Политическое положеніе русского народа въ БуковинЪ въ началЪ войны.

Параллельно съ гоненіемъ со стороны австро-венгерскаго правительства русскаго народа въ ГаличинЪ и на Угорской Руси въ лицЪ его сознательныхъ представителей, интеллигентовъ и крестьянъ, группирующихся въ Русско-народной Партіи, шло тоже и въ БуковинЪ.

За каждымъ шагомъ ея розвитія, (основаніе ли сельской читальни или дружины, собраніе или изданіе газеты) слЪдили зорко и здЪсь различные правительственные органы, поддерживаемые „украинскою" фракціею, стоящею подъ командою своихъ лидеровъ Николая Василька, д-ра Стефана Смаль-Стоцкаго, препод. Іерофея Пигулякъ и краевого школьнаго инспектора Емельяна Поповича. Въ каждомъ проявленіи ея жизни чуяли уже „государственную измЪну".

Со временемъ выработались въ этомъ направленіи даже „спеціалисты", а именно краевый комендантъ жандармеріи полковникъ Едуардъ Фишеръ, совЪтникъ полиц. дирекціи Францъ Недведъ и государ. прокуроръ Маркусъ Премингеръ.

Незавидная роль слЪжки за Русско-народною Партіею, особенно за священниками, принадлежащими къ ней, выпала на „украинское" учительство (а такимъ было оно здЪсь почти все), пребывавшее подъ тяжелымъ кнутомъ своего краевого инспектора Поповича, добившагося за свои „заслуги" степени краевого школьн. инспектора. Онъ задалъ подвЪдомственному ему учительству задачу поддерживать въ русскомъ народЪ „украинскій духъ", руководить всЪми „украинскими" читальнями, сЪчами, кассами, зорко слЪдить за каждымъ движеніемъ Русско-народной Партіи, парализовать его и обо всемъ доносить. Во время выборовъ въ законодательныя учрежденія,,украинскіе" учителя оставляли свои школы и цЪльми недЪлями шатались по селамъ, агитируя за правительственныхъ кандидатовъ.

А если кто изъ учителей не „дЪйствовалъ" въ указанномъ направленіи, то былъ въ немилости Поповича. На какое-нибудь прошеніе со своей стороны онъ слышалъ отъ него сейчасъ фразу: не знаю васъ, пане! вы ничего не дЪлаете...

„ Украинская" партія доставляла также правительству всевозможные "матеріалы" для „черной книги", въ которой значились всЪ члены Русско-народной партіи и всЪ подписчики русскихъ газетъ. И на основаніи этихъ свЪдЪній дополнялись по приказу краевой команды жандармеріи „Russen-Fаszіkеl", веденные на каждомъ постЪ жандармеріи.

Въ началЪ балканскихъ войнъ были разосланы на провинцію даже агенты съ печатными формулярами, въ которые вписовались различныя замЪчанія о „руссофилахъ".

Помню, какъ однажды когда я сидЪлъ, въ это время, вмЪстЪ съ моею семьею и однимъ случайнымъ гостемъ за обЪдомъ, постучалъ кто-то въ мою дверь. Вошелъ управитель народной школы въ Высшихъ Шеровцахъ Ипполитъ Владъ, одинъ изъ видныхъ укр. организаторовъ и агитаторовъ, и извиняясь, за безпокойство, заявилъ; „Прихожу къ вамъ, отче, въ крайнемъ возмущеніи, чтобы запротестовать противъ мошенничества, свидЪтелемъ какого я сейчасъ былъ". На мой вопросъ: въ чемъ дЪло? — разсказалъ онъ намъ, что въ кабакЪ Садыгорскаго корчмаря-крестьянина, очень ревнаго украин. агитатора Дим. Грицука, какой-то субъектъ изъ украин. правленія Черновицъ выполняетъ при помощи нЪсколькихъ украин. учителей опросные листы, касающіеся поодинокихъ „руссофильскихъ" священниковъ, псаломщиковъ и крестьянъ Садыгорской окрЪстности.

