Движение Е. Пугачева, его общественно-политическое значение

Канун Крестьянской войны. В 1771 г. в Москве вспыхнуло вос-

стание горожан, получившее название «Чумной бунт». Чума, начав-

шись на русско-турецком театре военных действий, несмотря на стро-

гий карантин, была занесена в Москву и косила до тысячи человек

в день. Городские власти в экстремальной ситуации растерялись, что

усилило недоверие к ним. Поводом к восстанию стала попытка мос-

ковского архиепископа Амвросия и губернатора П. Д. Еропкина уб-

рать чудотворную икону Богородицы с Варварских ворот Китай-горо-

да (тысячи москвичей прикладывались к ней). Амвросий был растер-

зан толпой в Донском монастыре. Три дня в городе бушевал мятеж.

Из Петербурга был направлен на подавление восстания фаворит импе рагрицы Г. Г. Орлов с гвардейским полком. Было убито свыше ста

человек, многие наказаны кнут ом, розгами, плетьми.

За десятилетие, предшествовавшее Крестьянской войне, историки

насчитывают более 40 выступлений крепостных крестьян. В 50—70-с

годы XVIII в. большого размаха достигло бегство доведенных до от-

чаяния крестьян от своих господ. Среди населения получили распро-

странение подложные указы и манифесты, содержавшие слухи о яко-

бы скором освобождении крестьян от крепостной зависимости. Имело

место и самозванство: есть сведения о шести случаях появления до

начала Крестьянской войны «Петров III» — двойников погибшего

в 1762 г. императора. В такой обстановке вспыхнула Крестьянская

война под руководством Е. И. Пугачева.

Е. И. Пугачев. Емельян Иванович Пугачев родился в Зимовсй-

ской станице на Дону (она была родиной и С. Т. Разина) в семье

бедных казаков. С 17 лет он принимал участие в войнах с Пруссией

и Турцией, получил младший офицерский чин хорунжего за храб-

рость в боях. Е. И. Пугачев не раз выступал в роли челобитчика от

крестьян и простых казаков, за что и был арестован властями.

В 1773 г. Е. И. Пугачев, которому был тогда 31 год, бежал из ка-

занской тюрьмы. Путь его лежал на Яик, где местным казакам он

представился как император Петр III. С отрядом в 80 казаков он

двинулся на Яицкий городок — центр местного казачьего войска.

Спустя две недели армия Е. И. Пугачева насчитывала уже более

2,5 тыс. человек и располагала 29 пушками.

Участники Крестьянской войны. Движение под руководством

Е. И. Пугачева началось в среде казачества. Особый размах придало

восстанию участие в нем крепостных крестьян, мастеровых, работ-

ных людей и приписных крестьян Урала, а также башкиров, марий-

цев, татар, удмуртов и других народов Поволжья. Как и его предше-

ственники, Е. И. Пугачев отличался веротерпимостью. Под его зна-

менами вместе сражались и православные, и старообрядцы,

и мусульмане, и язычники. Их объединяла ненависть к крепостниче-

ским порядкам.

«Удивительными образцами народного красноречия» назвал А. С.

Пушкин несколько манифестов и указов Е. И. Пугачева, дающих

представление об основных лозунгах восставших. По форме эти до-

кументы отличались от «прелестных писем» И. И. Болотникова

и С. Т. Разина. В условиях сложившегося административно-бюрокра-

тического аппарата власти вождь восставших использовал характер-

ные для нового этапа развития страны формы государственных ак-

тов — манифесты и указы.

«Жалованной грамотой крестьянству» назвали историки один из

наиболее ярких манифестов Е. И. Пугачева. «Всех находившихся

прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков» он жаловал

«вольностью и свободою», землями, сенокосными угодьями, рыбны-

ми ловлями и соляными озерами «без покупки и без оброку». Мани фсс'1 освобождал население сiраны «от податей и отягощснисв»,

«чинимых oi злодеев дворян и 1радских мздоимцев». Утопическим

идеалом общественной жизни восставших было возвращение к кре-

стьянским общинам, чья жизнь была ус i роена по казацкому образцу.

Ход Крестьянской войны. Крестьянская война началась с захва-

та отрядом Е. И. Пугачева небольших городков на Яике и осады

Оренбурга — крупнейшей крепости на юго-востоке России. Царские

войска под командованием генерала В. А. Кара, посланные на вы-

ручку Оренбурга, были разбиты. Башкиры во главе с Салаватом

Юласвым, шедшие вместе с В. А. Каром, приняли сторону

Е. И. Пугачева. Армия восставших была организована по образцу

казачьего войска. Под Оренбургом сложился штаб восставших — Во-

енная коллегия. Дисциплина и организация в войске Е. И(Пугачева

были сравнительно высокими, однако в целом движение, как

и в предыдущих крестьянских войнах, оставалось стихийным.

