Мудрость» мира – «глупость» Креста (1,18 – 2,5).

 

а. Слово о Кресте (1,18-25).

 

Теперь Павел приступает к обсуждению сердцевины своего богословия, к теме Креста. Он выступает против очевидно влиятельного в Коринфе течения, которое иллюзорно считало, что живет уже в совершенстве (ср.4,8), не считаясь с реальностью Креста и его следствий в жизни (ср.4,9-13). Решающую роль в их религиозных представлениях играло понятие «мудрости». Всё говорит о том, что Павел берет ключевое в коринфской церкви слово «мудрость» и подвергает критике связанные с ним взгляды. Слова «мудрость», «мудрый» удивительно часто встречается в 1 Кор 1 – 3, хотя в прочих Павловых текстах редки.

Свою проповедь Павел подчеркнуто называет «словом о Кресте» (ср.2,2). Это слово – чистая глупость с точки зрения «мудрости мира», которому весть о Кресте должна казаться абсурдом. Весь отрывок работает с острыми противопоставлениями (антитезами). Поражает, что здесь «глупости» противопоставляется не «мудрость», а «сила Божия». Это выражение (динамис) очевидно тоже играло в Коринфе большую роль наряду с мудростью. Соответственно далее выплывает и антитеза «сила – слабость». Весть о Кресте неизбежно вызывает к решению (вызов!). При этом речь идет о спасении и гибели; тезис этот сегодня для нас труден: кто отвергает весть о Кресте, тот идет в погибель, а кто ее принимает, - спасаем. Это решение в его окончательном значении обнаружит Суд Божий. Мы не имеем права делать из этого высказывания Павла догматическое положение. С одной стороны, мы должны считаться с полемической ситуацией, в которой здесь выступает Павел. С другой стороны, мы не можем такое полемически обостренное высказывание изолировать от всего Писания. Во всяком случае, ясно одно: спасение может быть только от Бога.

Весть о Кресте кажется противоположной всем человеческим ожиданиям. То, что замыслы Божии и человеческие потребности и планы не сходятся, знал уже Ветхий Завет, который Павел цитирует по памяти (ср. Ис 29,14; Пс 32,10). Замыкающаяся на себе, любующаяся собой «мудрость мудрецов» разоблачается Богом как беспочвенная. И в трех иронических торжествующих вопросах ст.20 тоже звучат тексты из Ветхого Завета, которые говорят о превосходстве Премудрости Божией (Ис 19,12; 44,25). Все три институции человеческой мудрости ставятся под сомнение Словом о Кресте. Павел находит, что Писание подтверждает это: мудрость Бога и людей диаметрально противоположны. Спасение человеку приносит не самозванная и самодовольная мудрость, но Слово о Кресте.

Трудный ст.21а полностью сформулирован о Кресте и направлен против коринфян. Мир упустил Бога в Премудрости Божией на Кресте, ибо желал познать Его по масштабам своей мудрости. Именно то же самое делают спорящие, конкурирующие и уверенные в своей мудрости коринфяне. Они тоже рискуют не познать мудрость Божию, потому что не принимают всерьез Евангелие о Кресте. Однако Бог не дает упасть людям, которые Его упустили. Он решает (греческий глагол «было благоугодно» включает в себя понятие свободной, благоволящей, обращенной к людям любви) спасти тех, кто верует «глупости» Евангелия. Не человек достигает Бога, но Бог достигает человека! Здесь парадоксальность усиливается: весть о Кресте – глупость, не только в глазах неверующих, но и фактически! Крест есть и остается неодолимым препятствием. Эту весть невозможно логически осмыслить, как бытие из ничего, как жизнь из смерти. Крест остается загадкой и для веры, загадкой, которая просто не отгадывается в обычных категориях человеческой мудрости.

Ядро всего текста – стт.22-25. То, что Бог открывает Себя в бессилии Распятого, неверующим должно казаться абсурдным. Иудеи и эллины выступают здесь как представители всего неверующего мира. Они воплощают различные формы слепоты по отношению к вести о Кресте. Критика, разумеется, снова направлена на коринфян. Иудеи и эллины – не другие, не внешние: они воплощают позиции, которые обнаруживаются внутри церкви. Павел отвергает требование знамений легитимации, ибо разве могут люди становиться судьями над суверенными действиями Бога? Столь же невозможно оценивать действия Бога на основании их соответствий человеческой мудрости и человеческим ожиданиям.