Гоненіе австр. правительствомъ буковинско-русскаго народа, а особенно Русско-народной Партіи, велось до 1910 г. довольно скрыто. Оно объявлялось въ частой конфискаціи и пріостановленіи газетъ, въ недопущеніи заграничныхъ русскихъ газетъ и книгъ, дажЪ богослужебныхъ и молитвослововъ, въ тайномъ наблюденіи жандармеріею, полиціею и ихъ конфидентами за поодинокими лицами, обществами и ученическими бурсами, въ недопущеніи на государственную службу лицъ, принадлежащихъ къ Русско-народной Партіи, въ исключеніи изъ школъ русскихъ учениковъ за чтеніе русскихъ книгъ, также за нерасположенію къ православію, которое считали однимъ изъ видовъ „руссофильства", и наконецъ въ явномъ и остентативномъ покровительствЪ „украинцевъ".

Только въ 1910 г. рЪшилось правительство подъ давленіемъ Николая Василька нанести Русско-народной Партіи смертоносный ударъ.

Распоряженіями отъ 29/4 1910 № 2348, 2406 и 2430 Рrаes. приказало оно закрыть дня 7 мая 1910 г, черновицкія общества: „Русско-православный Народный Домъ", "ДЪтскій Пріютъ", „Общество русскихъ женщинъ", студ. „Карпатъ" и состоящія при первыхъ двухъ обществахъ ученическія бурсы, выбросивъ воспитанниковъ попросту на улицу. Того-же дня, даже въ тотъ самый часъ, были произведены у всЪхъ виднЪйшихъ нашихъ людей въ Черновицахъ и на провинціи комиссарами полиціи при многочисленной ассистенціи строгіе обыски.

Въ то же время затЪяли австро-венгерскія власти процессъ противъ русскаго народа, живущаго въ предЪлахъ монархіи, а вЪрнЪе говоря, три процесса, одинъ во ЛьвовЪ — противъ русскихъ галичанъ, другой въ Черновцахъ — противъ русскихъ буковинцевъ, а третій въ Венгріи — противъ угро-россовъ, вмЪняя всЪмъ въ вину государственную измЪну.

Съ муравейнымъ прилежаніемъ начали спеціалисты по дЪлу руссофильства собирать „матеріалы" для затЪянныхъ процессовъ, разъЪзжая по городамъ и деревнямъ, допрашивая тысячи „свидЪтелей". Венгерскіе и галицкіе слЪдователи скоро вывязались изъ возложенной на нихъ задачи и пустили въ ходъ 1913 и 1914 г.г. Мармарошъ-Сиготскій и Львовскій процессы. Между тЪмъ черновицкій судебный слЪдователь совЪтн. Леманъ и госуд. прокуроръ Премингеръ медлили съ изготовленіемъ обвинительнаго акта, хотя взяли подъ арестъ цЪлую семью Геровскихъ, братьевъ д-ра АлексЪя и Егора, ихъ мать АлексЪю и сестру Ксенію и допросили за помощью галицкихъ, венгерскихъ и буковинскихъ судовъ тысячи свидЪтелей. Сколько труда они вложили въ это дЪло, доказываютъ 60 толстыхъ томовъ протоколовъ и 28 объемистыхъ фасцикуловъ съ „corpora delicti". Также произведены были строгіе обыски у обжалованныхъ. Не смотря ва это, „матеріалы" все еще были слишкомъ скудны. чтобы пустить въ ходъ дЪло Vr. VII, 81/14.

