Письмо д-ра Владиміра Лаврецкаго къ г-жЪ АннЪ Лаубе.

ВЪна, 8-го іюля 1917 г. БлагороднЪйшая г-жа Лаубе!

Въ виду того, что я не владЪю чешскимъ языкомъ на столько, чтобы я могъ писать безъ ошибокъ, и въ виду того, что нЪтъ возлЪ меня такого человЪка, который мнЪ помогъ бы составить письмо по чешски, я принужденъ отвЪтить Вамъ на Ваше письмо по нЪмецки.

Весьма и сердечно я вамъ благодаренъ за вещи, которыя вы мнЪ прислали 4-го сего мЪсяца. Я долженъ вамъ сообщить, что онЪ стоятъ гораздо болЪе, чЪмъ вы цЪной обозначили. Все приготовлено превосходно, тЪмъ болЪе, что такихъ вещей нельзя уже получить въ ВЪнЪ. Но на какомъ основаніи я — Вамъ чужой человЪкъ — беру ихъ отъ Васъ? За что такое снисхожденіе?

Какъ вамъ извЪстно, меня перевели въ началЪ марта 1915 года изъ Терезина въ Будневицы и на доносъ одного еврея меня посадили въ тюрьму, гдЪ послЪ истеченія 6-ти мЪсяцевъ, пріостановлено противъ меня разбирательство. Между тЪмъ пришелъ второй новый доносъ, на основаніи котораго меня препроводили въ Пражскій дивизіонный судъ. Меня обвинили, что я будто бы изготовлялъ бомбы. Въ іюнЪ мЪсяцЪ явился еще одинъ доносъ, что я измЪнялъ государству и я былъ выданъ ВЪнскому дивизіонному суду. Такимъ образомъ разбирательство и допросы не прекращаются и послЪ трехлЪтней тюрьмы я еще не получилъ обвинительнаго акта, котораго я жду съ нетерпЪніемъ. Я удивляюсь самъ себЪ и силЪ моего отпора, что мое здоровье надломалось очень мало, несмотря на то, что я въ трехлЪтней тюрьмЪ перенесъ ужаснЪйшія душевныя муки. Теперь я уже оставилъ всякую надежду и не ожидаю освобожденія отъ мученій. Ужасъ терзаній, пытку, надруганія всякаго рода, голодъ и прочія лишенія, которыя несетъ съ собою арестъ, я переношу съ стойкимъ спокойствіемъ и силу къ жизни черпаю въ сознаніи, что я совершенно не виновенъ, что моя совЪсть чиста — я даже горжусь этимъ, что я мучусь такъ страшно единственно и исключительно черезъ мое національное чувства. КрЪпко убЪжденъ я, что доносчики, которые ввергли меня въ муки, не уйдутъ отъ должнаго наказанія и правда восторжествуетъ.

 

 

Ссыльные въ ЧаславЪ въ Чехахъ.

Сидятъ: о. Владимiръ Мохнацкiй, г. Iосифь Жантовскiй, г. Михаилъ Гумецкiй.
Стоять: о. Михаилъ Еднакiй, о. Iосифъ Марицкiй.

 

Если Вамъ не тяжело, прошу прислать мнЪ сухарей, сахару, шоколадъ и проч. непортящіеся вещи, за что буду вамъ очень благодаренъ. Съ чувствомъ глубокаго къ Вамъ почтенія, остаюсь преданнымъ—д-ръ Владиміръ Лаврецкій. Wien, IX. K. u. k. Garnisonsgericht, Rossauerkaserne ll. Hof.

 

Семья Лаубовыхъ общеназываемая „Маминка" въ ТерезiенштадтЪ.
Въ серединЪ Процыкъ сынъ пок. Ивана, редактора „Науки".

 

* * *

Терезинская крЪпость была названа нЪмцами: die kleine Festung, по-чески она называлась и называется mala pevnost Ha самомъ дЪлЪ это не малая, a большая крЪпость съ многочисленными бастіонами, сильными укрЪпленіями и военными устройствами со временъ Маріи Терезіи и ея сына Іосифа II. Милліоны кирпичей въ землЪ и надъ землею, ровные и глубокіе рвы, всякаго рода казармы для солдатъ и постройки для лошадей, снаряженія и хлЪба доказываютъ, что не мало потрачено человЪческой силы, народнаго добра и времени. Не подлежитъ сомнЪнію, что тамъ таскалъ камни и бродилъ по грязи „вЪрный найяснЪйшему пану Русинъ".