Отдельные отряды восставших под предводительством соратни-

ков Е. И. Пугачева — Салавата Юлаева, работных людей уральских

заводов Хлопуши и Ивана Белобородова, казака Ивана Чики-Заруби-

на и др.— захватили Кунгур, Красноуфимск, Самару, осадили Уфу,

Екатеринбург, Челябинск.

Напуганная размахом крестьянского движения Екатерина II по-

ставила во главе правительственных войск бывшего руководителя

Уложенной комиссии генерала А. И. Бибикова. Сама Екатерина II

объявила себя «казанской помещицей», подчеркнув близость интере-

сов царской власти и дворянства.

В марте 1774 г. Е. И. Пугачев потерпел поражение под Татище-

вой крепостью в районе Оренбурга, после чего начался второй этап

Крестьянской войны. Восставшие отступили на Урал, где их армия

пополнилась за счет приписных крестьян и заводских горнорабочих.

Оттуда, с Урала, Е. И. Пугачев двинулся к Казани и взял ее в июле

1774 г. Однако вскоре к городу подошли основные силы царских

войск под командованием полковника И. И. Михельсона. В новом

сражении Е. И. Пугачев потерпел поражение. С отрядом в 500 чело-

век он перешел на правый берег Волги.

Начался третий, заключительный этап восстания. «Пугачев бе-

жал; но бегство его казалось нашествием»,— писал А. С. Пушкин.

Крестьянство и народы Поволжья встретили Е. И. Пугачева как ос-

вободителя от крепостной неволи. Во главе правительственных

войск вместо умершего А. И. Бибикова был поставлен П. И. Панин.

С театра русско-турецкой войны был вызван А. В. Суворов. Отряд

самого Е. И. Пугачева двинулся вниз по Волге с тем, чтобы впо-

следствии прорваться на Дон, где он рассчитывал получить под-

держку донского казачества. В ходе движения на юг пугачевцы за-

хватили Алатырь, Саранск, Пензу, Саратов.

Последнее поражение Е. И. Пугачев потерпел после неудачной

попытки взять Царицын у Сальникова завода. С небольшим числом преданных ему людей он попы iалея укрыться за Всшои, чюбы вио-

слсдс1вии продолжать борьбу. Группа зажиточных казаков, сфсмясь

предательством заслужив милость императрицы, схвашла Е. И. Пу-

гачсва и выдала его властям. В деревянной KJICIKC Е. И. Пугачев

был отправлен в Москву. 10 января 1775 г. Е. И. Пугачев и его

ближайшие сторонники были казнены в Москве на Болотной площа-

ди. Так же жестоко расправился царизм с рядовыми участниками

восстания: по Волге и другим рекам плыли плоты с виселицами.

Раскачивающиеся на ветру трупы повешенных должны были, по

мысли карателей, запугать население страны и тем самым предот-

вратить новые выступления.

Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачева окон-

чилась поражением по тем же причинам, что и дру!ис крупные вы-

ступления народных масс: ей свойственны были стихийный харак-

тер, локальность движения, неоднородность его социального состава,

плохое вооружение, наивный монархизм, отсутствие ясной програм-

мы и цели борьбы. Крестьянская война заставила Екатерину II про-

вести серию реформ по централизации и унификации органов управ-

ления в центре и на местах и законодательному закреплению со-

словных нрав населения.

26. Власть и общество в эпоху Александра I;

