Ha чемъ основывалъ Загурскій свои приговоры ?

По приговору Загурскаго былъ среди множества казненъ также священникъ Романъ Березовскій и судившіеся одновременно тЪмъ же Загурскимъ Кобылянскій и Жабякъ.

Теперь хотимъ описать, какъ дЪйствительно обстояло дЪло съ этимъ священникомъ. Уже послЪ повЪшенія Загурскимъ выше названныхъ трехъ человЪкъ дЪло поступило въ другой военный судъ, въ военно-полевой судъ краевой обороны въ СтрыЪ, который 17-го января 1918 года отмЪнилъ приговоръ на повЪшенныхъ въ полномъ его основаніи у вынесъ оправдательный приговоръ.

Разсмотримъ прежде всего поводы, которые свидЪтельствуютъ о невинности священника Березовскаго. Изъ актовъ судебнаго разбирательства ц. и к. ко-анды г. Львова въ МукачевЪ установлено, что обжалованные перешли границу возлЪ Сеничева, долинскаго уЪзда въ ГаличинЪ и тамъ были арестованы австро-угорскими военными патрулями по подозрЪнію въ шпіонствЪ. При обжалованномъ свящ. Березовскомъ нашли:

1) Карту Угорщины, Галичины и Буковины изъ школьнаго атласа Козена;

2) Записки о количествЪ австрійскихъ войскъ въ дЪйствующей арміи по отдЪльнымъ частямъ;

3) НЪсколько коробокъ спичекъ австрійскаго и угорскаго происхожденія;

4) Сумму въ 276 коронъ 16 геллеровъ.

Защитникъ поддерживаетъ оправданіе подсудимаго передъ военнымъ судомъ, который отрицаетъ, будто у него было какое, либо намЪреніе заниматься шпіонажемъ и вовсе не чувствуетъ себя виновнымъ. Въ свое оправданіе онъ подаетъ, что перешелъ угорскую границу потому, что хотЪлъ, опасаясь русскихъ войскъ, попасть въ Угорщину, которую считалъ болЪе безопасной, чЪмъ была Галичина. Изъ дому выЪхалъ уже вечеромъ и только ночью нашелся на угорской территоріи. Онъ отрицалъ, будто бы былъ москвофиломъ, и утверждалъ, что принадлежалъ къ украинской партіи. Относительно найденной при немъ карты утверждалъ, что она взята имъ изъ атласа, купленнаго его отцомъ; на ней онъ не дЪлалъ никакихъ знаковъ. Изъ любопытства спрашивалъ, сколько человЪкъ имЪется въ одномъ корпусЪ. Относительно спичекъ онъ объяснилъ, что двЪ коробки были имъ куплены въ ДолинЪ, a одна въ СеничевЪ. На вопросъ, почему находившіяся при немъ деньги были раздЪлены на отдЪльныя суммы, заявилъ, что случилось это вслЪдствіе размЪна по пути.

Изъ показаній свидЪтелей Іосифа Охримовича, Семена Даниловича, Тимофея Березовскаго, Василія Кулика, Маріи Чегуты, Ивана Безрукаго, Романа Чернецкаго, Іосифа Лозинскаго, Ярослава Роснецкаго, Іосифа Сгараго и изъ доклада жандармскаго поста въ ЖуравнЪ явствуетъ со всей положительностью, что приговоренный къ смерти Романъ Березовскій былъ по убЪжденію украинофилъ и, какъ таковой, пользовался безупречнымъ мнЪніемъ, затЪмъ что, ввиду носившихся слуховъ о преслЪдованіи русскими украинофильствующихъ священниковъ, имЪлъ почти болЪзненный страхъ и опасенія передъ ними и что вслЪдствіе этого при приближеніи русскихъ войскъ бЪжалъ изъ своего прихода въ Протчахъ; какъ бЪженецъ, онъ прибылъ въ Сеничевъ и оттуда опять въ виду ходившихъ слуховъ о приближеніи казаковъ, съ большой поспЪшностью и испугомъ ушелъ къ угорской границЪ, чтобы не попасть въ руки русскихъ.