Тотъ же преданный и вЪрный рабъ былъ загнанъ штыкомъ и прикладомъ въ мокрое подземелье, въ темные и сырые погреба, въ вонючія клоаки и конюшни, которыя строилъ его дЪдъ-рабъ. Судьба знаетъ зло посмЪяться, но такъ, какъ она посмЪялась надъ русскимъ галичаниномъ, не смЪялась ни надъ однимъ народомъ. Въ то время когда Василій Щуратъ писалъ похвальныя отзывы за то, что ушедши передъ русскими, нашелъ мЪсто „до ин дэ" и знаетъ Gmund-ы, одна тысяча галичанъ гнила въ навозЪ соломы, наполненой вшами, валялась въ конскомъ навозЪ, костенЪла на холодныхъ камняхъ, изнывала въ смрадной тюрьмЪ. Не голодъ съЪдаетъ человЪка въ темницЪ, a его гложетъ упорнымъ червякомъ мука, его уничтожаетъ тихо и медленно то страданіе, черезъ которое ему не милы: солнце, люди и жизнь.

Прибавить надо, что разные Salmann-ы держали людей какъ скотовъ, не дали имъ ни бЪлья ии обуви, лишили ихъ свЪта и книжки и заставили повиноваться дикому, грубому: hersus! и einrucken! Оставалось одно занятіе: истреблять вшей, чтобы не быть ими изгложеннымъ.

Въ такомъ тяжеломъ положеніи явились съ помощью „арестантамъ" двЪ благородныя чешки: Aннa Лaубе и Юлія Куглеръ. Они принесли необходимое для существованія: мыло, бЪлье, обувь, шапки, гребешки и проч., собранное ими въ чешскихъ селеніяхъ. У меня письмо къ этимъ женщинамъ съ подписями, которое и перевожу буквально. Оно было дано имъ при отъЪздЪ „арестантовъ" въ Талергофъ, въ еще большій адъ.

Письмо къ г-жЪ АннЪ Лаубе.

„Благородная г-жа Анна Лаубе! Галицкіе русскіе, интернированные въ Терезинской крЪпости, считаютъ своимъ долгомъ поблагодарить Васъ и уважаемой Юліи Куглеръ, a также всЪмъ вЪрнымъ сынамъ Чехо Славіи, нашимъ братьямъ чехамъ, наша искреннЪйшая благодарность за все то, чЪмъ вы намъ помогли. Благодаримъ за сердечное состраданіе и преданную славянскую любовь, которую вы чувствовали вмЪстЪ съ нами.

Примите дорогіе братья, нашу искреннЪйшую благодарность и за то, что Вы, несмотря на границы сторожей и массу кирпичей, окоповъ, дали намъ убЪдиться, что у Васъ бьется теплое, доброе, чувствительное славянское сердце.

ПривЪтъ Вамъ всЪмъ за то, что Вы намъ дали доказательство, что Ваше сердце бьется такъ, какъ и наше. Да здравствуетъ чешская земля! Да здравствуютъ вЪрные сыны Славіи!

Терезинъ, 4-го мая 1915 г.