Павел подчеркнуто противопоставляет всему этому весть о распятом Христе. Иисус Христос есть и остается Распятый. Крест для Павла – не прошедшее. И воскресший Господь остаётся прошедшим через крестную смерть, постоянно отмеченный крестной смертью. Крест для Павла – не переходная стадия, преодоленная Пасхой. Одному Крест – соблазн, скандал, досада, а другому – предмет разочарования и раздражения. Верующему же – доказательство совершенно иной мудрости, мудрости Божией. Согласно иудейским ожиданиям Мессия легитимен Своим (внезапным) успехом. Но Распятый – именно не сияющий победитель и освободитель. Он – побежденный, униженный, принадлежит отверженным, к жертвам человеческой истории. Исповедать Его как Мессию должно представляться невыносимым соблазном ввиду политических мессианских надежд, почти богохульным скандалом. «Соблазн» по-гречески скандалон. Слово это означает то, обо что спотыкаются и падают, то, что несет совращение и гибель. Крест вызывает противоречие и раздражение.

Ищущим же мудрости, проникновения мыслью во внутренние связи мира, проповедь о Распятом Спасителе должна казаться грандиозным сумасшествием. Религиозно почитать какого-то умершего на кресте преступника, - это нормально чувствующему человеку должно было казаться нестерпимой дерзостью. На разговоры о столь непристойных предметах как крест в приличном обществе было наложено табу. Вот что говорил об этом Цицерон: «Не только сам крест должен быть удален от тела граждан Рима, но даже само слово крест должно быть удалено от их мыслей, глаз и ушей» (Цицерон, За Рабриона 5,16). Есть карикатура, нацарапанная в Римском Палатине на стене. Она содержит саркастическую насмешку, которой подвергались тогда христиане с их вестью о Кресте: некий раб стоит на коленях перед распятым человеком с ослиной головой. Внизу по-гречески неуклюже начертано: «Алексамен молится своему богу». Эти примеры могут иллюстрировать, что подразумевает Павел, когда он здесь говорит о соблазне и глупости. Он, должно быть, и сам в своей миссионерской деятельности пережил, как часто его весть о Кресте наталкивалась на массированное отвержение и полное непонимание.

Призванным же, тем, кто верит (21), кто открывает себя этой вести и понимает ее в ее глубине, открывается, что мнимая глупость в действительности – премудрость; мнимая слабость в действительности – сила. В Распятом открывается Божия солидарность со слабыми, с жертвами, обнаруживается сила Божия, которая смогла преодолеть поражение Иисуса на Кресте: «Распятый в Своей немощи, Он живет силою Божией» (2 Кор 13,4). Крест и воскресение для Павла неразрывно связаны. Без воскресения Крест остался бы абсурдным, бессмысленным концом Иисуса из Назарета; без Креста воскресение оказалось бы дешевым хэппи-эндом, который слишком легко перешагивает через полную страданий противоречивую действительность этого мира.

Этот отрывок завершается впечатляющими парадоксами. Бог открывает Себя в «глупости и слабости» Распятого. Побежденный есть победитель. Бог – нечто другое, нежели все ожидания человеческие. Он находится в глубине отчаяния и смерти. Можно ли в смерти увидеть Бога? Он – не просто вознесенный над всеми ужасами и страхами этой жизни. Историческое событие Креста во всей своей страшной трагичности – доказательство силы и премудрости Божией, абсолютно иной силы и иной премудрости. Здесь наша логика отказывает и начинается совсем иная логика, Божия. Требуется вера, чтобы постичь все это. Но Павел не говорит, как, возможно, сказали бы мы, что эти перспективы открываются тому, кто решил стать верующим. Он говорит о «призванных». Вера для него – в своей основе – дар.

Если мы этот текст Павла не оставим в его исторической дистанцированности, он окажется поразительно актуальным. Повсюду, где христиане встают на сторону жертв, обделенных и униженных, у них появляется тягостный опыт столкновения с мощным сопротивлением сильных и властных. Тогда становится актуальным то, что Павел говорит о «соблазне» Креста. Однако, словом о соблазне креста ни в коем случае нельзя злоупотреблять, используя его в качестве оправдания собственных недостатков. Такая опасность в церкви всегда существует.

В вести о Боге, Который в Иисусе принял сторону жертв, кроется политическая и социальная взрывоопасность и в то же время утешительная сила. Кроме того, эта весть должна научить нас, христиан, скромности и помалкивать в отношении наших иудейских братьев по человечеству. Марк Шагалл, рисуя свой «Белый Крест» (1938), обратил на это гораздо большее внимание, чем многие христиане.

 

б. Церковь маленьких людей (1,26-31).

