Способность все иметь под контролем на тонущем корабле

История: «Явный признак глупости»

Жил-был когда-то один учитель. Однажды, готовясь к уроку, он прочитал в одной умной книге, которую написали семь мудрецов, такую фразу: «Маленькая голова и длинная боро­да - явный признак глупости». Схватив зеркало, он стал долго и внимательно себя рассматривать: «У меня длинная белая борода». Он продолжал напряженно всматриваться в зеркало: «Господи, помилуй: мою голову никак не назовешь большой. Если завтра я буду читать слова мудрецов своим ученикам, что они скажут, глядя на меня!» Злополучное со­впадение признаков глупости с его внешностью заставило его так же быстро действовать, как и соображать: «В книге ничего не сказано о короткой бороде и маленькой голове как о признаках глупости». Как назло, ни ножниц, ни остро­го ножа не оказалось под рукой, чтобы укоротить бороду. Тогда учитель, недолго думая, схватил свечу, чтобы сокра­тить предательскую длину бороды. В один миг пламя охва­тило бороду. Не успел он потушить его, как оно сожгло всю бороду и опалило лицо, покрыв его черной копотью. Разве мог он в таком виде показаться людям и особенно своим ученикам?! У него было достаточно времени для размышле­ний. Рядом с роковой фразой «Маленькая голова и длинная борода — явный признак глупости» он отчетливо написал красивым почерком: «Это высказывание подтвердилось на практике». (Персидская история)

Разъяснение

Все держать под контролем - вот то, чего больше всего хочет европеец. Он хочет быть хозяином в собственном доме и не любит никаких неожиданностей. Люди такого толка пытаются строить свою личную жизнь, подражая ученому-естествоиспытателю, наблюдающему всевоз­можные явления природы, создающему строгие теории и гипотезы. Все должно быть чисто, корректно, в полном порядке и идти по строгому расписанию. То, что на За­паде послужило прогрессу в промышленности, технике, медицине и др., то для иного партнерства может оказать­ся роковым. В своем стремлении к максимальной проч­ности отношений оба партнера прибегают к такому мето­ду, который в индустриальном обществе скорее всего гарантирует надежность, т.е. к научному подходу. Говоря это, я не имею в виду научную психологию, одна из целей которой - наблюдение и объяснение поведения человека с помощью научных методов. Я имею в виду скорее некритическое применение ее результатов обоими партнерами.

Первое заблуждение, с которым мы сталкиваемся, это представление о том, будто «теоретик» может вести себя в собственном партнерстве как ученый, как бесстрастный наблюдатель со стороны. Партнер этого не может. Более того, он полностью «завяз» в партнерских отношениях. Его судорожные попытки сохранить теоретическую дис­танцию оборачиваются для партнерства конкретным со­держанием: своими теоретическими измышлениями он пытается поставить себя вне партнерской динамики, сде­лать себя неуязвимым и приобрести власть над другим членом партнерства.

Второе заблуждение касается теории чувств. Когда рассуждают о ярости и гневе как о проявлении агрессии - это совсем не то же самое, что самому испытывать эти чувства. Невольно закрадывается подозрение, что резо­нерство на психологические темы, превращение повсе­дневной жизни в «науку» — это попытка создать некий «эрзац» жизни с ее непосредственным миром эмоций.

«Партнерство как наука» выполняет прежде всего важную защитную функцию. Человек защищает себя самого, используя теорию как щит, как оборонное за­граждение между собой и партнером. Он оберегает себя также от непредсказуемости собственных живых чувств, которые оскудевают под гнетом рационализации и вла­чат свое жалкое существование, превращаясь в депрес­сивные настроения, т.е. заменители подлинных чувств. К тому же теоретизирование создает видимость силы. Подобно тому, как в обществе, строго придерживающемся традиций, ссылаются на авторитет преданий и на дей­ствующий моральный кодекс, в сфере партнерских отно­шений ссылаются на создателей теорий. Одно только упоминание таких имен, как Зигмунд Фрейд, Альфред Адлер, Карл Юнг, Карл Роджерс, Виктор Франкл уже достаточно авторитетно. Теории берут на вооружение и оперируют такими отнюдь не бесспорными понятиями, как «комплекс неполноценности», «страх кастрации», «мужской протест», «нарциссическая личность», «исте­рия», «инфантильная зависимость» или «садистское сверх-Я».

Случай из практики

«Я рассказал врачу о том, что меня беспокоит. Потом он стал рас­спрашивать меня о моих родителях, потому что я немного вспыльчи­вый. Потом он завел разговор о каком-то сверх-Я и об идеале, кото­рый я сам себе создаю. Когда он меня спросил, ощущаю ли я воспи­тание репрессивным, я это еще как-то понял. Но потом мне уже не за­хотелось ломать голову над этой заумью, и вдруг было сказано, что я веду себя агрессивно. Я чуть не полез в бутылку. А еще у нас зашел разговор о «мельнице» (мы так называем тяжелый мотоцикл), я ему тогда с три короба порассказал о РЗ, но тут уж он ничего не понял. В отместку он мне наплел что-то про омнибусовые или омнипотенциальные чувства!» (школьник 18 лет, злоупотребление наркотиками, проблематика «отцов и детей»).

Иногда начинает казаться, что эта научная психотерапия ищет свое оправдание в труднодоступной манере выра­жаться. Это как раз импонирует тем, кто поклоняется психотерапии, видя в ней замену религии. Иногда возни­кает непреодолимая пропасть между психотерапевтом, который хочет предложить данные науки, и пациентом, который ждет от врача лечения.

