Право, собственность, экономика

§ 15

Рассмотрение вопроса о соотношении права, собственности и экономики целесообразно начать с фрагментов из знаменитого текста К. Маркса «К критике политической экономии. Предисловие».

«Моим специальным предметом была юриспруденция, которую, однако, я изучал лишь как подчиненную дисциплину наряду с философией и историей [187]».

«Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии…Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания... На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является лишь юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке» [188].

Понятно, что в СССР взгляды Маркса на соотношение экономики и права стали официальной, «единственно верной» точкой зрения и с незначительными нюансами воспроизводились во всех касающихся этой темы текстах: «Право является в первую очередь юридическим выра­жением производственных отношений»[189]; «Зачатки юридического упрочения господствующего способа производства из области фактических имущественных (вещных) отношений, где нет еще собственно права, превра­щаются в наличное бытие права и разворачиваются в целую юридическую надстройку над экономическим базисом»[190]; категория надстройки «раскрывает местоположение правовых явлений прежде всего в отношении экономического базиса»[191]; «государство и право определяются бази­сом, как и все прочие надстроечные явле­ния»[192] и т.д.

Как и во многих других случаях, современная социальная наука, в том числе юридическая, продолжает воспроизводить прежние позиции: «Юридическая (правовая) надстройка — это совокуп­ность всех правовых явлений, определяемых, в конечном счете, экономическим базисом общества»[193]; «Категория надстройки «раскрывает местоположение правовых явлений прежде всего в отношении экономического базиса… Иными словами… правовая надстройка как философская категория показывает, что первично и что вторично»[194]… Само понятие правовой (юридической) надстройки, содержащее идею вторичности права по отношению к экономике, остается универсальным в российской юриспруденции.

Сохранившиеся догматы о характере отношения экономики и права кратко сводятся к следующему: экономика первична, право вторично, над экономическим базисом возвышается юридическая надстройка; собственность есть нечто объективное, получающее в праве свою юридическую оболочку.

Между тем, осмысление того обстоятельства, что право возникает одновременно с обществом, уже само по себе ставит под сомнение его вторичность, тем более с учетом того, что правогенез, как мы видели, является решающим фактором в становлении общества. При этом анализ механизмов правогенеза не показывает никакого влияния на него каких-либо отношений или процессов, которые можно было бы обозначить терминами «собственность» или «экономика».

Для того чтобы прояснить действительное отношение между правом и экономикой, обратимся к ключевому для данного вопроса понятию собственности. Что означает утверждение какого-либо лица, что некое x есть его собственность? Проще говоря, если кто-то говорит другому (другим) «это мое», что он хочет этим сказать? Едва ли это сложный вопрос. Когда я говорю «моё», я тем самым говорю «не твоё» (его, их и т.п.). Если все прочие субъекты признают это, значит, оно действительно моё. Собственность – это признаваемое другими право субъекта на что-либо, в принципе отчуждаемое[195]. В основе отношения собственности, таким образом, лежит договор признания, который может как фиксироваться, так и не фиксироваться специально, но фактически существовать. Если отношения между людьми по поводу вещей устанавливаются посредством силы, института собственности не существует. Если люди взаимно признают некие отчуждаемые сущности за другими лицами, то есть де-факто существует договор признания, то институт собственности существует. В этих условиях посягательство на чужую вещь есть правонарушение. Собственность, следовательно, – это правовое отношение, одна из его разновидностей. Никаких отношений собственности вне права нет.

Одним из серьезных препятствий пониманию правовой природы отношений собственности опять-таки является легизм или юридический этатизм. Поскольку не вызывает сомнений, что институт собственности возникает раньше государства, то признание собственности правоотношением разрушает базовый постулат этатизма о создании права государством.

Важно отметить также ошибочность распространенного в марксизме неразрывного или почти неразрывного соединения собственности с производством. Сама суть отношений собственности никак с производством не связана. Вовлечен ли некоторый объект в производственный процесс, произведен он, или найден, или захвачен в качестве трофея – не имеет значения для признания его в качестве собственности. Отношения собственности ни обязательно, ни в своей сущности не являются производственными отношениями. Скажем, межгрупповой дарообмен в архаических обществах, будучи проявлением отношений собственности, был – во всяком случае, в его основном содержании – не производственным отношением, как мы видели, а символом взаимного признания группами друг друга, фактором формирования и поддержания т.н. замиренной среды. Вопрос же о том, где и как происходят встреча, пересечение и взаимопроникновение института собственности и сферы производства, требует специального рассмотрения.

Как всем известно, существует экономическая наука, исследующая процессы ценообразования, движения капитала и т.п. Эта наука формулирует законы, описывающие объективное течение экономических процессов. Везде ли работают эти законы? Разумеется, нет. Они действуют только там и в той мере, где и в какой мере есть право собственности. Там, где нет права собственности, нет экономики. В волчьей стае нет экономики, как нет и права собственности. Там, где сильный (включая феодала, «правоохранителя», чиновника и т.п. или сам институт государства) может отнять у слабого все, что захочет, нет экономики. В обществах, где нет экономики, процесс социального воспроизводства, в том числе и материального производства, регулируется внеэкономическими средствами. Экономика есть система производства и движения социальных благ на основе института собственности.

Следует заметить, что сказанное относительно собственности вовсе не означает отрицания ее объективности и объективности экономических отношений. Закон всемирного тяготения работает только там, где есть тела, обладающие массой. Он не регулирует, например, изменения электромагнитного поля. Биологические законы действуют только в мире живого и не работают за его пределами. Любой закон выступает в качестве регулятора при определенных условиях. Для экономических законов таким условием является наличие права собственности. Правовая ткань, среда, инфраструктура общества являются основой (базисом, если угодно) самого существования экономики, а никак не наоборот, как это было (и во многом остается) принято считать в отечественной социальной науке.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.