 

Распятый – как центр христианской проповеди, Бог – на стороне слабых и угнетенных, - все это имеет следствия для христиан, для их жизненных стандартов и масштабов. Конкретно эти следствия сказываются уже в социальном составе церкви, о котором теперь Павел и напоминает. Из влиятельных в обществе людей в церковь вошли немногие. Павел называет три группы: 1. Мудрые, образованные; 2. Сильные, экономически и социально влиятельные; 3. Благородные, происходящие из видных семейств. Конечно, все они не совсем отсутствуют в церкви, как это видно из 1 Кор 11,17-34.

Бóльшая часть церкви состоит из малых людей: ремесленников, портовых рабочих, торговцев, рабов. Павел не называет эти группы прямо, чтобы не обижать. Он использует средний род в стт.27-28, употребляя тем самым пренебрежительные суждения высших слоев о малых людях. Эти суждения он подвергает основательной богословской критике: именно то, что в глазах мира слабое, низкое и презренное, избрал Сам Бог. Только в одном месте он заменяет средний род мужским во множественном числе, говоря «мудрые». Делает он это, скорее всего, для того, чтобы дать понять коринфянам, как далеко они ушли от серьезного восприятия вести о Кресте. То, что церковь в основном состоит из невлиятельных, бесправных и неимущих людей, на фоне вести о Кресте имеет глубокий смысл: Бог избирает и призывает «ничто», «из ничего». Но те, которые считают себя элитой, возвеличивают себя в своей мнимой значимости, хвалятся своей мудростью и высоким положением, разоблачаются, «обращаются в ничто» (в Синодальном переводе «упраздняются») в своем ничтожестве.

Но почему так? Об этом Павел говорит в ст.29: чтобы никакая плоть (человек) не хвалилась перед Богом, не полагалась на свои преимущества или успехи и не забывала, что абсолютно всем она обязана Богу. Здесь впервые возникает центральное для Павла понятие «хвалиться», полагаться исключительно на себя и на свое. Это для Павла – основной грех человека. Слово «плоть» в ст.29 – человеческий мир в его падшем состоянии и тленности, временности: «всякая плоть как трава» (Ис 40,6). Тем неуместней позиция самодовольной надменности.

Только одному Богу христиане обязаны своим христианским бытием; «от Него» – выделено в начале ст.30. Он их избрал и призвал в церковь. Они живут «во Христе Иисусе», в тесном общении с Ним. Это общение основано на крещении. Крест Иисуса Христа высвечивает истинную премудрость Божию (ср. ст.24). Это исключает всякую другую «премудрость»: Он один – премудрость, воплощенная в личности, олицетворенная Премудрость «для нас» (это Павел добавляет сознательно). И здесь тоже Павел подчеркивает инициативу Бога («от Бога»). Это Он взял на Себя инициативу спасения, которое описано тремя центральными для богословия Павла понятиями. Каждое из них содержит полноту вести об искуплении. Возможно, звучит и намек на крещение (ср. 1 Кор 6,11).

1. Праведность (правда). Это понятие Павел использует не в нашем сегодняшнем социальном смысле. Он имеет в виду правильное отношение к Богу, на основании которого человек может устоять на Суде Божием. В таком понятии «праведности» присутствует принципиальная мысль, которую выстрадал Павел: человек может устоять перед Богом не на основании своих дел, своего совершенства, своих жизненных достижений, но только потому, что Бог незаслуженно одарил и принял человека. «Праведность» – не заслуга, но исключительно дар Божий. Это особенно ясно в связи с нашим местом.

2. Освящение. И здесь тоже справедливо: освящение, близость к Богу, тесное общение с Ним – дар Божий. Христиане – «освященные во Христе Иисусе» (1,2).

3. Искупление. Понятие искупления у Павла не ограничивается искуплением от греха. Это понятие шире. Павел мыслит освобождение от всякой погибели, которая ограничивает жизненные возможности человека: от зла и от греха, от власти смерти, от всяческих притеснений, от бессмысленности и пустоты (ср., например, Рим 8,18-23).

Всё это Павел излагает не из догматического интереса. Он желает ясно показать коринфянам, как далеко они ушли от самого центра веры, если они соперничают друг с другом на предмет, какая группа обладает лучшей «мудростью» и лучшим «знанием». Праведность, освящение, искупление, - всем этим мы должны быть благодарны Христу, Его крестной жертве. Посему благодарность и хвала положены Ему одному, распятому и воскресшему Господу. Это Павел суммирует, вольно цитируя Иер 9,22сл. Здесь Павел тоже полемизирует с теми коринфянами, которые строят башню на основании собственной мудрости и собственного знания. Кто постиг весть о Кресте, тот знает, что главной позицией христианина должно быть не само-довольство и не само-хвальство, но только благодарность Богу. Ибо все исходит от Бога. Поэтому «похвала» может быть только «в Господе», ибо только «в Нем» мы обладаем всем, в Кресте Иисуса Христа (Гал 6,14).