За свое право на существование как самостоятельной науки борются не только аналитики, но и представители поведенческой терапии и глубинной психологии.

Толкование: «Теория и практика»

Особенно отличаются таким труднодоступным языком все те, кто, как специалисты, так и профаны, занимают­ся наукой о поведении. Интерес к собственному поведе­нию заставляет обращаться к науке, а она, в свою оче­редь, учит рассматривать самого себя и свое партнерство с точки зрения уже известных теоретических концепций.

Было бы несправедливым приписывать эту тенден­цию только психологии. Правда, психология дает объяс­нение и способы решения партнерских проблем, но «партнерство как наука» может в целях интерпретации воспользоваться помощью любой другой социальной дисциплины. Так, например, партнерство можно рас­сматривать как юридическую систему, можно описать его с помощью математических объективных данных, можно объяснить партнерские структуры отношений с помощью коммуникативной теории, можно также биологическую регулирующую и управляющую систему на­звать «мотором» партнерства в зависимости от направ­ленности мышления того, кто об этом рассуждает.

В деле воспитания детей «научные партнеры» созда­ют особую атмосферу и придерживаются определенных правил.

«Ходячая энциклопедия». Мать относится к воспита­нию своих детей как к исполнению долга, она воспиты­вает их по плану и по книгам, она педантична, но в ее от­ношении к детям не хватает естественного душевного тепла и любви.

«Отец-теоретик». Слова - это его конек, дела его не касаются. Он воспитывает в духе теории. Своеобразия ребенка он почти не замечает.

Широкое поле для создания всевозможных теорий предоставляет сексуальность. Любовь уже больше не тайна. Эта важная сфера человеческих отношений стала предметом систематических исследований. Пытаются по­стигнуть, в чем сущность любви, каковы ее разновиднос­ти, как протекают процессы коммуникации в связи с сек­суальностью. Особый интерес привлекает к себе сексу­альный акт.

Что происходит со мной и с моим партнером во время сексуального возбуждения? Как реагируют женщины, испытывая возбуждение, и как во время оргазма? Как ведет себя мужчина во время полового акта? Есть ли различия в поведении мужчин во время оргазма?

Такие вопросы направляют познавательный интерес «частной сексологии»: «До сих пор я спала с очень мно­гими мужчинами, так что даже не могу их всех вспом­нить. В моем дневнике их около 400. Каждый мне нра­вился чем-то особенно, и каждый прикасался ко мне по-своему. Бывали мужчины, у которых преждевременно все заканчивалось. Они были безутешны от этого, и мне приходилось их успокаивать. Другие были неутомимы. Иногда для меня это было уже слишком. Но в одном они были все одинаковы: они все хотели только одного» (38-летняя хозяйка магазина, обратилась к психотерапевту по поводу отвращения к сексу (сексуальной защиты), фригидности и вспышек агрессивности).

Другие культуры

Научное мышление - это сопутствующее явление про­мышленного развития со всеми своими преимуществами и недостатками - до сих пор еще господствует на Запа­де. Для Востока эта форма мышления пока не так обыч­на. Здесь вступают в партнерство, не обременяя себя ре­шением научных вопросов: вместо психологических и психоаналитических размышлений (поисков смысла), придерживаются существующих, большей частью рели­гиозно обоснованных представлений (обретение смыс­ла).

Чувства выражаются витиеватым языком, изобилую­щим метафорами, афоризмами, пословицами; предпочте­ние отдается фантазии, воображению, а не интеллекту.

Практические выводы

Можно легко сконструировать партнерские диалоги, в которых без всякой логики нанизываются одни за дру­гими всевозможные понятия и термины:

Она: «Разве ты не замечаешь, какой ты неуверен­ный? Ведь у тебя явно комплекс неполноценности. То, как ты в споре с шефом поджал хвост, говорит о твоей боязни кастрации».

Он: «Не устраивай истерики. У меня нет ни малей­шего желания удовлетворять твои нарциссические же­лания. То, что ты здесь наговорила, - это просто за­висть к мужскому члену».

Я считаю, что в этом диалоге оба партнера обменя­лись достаточно важными информациями. Прежде всего можно заметить, оба говорят в раздраженном тоне. Почему раздраженный? Почему оба не обозначают, что их раздражает? Затем - вопреки всей мнимой учености - оба партнера высказывают критические замечания друг о друге.

Свою нерешительность партнер, вероятно, воспри­нимает как проблему. Но он не готов к тому, чтобы ус­лышать это именно сейчас и именно от своей партне­рши. Это делает его еще более нерешительным и агрессивным, тем более что у него действительно воз­никли трудности в общении с шефом. Почему партне­рша не дает ему понять, что она чувствует себя соли­дарной в этом пункте с ним?

Его ответ остается формальным, хотя в своих объ­яснениях он как бы пытается понять особенности ее отношения. Но он продолжает начатую игру, и не го­ворит о том, как обстоят его дела на самом деле. Этот же диалог мог бы принять другие формы коммуника­ции в духе позитивной психотерапии.

Она: «Твой спор с шефом ты сегодня принял слиш­ком близко к сердцу. Ты был сдержанным, может быть потому, что не хотел обострять отношений из-за возникшей проблемы (смеется). Уж не твое ли это ка­чество страдать, не жалуясь?»

Он: «Ты попала в самую точку. Если это так, то у шефа как раз есть свойство жаловаться и не страдать при этом».

В ее словах слышится желание, чтобы он был более настойчивым, более принципиальным. Может быть, у нее еще не было подходящего случая погово­рить с ним об этом. Но этот случай обязательно представится.