Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Глава 18. Фото, море и три «с»

Поиск

 

Возвращаясь домой с собеседования, Белла гадала, как пройдут грядущие выходные. В офисе ей показалось, что лёд между ней и мужем тронулся, однако следующие два дня заставили усомниться в этом. Каллен продолжал свой бойкот и, находясь дома, уделял внимание исключительно Эдибелль. Девочка, надо сказать, быстро привыкла к мужчине и теперь воспринимала его присутствие в своей жизни как должное, словно он был в ней с рождения.

– Папа, – позвала она мужчину, который, сидя в кабинете, был поглощен чтением договоров.

– Эдибелль? – поднял Эдвард глаза на сидящую в мягком кресле дочь.

В очередной раз вернув себе внимание отца, девочка спокойно продолжила играть с бусами, которые нашла этим утром в одной из полок маминой тумбочки. Эдвард усмехнулся и снова вернулся к документам. В следующий раз он отвлекся уже не на привычное «папа», а на плач.

– Буса, – рыдала Белль, держа два конца нитки, с которых соскальзывали жемчужины и, падая на пол, отскакивали в разные стороны.

– Белль, – вздохнув, успокаивающим тоном позвал Эдвард, вставая из–за стола.

– Буса! – завывая с новой силой, повторяла Эдибелль.

Взяв у дочери разорванную нитку, Каллен снял еще несколько жемчужин и легко завязал концы бус.

– Вот, – вернул он их дочери, – как новые.

Вряд ли Белла решила бы так же, но девочку результат вполне устроил и, широко улыбнувшись, она взяла жемчужную нить из рук отца. Эдвард вернулся за рабочий стол и не покидал его вплоть до ужина, к которому его позвал один из слуг.

По сути, так и протекали выходные Эдварда и Беллы: они встречались в основном на завтраках, обедах и ужинах. К удивлению и досаде Каллена Белла особо и не пыталась разговорить его дома. Добившись восстановления в должности секретаря, она как–то успокоилась, словно это гарантировало их с мужем примирение если не в скором будущем, то спустя какое–то время.

Однако утро понедельника началось со ссоры: родители не могли решить, кто повезет дочь к бабушке, которая вызвалась нянчить Белль, пока сын и его жена налаживали свои отношения в «Империале».

– В конце концов, это моя дочь и ее надо везти к моей матери; логично, если это сделаю именно я. Тебе, черт возьми, нельзя опаздывать!

– Во–первых, не выражайся при ребенке, – потребовала Белла. – Во–вторых, я не опоздаю, если мы сделаем это вместе, – заметила она. – А если хочешь, чтобы Белль отвез кто–то один из нас, это буду я.

– Я не вижу логичных аргументов, чтобы позволить это сделать тебе, – упрямился Каллен, крепче прижимая к себе дочь, которая, сидя у него на руках, с интересом наблюдала за перепалкой родителей и доедала свою банановую палочку.

– Я ее мать, – теряя терпение, прошипела Белла и принялась забирать дочь из рук мужа. – Хотя мне начинает казаться, что у меня не один ребенок, а двое!

Ответом ей послужили капризные писки дочери и раздраженное рычание мужа, которым не нравилась настойчивость Беллы. Эдвард увидел, как на лице жены зажглась обида от такого нежелания Белль идти к ней на руки. На самом деле, девочка скорее хотела сидеть на больших, теплых и удобных руках всё дозволяющего отца, нежели не желала идти к матери. Но эту тонкую разницу взвинченная женщина, поддавшись эмоциям, не заметила.

– Поедем вместе, – нехотя бросил Эдвард и направился к двери.

Рыжий таракан остался верен себе, когда потребовал, чтобы машина Беллы последовала за ними. Он посчитал, что после того, как они доедут на одном авто к бабушке, им следует «перестать доставать друг друга» и разъехаться на работу каждому на своей машине.

 

На ступенях особняка Калленов их встретила Эсме с уже разведенными для объятий руками. Эдвард, несший Белль, ошибочно принял этот жест матери на свой счет и сдержанно склонился к ней, приобняв одной рукой. Однако Эсме воспользовалась его близостью в своих коварных целях и, чуть похлопав сына по плечу, ловко перехватила Белль, бросив Белле короткое приветствие. Затем направилась обратно в дом, бормоча внучке про то, как соскучилась.