Изъ показаній Маріи Даниловичъ и Романа Чернецкаго можно заключить, что казненный Романъ Березовскій непосредственно передъ своимъ бЪгствомъ изъ Протчъ захватилъ съ собой изъ церковной кассы сумму 200—300 кор., состоявшихъ изъ мелкихъ денегъ, въ томъ числЪ изъ 10 и 20 банкнотовъ.

Изъ показаній свидЪтелей Маріи Даниловичъ, Семена Даниловича, Евгеніи Вольманнъ и Соломона Геллера слЪдуетъ, что въ СеничевЪ и въ окрестности, одинаково до войны, такъ и въ критическій моментъ, можно было получить спички угорскаго издЪлія. Ввиду этого объясненіе Романа Березовскаго, что онъ перешелъ угорскую границу только изъ опасенія передъ русскими, несомнЪнно вЪрное и уже тЪмъ самымъ обосновано отсутствіе намЪренія шпіонажа.

Несмотря на это, военный судъ занялся изслЪдованіемъ найденной при Березовскомъ карты и записокъ о количествЪ войскъ дЪйствующей арміи и согласно существующихъ предписапій вызвалъ офицера ц. и. к. генеральнаго штаба, какъ знатока, для объясненій и принятыхъ военнымъ судомъ заключеній. На картЪ обозначенъ пунктами путь, избранный русскими для передвиженія вглубь Галичины и для эвентуальнаго ихъ дальнЪйшаго похода черезъ Карпаты и черезъ провинціи угорской короны по направленію къ сербскому королевству.

На основаніи опредЪленій знатока, военный судъ установилъ, что на относительной картЪ не видно обозначенія дороги. Находящіяся на ней подчеркнутыя мЪста не стоятъ съ собою въ связи, находятся въ каждомъ школьномъ атласЪ, а сдЪланы безъ всякой опредЪленной цЪли; съ военной точки зрЪнія они не имЪютъ ни малЪйшаго значенія; съ другой стороны, мЪстности, весьма важныя въ стратегическомъ отношеніи, вовсе не подчеркнуты. Изъ объясненій знатока слЪдуетъ также, что эта карта въ военномъ и тактическомъ отношеніяхъ не имЪетъ стоимости, и совершенно исключено, чтобы изъ нея можно было узнать подробности о военныхъ операціяхъ.

Относительно записокъ слЪдуетъ отмЪтить, что въ нихъ опредЪляется составъ одной бригады въ четыре полка, одной дивизіи — въ четыре бригады. Уже изъ этихъ чиселъ, не отвЪчающихъ фактическому соотношенію, можно заключить, что записки не служили для цЪлей шпioнажa, независимо отъ того, что согласно опредЪленію знатока русскіе въ этомъ отношеніи вовсе не нуждались въ разъясненіяхъ.

Ясно, что относительно шпіонства не было ни малЪйшаго подозрЪнія и что абсолютная невиновность этого человЪка была положительно очевидна.

Dzennik Ludowy, Nr. 220.

Отъ 20 декабря 1924.

Жабякъ и Кобылянскій.

Въ слЪдующихъ двухъ жертвахъ пана Загурскаго - Кобылянскомъ и ЖабякЪ—трудно найти преступленіе. Кобылянскій имЪлъ при себЪ 100 коронъ и коробку спичекъ съ угорскимъ ярлычкомъ и абсолютно ничего больше. Послушайте, что сочинилъ панъ Загурскій:

Обжалованные Кобылянскій и Жабякъ были въ то же время арестованы патрулемъ на угорской границЪ. Оправдывались они желаніемъ освЪдомить австрійскія войска, a именно военныя заставы, расположенныя нa галицко-угорской границЪ, что возлЪ Сенечола видны русскія войска. Такъ какъ свидЪтели: поручикъ Coervoes, подпоручикъ Szerdahaly, Szuets и Buri показали, что обжалованные Кобылянскій и Жабякъ старались пройти мимо австро-угорскихъ форпостовъ и при встрЪчЪ съ ними дрожали, что, въ свою очередь, сейчасъ возбудило подозрЪніе, ввиду чего военно-полевой судъ пришелъ къ заключенію, что желаніе увЪдомить австро-угорскіе пограничные форпосты о появленіи русскихъ войскъ въ окрестности Сенечола должно было послужить имъ отговоркой въ случаЪ, если бы не могли обойти австрійскихъ форпостовъ.