Какими способами пользовались власти при добываніи уликъ, да послужитъ слЪдующее. Я состоялъ оть многихъ лЪтъ въ перепискЪ съ однимъ монахомъ русскаго св.-Пантелеймоновскаго монастыря на св. АфонЪ. Содержаніе сей переписки быдо чисто религіозно-духовное. И эта переписка обратила на себя вниманіе властей. Съ нЪкотораго времени я замЪтилъ, что мои письма доставляются мнЪ съ 3 —5 дневнымъ опозданіемъ, а, кромЪ того, были не подлежащіе ни найменьшему сомнЪнію примЪты, что кто-то письма вскрывалъ и вновь очень неумЪло заклеивалъ. Между тЪмъ шелъ Мармарошъ-Сиготскій процессъ. Черновицкая газета „Czernowitzer Tagblatt" № 3380 отъ 22 февр. 1914 г. принесла отчетъ процесса подъ заглавіемъ "Die russophile Propaganda in der Bukowina", въ которомъ между прочимъ сказано, что на одномъ изъ разбирательствъ былъ прочтенъ докладъ черновицкой краевой команды жандармеріи съ слЪдующимъ пассусомъ: „Правосл. свящ. Діонисій Кисель-Киселевскій изъ Садыгоры состоитъ ревнымъ партизаномъ руссофиловъ, получаетъ часто деньги изъ Россіи и хотя сейчасъ еще не ведется судебное слЪдствіе противъ него, то уже вскорЪ подвергнется дисциплинарному слЪдствію за распространеніе календарей, изданныхъ редакціею Черновицкой „ Pyсской Правды ".

Прочитавъ эгу ложную статью, я обратился слЪдующаго дня къ краевому коменданту жандармеріи полк. Фишеру сь запросомъ: автентиченъ-ли упомянутый докладъ? — НЪтъ! — отвЪтилъ онъ рЪшительно и добавилъ: „Наша команда такого доклада никогда никому не высылала. Впрочемъ, я васъ лично знаю уже отъ трехъ десятковъ лЪтъ; знаю, что принадлежите къ русской партіи, однако и то знаю, что до сихъ поръ вы стояли всегда на легальной австр. почвЪ"... На мое замЪчаніе, что ввиду такого рЪшительнаго заявленія команданта я рЪшаюсь обжаловать редакцію газеты „Czern. Tagblatt" за клевету, онъ началъ меня на всЪ способы убЪждать, что не стоитъ возиться по судамъ съ... евреями и что лучше будетъ все это игнорировать, какъ и онъ это дЪлаетъ ввиду имъ покровительствуемаго „украинца" Веретельника, который въ послЪднее время перешелъ на службу „Новаго Времени" и тамъ его теперь мараетъ... ЗатЪмъ вынялъ я изъ кармана пачку съ 26 письмами, полученными мною изъ Афона, и спрашиваю его, какъ пояснить то обстоятельство, что мою корреспонденцію доставляютъ мнЪ со значительнымъ опозданіемъ, къ тому еще и кЪмъ то открытую? На это увЪрялъ меня полк. Фишеръ, что объ этомъ абсолютно ничего не знаегъ, что такого приказа никогда никому не давалъ, что въ Австріи „чернаго кабинета" не существуетъ и только въ случаЪ войны съ Россіею вошелъ бы въ жизнь...

По приказу судебнаго слЪдователя отъ 28 марта 1914. Vr. VII 81|14 произведенъ у меня 30 марта по уголовному дЪлу братьевъ Геровскихъ и товар. по § 58 уголовн. зак. строгій обыскъ — конечно съ негативнымъ результатомъ. A дня 25 іюня былъ я допрошенъ по этому дЪлу. При этомъ предложилъ мнЪ судебный слЪдователь, совЪтн. Леманъ два или три фотографическихъ снимка полученныхъ мною Афонскихъ писемъ, требуя поясненія нЪкоторыхъ ему непонятныхъ мЪстъ!..

Въ 1920 года, когда Буковина уже находилась при Румыніи, нашелъ я полное подтвержденіе моихъ предположеній насчетъ моей корреспонденціи. Именно признался мнЪ почталіонъ, что по приказу почтоваго начальника мои письма доставлялъ вахмистру жандармеріи — еврею, a потомъ давалъ мнЪ. НЪсколько мЪсяцевъ позже признался въ этомъ и почтовый начальникъ, извиняясь тЪмъ, что получилъ прямый приказъ оть полк. Фишера.

ПослЪ окончанія Мармарошъ-Сиготскаго процесса я обратился насчеть выше упомянутаго доклада чернов. команды жандармеріи къ одному изъ защитниковъ въ Дебрецинъ и получилъ оттуда утвердительный отвЪтъ.