 

*** Безусловно, этот отрывок для всякой христианской общности содержит в себе взрывчатое вещество. Он – вызов, вызов Евангелия о Кресте. «Переоценка всех ценностей» становится конкретной в 1,25. Достоинство бедных, - сознается ли оно в церквах, определяет ли их практику? Неуместность классовых делений и различение рангов, - как еще стоит сегодняшнее христианство перед всесокрушающей вестью о Кресте? Впрочем, Павел не провозглашает никакой революции в классовых различиях: если «кто был ничем, тот станет всем», то что это изменит? Не должны ли выглядеть смешными наши самодовольные попытки обособления перед лицом того факта, что всякий человек самим собою и смыслом своей жизни обязан только Богу?

Естественно, влиятельные люди тоже могут входить в церковь Иисуса Христа, - если они принимают вызов Слова о Кресте, отвергают категории мира как неуместные и усваивают категории избрания Божия. Если бы мы это принимали всерьез, то следствия были бы необозримыми...

 

в. Проповедь «в немощи, в страхе и в трепете» (2,1-5).

 

Как в 1,26-31 Павел изложил, насколько церковь в своем скромном составе соответствует вести о Кресте (1,18-25), так и теперь он показывает, что и его собственная проповедь и его выступление в Коринфе были определены вестью о Кресте. Он вспоминает о своем первом появлении в Коринфе, которое было отнюдь не впечатляющим, скорее довольно слабым, лишенным блеска. И это ему некоторые коринфяне, очевидно, ставили в упрек.

В ст.2 Павел вновь подчеркивает, что центр его вести – Распятый (ср. Гал 3,1; 6,14). Распятый был сердцевиной его проповеди в Коринфе. Естественно, к вести о Кресте примыкало и исповедание Воскрешения Распятого. И то, и другое для него неразрывно связано (1 Кор 15,3-5). Но у него есть повод делать вопреки коринфянам особый акцент на Кресте и постоянно настаивать на этом акценте.

Надо полагать, его весть была прекрасно известна коринфянам. Тем удивительнее для Павла, что они удаляются от этого центра в сторону проповеди «в превосходстве (изобилии) слова или мудрости» (ст.1). Именно такой проповеди он и не предложил при своем первом посещении Коринфа. А коринфянам, как оказалась, очень важна проповедь, исполненная риторической красоты. Как показывает 2 Кор 11,6, Павла в Коринфе упрекали за его риторические недостатки. Но тот, кто возвещает Крест, не может это делать в фейерверке риторических красот. Это лишь увело бы от содержания, от Возвещаемого («упразднило» бы Крест). У Павла же, прежде всего, речь идет о содержании! На это указывает ключевое слово «мудрость». Коринфян увлекал определенный сорт «проповеди премудрости». Павел же называет проповедь Креста «тайной» (ст.1). Здесь, правда, есть текстологическое расхождение («тайна» (мистирион) или «свидетельство» (мартирион)). Вероятно, следует ради связи в тексте предпочесть «тайну»: весть о Распятом остаётся тайной, ибо она противоречит всем человеческим ожиданиям и способностям к уразумению (человеческой премудрости).

В ст.3 речь идет не о том, что Павел после фиаско в Афинах (Деян 17,16-34) теперь пришел в Коринф, исполненный сомнения в успехе. Речь идет о гораздо более глубоких вещах. В проповеди апостола должна сверкать не человеческая сила убеждения, не премудрость, но в ней должен говорить Сам Бог. Поэтому сам Павел выступает не в блеске, а в немощи. Как мы знаем из других мест, Павел страдал болезнью, о которой нам, впрочем, почти ничего не известно (ср. Гал 4,13-15; 2 Кор 12,7-10). Бедность, нищета его личного явления отвечает нищете Распятого, Которого он возвещает. Страх и трепет – единственно соразмерная реакция человека при встрече с истиной и действительностью Божией. Так это уже повсюду в Ветхом Завете, где человеку дозволено исследовать тайну Божию (например, Исх 20,18; Ис 19,16). Страх и трепет – единственно адекватный способ возвещать Распятого, в Котором является сила Божия и премудрость Божия (1,24).