Военные преобразования Александра II, совершенно изменившие облик Армии, явились одной из составных частей всех реформ Царя-Освободителя. Раньше, чем приступить к их изложению, нам необходимо напомнить в общих чертах сущность этих реформ, дав краткую характеристику и русскому обществу в том виде, в каком оно сложилось в середине XIX века.
Великие политические события первой четверти столетия, расцвет русской словесности во вторую вызвали могучее движение умов в тогдашнем обществе и вообще читавшей и мыслящей России. Этому способствовало и развитие среднего и высшего образования, понемногу становившихся общедоступными. Результатом такого обширного интеллектуального процесса явилось создание нового, как бы внесословного класса интеллигенции. Явление это было в высшей степени характерным и ярко подчеркивало огромную разницу между русским обществом и западноевропейским. Там главным мерилом, определяющим критерием был кошелек — общество создавалось по признаку материального благополучия. У нас в России в XVIII веке мерилом явилась сословность, а в XIX общество создавалось по признаку интеллектуальности. Русская «интеллигенция» не имела ничего общего с западноевропейской «буржуазией». В Европе интеллектуальность, универсальная культура — удел очень небольших замкнутых кружков, у нас же она затронула самые широкие круги.
С самого начала — еще в сороковых годах — в интеллигенции наметилось два основных течения. Одно из них искало света на Западе, наивно преклоняясь перед всем тем, что носило европейский «штамп», и хуля все русское — ненавистные «русские порядки» в первую очередь. Другое течение, наоборот, отстаивало русскую самобытность; считало раболепство перед духовно нищей Европой унизительным и вообще бессмысленным, указывало на все глубокое различие основ русской культуры от западной и вообще считало Запад «прогнившим».
Представители первого течения — сторонники благоговейного равнения по границе — получили название «западников», представители второго течения — патриархально-националистического — «славянофилов». Западники отстаивали начала рационалистические — славянофилы ратовали за начала спиритуалистические.

