревности нечуждой, в эти молодые его годы, и честолюбия. По сведениям Луки (ср. IX, 54-56), Иоанн, как и брат его Иаков, готовы были свести огонь с неба на враждебное Иисусу Самарянское селение. Господь осудил их движение. В другом случае, Иоанн поведал Господу о том, что ученики запретили человеку, не входившему в их среду, изгонять бесов именем Христовым (Мк. IX, 38 и слл., Лк. IX, 49-50). Господь и на этот раз не одобрил поведения учеников. В запрещении сказалась, опять-таки, ревность, та огненная ревность, которая побудила, должно быть, и Господа наречь Иакова и Иоанна именем "Воанергес": Сыны Громовы (ср. Мк. III, 17). Но в том, что Иоанн рассказал о происшедшем Господу, проявилась и его искренность и его любовь. Благословение детей, за которым этот эпи­зод следует и в Мк. и Лк., заставило его усомниться в правильности его поведения. Дети, ведь, ничем не проявили своей приверженности ко Христу и, тем не менее, удостоились Его благословения. Заклина­тель, хотя бы и посторонний, но именем Христовым, не имел ли тем большее право на Его благоволение? Усомнившись, Иоанн принес свое поведение на суд Учителя. Последний случай: на пути в Иеруса­лим Иаков и Иоанн просят о почетных местах в Царстве (Мк.X, 85-45, ср. Мф. XX, 20-28). Они и на этот раз не правы. На просьбу о славе Господь им отвечает обещанием страдания и возмущенным де­сяти говорит о служении в умалении. Но значение момента они оценили, может быть, лучше, чем другие члены Апостольской Дванадесятерицы. Они поняли, что последний путь Христов — хотя бы и чрез Страсти — но ведет Его к Славе.

Если мы принимаем свидетельство предания, то рядом с этими сведениями, почерпаемыми из Синоптических Евангелий, должно быть поставлено и то, что рассказывается о Возлюбленном Ученике в Чет­вертом Евангелии. К тем текстам, которые были перечислены выше, надо прибавить Ин. XVIII, 15-16 и, должно быть, I, 35-42. В свое время было показано (ср. ч. I, История Евангельская, стр. 104), что мы имеем все основания видеть в ''другом ученике" Ин. XVIII, 15-16 ученика, которого любил Иисус. Что же касается гл. I, то весьма веро­ятно, что товарищ Андрея, одновременно с ним призванный и тоже имевший брата среди Двенадцати[49], был Иоанн Зеведеев. При та­ком понимании Ин. I, 35-42, Иоанн был учеником Предтечи, и его первая встреча с Господом имела место на берегах Иордана до начала общественного служения Христова.

На страницах Деян., ап. Иоанн повторно упоминается рядом с Петром. Последнее упоминание относится к их пребыванию в Самарии для преподания дара Св. Духа Самарянам, крещенным Филиппом (VIII, 14-15). Мы не имеем никакого основания сомневаться в точ­ности тех сведений, которые сообщает Лука, но молчание Иоанна ря­дом с деятельным Петром, позволяет думать, что особою активностью Иоанн не отличался. Мы с ним встречаемся в последний раз в начале Третьего Периода Истории Апостольского Века на Иерусалимском Со­боре, но его присутствие отмечает не Лука, а ап. Павел. В Гал. II, 9 он причисляет его, вместе с Иаковом, братом Господним, и Петром к "Столпам" Иерусалимской Церкви. Иоанн принадлежал к иудео-христианским кругам и занимал в этих кругах выдающееся положение.

С начала пятидесятых годов жизнь ап. Иоанна окутана мраком. Пробел в наших сведениях об ап. Иоанне продолжается до девяно­стых годов. Он не восполняется даже сказаниями о том попечении, ко­торое ап. Иоанн, несомненно, имел о Пресв. Богородице, будучи усы­новлен Ей Господом на Голгофе (ср. Ин. XIX, 25-27). Дело в том, что, по одному преданию, Успение Пресв. Богородицы, пребывавшей на попечении ап. Иоанна, имело место в Гефсимании, т. е. в Иеруса­лиме, а по другому преданию — в Ефесе. Несовпадение двух линий предания оправдывает наше утверждение, что до девяностых годов жизнь апостола Иоанна теряется во мраке. Этот пробел в наших све­дениях о нем оказывается еще более продолжительным, чем пробел в истории Ефесской Церкви, отмеченный выше. Единственным исклю­чением — и для ап. Иоанна — является тот косвенный вывод, кото­рый вытекает из писаний Луки. Когда Лука писал свою историю — после 70 года и до девяностых годов, — ему уже было известно то влиятельное положение, которое занимал Иоанн, — вероятно, в Ефесе.