Ключевое слово «премудрость» всплывает и в ст.4. Речь вновь идет о единстве формы и содержания. Содержание должно определять форму. Блестящая риторика только уводила бы от центра. Поэтому Павел делает ставку не на изящное искусство убеждения, не на распространенные в его время обычные фокусы риторической пропаганды (ср. 1 Фесс 2,3-80. Он полагается на внутреннюю убеждающую силу того, что он возвещает. Хотя он и не был выдающимся оратором, хотя и казался коринфянам слабым, хотя он сознательно отказывался от риторических уловок, весть о Кресте доказала себя как действующая силою Духа, обнаружилась ее внутренняя сила убеждения, потому что достоверность ей придавал Дух Божий. Проповедь Креста показала в Коринфе свою силу. В этом, собственно, состояло чудо: сила обнаружилась в немощи.

В заключение Павел еще раз формулирует и подчеркивает антитезу: вера опирается не на человеческую мудрость, а на силу Божию. Не риторическое искусство, не человеческое знание или мудрость ведут к вере: Сам Бог делает это. То, что весть о Кресте, несмотря на неяркое выступление Павла, все-таки смогла «просветить» коринфян. В этом доказательство ее истинности, ее происхождения не от людей, но от Бога.

 

Премудрость Божия (2,6-16).

 

В 1,17б-25 Павел рассуждал о том, что Слово о Кресте непозволительно возвещать в “премудрости слова”. От этого Павел не отступает и в 2,6-16. Если же он теперь говорит о «мудрости» в положительном смысле, то может это делать только потому, что эта мудрость полностью идет от Бога, а потому совсем иная, несравнимо иная, чем всякая человеческая мудрость.

1 Кор 2,6-16 всегда было местом, трудным для понимания, всегда спорным. Это видно на примере крайних утверждений. Этот отрывок, мол, по сути, совсем не христианский и был введен в послание чьей-то рукой позднее. Мы же будем исходить из того, что этот текст происходит от Павла. Трудности толкования возникают оттого, что Павел теперь воспроизводит язык и понятия некоей группы среди коринфян, которые мечтали о себе как о «совершенных» в обладании некоей глубинной, только им доступной «мудростью». Павел подхватывает элитарную терминологию этих людей, чтобы энергично исправить их воззрения. При этом он, естественно, подверг себя опасности непонимания.

 

а. Сокровенная премудрость Божия (2,6-9).

 

Поставив проповедь Креста в центр всего христианства, теперь Павел может указать (как уже в 1,24.30) и на положительную сторону понятия «премудрость». Это совсем иная, несравнимая Премудрость Божия, о которой уже говорилось в 1,18-25.

Понятие «совершенные» отражает притязания коринфян. Эти притязания Павел желает опровергнуть. Между строк сквозит легкая ирония, которая далее, в 3,1-4 станет совершенно явной.

Премудрость Божия диаметрально противоположна мудрости века сего (ср. 1,20). Павел добавляет, что она отличается от мудрости властей века сего. Он уже думает о Распятии, упомянутом в ст.8. Властители мыслят в категориях мудрости этого мира. Так они остаются слепыми для более глубокой мудрости Божией, которая открывается на Кресте. Спорно, имеются здесь в виду политические и религиозные власти, приведшие Иисуса на Крест, или кроющиеся за видимостью этого мира бесовские силы. Возможно, Павел сознательно формулирует двусмысленно: отправляя на смерть Иисуса, политические власти показали себя как орудия богоборческих демонических сил. Однако, эти силы тьмы, радикально отрицающие жизнь и ее смысл, в конце концов не победят: они будут уничтожены, уступив место Царствию Божию, когда Бог станет всё во всём (1 Кор 15,21-28).

В ст.7 Павел описывает возвещаемую им Премудрость положительно. Она – Премудрость Божия, поэтому она – «премудрость в тайне», сокровенная, премудрость, какой нет у человека. Слово о Кресте по чисто человеческим масштабам всегда остается глупостью. Только вера открывает в нём более глубокую Премудрость Божию. Она предшествует всему творению, всем временам. Указывая на этот всем временам предшествующий замысел Божий, Павел хочет сказать: Крест от начала существовал в провидении, в плане Божием. Бог никогда не выпускал историю людей из Своих рук. План Божий искони предусматривал «нашу славу». Так Павел снова приходит к мысли: участие в крестной судьбе Иисуса открывает и христианам путь к славе (ср. Рим 8,17; 2 Кор 4,10).

Власти века сего оказались слепы к глубинной премудрости Божией. Но таковыми по-своему являются и сами коринфяне. Властители не познали, кто такой Иисус в Его глубине: «Господь славы». Казнив Его, они парадоксальным образом привели к цели премудрость Божию, т.е. замысел Божий. То, что Павел называет Распятого Господом, для него очень необычно (кроме Гал 6,14). Возможно, здесь он снова воспринимает понятие, которое было в ходу у определенной группы коринфян, которые односторонне подчеркивали воскресение. Им он напоминает о Кресте, о явлении Премудрости Божией, перечеркивающей все человеческие ожидания, оставляющей их далеко позади. Ожидаемая слава – полностью дар Божий, а не человеческое самопрославление. Они распяли «Господа славы»: Павел этими словами еще раз высвечивает всю мучительную парадоксальность Креста.