Борьба этих двух течений закончилась полной победой западников, к которым примкнула огромная часть интеллигенции, завороженной модными рационалистическими теориями западной философии, преимущественно немецкой. От Вольтера, чрез Гегеля — к Марксу — таков был путь «передовых» (какими они себя искренне считали) мысливших русских людей.
Значение славянофилов постепенно сошло на нет. В этом виноваты, главным образом, они сами, не сумев создать прочной базы своему учению, не разработав его научно. Им не хватало «диалектики» их противников, а самое главное, не хватало государственного образа мыслей (которым так или иначе были наделены «петербургские столоначальники» — объект добродушного брюзжания московских славянофильских кружков). Государственные идеи славянофилов поражают своей наивной, чисто детской трактовкой. Сознавая все капитальное значение Православной Церкви в истории Русского Государства, они не сумели сделать вывода, который сам напрашивался: необходимости освобождения Церкви от гнета светской власти, гнета, парализовавшего всю церковную жизнь страны. Отдавая себе отчет в огромных преимуществах самодержавно-монархического строя как единственно возможного для России, они в то же время смотрели не вперед — на охватившую два континента Империю, а назад — на прогнившее царство дьяков-крючкотворцев XVII века упадочной эпохи Царя Алексея. У славянофилов не было мехов для их прекрасного по качеству вина. Их движение запоздало на полстолетия, а то и на больше — русское общество середины XIX века считало уже себя «слишком ученым» для того, чтобы им удовлетвориться. По той же причине правительство Александра II (а затем и Александра III) не придавало советам славянофилов никакого значения — неумелая и «негосударственная» трактовка обесценивала в глазах «столоначальников» самую сущность идеи.
Пятидесятые и особенно шестидесятые годы характеризовались стихийным «левением» русского общества, превращением его из «оппозиционного» в «революционное». Стоило лишь объявиться в Европе какому-нибудь радикальному материалистическому учению, как неизменно русская общественность оказывалась на «левом» его крыле. Антигосударственные теории охватывали это духовно неокрепшее общество с быстротой пожара, охватывающего сухой валежник.
Разрушительные микробы не встречали никакого противодействия в общественном организме. Интеллигенция вырывала из себя, втаптывала в грязь все, что было в ней как раз самого ценного и сильного — свое национальное лицо, свою национальную совесть, свое русское естество. Вырвав, вытравив из себя все свое, природное, Русское, более того — прокляв его, русская интеллигенция сама себя обезоружила, сама лишила свой организм сопротивляемости. И семена убогого, псевдонаучного материализма дали бурные всходы на этой морально опустошенной ниве. Русский радикальный интеллигент уподобился сибирскому инородцу — остяку либо тунгусу, падкому до «огненной воды» и гибнущему от нее на третьем поколении по той причине, что его организм лишен сопротивляемости ее разрушительному эффекту. «Огненная вода» Бакунина и Маркса и привела к гибели этих образованных (подчас даже ученых) «дикарей», на четвертом их поколении. Противоядие совершенно отсутствовало, у русской радикальной интеллигенции не было в прошлом пятнадцати веков рационалистической римской культуры, позволившей Западу преодолеть марксизм. Духовную же сокровищницу Православия она проглядело…
В более «умеренных», то есть не столь радикально-революционных кругах господствовало преклонение пред европейским либерализмом. Материализм и марксизм тут осуждать боялись из страха прослыть «отсталыми» (смертный грех, которого русское общество больше всего боялось и никогда не прощало). Однако главной идеей этих кругов была мистика Прогресса (с большой буквы), мистика, проникшая и в правительственные и даже в высшие военные сферы. Преклонение перед Европой и здесь составляло основу мышления, с той только разницей, что если радикальные, революционные круги вбирали в себя отбросы европейской мысли с надеждой превзойти учителей, «сказать миру новое слово» и засадить человечество в свиной хлев усовершенствованного в России марксизма, то вожделения кругов либеральных были более скромными. Они не тщились «сказать миру новое слово», все помыслы их были направлены к тому, чтобы «идти вровень с веком», «подняться до уровня Европы». Своего русского естества здесь стеснялись, национализм считали «зоологическим понятием». Все русское огульно осуждалось, объявлялось «отсталым». Создался культ некоего гуманного, просвещенного, мудрого сверхчеловека — «европейца», типа, на Западе в действительности не существовавшего.
Реформы Царя-Освободителя совпали с этим стихийным процессом «полевения» общества. Они не только не остановили его, но косвенно даже способствовали ему…