Александра Игнат. Козакъ, Подгорки-Калушъ, Ольга Михайловна Бойко, Самборъ. Елена Ивановна Демянчикъ, Скоповъ. Меланія Ст. Демянчикъ, Скоповъ. Ольга Филимоновна Падохъ, Крича надъ Саномъ. Евгенія Прислонская, Львовъ. Романъ Д. ІІІкирпанъ. Д-ръ Владиміръ Ив. Антоневичъ, Львовъ; Иванъ Максимовичъ Пашкевичъ, Львовъ; Кузьма Николаевичъ Пелехатый, членъ ред. „Прикарпатская Русь", Львовъ; Ярославъ Степановичъ Кунанецъ, студ. политехникума, Львовъ: Филаретъ В. Кмицикевичъ; Павелъ Павловичъ (неразборчиво); Д-ръ Иванъ Гриневецкій; Гриневичъ АлексЪй; Феодоръ Дм. Филипповичъ; студ. унив. Гр. Ст. Смольскій; гимн. VIII кл. Апол. Тылявскій; Karel Secky. Nalezac Chrudim. Петръ Кондратьевичъ Швайка, студ. унив. Львовъ; Іосифъ Львовичъ Морозъ, Львовъ; Карлъ Фридманъ; о. Юрій Ив. Генсерскій, свящ. въ КальницЪ ad ЛЪско; Константинъ Ив. Чнеякъ, рольникъ, Чехи, Броды; Лонгинъ Вис. Мокрицкій, абс. инженеръ, Львовъ; В. Л. Галушка; Викторъ Г. Кмицикевичъ; Vlada Procyk, student, Lwow; Дмитрій Юр. Сосюкало; Илларіонъ Ив. Ляховичъ, землевладЪлецъ, Поморяны; Иванъ Миськовъ, РЪпневъ, Каминка стр.; Михаилъ Т. Андруховъ, Переволочна ad Волочевъ; Антонъ Ив. Генсерскій; Дмитрій Феодоровичъ Васевичъ, студ. мед. фак., Львовъ; Волошинъ, Самборъ; Романъ Мих. Харполя, студ. юр. фак. Львова; Владиміръ Застырецъ, помощникъ прис. пов., Львовъ; Медитонъ Ив. Голинатый, Львовъ; Симеонъ Максимов. Палайда. Михаилъ Ив. Стасюкъ; Антоній Осип. Яворскій, дир, 4 кл. школы въ Ивановцахъ, уЪздъ Коломыя; К. Кметь, Львовъ; Матвей Феод. Квасникъ, управ. народн. школъ, Львовъ-Раковецъ; Василій Петровичъ Лемишевскій, гимн. VIII кл. въ Стокахъ-Бобрка; Юрій Иванов. Осмянчикъ, Скоповъ, абс. гимн.; Иванъ Андр. Бойковъ, гимн. VII кл., Подмихайлье, Калушъ; Романъ Ив. Демянчикъ, Скоповъ; Михаилъ Вас. Хоминъ, псаломщ. церковн. Щирецъ; Д-ръ Владиміръ Львов. Лаврецкій, врачъ изъ Войнилова; Владиміръ Ив. (неразборчиво) Львовъ; Димитрій Пр. Гуска-Чертежинскій, прихож. въ БобркЪ ad ЛЪско; Феодоръ Вас. Дуфанецъ (Dufanec), Горожанка малая, п. Рудки; Романъ Григор. Макаръ студ. вет. акад.; Евстафій Гр. Макаръ, юристъ въ Угорцахъ п. ЛЪско; Андрей de-Оленичъ СтрЪльбицкій, учит. въ СамборЪ; Николай Васильевичъ Галушка, слушателъ юрид. факулътета Львовскаго университета, 19-го Января 1915 года.

Время плохое пришло. Мы отчизну свою дорогую

Были принуждены бросить съ тоскою въ душЪ,

Мы истязаній пучину прошли, пока въ Вартислава

Мы земли не нашли гостепріимный пріютъ.

 

Братья Чехи! Намъ со строгимъ

Пасербомъ велЪлъ рокъ жить;

Потому нагимъ, убогимъ

Намъ пришлось къ Вамъ загостить:

 

Шесть вЪковъ намъ не сіяло

Солнце ласкавымъ лучомъ

И погибло насъ не мало,

Взятыхъ злобнымъ палачомъ.

И средь муки и томленья

Мы уныло дни влекли

И сухой къ Вамъ на леченье

Нашъ скелетъ лишь привели.

 

ПослЪ упорныхъ сраженій Вы волю добыли

Кровью отчизнЪ своей. Съ труповъ воздвигнувъ оплотъ,

Передъ волною чужой и жаждущей крови стихіей

Оть заглады Вы насъ охраняли собой.

 

Насъ и Васъ передъ врагами

Защищали Жижка, Гусъ

И не разными степями

Пойдутъ къ славЪ Чехъ да Русъ.

Станетъ небо намъ погоднЪй,

Отдохнетъ отраднЪй грудь;

Hej Slovane намъ свободнЪй

Будетъ можно затянуть.

И Славянъ орелъ могучій

Понесется въ небосводъ;

ВЪтеръ развЪетъ мглы и тучи,

Встанетъ Вашъ и нашъ народъ.

НынЪ, когда насъ тиранятъ и тЪ, за которыхъ мы клали

Головы наши въ бою, чтобъ спасать имъ житье,

Приподнести ничего мы Вамъ не въ состояніи

За несенную намъ помощь обильной рукой.

Но когда врага насилья

Поглотитъ забвенья ночь,

Мы припомнимъ всЪ усилья

Ваши, чтобы Вамъ помочь.

Очень дорого и мило

Будетъ вспомнить намъ о той

СторонЪ, гдЪ встарь съ Людмилой

ВолодЪлъ князь Боривой.

Дорога намъ будетъ Прага,

ГдЪ несъ свЪтъ въ народъ Вашъ Гусъ

И мы грянемъ: пусть во благЪ

Здравствуютъ и Чехъ и Русъ!

В. Р. Ваврикъ.

Группа Терезинцевъ.