Цитата из Писания (Ис 64,4) еще раз резюмирует все сказанное. Происхождение цитаты спорно. Вероятно, Павел цитирует Ис 64,4, комбинируя это место с другими апокалиптическими преданиями. Обещанная слава столь несравненна, что она непостижима ни для какого человеческого ума, оставаясь недоступной человеческим возможностям постижения. Она превосходит все мирские способы восприятия. Она будет великой «неожиданностью» (сюрпризом) от Бога для тех, кто Его любит, кто Им избран, Так Павел переходит к последующему.

*** Павел ощущает постоянную дерзкую несправедливость человеческой власти. Там, где властители приговаривают к смерти невинного, цинично и произвольно распоряжаются жизнью другого, там бесовская гримаса обнаруживает свою претензию на власть. Как это происходит снова и снова, как Бог попускает все это, как Он попустил это в смерти Иисуса, остаётся сокровенной, мучительной загадкой, тайной.

 

б. Откровение Премудрости Божией (2,10-16).

Действительность Бога, Его планы, глубинные замыслы о мире остаются сокрытыми для человека, непроницаемой тайной. Однако люди могут что-то предчувствовать и узнать об этой тайне, но это происходит только тогда, когда это им открывает Бог, когда Он дарует верующим Свой Дух, Сам дает им познать Себя. «Нам» дается это откровение, - подчеркивает Павел, - то есть оно дается не только элитарному кружку, но всем верующим (ср. 1,21). Только в откровении, только в даре Духа Божия люди могут познать глубины Божии, Его сокровенные намерения. Речь при этом идет не о религиозных предметах вообще, но конкретно о Божием плане спасения, то есть о Кресте.

Следуя античной философии и богословию откровения, где был известен принципиальный закон аналогии: подобное познается подобным, - Павел приводит сравнение с самопознанием человека. Только своим духом (то есть личностным центром человека) человек способен познать себя в своих глубинных замыслах и внутреннем существе (11а). В 11б Павел выводит заключение от малого к большему: точно так же лишь Бог может знать о Себе, а другому Он остается абсолютной тайной. Только Дух Святой Божий может проникать в Бога. В греческом – проникать в «та ту теу» (то, что принадлежит Богу). Это не «сущность Бога» в философском смысле, но Его замысел о мире, скрытый в Кресте. Никто из людей не может постичь это, если ему это не откроет Сам Бог (= Его Дух).

Только верующие способны видеть, чтò даровал им Бог. В Коринфе некоторые полагались на тот дух, который существует в них, которым, как они полагали, они владеют. Павел указывает на Дух, Который исходит от Бога. Дух Божий – незаслуженный дар Его суверенной свободы, а не дух мира. Здесь снова все сформулировано полемически. Восприятие Духа, о Котором мыслит Павел, ведет не к развитию внутренних возможностей человека, не к более глубокому самопознанию, но к познанию того, чтò нам даровано от Бога. Принятие Духа и откровение для Павла – целиком и полностью благодать.

Еще раз Павел подчеркивает, что он в своей проповеди передает не слова человеческой мудрости, но мысли, дарованные Духом Божиим. Весть может быть понята только тогда, когда и адресаты приняли Духа Божия. Только так они могут быть восприимчивыми к «духовному». (К переводу «духовная духовными сразсуждающе»: сразсуждати – подбирать один предмет к другому так, чтобы они подходили друг к другу. Толкования разные: 1. Златоуст: подбирая для духовных предметов духовные слова (объяснения); 2. Феофилакт: рассуждая о духовных предметах с духовными людьми. Последнее вероятнее.)

Стихи 14 и 15 отличаются антитезой, которую Павел снова перенимает в Коринфе (в 3,1 эта коринфская терминология обращается против самих коринфян). Он говорит о «пневматичном» человеке, т.е. о человеке, который определен Духом Божиим. Эта терминология может нас удивить. Не принимает ли здесь Павел (из гнозиса? из эллинистической премудрости?) дуалистический взгляд на человека, т.е. такой образ человека, в котором принижается все телесно-земное, включая «душевное»? Нет, Павлу абсолютно ясно: «Дух» – исключительно дар Божий, а вовсе не приданое из прежнего небесного существования человека, как в позднее возникшем гнозисе. Для Павла к тому же ясно, что все христиане в крещении приняли Духа (3,16; 12,13). Таким образом, здесь он обращается не к элитарной, особо одаренной группе в церкви. Человек, определенный только земными категориями, не принимает откровения Духа Божия. Он считает это глупостью. В ст.14б Павел скажет, что по-другому он и не может. Этим Павел вовсе не хочет отказать определенным лицам в коринфской церкви в познавательных способностях. Напротив, он хочет пробудить в них те духовные возможности, которые у них есть, но пребывают в нераскрытом состоянии, он желает побудить их глубже проникнуть в веру, увидеть и пережить центр веры – Крест.