Между тЪмъ въ самый день праздника Сошествія Св. Духа бЪжали изъ черновицкой тюрьмы братья Геровскіе. A черезъ нЪсколько недЪль были высланы чернов. полиціею ихъ мать и сестра въ Инсбрукъ въ ТиролЪ.

ВскорЪ затЪмъ послЪдовала всеобщая мобилизація въ Австріи и посыпались изъ ВЪны на основаніи § 14 численныя распоряженія, стЪсняющія главнЪйшія права и вольности гражданъ. На этомъ основаніи закрыто Думу Державную, пріостановлено суды присяжныхъ, мЪсто которыхъ заняли военные суды; государствен. административный аппаратъ подчинено военной командЪ; устранена была личная свобода и тайна писемъ; введена цензура; пріостановлена дЪятельность обществъ и запрещены всЪ собранія гражданъ; заведены

Passierschein-ы, безъ которыхъ нельзя было выходитъ изъ дому; войску и жандармеріи разрЪшено производитъ обыски и аресты безъ предварительнаго судебнаго приказа.

Минист. распоряженія заострены были еще добавочными приказами военныхъ командъ и жандармеріи, такъ что вскорЪ краемъ завладЪлъ неслыханный терроръ, Упомянутыя команды приказали своимъ подвЪдомственнымъ органамъ безпощадно обращаться „со всякимъ заподозрЪннымъ и неблагонадежнымъ элементомъ и въ выборЪ причинъ къ арестованію не быть малодушнымъ, ибо лучше раньше поспЪшить, чЪмъ когда-нибудь опоздать („in der Wahl des Vorwandes nicht engherzig sein, — denn es wird besser sein, ofters zu weit zu gehen, als einmal etwas zu versдumen. Land. Gend. C-do Nr. 13, Nr. 299 отъ 27 іюля 1914). Такіе и подобные приказы давали, особенно жандармеріи, широкое поле къ "успЪшной дЪятельности", къ чему ее еще поощряли отличіями и денежными преміями.

Въ виду такого положенія дЪлъ нашелся нашъ народъ внЪ всякихъ правъ и безъ всякаго законнаго покровительства.

Уже 1 авг. 1914 года началисъ аресты русскихъ интеллигентовъ. ВсЪхъ влекли изъ одной тюрьмы въ другую, наконецъ однихъ заключили въ ТалергофЪ, другихъ передали военнымъ судамъ, a только немногихъ конфиновано въ западныхъ провинціяхъ бывшей австрійской монархіи.

За интеллигенціею пришла очередь и на русскихъ мЪщанъ и крестьянъ, которыхъ также арестовали въ громадномъ числЪ, и то по большей части на основаніи доносовъ. Многіе злые люди считали надоспЪвшую ужасную пору желанною, чтобы разсчитаться со своими противниками, изъ-за какихъ бы то ни было причинъ, преимущественно чисто личныхъ. Довольно было только указать жандарму или солдату на кого-то пальцемъ, и онъ нашелся уже сейчасъ въ тюрьмЪ, если не подъ висЪлицею.

Жандармамъ, по большей части съ очень скуднымъ школьнымъ образованіемъ, предоставлено было рЪшать на счетъ „лояльности" и „благонадежности" русскаго народа. Команды снабдили ихъ почти неограниченными полномочіями, они ими и воспользовались. НЪкоторые изъ нихъ, какъ Евгеній Кляпа и Дрешеръ, окружили себя цЪлымъ штабомъ конфидентовъ и денунціянтовъ и многихъ неповинныхъ, не исключая даже женщинъ и дЪтей, повЪсили.

Къ аресту и къ судебнымъ приговорамъ причинились особенно евреи своими ложными доносами. A надо замЪтить, что евреи считались во все время войны „патентованными австрійскими патріотами".