(C лЪва на право). 1. А. Гичко чинов.; 2. Аппель, унтеръ-офиц. ключникъ, нЪмецъ; 3. Цюкъ, юристъ; 4. Какерда. унт.-офиц. ключ. чехъ; 5. о. Як. Борковскiй; 6. о. П. Яневъ; 7. 8.? 9 Караульн. солдатъ; 10. д-ръ Цюкъ, врачъ; 11. о. Киричинскiй 12. кр. И.Тузъ; 13. о. Н. Доб-рянскiй; 14.?; 15. о. I. Кузьмакъ; 16. кр.?; 17. г-жа О. Байко; 18. учит. Д. Чайковскiй; 19. чинов. суд. I. Гичко; 20. Айт. Влашинъ; 21. крест.?; 22. о. Д. Гичко; 23. о. Гамерскiй; 24. учиг. сем. Фи-дыкъ; 25. австрiйск. фелъд.?; 26. гимназистъ?; 27. А. Генсiорскiй; 28 о. Ю. Генсiерскiй; 29. крест. дЪвуш.; 30.?; 51. В. Киричинскiй; 32. г-жа Е. Прислопская; 33. крест.?; 34.?; 35. о. Р. Чайковскiй; 36. Учитель старичокъ неиз. фам. сконч въ Тер. отъ несч. случая; 37. судья ГгЪбовицкiй, 38. Зом-бекъ полякъ; 39.?; 40. Л. Чаиковскiй, 41. Ст. Макаръ, студ.; 42. д-ръ Заяцъ; 43. Р. Макаръ, студ; 44. о.?; 45. о. Перчинскiй; 46. учит. СтрЪльбицкiй; 47. Ф. Дуфанецъ; 48. судья Р. Авдыковскiй; 49. о. Феленчакъ; 50. о. Петровскiй; 51.? полякъ; 52? мЪщан; 53.? о.; 54. о. БЪласъ; 55. В. М. Доб-рянскiй, журнал.; 56. студ Галушка; 57. о. К. Грушкевичъ; 58. о. Н. Полянскiй; 59. о. М. Добрян-скiй; 60. крест.?; 61. о. Пирогъ; 62. К. М. Добрянскiй, студ.; 63.? французъ; 64.?; 65. Шуминскiй, студентъ; 66 Караульный солдатъ; 67. препод Дорожинскiй; 68, 69, 70 дЪти.

Наши узники въ Австріи

По полученнымъ свЪдЪніямъ въ ТерезинЪ, въ Чехіи, въ числЪ многихъ другихъ, находятся слЪдующіе:

B. Сегиновичъ съ дЪтьми изъ Болшовца, свящ. Р. Чайковскій изъ Тарнавы-Выжней, свящ. Л. Чайковскій, преподаватель гимн. Арсеній Дорожинскій, Я. Кмицикевичъ, Владиміръ, Федоръ и Самуилъ Процыки, свящ. Гр. Стецевъ, инж. К. Чижъ, братья Гичко, свящ. Л. Варицкій изъ Козлова, Гошовскій, П. Семчишинъ изъ Полоничной, свящ. Кармалита, свящ. Д Домбровскій изъ Микротина, ГлЪбовицкій, свящ. Скоробогатый, свящ. Малый, свящ. Яремкевичъ, изъ Крехова, свящ. Лозинскій изъ Горпина. Изъ с. Туринки находятся въ ТерезинЪ крестьяне: А. Кавла, оба Купецкіе, Гумены, Ф. БЪлецкій и др.

Значительное количество нашихъ узниковъ находилось также въ Моравскомъ БернЪ.

„Прик. Русь" 1915 № 1559, 1569.

Гминдъ.

He вся Галицкая Русь терпЪла въ Талергофахъ, Терезинахъ и подобныхъ мЪстахъ постепеннаго умерщвленія.

Для вЪрныхъ сыновей Австріи, для тЪхъ, которые передъ „звЪрствами русскихъ дикарей" бЪжали изъ Галиціи подъ теплое крыло „матушки-Австріи", правительство постаралось обдарить Гминдомъ. Гминдъ — небольшое мЪстечко Верхней Австріи, въ которомъ наскоро были построены многочисленные бараки, гдЪ ютились вЪрные подданные старенькаго императора.

Они имЪли своего г-на Старосту, своихъ священниковъ, ихъ просвЪщали и укрЪпляли въ австрійскомъ патріотизмЪ, словомъ — въ сравненіи съ Талергофомъ—Гминдъ былъ раемъ.

И вотъ что разсказывалъ мнЪ одинъ талергофецъ, который удостоился конфинированія, и дерзнувъ вяглянуть въ прибЪжище вЪрныхъ австрійцевъ:

— Пришелъ я туда подъ вечеръ. Осматриваюсь за мЪстомъ ночлега. Когда вижу: идетъ Николай изъ Р.; посмотрЪлъ на меня и узналъ.