Ст.15 в отрыве от контекста коринфской полемики может оправдывать чрезмерные притязания церковных деятелей. Так отчасти и было в истории Церкви, как будто бы обладание церковным саном делает человека неподсудным, освобождает его от всякой критики. Как видно из 4,3сл и 9,3, часть церкви довольно энергично критиковала Павла. Быть может, он уже здесь намекает на это и отказывает коринфянам в компетенции выносить суждение над ним как апостолом? Может быть, это и было попутной мыслью. Но в общей связи ст.15 может означать лишь следующее: исполненный Духа Божия может проникать в глубины «сердца» Божия, даже во всё. А для того, кто Духа не имеет, всё остается сокрытым, непонятным и даже кажется безумием. Однако, Дух – не собственное имущество человека, но дар. (Толкование Златоуста: Зрячий видит все, и даже то, что принадлежит незрячему. Но никто из незрячих не видит того, что принадлежит зрячему.)

(К переводу ст.16: «судить» – «обсуждать, понимать»).

Мысли и планы Божии бесконечно превосходят человеческие мысли и планы. Это Павел суммирует в цитате из Ис 40,13. Бог всегда остается бóльшим, непостижимым, неисследимым. Никто из людей не способен проникнуть в Его мысли. В заключительной фразе Павел неожиданно говорит не «мы имеем Ум Господень» (здесь «ум» = «дух»), но «мы имеем Ум Христов». Христос для Павла – Распятый (ср. 1,17.23сл.30; 2,2). Верующие имеют Дух (Ум) Христов как дар! Бесконечное расстояние между Богом и человеком было упразднено, преодолено Самим Богом.

 

4. Абсурд партийности (3,1-23).

а. Младенчество коринфян (3,1-4).

 

Теперь становится очевидным, что Павел за всем доныне сказанным все время подразумевал партийные споры в Коринфе. Эти споры он воспринимает как признак инфантильности. Поскольку некоторые в Коринфе претендовали на обладание глубокой мудростью и проницательностью, они считали себя одухотворенными и совершенными. В действительности же они пестовали свои глупые неврозы мнимого величия. Павел может смотреть на это лишь со смехом и сожалением. То, что он пишет о них, должно было бы привести их в полное замешательство, возмутить. Он полностью отрицает их претензию на обладание полнотой Духа. Их незрелые споры и конкуренция выдают, что все их претензии ложны.

Они, вспоминая о пребывании Павла в Коринфе, когда он основал церковь, очевидно, упрекали Павла в том, что его проповедь была простецкой и безвкусной, что в ней не хватало глубины мысли и знания. Павел возражает: тогда они были еще новичками в вере. Он иллюстрирует это образом из народно-стоической философии его времени, образом молока для младенцев, новичков, и твердой пищи для взрослых, развитых. На коринфян это должно было подействовать как холодный душ: как, они все еще младенцы, новички в вере?! Так Павел выбивает почву из-под их чрезмерных претензий. Они все еще земные, эгоистичные (буквально «плотские»). Это показывают их ревнивые и бессмысленные споры. Их высокие претензии и их практика никак не сходятся. Они «ходят» (поступают) по-человечески, как это свойственно обычным людям. Зрелость доказывается не высоко парящими богословскими идеями, но повседневными поступками, «хождением». Их поведение осталось младенческим. Это видно по тому, как незрело они хватаются за Павла или Аполлоса. Личности неуместным образом выдвигаются на передний план за счет дела веры.

 

*** Так и ныне: где подчеркнуто партийное восхищение или партийная критика той или иной личности, там ущербно самокритическое сознание. Дело Евангелия – только оно по-настоящему важно.

 

б. Церковь – нива Божия (3,5-9).