Къ такому заключенію пришелъ военно-полевой судъ тЪмъ болЪе, что на основаніи показаній свидЪтеля, подпоручика Szerdahaly установлено, что заявленіе подсудимыхъ, которое должно было оправдать переходъ угорской границы черезъ крутыя горы, было выдумано, особенно потому, что въ это время не было видно русскихъ войскъ въ окрестности Сенечола. ІІодсудимые Кобылянскій и Жабякъ сознали на разбирательствЪ передъ военно-полевымъ судомъ, что они видЪли по пути Березовскаго, слЪдовавшаго ва ними въ отдаленіи около 200 шаговъ, но не могли объяснить, почему онъ шелъ за ними. Эти показанія призналъ военно-полевой судъ достовЪрными, особенно потому, что на основаніи показанія поручика Coetvoes установлено, что Кобылянскій пытался защитить Березовскаго тЪмъ, что онъ также желалъ извЪстить пограничныя австро-угорскія стражи о вступлеиіи Русскихъ войскъ въ окрестность Сенечола, Это заявленіе стоитъ въ яркомъ противорЪчіи съ предыдущими показанінми Кобылянскаго и Жабяка, согласно котораго они не знали, почему Березовскій въ то самое время намЪривался перешагнуть черезъ крутыя вершины угорскую границу, какъ тоже съ защитой Березовскаго, который не хочетъ ничего знать о намЪреніи увЪдомить пограничныя угорскія стражи.

Военно-полевой судъ пришелъ къ заключенію что эти трое обжалованныхъ дЪйствовали взаимно въ согласіи и старались другъ другу взаимно помогать. Во время очной ставки на главномъ разбирательствЪ обжалованные Кобылянскій и Жабякъ старались свои показанія, несовпадающія съ показаніями Березовскаго, всегда согласовать съ его показаніями, хотя къ этому не было бы надлежащаго повода, если бы Березовскій былъ для нихъ совершенно чужой. КромЪ того, надо отмЪтить, что показаніе всЪхъ трехъ обжалованныхъ совпадаютъ въ томъ направленіи, что Березовскій и Кобылянскій побывали на приходствЪ въ СенечолЪ раньше, чЪмъ Кобылянскій и Жабякъ.

Эго обстоятедьство было для военно-полевого суда доказательствомъ, что обжалованные Березовскій и Кобылянскій до ухода изъ Сеничева свой планъ точно обдумали и выдумали эвентуальное заявленіе для необойденныхъ пограничныхъ карауловъ.

У Кобылянскаго найдено 100 кор. Такъ какъ Кобылянскій не имЪетъ имущества и получаетъ жалованіе около 50 коронъ въ мЪсяцъ, и не могъ объяснить, почему носитъ при себЪ такъ значительную сумму, которая для него составляетъ имущество, военно полевой судъ счелъ доказаннымъ, что найденная у него сумма была опредЪлена на предательскую цЪль, a именно на подкупъ русскаго руссофильски настроеннаго населенія пограничнаго округа Угорщины, и обжалованный Кобылянскій хотЪлъ пробраться черезъ границу въ сЪверную Угорщину, чтобы тамъ найти сообщниковъ и шпіоновъ для наступающихъ Русскихъ войскъ. Къ этому убЪжденію пришелъ военно-полевой судъ на томъ основаніи, что подсудимый Кобылянскій находился въ тЪсной связи съ Березовскимъ, который, какъ это доказано, обязательно долженъ считаться Русскимъ шпіономъ.