ЗамЪчательно, что одновременно съ арестами русской интеллигенціи жандармы пускали въ ходъ вздорныя и тенденціозныя вЪсти, вЪроятно, чтобы этими сплетнями успокоить народъ насчетъ производимыхъ поголовныхъ арестовъ, съ другой же стороны и поддержать въ народЪ воинственвый духъ. Такъ, объ одномъ арестованномъ разсказывали жандармы и ихъ сателиты, будто бы у него найдены въ стЪнЪ или подъ иконою военные планы, другого будто бы схвачено при черченіи такихъ же, у третьяго будто бы найдено подъ поломъ боченку съ росс. имперіалами, у четвертаго — тайный телефонъ, бомбы, гранаты, пятаго будто бы схвачено при взрывЪ моста или телеграфическихъ проводовъ. Удивительно, что всЪ эти слухи появлялись одновременно и разнозвучно въ различныхъ мЪстахъ по точно выработанному плану.

Хронологическій и точный перечень арестованій, хотя бы только одной интеллигенціи, сегодня очень трудно составить. Въ виду этого постараюсь сообщить то, что осталось въ памяти.

2 н. ст. августа 1914 г., въ 6 часовъ утра, арестованъ я; 3 авг. свящ. Симеонъ Волощукъ изъ Васловецъ (умершій 12|10 1914. въ ТалергофЪ), 4 авг. свящ. Димитрій Дроботъ изъ Задубровки (умершій 22|3 1915 г. въ ТалергофЪ), 5 авг. свящ. Емельянъ Маковьевичъ изъ Черновки, 11 авг., свящ. Емельянъ ГнЪдый изъ Луки, 12 авг. свящ. Георгій Драчинскій изъ Товтеръ, 22 авг. свящ. Іоаннъ Шоршъ и Василій Арійчукъ изъ Топоровецъ, 27 авг. свящ. Илларіонъ Ивановичъ изъ Кадобища, 6 окт. свящ. Стефанъ Галипъ изъ Бергометы н. Пр; далЪе арестованы священники: Георгій Калинюкъ изъ Прелипча, Антоній Тофанъ изъ Плоской, монахъ Кириллъ Козаркевичъ изъ монастыря Драгомірна (умершій 24|5 1917 г. въ ШванбергЪ въ Стиріи), Феофилъ Гливка изъ Старой Жучки, монахъ афонскій Германъ Ганякъ, служившій потомъ рядовымъ въ австр. арміи до 1918 г.), Николай Журомія (румынъ) изъ Воровецъ, Игнатій Гудима изъ Залуча, Илларіонъ Преличъ (румынъ) изъ Раранча, гр.-кат. свящ. Ракъ изъ Раранча. ВсЪхъ ихъ, послЪ долгихъ мытарствъ, отправлено въ Талергофъ.

Свящ. д-ра Кассіяна Богатырца увезли на военный судъ въ ВЪнЪ, проф. богосл. д-ра Евгенія Козака изъ Черновицъ поселили въ ЗальцбургЪ, свящ. Корніилія Томовича изъ Звинячки въ ГрацЪ (умеръ 16/11 1918 г. въ больницЪ въ ДрогобычЪ), свящ. Василія Яворовскаго изъ Сергіевъ и свящ. Авксентія Кибидевича изъ Стебней освободили военные суды, свящ. Димитрія Лагадина изъ Вергометы н. Сер. освободилъ послЪ нЪсколькодневняго ареста въ различныхъ этапахъ полк. Фишеръ по ходатайству тайн. совЪт. и краеваго маршала гр. Георгія Василька, свящ. Георгія Калинюка изъ Прелипча также вскорЪ отпущено на свободу, a греко-уніат. свящ. Іосифа Сохора изъ Заставны (укр.) конфиновано въ Нижней Австріи, ст. совЪтн. лЪсовод. Илларіона Козака конфиновано въ ВЪнЪ директ. салинъ Петра Лесинецкаго въ ГрацЪ, проф. Льва Кирилловича въ ГрацЪ, старш. почтов. контрол. Іоанна Маріяна засужено воен. судомъ на 5 лЪтъ тюрьмы, начальникъ лЪсов. Борисъ Велигорскій былъ также арестованъ, a Илларіонъ Цуркановичъ переведенъ въ военный судъ въ ВЪнЪ и т д. КромЪ сихъ были еще арестованы еще нЪскольконадцять рум. священниковъ, которые потомъ были освобождены военнымъ судомъ и отпущены домой. Также изъ Талергофа освободили послЪ нЪсколько мЪсяцевъ украинскихъ и pyмынскихъ священниковъ по ходатайству ихъ пословъ. Однимъ только русскимъ пришлось испить чашу до самаго дна. Два изъ нашихъ священниковъ и одинъ монахъ умерли въ ТалергофЪ a всЪ прочіе сломанные душевно и физически, возвратились на родину, гдЪ нашли только одни пепелища вмЪсто оставленныхъ ими хозяйствъ.