Главной реформой было уничтожение рабства. Эта капитальная реформа носила, однако, половинчатый характер. Крестьяне освобождались без земли, точнее, без своей земли. Заветная их мечта не получила осуществления — земля осталась за «миром» — общиной (известную отрицательную роль сыграли здесь славянофилы, доказывавшие, вопреки самой природе, что аграрный коммунизм свойствен русскому крестьянству). В первые же недели по объявлении воли сказались последствия этого рокового заблуждения. Повсеместно происходили бунты крестьян, утверждавших, что «господа настоящую золотую грамоту о воле утаили», а пустили подложную — «без царской печати и без земли». Более чем в 200 случаях пришлось прибегнуть к вызову воинских команд и применению оружия. Убитые и раненые в ту весну 1861 года считались сотнями во всех концах России. Разорив дворянство, реформа не удовлетворила чаяний крестьянских масс, не утолила их земельной жажды. Ненависть крестьян к помещику с тех пор лишь усилилась.
Судебная реформа 1864 г. даровала «суд скорый, правый и милостивый», равный для всех сословий. Характерной чертой русского суда являлась его неподкупность и редкая независимость, столь отличавшая его от продажной западноевропейской магистратуры, целиком находящейся в руках политических партий, финансовых кружков и политической полиции.
Наконец, земская реформа вводила широкую и либеральную децентрализацию страны. Императорское правительство добровольно уступило русскому обществу, русской общественности все те отрасли, где, по его мнению, общественная деятельность могла оказаться полезнее правительственной деятельности (в силу того, что «местный лучше судит»). Такой широкий либерализм на много десятилетий опередил «передовую Европу» (где о подобной децентрализации и частной инициативе не смели и мечтать). Но им сразу же злоупотребила русская либеральная и радикальная общественность. В ее руках земский аппарат оказался мощном антиправительственным орудием.
Все эти реформы явились слишком поздно. Освобождение крестьян запоздало на полстолетия. Манифест «Осени себя крестом, православный народ» должен был быть прочтен Александром Благословенным в тот рождественский сочельник, когда на льду Немана его верная армия служила благодарственный молебен о избавлении Отечества от двадесяти язык. 19-го же февраля 1861 года надлежало провести «столыпинскую» реформу отрубов 1911 года, тоже запоздавшую, по меньшей мере, на полстолетия.
Одновременно с этими правительственными мероприятиями и общественными сдвигами огромными шагами развивалась экономическая жизнь страны. За одно какое-нибудь десятилетие 1861–1870 Россия стала неузнаваемой. Была сооружена внушительная ж. д. сеть («железнодорожная горячка» конца 60-х и начала 70-х гг.). Создалась промышленность — возник петербургский фабрично-заводской район. Создался и совершенно новый класс населения — городской пролетариат. Бывшие дворовые и крепостные крестьяне массами потянулись за заработком «на фабрику» в города. Утратив мало-помалу связь с землей, приобретя «городские» привычки, класс этот не мог их удовлетворить по скудости средств. Отсюда родилась зависть и ненависть к «богатым», жизнь которых протекала на виду этих деклассированных крестьян — вчерашних рабов помещика, сегодняшних рабов машины, мало-помалу ставших понимать обреченность и беспросветность своего существования. Так возникло «классовое самосознание», обострившееся к тому же невыносимыми условиями жизни и работы этого пролетариата (отметим хотя бы эксплуатацию детского труда, ужасную и бесконтрольную).
Шестидесятые годы, знаменовавшие собой наступление «века пара и электричества» и торжество «прогресса», можно сравнить лишь с концом девяностых годов XVII века и началом семисотых… Рушились вековые устои Святой Руси, исчезали крепкие патриархальные нравы и обычаи, сохранявшиеся в народе еще в Николаевские времена. Происходила всеобщая ломка и всеобщая нивелировка.
Но эта ломка и эта нивелировка ничуть не заполонили той пропасти, что создалась при Петре I между обществом и народом, когда-то составлявшими единую Русскую Нацию. Наоборот, пропасть эта стала шире и глубже. Социальные противоречия еще более обострились. Капитальным же событием, определившем жизнь России на три четверти столетия, следует считать одновременный процесс кристаллизации двух новых классов: «на верху» — интеллигенции, «на низах» — пролетариата.
Нарождался «социал», вначале незамеченный Правительством, впоследствии им недооцененный.
Севастополь исцелил русскую внешнюю политику от мистицизма. Священный Союз канул в вечность. Идеализм, однако, остался, и политика наша носила все это царствование характер сентиментальный и переменчивый, в зависимости от случайных настроений. Руководящая идея в русской внешней политике совершенно отсутствовала, и канцлера Горчакова нельзя даже издали сравнить с его замечательными современниками: Бисмарком, Кавуром, Андраши и Дизраэли, мастерски заправлявшими европейской политикой за счет России…
С Австрией отношения раз навсегда испортились, с Францией они стали натянутыми, с Англией все время можно было ожидать разрыва. Все дружеские излияния петербургского кабинета обратились в Берлин — столицу «нашего традиционного друга». Традиционный этот друг не замедлил использовать в своих целях такой выгодный для него оборот дел.
Период с 1863 по 1875 г. явился расцветом тесной русско-прусской дружбы, далеко выходившей за рамки простого дипломатического союза. С русской стороны дружба эта носила характер прямо задушевный, с прусской — Вильгельм I лично платил своему царственному племяннику тем же…