Противъ Кобылянскаго свидЪтельстуютъ еще найденныя при немъ угорскаго происхожденія спички, какихъ въ СеничевЪ нельзя получить, что оффиціально удостовЪрено. Кобылянскій утверждаетъ, что именно въ СеничевЪ недавно эги спички купилъ. Такъ какъ Кобылянскій отрицаетъ, будто бы въ посдЪднее время перешелъ угорскую границу, a спички угорскаго происхожденія доказываютъ какъ разъ противоположное, слЪдуетъ принять, что Кобылянскій старается затаить своя путешествія въ Угорщину, ибо онЪ имЪли спеціальную цЪль, Ввиду того, военно-полевой судъ установилъ, что подсудимый Кобылянскій въ качествЪ развЪдчика въ послЪднее время 10 сентября 1914 года отдавалъ непріятелю услуги и объЪзжалъ сЪверную границу Угорщины съ цЪлью предательства.

Изъ выше приведенныхъ мотивовъ говоритъ противъ обжалованнаго Жабяка еще то обстоятельство, что имъ давались ложныя информаціи о вступленіи Русскихъ въ окрестность Сенечола. Этимъ Жабякъ хотЪлъ вызвать тревогу гарнизона въ ТороньЪ на случай, если бы другія шпіонскія старанія завели; онъ хотЪлъ положеніе и передвиженіе австрійскихъ пограничныхъ войскъ разузнать.

На основаніи изложеннаго и принятаго за правду военно полевой судъ призналъ Жабяка виновнымъ. За свое преступленіе оба (Кобылянскій и Жaбякъ) были повЪшены.

Мы повторили весь этотъ вздорный романъ, a теперь послушайте, какъ въ дЪйствительности обстояло дЪло съ этими двумя подсудимыми. A это пояснитъ вамъ другой судъ.

„Dziennik Ludowy" № 291.

Отъ 21 дек. 1914.

 

Пора приговорить „судью" Загурскаго.

Обжалованные Кобылянскій и Панько Жабякъ, приговоренные Загурскимъ къ смертной казни черезъ повЪшеніе, защищались тЪмъ, что перешли угорскую границу по приказанію войта съ цЪлью донести австрійскимъ войскамъ о появленіи казаковъ возлЪ Долины. Кобылянскій утверждалъ тоже, что получилъ отъ войта письмо для нашихъ (австр.) войскъ и передалъ его жандармскому посту. Съ обжалованнымъ Березовскимъ вмЪстЪ не уходилъ; послЪдній шелъ въ отдаленіи 200 шаговъ за нимъ, совершенно не зная, почему священникъ шелъ за нимъ. Спички купилъ въ СенечолЪ, относительно денегъ сознался, что 29 коронъ получилъ изъ почты, прочія получилъ за проданные овощи. Мелкія деньги вымЪнялъ на бумажныя.

На основаніи показаній свидЪтелей Семена Гачки, Николая Жабяка, Маріи Жабякъ, Анны Гачки, Филиппа Угрина и Фанды Горовицъ слЪдуетъ считать доказаннымъ то, что нЪкій Илья Пеневъ узналъ отъ какихъ-то людей, проходящихъ мимо его дома, что вблизи Сенечола на „полонинЪ" стоитъ сотня казаковъ. Узнавъ объ этомъ, войтъ Петръ Щепенякъ заявилъ, что слЪдуетъ извЪстить австрійское войско на угорской границЪ, куда необходимо пойти. Филиппъ Угринъ отказался идти къ австрійскимъ войскамъ; рЪшились идти обжалованные Панько Жабякъ и сельскій писарь Левъ Кобылянскій.

Защита обжалованныхъ Панька Жабяка и Кобылянскаго была вЪрна: по приказанію войта они перешли угорскую границу съ цЪлью донести австрійскимъ войскамъ, что вблизи видЪли казаковъ.