Въ Талергофъ отослано также пять слушателей богословія чернов. факультета: Гавріила Василовича, Петра Мойсюка, Стефана ФотЪя, АлексЪя Сопюка и Ананія Тарновецкаго, далЪе судью Владиміра Смеречинскаго изъ Заставны, адвок. канд. д-ра Константина

Смеречивскаго изъ Садыгоры, старшихъ учителей Кароля Шорша и Василія Орзу (умершаго 27-6 1917 въ ГрацЪ), учителя Корнилія Кейвана, учительницу Елену Мильчохъ, адвоката д-ра Корнилія Могильницкаго изъ Серета съ супругою Любою, проф. Вас. Лицю (рум. + 1915 въ ТалергофЪ), правосл. псаломщиковъ: Николая Рахмистрюка, Леонтія Кейвана, Якова Бульбука, Якова Богдана (+ 1915 въ ТалергофЪ) Парфенія и Александра Маковьевичей, Евгенія Лупашка, Михаила Тарновецкаго, Ивана Реуцкаго, Александра Никоровича, Михаила Непота (+ 1915 въ ТалергофЪ), Василія Галипа, Антонія Діаконовича, Онуфрія Лемного, Парфенія Драбика, Александра Драгавуша (рум.), Епифанія Бачинскаго (рум.) и Іоанна Бошняка (рум.), далЪе чернов. мЪщанина Василія Нагорняка, надзир. дорогъ Ис. Бошняка и мн. другихъ.

Тысячи нашихъ крестьянъ томились по различнымъ тюрьмамъ въ БуковинЪ, ГаличинЪ, СемиградЪ и Венгріи и судились военными судами — почти всЪ на основаніи доносовъ изъ-за мнимыхъ „преступленій" во время т. наз. „русскихъ инвазій". Многіе приговорены были къ долголЪтнымъ тюрьмамъ, a нЪ которые и къ смертной казни.

Священникамъ Николаю Григорію Евгенію Мачущаку, Василію Ведигорскому, Григорію ЛазЪ, Константину Василовичу и Евгенію Вуркановичу удалось заблаговременно бЪжать въ Россію, откуда только первые три возвратились на родину, прочіе-же тамъ померли.

Изъ русскихъ священниковъ остались дома нетронутыми только Орестъ Козакъ, д - ръ Василій Антимовичъ, Александръ Тотоескулъ, Иларіонъ Кадищукъ и почти всЪ, причисляющіеся къ „украинской партіи".

 

* * *

Дня 2 августа н. ст. 1914 года въ 6 часовъ утра, въ воскресеніе (праздникъ св. пророка Иліи) арестовали меня здЪшніе жандармы по приказу коменданта краевой жандармеріи полк. Фишера и отвели въ тюрьму при Садыгорскомъ уЪздномъ судЪ. Дома осталось трое дЪтей въ возврастЪ 9 и 10 лЪтъ и 70-лЪтняя теща.

7 августа перевезли меня въ черновицкую тюрьму при уголовномъ судЪ, гдЪ меня примЪстили въ камерЪ вмЪстЪ съ бродягами и конокрадами. Вечеромъ того же дня два тюремныхъ надзирателя пытались „вЪнчать меня арестантскою шапкою".