Военные преобразования Александра II мы можем разделить на два периода — переходный «домилютинский» и основной «милютинский». Первый период — частичные реформы в рамках старой николаевской армии, второй — создание армии нового типа.
Первые мероприятия нового царствования имели целью раньше всего облегчить ставшее непосильным для страны бремя военных расходов. Решено было произвести сокращение непомерно разросшейся вооруженной силы, увеличив в то же время ее боеспособность, — пожертвовать в количестве, выиграть в качестве.
Еще осенью 1855 года, после падения Севастополя, была учреждена «Комиссия для улучшений по воинской части» под председательством главнокомандующего Гвардией и Гренадерами ген. гр. Ридигера. Старик Ридигер — лучший боевой генерал Императора Николая Павловича, сразу вошел в суть дела, усмотрев главнее зло в чрезмерной централизации нашей военной системы, умерщвляющей всякую инициативу. Ридигер наметил ряд мероприятий по децентрализации — в первую очередь увеличение прав и ответственности командиров и дивизий, предоставление им возможно больше самостоятельности. Осуществить все эти мероприятия победителю Гергея не пришлось — он умер уже в 1856 г.
К 1 января 1856 г. сухопутные силы России составили круглым числом 37000 оф. и 2226000 н.ч.. из коих 32500 оф., 1742.000 н.ч. регулярной армий. За время войны с 1853 пo 1855 г. было поставлено 866000 рекрут, призвано 215000 бессрочно отпускных, образовано наряду с 31 полев. пех. д-ей еще 11 рез. пех. д-ии к-са — Гв. Резервный и Балтийский.
Коронационным манифестом 1856 г. Имп. Александр II отменил рекрутские наборы на три года. Одновременно срок действительной службы был с 19 лет сокращен на 15. В этом году уволено «вчистую» 69000 чел., в бессрочный отпуск 421000 (гл. обр. севастопольцев, которым месяц считался за год). Расформированы 4 рез. дивизии, а остальные 7 приведены в кадровый состав. Кроме того распущено ополчение, не принесшее России в эту войну никакой пользы, и большая часть казачьих войск. С 2300000 вооруженные силы сведены на 1300000…
К 1862 г. армия мирного времени составила 800000 чел. — в три раза меньше росписи 1856 г. и в полтора раза меньше штатов мирного времени предыдущего царствования. Средний возраст солдата был около 35 лет — моложе 27 л. людей вообще не было, т.к. наборов не производилось шесть лет…
Из штатов Армии исключены упраздненные кантонисты и пахотные солдаты — последние остатки поселений.
Для приведения всей Армии на военное положение требовалось 6 месяцев.
Братья Государя получили высокие назначения. Вел. Кн. Константин Николаевич был назначен генерал-адмиралом, Вел. Кн. Михаил Николаевич — ген.-фельдцехмейстером, а после смерти ген. Ростовцева (в 1861 г.) и гл. н-ком военно-учебных заведений…
Центр тяжести всех намечавшихся преобразований заключался в этой общей децентрализации. Проведение ее оказалось делом многотрудным. Назначенный министром по уходе на покой в 1856 г. фельдм. кн. Чернышева ген. кн. Долгорукий 1-й уже через несколько месяцев был заменен ген. Сухозанетом 2-м (брат известного н-ка Академии). Сухозанет 2-й пробыл военным министром с 1856 по конец 1861 г. При всех своих хороших качествах строевого командира он не обладал, однако, достаточно широким кругозором и был несомненным рутинером, усвоив формы, но не будучи в состоянии проникнуться основной идеей намеченной Ридигером децентрализации.
В конце 1861 г. Сухозанет получил назначение в Польшу, а 9-го ноября на его место был назначен ген. Милютин.
Человек в высшей степени просвещенный, гуманный и образованный, ген. Д.А. Милютин обладал выдающимися административными способностями. Его противники видели в нем «кабинетного человека». Упрек, по форме не совсем обоснованный, — Милютин обладал боевым опытом Кавказской войны, где был ранен и где в конце концов занимал должность н-ка штаба Кавказской Армии при кн. Барятинском. По существу, он был безусловно человеком «кабинетного образа мыслей» и бюрократической складки. Воспитанник частного гражданского пансиона и московского университета, он, имея военный ум, не имел военной души, военного сердца, строевой жилки. Благодаря этому, ему не удалось стать вторым Румянцовым, а сообщенный им Русской Армии «нестроевой» уклад не принес ей счастья.
Милютин посмотрел на дело преобразования Армии очень широко, расширив и углубив идеи Ридигера.
В ноябре состоялось его назначение, а через два месяца, 15-го января 1862 г., он представил Государю свой знаменитый доклад, имевший последствием коренное преобразование всей военной системы России.
Отметив весь вред, принесенный войскам чрезвычайной децентрализацией их управления, Милютин предложил упразднить все высшие строевые инстанции — штаб 1-й армии и корпуса. Мотивировал он эту реформу тем, что, как показал опыт последних войн, корпуса, в силу своей громоздкости (3 д-ии по 16 б-нов) все равно никогда не применялись в полном составе на театре войны и из войск всегда приходилось составлять «отряды», сила которых соответствовала поставленной им цели. Т. обр. язву нашей военной системы — «отрядомании» — Милютин делал нормальным порядком вещей. Высшим административным соединением мирного времени Милютин полагал иметь дивизию. Децентрализацию он решил начать с Военного Министерства, сохранив за ним лишь общее направление и контроль, и возложить исполнительную часть на особые местные органы — Военные Округа.