Изъ показаній свидЪтеля священника Іосифа Охримовича вытекаетъ, что обжалованный Кобылянскій получилъ отъ студента университета Ленинскаго на бумажкЪ соотвЪтствующее для австрійскихъ войскъ донесеніе, такъ что и здЪсь его защита удостовЪрена.

Все это было на второмъ разбирательствЪ доказано, эти люди были освобождены приговоромъ суда отъ всякой вины, однако случилось это послЪ ихъ повЪшенія. Подобно ничЪмъ не провинился и свящ. Березовскій.

Такихъ случаевъ имЪетъ д-ръ Загурскій на своей совЪсти сверхъ 100, a люди, которые имЪли сомнительное счастье встрЪчаться съ нимъ, потверждаютъ то, что онъ любовался своими богатырскими военными „подвигами".

По случаю объявленія вызывающихъ отвращеніе документовъ мы получили со всЪхъ сторонъ благодарственныя письма за то, что всенародно сорвали маску изъ индивидуума, имЪющаго на своей совЪсти столько злодЪяній и нахально играющаго въ общественности на почетномъ посту первую роль.

Заканчиваемъ циклъ нашихъ публикацій, такъ какъ не желаемъ копаться въ отвpaтительныхъ документахъ прошлаго. Думаемъ, что хватитъ того, что нами объявлено. Не сомнЪваемся въ томъ, что „судья" Загурскій заслужилъ себЪ приговоръ своихъ жертвъ. Но этотъ приговоръ пускай уже вынесетъ само общество.

„Dziennik Ludowy", № 292.

Декабря 1924.

Документъ.

„Русское Слово" сообщаетъ текстъ приказа главнокомандующаго австрійской арміей эрцгерцога Фридриха о необходимости поставить въ извЪстность войска относительно терминовъ „русинъ" (Ruthene) и „украинецъ".

Вотъ этотъ текстъ:

„НеосвЪдомленность частей относительно политическихъ взглядовъ и убЪжденій населенія, какъ средней и восгочной Галичины, a также Буковины, такъ и юго-западной Россіи имЪла часто послЪдствіемъ крупные промахи и несправедливое отношеніе къ собственнымъ подданнымъ.

Необходимо освЪдомлять части въ вышеуказанномъ смыслЪ, причемъ отправнымъ пунктомъ можетъ послужить слЪдующая краткая справка. Какъ юго-западъ Россіи, такъ и средняя и восточная Галичина, a также Буковина, населены одной и той же народностью, которая въ Россіи называется малороссами, a въ Австріи — русинами или украинцами. По вЪрЪ это частью уніаты, въ большинствЪ же православные. По своимъ политическимъ убЪжденіямъ русины раздЪляются на двЪ части. Одна часть — руссофилы — либо открыто, либо тайно стремятся къ отлученію отъ Австріи и присоединенію къ Россіи. Въ этомъ политическомъ теченіи главную роль играютъ не крестьяне, a ихъ вожаки — учителя и попы. Другая часть — украинцы — преслЪдуютъ цЪль объединенія всЪхъ украинскихъ земель, съ пpисоединенieмъ къ Австріи.

Въ то время, какъ первая часть преслЪдуетъ противогосударственныя цЪли, вторая можетъ быть названа лояльной. Понятно, что какъ въ той, такъ и въ другой группЪ встрЪчаются личности съ противоположными или индифферентными взглядами. Поэтому, при разсмотрЪніи каждаго случая надлежитъ считаться съ данной личностью. СлЪдующіе пункты могутъ служить руководствомъ для болЪе справедливой и правильной политики:

1) Необходимо поставить въ извЪстность каждаго нижняго чина, что безусловно ошибочно считать заранЪе всЪхъ русинъ измЪнниками.

2) Также неправильно считать всЪхъ задержанныхъ измЪнниками, такъ какъ многіе изъ нихъ арестовываются по ложнымъ доносамъ.

3) Ложные доносы прекратятся, если вмЪстЪ съ оговореннымъ задерживать (гдЪ это возможно) также и доносчика.