В девяностые годы мы вновь встречаемся с Иоанном, как с вели­ким Ефесским старцем. По Новому Завету мы знаем его, как предстоятеля Асийской Церкви и составителя тех пяти книг, которые ему приписывает предание. Как исповедник Христовой веры, он был со­слан на остров Патмос (Апк. I, 9). О служении Иоанна в старости до нас дошли многочисленные сообщения древних церковных писателей. Они знали, уже во II веке, что Иоанн претерпел страдания в Риме, но, будучи опущен в кипящее масло, вышел из него невредимым. Когда это было, они не говорят, но последовавшая за этим ссылка, на остров связывается некоторыми писателями с гонением Домициана. По свидетельству Иринея, Иоанн получил откровение к концу его правления. В 96 г. Домициана сменил Нерва, и Иоанн мог поселиться в Ефесе. Было бы неосторожно настаивать на том, что это обозрение событий последних лет жизни Иоанна, сделанное на основании не од­ного, а нескольких источников разновременного происхождения, отли­чается необходимою точностью. Если оно обязывает нас к утвержде­нию, что Иоанн до воцарения Нервы в Ефесе не был, мы окажемся в противоречии с тем выводом, к которому мы пришли от писаний Луки. Несомненно одно: большая часть тех сведений, которая сохранена преданием о деятельности Иоанна в Ефесе, относятся к самым по­следним годам I века.

Эти рассказы часто отличаются большою красочностью и дают, в целом, живой и яркий образ. Вышеупомянутое свидетельство Иринея о борьбе Иоанна с Керинфом содержит характерный рассказ о том, как Иоанн, увидев Керинфа в бане, спешно оттуда вышел, чтобы не оказаться погребенным — вместе с еретиком — под развалинами здания. В этом рассказе мы узнаем в старце-апостоле огненную рев­ность юноши Иоанна, Сына Громова. Еще одно предание сообщает, что Иоанн носил на челе золотую дщицу (pštalon) Иудейского перво­священника. Если и другие предания о Иоанне не могут быть дока­заны, то это, в буквальном понимании, конечно, не отвечает истине. Иоанн не был Иудейским первосвященником и не мог носить присво­енный этому сану pštalon, тем более, что древние писатели связывают этот образ и с другими деятелями первого христианского поколения. Но в символическом толковании, этот образ имеет глубокий смысл. Мы помним, что в Иерусалиме Иоанн был одним из столпов Иудеохристианства. С другой стороны, в Четвертом Евангелии нас пора­жают многочисленные цитаты из Ветхого Завета, а Апк. насыщен Ветхозаветными образами. Эти и другие сказания ясно говорят о том глубоком впечатлении, которое оставило по себе служение Иоанна в Ефесе. О том, что не могло быть иначе, свидетельствуют его писания, нашедшие место в Новозаветном Каноне: неисчерпаемая глубина Евангелия и исключительный диапазон учения, совмещающий отре­шенность Евангелия и красочные образы Апк.

Иные сказания могли возникнуть, как толкование Иоанновских писаний. Это касается, прежде всего, предания о Иоанне, как об апо­столе любви. Дошедшие до нас рассказы могут быть своеобразным преломлением в устном предании учения Евангелия и посланий, хотя, по существу, вполне правдоподобно утверждение, что проповедь старца-апостола ограничивалась призывом к любви, и нет ничего не­вероятного в том, чтобы он — тоже в преклонном возрасте — пред­принял изнурительное путешествие в горы для обращения ученика, ставшего разбойником. Таким же толкованием Евангелия могут быть и сказания о смерти Иоанна: передавали, что он лег в могилу живым, и что могила поднималась от его дыхания. Другая легенда утверждала, что могила по проверке оказалась пустою. Возможно и даже вероятно, что эти предания восходят к молве, вызванной загадочным словом Иисуса, и Иоанном не подтвержденной, но и не опровергнутой: "будто ученик сей не умрет" (ср. Ин. XXI, 20-23). Это предание нашло отражение даже в богослужении Православной Церкви. Совершая 26 Сентября память преставления Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, Церковь ублажает, в стихирах на "Господи воззвах", "Иоанна приснопамятного, от земли переселяющегося и земли не оставляющего, но живуща и ждуща страшное Владыки второе при­шествие".