Вечеромъ 13 го августа отправлено меня вмЪстЪ съ правосл. священникомъ Дим. Дроботомъ, Симеономъ Волощукомъ, Антоніемъ Тофаномъ, Илларіономъ Преличемъ и Ник. Журоміею, греко уніат. священниками Юльяномъ Гумецкимъ, Зиновіемъ Романовскимъ, Ракомъ и Кирилломъ Дольницкимъ, так-же русскими священниками изъ Бессарабіи Тимушемъ, Сорочаномъ и Попискомъ и слуш. богосл. Гавріиломъ Василовичемъ въ закрытыхъ повозкахъ на чернов. вокзалъ и далЪе по желЪзной дорогЪ въ Станиславовъ, куда мы прибыли 14-го августа.

Подъ сильною эскортою повели насъ пЪшкомъ черезъ цЪлый городъ раньше въ гарнизонную тюръму, a потомъ въ окружный судъ, при чемъ разношерстная публика насъ ругала, на насъ плевала и обкидала камнями. Въ окружномъ судЪ примЪстили насъ въ двухъ камерахъ. Пришедши сюда, отслужили мы всЪ вмЪстЪ акафистъ Спасителю.

Въ продолженіи 29, 30 и 31-го августа продержали насъ цЪлыми днями на подворье, бeзycтaнно сортируя на какія-то группы A, B и С. ПослЪдняго дня пригнали сюда 500 сострадальцевъ, переведенныхъ изъ тюремъ ва „ДубровЪ", наконецъ перевели насъ почти всЪхъ въ гарнизонный арестъ и впхнули въ комнату, гдЪ уже было около 120 человЪкъ. На слЪдующій день повторилась снова та самая сортировка. Подъ вечеръ, когда подоспЪли плохія вЪсти изъ-подъ Галича, гдЪ состоялась битва, насъ отправили наскоро на желЪзнодорожный вокзалъ. По пути туда нашъ транспортъ подвергся напастямъ толпы и солдатъ. Недалеко отъ вокзала встрЪтили мы венгерскій тренъ, убЪгающій изъ Галича. На самомъ вокзалЪ напало на насъ нЪсколько сотенъ улановъ съ саблями и палками, бьючи направо и налЪво, чЪмъ попало. И въ самомъ дЪлЪ побили сильно многихъ изъ нашихъ, между иными свящ. Дим. Дробота и монаха Кирилла Козаркевича. Одинъ уланъ поднялъ кирпичъ, чтобы имъ разсЪчь мнЪ голову. Но въ самый критическій моментъ ударилъ его по рукЪ шедшій возлЪ меня Илія ПІелепюкъ изъ Серета, чЪмъ спасъ мою жизнь.

Насъ погрузили по 80—120 человЪкъ въ грязные товарные вагоны, которые прицЪпили къ поЪзду, везшему улановъ на Венгрію. Около 9 часовъ вечера отбылъ нашъ поЪздъ по направленію Стрыя, но уже по 1/4 часовой ЪздЪ былъ задержанъ сигналомъ и возвращенъ въ Станиславовъ, такъ какъ русскія войска оказались недалеко. Отсюда отправлено насъ черезъ Делятинъ въ Венгрію. Во время Ъзды насъ безустанно безпокоили Ъдущіе съ нами уланы, польскія и укр. желЪзнодорожная прислуга, встрЪчающіеся съ нами эшелоны войскъ, не меньше и толпа, заблаговременно извЪщенныя о нашемъ проЪздЪ. Въ СегединЪ, когда насъ вели на обЪдъ въ одинъ желЪзнодорожный магазинъ, присутствующіе венгерскіе офицеры били старшихъ священниковъ кулаками по лицу. А въ Винеръ-Найштадтъ нЪмецкая толпа пыталась сдЪлать штурмъ на наши вагоны. Во время всей четырехдневной Ъзды насъ плохо питали, ибо комендантъ конвоя спряталъ деньги, для этой цЪли полученныя, въ свой карманъ.

Наконецъ прибыли мы 4-го сентября на станцію Абтиссендорфъ, отдаленную на 2 километра отъ Талергофа.