Военный Округ должен был явиться связующим звеном между центром и войсками. Начальник его — командующий войсками — имел права к-ра отдельного к-са (командующего армией) и сочетал в себе также обязанности военного ген. губернатора и н-ка внутренней стражи.
Это — существенная часть записки и существенная часть произведенной на ее основании реформы.
Переходя к устройству войск, Милютин подчеркнул ту аномалию, что Россия, содержа в мирное время вдвое, а то и втрое больше войск, чем первоклассные европейские державы — Пруссия, Австрия и Франция, — в военное время еле выставляет столько же войск, сколько каждая из этих держав. В мирное время у нас 766000 чел., по штатам военного времени определено иметь 1377000. Разница между штатами мирного и военного времени составляет 611000 чел., но ее нечем заполнить. Обученного запаса (бессрочных) имеется всего 242000, после того как значительное количество было вновь поставлено под знамена в 1859 г. Остальные 369000 будут т. обр. необученные рекруты. В действительности мобилизованная армия сможет составить только 769000 бойцов — т.е. столько, сколько выставляют Пруссия и Австрия — государства, уступающие России своими ресурсами во много раз.
Для искоренения этих опасных недочетов Милютин решил обратить особенное внимание на организацию запаса армии, накопление резервов и сокращение числа нестроевых. В этой последней области он наметил упразднение к-са Внутренней Стражи и сокращение местных войск.
В том же 1862 году приступлено к постепенному расформированию всех существовавших корпусов (Гв., Грен., I–VI пех., Кавказского, I–III кавал.) и осенью образовано четыре Военных Округа — Виленский, Варшавский, Киевский и Одесский. Польский мятеж 1863 г. временно приостановил военно-административную реформу, но уже в следующем 1864 г. учреждены Округа Финляндский, С.-Петербургский, Рижский, Московский, Казанский и Харьковский — и вся Европейская Россия включена в военно-окружную систему. В 1865 г. образованы Кавказский, Оренбургский, Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский Округа, а в 1867 г. в только что завоеванной Средней Азии — Туркестанский (создание округов шло т. обр. с запада на восток и в первую очередь были устроены пограничные).
Одновременно с упразднением корпусов в пехоте упразднены бригады. Командир дивизии (переименованный в «начальника дивизии») имел лишь одного «помощника н-ка д-ии, в Гвардии состоящего при н-ке д-ии». Количество пехотных генералов было этим сокращено на треть.
Объявленный в январе 1863 г. первый за семь лет рекрутский набор послужил сигналом к польскому мятежу. Этот последний вызвал резкий конфликт с Англией, Францией и Австрией — и в предвидении войны Армия было приведена на военное положение.
Было образовано 19 новых дивизий с 22-й по 40-ю. Запасные батальоны пех. полков составили резервные полки соответственных пех. полков, но уже осенью получили собственные наименования. К 1 января 1864 г. в Армии считалось 1137000 чел. Гвардейские и грен. п-ки были тоже приведены в 3 б-нный состав и сформированы крепостные войска. Все пехотные и кав. полки получили нумерацию.
В 1861 г. была произведена частичная демобилизация, но все новосформированные пех. д-ии оставлены и вооруженные силы России составили 31700 оф. и 905000 н.ч. Численность их затем еще более сократилась благодаря сравнительно слабым наборам, интенсивным увольнениям в запас и сокращению в 1868 г. срока службы с 12 на 10 лет. В 1870 г. уже было всего 24800 оф. и 683000 н.ч. С 1871 г. стали производиться сильные (по 130–150000) наборы — и уже в 1871 г. в Армии было 734000 н.ч.
Шестидесятые годы ознаменовались еще другой реформой — военно-учебной.
Воспитанный в частном пансионе, не имевший солдатского сердца, Милютин видел в военно-учебном деле лишь одну сторону — образовательную. Но он прошел мимо другой, главной, стороны — воспитательной, совершенно ее не заметив. Он думал, что штатский гувернер вполне заменит офицера-воспитателя, и не понимал всей важности быть «смолоду и всей душой в строю».
В 1863 г. последовал полный разгром кадетских корпусов. Из 17 оставлено 2 — Пажеский и Финляндский. Остальные преобразованы: 12 — в «военные гимназии», 3 — в пехотные военные училища — Павловское, Константиновское в Петербурге и Александровское в Москве. В эти военные училища были соединены специальные классы упраздненных корпусов. «Военные гимназии» были заведениями с чисто гражданским укладом жизни: в них отменены строевые занятия, роты названы «возрастами», упразднены звания фельдфебелей и вице-унтер-офицеров. Офицеры-воспитатели в значительной степени заменены штатскими.
Милютин показал себя в этой неудачной реформе плохим психологом. В прекрасных николаевских корпусах (где один воспитатель приходился на трех кадет) учили немногим хуже, а воспитывали гораздо лучше, чем в гражданских учебных заведениях. Из них выходили цельные натуры, твердые характеры, горячие сердца, с ясным, твердым и трезвым взглядом на жизнь и службу. В эпоху разложения общества, какой явились 60-е и 70-е годы, ими, старыми корпусами с их славными традициями, надо было особенно дорожить.