„Откуда, дядя, вы сюда забилисъ"? — спрашиваетъ.

„Иду съ Талергофа", отвЪтилъ я.

„Т-с-съ! Тише, ради Бога! Если желаете оставаться здЪсь, то храни васъ Богъ признаваться въ томъ, что вы были тамъ", — поспЪшно, полушепотомъ сталъ наставлять меня землячекъ.

МнЪ не нужно было повторять этой науки и я весьма былъ благодаренъ ему, что предостерегъ меня передъ многими непріятностями.

Записался я въ временномъ адресномъ столЪ, какъ то безъ всякихъ препятствій. Но трудно было скрыть то, что я былъ въ ТалергофЪ. Но хорошо, что о томъ знала лишь канцелярія.

Въ баракахъ я разсказывалъ, что попалъ сюда, какъ возница во время отступленія нашихъ войскъ.

Но видно, не лишь я пришелъ сюда изъ Талергофа, Незадолго пришла сюда цЪлая партія подобныхъ мнЪ измЪнниковъ. Почему ихъ сюда направили— неизвЪстно. НеизвЪстно также, почему вдругъ ночью въ баракЪ, гдЪ жили конфинированные талергофцы, явились вооруженные солдаты, окружили баракъ, разбудили спящихъ, выстроили въ ряды, не забывая того же талергофскаго обращенія.

Началась провЪрка документовъ. Позже лишь оказалось, что императорское добросердіе не простиралось на насъ всЪхъ одинаково. У кого на документахъ оказалось проклятое „verdachtig" (подозрительный) того безцеремонно, какъ собаку, хватали солдаты, отводили въ сторону и замыкали тЪснымъ кольцомъ.

На счастье я имЪлъ документъ чистый и остался. Прочихъ бЪднягъ уставили по четыре въ рядъ и стали выводить.

„До смерти не забуду того дикаго крика, тЪхъ изувЪрски сжатыхъ кулаковъ, того поношенія, которыми проводили несчастныхъ гонимыхъ талергофцевъ... свои галицкіе, родные братья-крестьяне, вЪрные подданные своего старенькаго отца", съ глазами, полными слезъ, говорилъ мой знакомый.

„Кацапы, проклятые измЪнники! Еще не сгнили въ ТалергофЪ! Назадъ ихъ туда! Чтобы издохли до одного! Мы ради васъ здЪсь должны мучиться!

Черезъ васъ подлецовъ вся война началась"!

Толпа озвЪрЪла, рвалась къ дракЪ, бросала чЪмъ попало въ тЪхъ, которые дерзнули осквернить австрійскій рай...

Въ темную, холодную, ненастную ночь повели ихъ, подозрительныхъ талергофцевь, но куда — не знаю!.. Говорили, что обратно въ... Талергофъ.

Д-ръ С.

* * *

ПріЪхавъ въ Талергофъ, мы вздохнули тутъ немного легче. Трое сутокъ жили мы въ полЪ, многіе въ однихъ только рубахахъ и брюкахъ. Какъ ихъ арестовали дома, не разрЪшивъ одЪться на дорогу, такъ и загнали въ Талергофъ.

Тамъ носилъ я одну рубаху восемь мЪсяцевъ. Было у меня немного серебрянныхъ монетъ, которыя пришлось отдать вмЪстЪ съ перочиннымъ ножемъ, ибо по словамъ начальства „злодЪямъ не полагается имЪть при себЪ ни денегъ, ни оружія".

Въ ТалергофЪ продержали меня до 19-го августа 1915 г. Тамъ допрашивали насъ, стараясь выяснить нашу виновность, но, убЪдившись, что мы арестованы по причинЪ злостнаго и безпредметнаго доноса, отправили насъ нЪсколько человЪкъ въ Гминдъ въ Нижней Австріи. Тамъ были намъ выданы виды на жительство и намъ разрЪшено поселиться на частныхъ квартирахъ.

Я былъ оправданъ безъ суда.

Въ ГминдЪ было легче жить; былъ тамъ свой храмикъ,построенный русскими военноплЪнными, можна заняться заработкомъ.

Представители какого-то чешскаго благотворительнаго общества снабдили насъ бЪльемъ и одеждой.

Въ ГминдЪ прожилъ я всего 4 мЪсяца, a 12 декабря выЪхалъ эшелономъ домой въ родную Галицію.

Дома я, никуда негодный старикъ, узналъ о смерти моего сына, солдата австрійской арміи.

Крест. Иванъ ЗвЪрко,