4) Плохое обращеніе съ задержанными подрываетъ авторитетъ военной власти и должно быть наказуемо.

5) Нижнимъ чинамъ, не говорящимъ на мЪстномъ языкЪ, должно быть внушено офицерами, что Галичина отнюдь не является чужой страной; къ живущему въ ГаличинЪ лояльному населенію необходимо относиться возможно болЪе дружественно.

НичЪмъ не вызванное плохое обращеніе нашихъ войскъ, не говорящихъ на мЪстномъ языкЪ, съ населеніемъ можетъ легко повлечь за собою то, что это населеніе будетъ видЪть въ нашемъ солдатЪ врага, a въ родственномъ по языку и крови казакЪ — избавителя.

Въ заключеніе не слЪдуетъ забывать, что какъ русинскіе (украинскіе) солдаты, такъ и солдаты польской и другихъ національностей, съ геройскимъ мужествомъ сражались въ рядахъ нашей арміи и исполнили, такимъ образомъ свой долгъ передъ родиной".

Этотъ любопытный документъ является цЪннымъ, хотя и запоздалымъ, признаніемъ самихъ же австрійцевъ въ собственныхъ безчинствахъ и звЪрствахъ надъ карпато-русскимъ населеніемъ.

"Прик. Русь" 1915 г.

№1628 (27 апрЪля).

Тюрьма св. Бригиды.

Боже, какъ это было гадко!.. Такъ гадко, что стиснувъ зубы, я чуствовалъ въ себЪ одно тоскующее, безсильное бЪшенство.

В. В. Шульгинъ.

Львовъ.

Миша не узналъ его... Эго былъ сумасшедшій домъ... Все здЪсь смЪшалось, ничего разумнаго здЪсь не было. Въ сЪрой толпЪ героями рыскали военные, ландштурмисты, жандармы и городовые. Жаждущіе мести, они вмЪстЪ съ потерявшими гражданское чувство гражданами врывались въ сотни повязанныхъ русскихъ людей и били, били безъ пощады. Пройти одну львовскую улицу — значило выдержать страшное наступленіе. И не всЪ выдерживали:

женщины рыдали и, умлЪвая, падали подъ ноги, мальчики и дЪвочки неистово кричали, a мужчины сбивались въ кучи, въ которыя падали камни, палки, грязь... Счастлявъ уже тотъ, за кЪмъ захлопнулась тяжелая, черная, тюремная дверь. Другое дЪло, что тамъ при осмотрЪ обокрадутъ, нарочно поведутъ въ баню, гдЪ перемЪнятъ или сдерутъ платье, но тамъ нЪтъ толпы и ландштурмистовъ. Тамъ испробованные мучители, но y нихъ пріемы другіе.

Миша былъ помЪщенъ въ одной комнатЪ съ о. Григоріемъ. Когда захлопнулась тюремная дверь, онъ, стоя у порога, плюнулъ трижды. Съ подозрЪніемъ посмотрЪли на него находящіеся тутъ священники: Были случаи, что предатели находидись въ комнатахъ... Свой своего боялся. Миша еще разъ плюнулъ.

— Тюрьма, то значитъ, кончено! — произнесъ онъ; о. Григорій улыбнулся.

— Миша, что новаго? — спросилъ онъ.

— Побейте меня, о. Григорій, куда хотите, я на васъ не буду сердиться. Дуракъ я, о. Григорій! НынЪ я могъ быть въ КіевЪ, a я здЪсь. Два дня ни одного австрійца не было. БЪжать было, нЪтъ не бЪжалъ: росы побоялся!..