В корпусах воинский дух развивали смолоду. В военных же гимназиях штатские воспитатели стали развивать в питомцах тягу в университет. Те же, кто попал в училища, представляли совершенно сырой, необученный материал. От всего этого Армия только проигрывала.
Военные училища покрывали своими выпусками немногим более трети ежегодной потребности Армии в офицерах. Большую часть офицерского состава давали производства из юнкеров, наименованных Милютиным «вольноопределяющимися». Юнкера эти, по определению просвещенного нашего военного министра, «коснели в невежестве, не получив никакого воспитания». Поэтому с 1864 г. для их подготовки стали учреждаться окружные юнкерские училища, при штабах округов, с годичным курсом, выпускавшие в армию прапорщиков, тогда как военные училища с двухлетним курсом выпускали подпоручиков. Питомцы этих юнкерских училищ — главная масса строевого армейского офицерства — по службе, как правило, далеко не шли. Юнкерские училища комплектовались как вольноопределяющимися, так и воспитанниками «военных прогимназий» с 4-классным курсом. Всего было учреждено 16 юнкерских училищ (11 пех., 2 кавал., 2 смешанных и 1 казачье). Артиллерия и инженерные войска пополнялись исключительно из училищ.
Военная Академия, наименованная в 1856 г. в память своего основателя Николаевской Академией Ген. Штаба, получила ряд преимуществ. В этом направлении особенно многое сделали ген.-ад. Ростовцев — один из главных деятелей реформ Царя-Освободителя и дежурный генерал Штаба Армии Герштенцвейг. В Академию разрешено принимать неограниченное количество слушателей, должности адъюнктов в войсковых и окружных штабах и управлениях были предоставлены исключительно офицерам ген. штаба. Сам Главный Штаб, однако, был поставлен Милютиным в полнейшую подчиненность Военному Министерству, превращен в один из министерских канцелярских «столов». В 1868 г. Милютиным было составлено новое Положение о полевом управлении войск, заменившее старое, «централизаторское», Положение 1846 г. Оно поражает своим бюрократическим духом, преобладанием канцелярского элемента над собственно штабным и штабного над строевым. За все время существования регулярной Русской Армии здесь в первый раз ни словом не упомянуто о Монархе. Зато с избытком упомянуто о Министре: весь «полевой штаб» Действующей Армии есть не что иное, как исполнительный орган Военного Министерства, и все Положение клонится к тому, чтобы главнокомандующим был назначен военный министр. Те же идеи будет проводить впоследствии и ген. Сухомлинов.
Самая война ведется, согласно Положению, импровизированными каждый раз для данной цели «отрядами». Если все наши Положения характеризовать лапидарными определениями, то к милютинскому подойдет определение «канцелярско-отрядного». Бюрократическое управление войсками, импровизационное вождение войск. Все это дало Эски Загру и три Плевны…
Венцом всех реформ явилось введение 1-го января 1871 г. всесословной воинской повинности. Почва для этой реформы была подготовлена уже давно — с 19 февраля 1861 г., ничто ей не препятствовало, но наше Военное Ведомство не торопилось с ее введением. Война 1870–71 гг. — победы вооруженного и организованного германского народа над полупрофессиональной армией ветеранов Второй Империи и необученным ополчением юной Третьей Республики заставили серьезно взяться за проведение этого насущного мероприятия.
Слово «повинность», к сожалению, сохранилось и в новом Уставе, согласно которому военнообязанным являлся каждый русско-подданный, достигавший 21 года Общий срок службы определен в 15 лет: 6 в строю, 9 в запасе (на 35 году жизни запасный увольнялся т. обр. «вчистую»).
Устав о всеобщ. воин. пов. предусматривал самые широкие льготы по семейному положению. Половина военнообязанных, подходивших под эти льготы, вообще. сбрасывалась со счетов. Явке в воинские присутствия подлежала лишь другая половина, из коей в войска назначалось опять-таки менее половины, причем благодаря системе жеребьевки под знамена далеко не всегда попадал физически лучший элемент. При этой системе обширные человеческие ресурсы России за сорок лет с 1874 no 1914 г. были использованы ниже посредственного. Военное Ведомство оказалось не в состоянии их утилизировать, произвести их надлежащий отбор.
Исследователя этого Устава не может не поразить огромный размер льгот по образованию. Введя эти льготы, Милютин преследовал цель содействовать народному образованию — цель, конечно, благую. Однако при этой системе наиболее ценный в интеллектуальном отношении элемент хуже всего был использован (вольноопределяющиеся 1-го разряда служили всего 6 мес. — ясно, что из них могли получиться лишь очень посредственные прапорщики запаса).
Заимствовав от пруссаков форму идеи, Милютин не заимствовал ее духа. В Германии (а затем и во Франции) никто не имел права занимать казенной должности, и даже выборной, не имея чина или звания офицера или унтер-офицера запаса. Через ряды армии там пропускалось в