ЗдЪсь началась наша Голгофа. Офицеры и солдаты, ожидающіе насъ, накинулись сейчасъ на насъ съ саблями и прикладами. Насъ повели на широкое поле, Flugfeld, гдЪ обучались летчики. При перечисленіи нашего транспорта повторились прежнія сцены. Офицеры, какъ дикіе звЪри, кидались на священниковъ и тЪхъ, кто былъ въ формЪ или имЪлъ на своей головЪ должностную шапку, бьючи ихъ и срывая имъ розеты и звЪздочки.

Своею дикостью ввиду сюда привезенныхъ отличился комендантъ, капитанъ Фашингъ.

На слЪдующій день раннимъ утромъ пришелъ къ намъ прапоршикъ съ 4 солдатами, ища „langhaarige Рорреn", долговолосыхъ поповъ, правосл. священниковъ. Забравъ меня и свящ. Тофана и Сорочана, повели къ казармЪ. На мЪстЪ, онъ заставилъ насъ снять съ себя рясы и подрясники и поставилъ подъ стЪну казармы, одного отъ другого въ отдаленіи двухъ шаговъ, a напротивъ каждаго изъ насъ солдата съ ружьемъ въ рукЪ. Это выглядело на то, что насъ будутъ стрЪлять. ПослЪ нЪсколькихъ тревожныхъ минутъ прапорщикъ заставилъ меня и свящ. Сорочана пилить дерево, a свящ. Тофана колоть его. A послЪ этой работы отвели насъ обратно на Flugfeld, откуда взяли другую партію нашихъ священниковъ.

Что и сколько мы перестрадали въ ТалергофЪ, особенно за время коменданта полк. Стадлера, не стану здЪсь описыватъ. Не буду также упоминать, что во все время нашего пребыванія въ этомъ лагерЪ наша жизнь висЪла всегда на ниткЪ, если не отъ свирЪпствовавшихъ здЪсь болЪзней, то отъ оловянной пули или стальнаго штыка перваго лучшаго часового. A тоска по оставшимся семьямъ, отъ которыхъ иногда цЪлыми мЪсяцами и даже годами не получали никакой вЪсточки, дополняла чашу нашихъ страданій... Одинокою отрадою въ нашемъ горЪ была наша незабвенная часовня и дружнія бесЪды и пренія съ братьями галичанами, съ которыми мы здЪсь познакомились.

Наконецъ въ мартЪ м. 1917 г. пробилась къ намъ вЪсть о приказЪ импер. Карла насчетъ распущенія Талергофа и другихъ подобныхъ лагерей. Новыя надежды насъ оживили. И въ маЪ м. того же года начали „арестанты" покидать Талергофское пекло. Однихъ пустили на родину, другихъ поселили въ различныхъ городахъ западныхъ нЪмецкихъ провинцій, a меня съ буковинскими священниками Маковьевичемъ и Тофаномъ и другими 28 „неблагонадежными" погнали въ „besondere Zwangstation" Доберсбергъ надъ Таею, гдЪ мы прожили подъ жандармскимъ надзоромъ почти до конца августа 1917 года.

ВЪнскій Kriegsuberwachungsamt, состоящій при министерствЪ, переслалъ мнЪ и моимъ товарищамъ недоли письменныя свидЪтельсгва о томъ, что насъ зачислено въ группу А, т. е. „politisch Unbedenkliche", и отпустилъ на свободу. Староство въ ВайдгофенЪ н. Т. доставило намъ и паспорта для возвращенія на родину.

Однако тщетною оказалась моя радость скоро увидЪть моихъ дЪточокъ, ибо комендантъ черновицкой Passierscheinstelle № 1003, капитанъ — полякъ Каменецкій не хотЪлъ мнЪ дать соизволенія на возвращеніе на Буковину. И я, радъ не радъ, долженъ былъ осЪсть съ начала въ ВизельбургЪ н. Ерл., позже въ СамборЪ и Вашковцахъ н. Черем., откуда только 15-го февраля 1918 г. за разрЪшеніемъ буков. краев. президента графа Ецдорфа переселился въ Садыгору, заставъ мою семью здоровою, но мой домъ совершенно разграбленнымъ.

Протоіерей