 

На примере своей личности и личности своего последователя Аполлоса Павел делает очевидной всю абсурдность коринфского культа личности. Они оба – слуги (это слово в греческом тексте подчеркнуто поставлено впереди). Уже их обозначение «слугами» исключает всякую мысль об отношении к ним как к собственникам, а также всякую чрезмерную, исключительную привязанность к ним. Каждый из них соответствующим только ему образом, согласно дарованному именно ему таланту внёс вклад в дело обращения людей к вере. Каждый сделал дело, порученное ему Господом (ср. 12,7). Это делается наглядным в метафоре насаждения и поливки. Павел насадил церковь, основал ее; Аполлос полил ее, т.е. продолжил дело проповеди. Оба, Павел и его последователь, безотказно сделали для церкви свою работу. О личном соперничестве в тексте ничего не сказано. Но самое решающее – рост, возрастание – даровал Бог. Решающим является не то, что делают люди, но то, что делает Бог: Он взращивает, дает рост. Это делает относительной деятельность и Павла, и Аполлоса. И тем более это делает относительной соперничающую партийность коринфян в пользу того или другого, даже сводит это соперничество к абсурду.

Аполлос продолжил деятельность Павла. Не соперничество и конкуренция определяют их отношения, но солидарность и единство. Это единство не означает равенства. Но, несмотря на все различия, служители не позволяют себе выступать друг против друга. Они – «одно» (делают одно дело). Они – служители в одной и той же церкви, рост которой дает Бог. Кто из них лучше сделал дело Божие, - праздный вопрос. Судить об этом будет Тот, чье задание они выполняют. Это Он признáет и оценит те усилия, которые приложили люди ради Его дела. Ст.9 резюмирует и еще раз подчеркивает: всё сводится только к Богу. Вестники и церковь подвластны делу Божию. Павел и Аполлос – «соработники» у Бога (или соработники Бога?); людям дозволяется и поручается участвовать в том, что может сделать только Бог – каждому в его меру (ср. ст.5), в меру дара. Это еще раз предостерегает церковь от того, чтобы отдавать предпочтение тому или иному способу проповеди и измерять всё одним масштабом. В ст.9 Павел переходит к новому образу, образу строительства, Так он подготавливает аргументацию стт.10-15.

Определенные круги коринфян должны были воспринять ясный язык апостола в 3,1-4 как вызывающий. В 3,5-9 Павел пытается понятной речью в образах расположить к себе церковь. Он вовсе не желает их обидеть, хочет убедить, помочь им и продвинуть далее.

 

*** Разные сотрудники в Церкви с их разными дарами – не конкуренты и, конечно, не противники: они работают над одним делом. Также и сама церковь не может и не смеет смотреть на себя как на последовательницу или, еще хуже, служительницу того или иного человека, того или иного богословского или политического направления. Она – церковь Бога. К Нему должна быть направлена всякая деятельность благовествования.

 

в. Церковная работа под знаком Суда (3,10-15).

Павел уверенно называет себя архитектором церкви. он заложил основание, на котором строят другие. Перед этим он подчеркивает, что свое служение он получил как благодать Божию. К этому служению он был вынужден: Бог призвал его, невзирая на его желания (ср. 15,10). Другой построил на заложенном Павлом основании: основание без строительства не имеет смысла. Примечательно, что Павел здесь говорит в третьем лице. Думает он об Аполлосе? На это может намекать 4,6. Но ст.10в предполагает более общее толкование, когда Павел формулирует, что каждый должен быть внимательным, как он строит. Так что Павел просто имеет в виду проповедников, которые действовали в Коринфе после него. Фундамент заложен, он не может быть заменен другим. Ибо этот фундамент – не личное изобретение Павла, но Сам Иисус Христос, Распятый (1.23; 2,2). Впрочем, Павел не говорит «основание, которое я заложил», но «основание, которое заложено». И для него самого заложенное основание неприкосновенно, ибо оно – весть о Кресте.

В ст.12 речь идет не о дальнейшем строительстве, но о материалах, из которых строят. Образ смещается. Павел называет два ряда стройматериалов: сначала ряд благородных металлов, которые, конечно, - не самые важные строительные материалы. Почему так, показывает второй ряд: здесь подбираются материалы уже с точки зрения суда и испытания огнем (стт.13-15). Именно поэтому в первый ряд поставлены благородные металлы, которые выдерживают огненное испытание. День Суда покажет, что создали отдельные проповедники: что-то пребывающее или преходящее. Кто бы ни продолжал строительство церкви, должен будет ответить на Суде Божием. Тогда обнаружится, чего стоит его работа.

Стт. 14 и 15 называют положительный и отрицательный результат «огненного испытания». Если то, что тот или иной проповедник привнес в созидание Церкви, оказывается устойчивым, непреходящим, то такой проповедник получит свою плату. Удивительно, что продолжение говорит не о наказании, которого можно было бы ожидать для того, чей труд не выдерживает Суда. Он «потерпит урон, убыток»