Много читалъ Миша о тюремныхъ заведеніяхъ, но все имъ запечатлЪнное въ памяти не соотвЪтствовало тому, что онъ увидЪлъ въ тюрьмЪ св. Бригиды. Онь не могъ себЪ представить, какъ въ комнатахъ могли находиться отхожія, отъ которыхъ подымались паръ и смрадъ, какъ туча въ ненастный день. Сырость дЪлала этотъ паръ тяжелымъ, и лампочка висЪла, какъ далекая звЪздочка, и всю ночь вокругъ жолтаго свЪта стояло желто — синоватое кольцо, какое мы иногда видимъ вокругъ мЪсяца. Отъ сжатаго воздуха высыхала во рту слюна, и отдыхать было весьма тяжело. Неуклюжія, широкія, обросшія мхомъ и грибами стЪны, говорили, что она принадлежитъ средневЪковію. Одно окно, правда большое, было лишь на то прорублено, чтобы арестантъ видЪлъ кусочекъ неба и еще сильнЪе мучился. Солнце въ комнату Миши вторгалось толъко посредственно, отражаясь отъ стеколъ почернЪвшей церкви, стоящей, какъ олицетвореніе унынія, въ серединЪ кирпичныхъ и каменныхъ тюремныхъ стенъ. ЖелЪзныя прутья придавали окну видъ клЪтки, въ которую птичкЪ-арестанту головы никогда не высунуть.

— A зачЪмъ ты, окаянный дуракъ, въ дырочку смотришь? — смЪясь, обратился къ часовому Миша. Раздался легкій хохотъ. Прибытые роковымъ несчатьемъ, жившіе въ тревожной неизвЪстности, ожидавшіе страшнаго суда, непривыкшіе къ тюремной жизни, многіе пали духомъ, ослабли, заболЪли... То же наблюдалось и въ комнатЪ Миши. Обращенія, слезныя письма не помогали, и страхъ росъ все болЪе и болЪе. Самое слово: тюрьма было ужаснымъ для людей, души которыхъ неспособны были на паденіе... Это слово для нихъ было убійственнымъ ударомъ и душевной пыткой. Въ пригнобленномъ состояніи духа раздражалось чувство. Для нихъ все было противно: рЪшетки, черная дверь съ двумя замками, желЪзныя койки, глупая лампочка, стулъ часового. На все сыпалось проклятіе. Отъ думокъ голова ходила, въ ушахъ шумЪло.

На улицахъ Львова кишмя кишЪло и кипЪло. Съ каждымъ днемъ становилось страшнЪе. ВсЪмъ стало ясно, что Австрія отступаетъ; и всЪмъ стало ясно, что можетъ наступить за пораженіемъ страшная росправа. Толпы хлынули и хлынули. Росла тревога. БЪженцы смЪшались съ войсками; тюрьма наполнилась отчаяніемъ. Стали вЪшать и это потрясло до глубины всЪ души загнанныхъ въ тюрьму. Каждый сталъ думать свою тяжелую думу. Шопотомъ лилась молитва, ибо каждому казалось что вотъ-вотъ подъ дверью зазвонитъ колокольчикъ, откроется дверь, и его схватять и поведутъ въ уголъ за черныя ворота. Въ углу за черными воротами стояло 3 столба съ большими крюками. Эго были висЪлицы.

Наступившая ночь усилила страхъ еще въ большей мЪрЪ. Въ тюрьмЪ произошла суматоха, на улицахъ раздавался одинъ гулъ. Все бЪжало. Около 11-ти часовъ, шепнулъ въ дырочку часовой: козаки во ЛьвовЪ!.. Миша передалъ извЪстіе прочимъ, и оно подЪйствовало, какъ громъ изъ яснаго неба. Священники пали на колЪни и стали исповЪдываться, говорить молитвы. Кто-то шепнулъ, что тюрьму взорвутъ, и всЪ повЪрили въ это. Каждая минута становилась невывосимой.

Ровно въ полночь, однако, раздалось грозное австрійское heraus. Приказано выходить и ставать въ ряды... Легко сказать: ставать въ ряды. Но стать по требованію австрійскаго жандарма — стоило большихъ усилій и мученій, a иногда и жизни. Опять били въ животъ прикладами, по головЪ кулаками и штыками.

B. Р. Ваврикъ.

„Въ водоворотЪ". Львовъ, 1920.