– Доброе утро, мама, – проворчал Эдвард. – Я прощаю тебя за невнимание, – помиловал он мать, которая удивленно глянула на него и снова отвернулась. – Все–таки когда мою дочь предпочитают мне, это не так нелепо, как когда ты обнимаешь сестер или брата вперед меня.

– Они все младше, – не чувствуя за собой вины, мягко напомнила Эсме.

– Я первенец и имею право на некоторые привилегии, – отвергнул довод матери Эдвард.

Эсме ничего не сказала, только протянула одну руку к Белле, чтобы обнять и ее.

– Ты уже навестила родителей после приезда? – спросила она.

– Мы виделись с Чарли в выходные, – подтвердила Белла.

– Как он отреагировал на Белль? – шире улыбнулась миссис Каллен.

Изабелла чуть потупилась: она не была готова к такому вопросу, хотя, в общем-то, ожидать его следовало.

– Чарльз приезжал к Белле несколько раз, – холодно проговорил Эдвард. – Я следил за ним, но порой он словно проваливался сквозь землю. Денали, постарался, – сквозь зубы добавил он, глядя в пол, и плюнул в него, словно видя внизу Александра.

– Понимаю, – покачала головой Эсме, знавшая о теплых отношениях Беллы с отцом. – А Рене?

– Через пару месяцев после моего отъезда они с Филом временно переехали во Флориду, ему предложили трехлетний контракт, – без каких–либо особых эмоций поведала Белла. – Мы созванивались иногда и только.

– Но она знает про Белль?

– Я сказала ей после возвращения, объяснила все, что произошло за эти два года.

– И что она?

– Сначала была удивлена и даже, кажется, шокирована, но за время разговора успокоилась и рассказала мне, как идут дела у Фила.

Эсме какое–то время ошарашенно смотрела на Беллу, не зная, как реагировать на такое безразличие матери к судьбе своего единственного ребенка. Будь ее воля, она и по сей день «холила» бы того же Эдварда: подбирала бы диету для этого трудоголика, купила бы более подходящее кресло и обязала заниматься йогой. Но Эсме не сомневалась, что если начнет делать нечто подобное, сын воспротивиться, занервничает, начнет обижаться и втолковывать про то, что он уже давно взрослый мужчина.

– Так Рене приедет повидать Белль? – осторожно уточнила миссис Каллен.

– Да, она собирается, – подтвердила Белла с ноткой неопределенности.

Как только Изабелла (уже во второй раз) рассказала свекрови о разных тонкостях присмотра за Белль: ее привычках и распорядке дня, девушка поторопилась ухать. Ей хотелось отправиться на работу и успеть в «Империал» раньше Эдварда, не позволить ему упрекнуть её в опоздании.

– Будь с ней помягче, – в который раз после возвращения Беллы в Нью–Йорк повторила Эсме. – Она тогда уехала, только чтобы помочь нам и…

– Достаточно, мама, – как обычно оборвал Эдвард. – Мои отношения с женой никого не касаются, я уже говорил!

– Отцу, – застенчиво подметила Эсме.

– Это распространяется на всю семью, – категорично ответил старший сын и мягче добавил: – Спасибо, что согласилась присмотреть за Белль.

Откровенно говоря, Эсме считала, что Белле следовало сидеть с малышкой хотя бы до полутора лет. Однако миссис Каллен успела поделиться своими соображениями со старшей дочерью до того, как поговорила с сыном и его женой. Розали строго настрого запретила матери сбивать Эдварда и Беллу с пути к примирению, который Роуз считала наиболее коротким.

– В конце концов, самое лучшее для Эдибелль – жить в семье, где родители относятся друг к другу с уважением и вниманием, – подытожила свою речь Розали и мать, склонная попадать под давление старшего сына и дочери, повиновалась.

 

***

 

– Только не это.

Прикрыв глаза, Белла откинулась на сидении, когда автомобиль встал в бесконечный ряд гудящих машин.

Внутри теплилась надежда, что Эдвард выбрал ту же дорогу на работу и теперь стоял в пробке, да еще и где–то позади нее. Однако она рухнула, когда, придя в офис, Белла увидела распахнутую дверь офиса шефа.

– Соизволили, наконец, появиться на работе, миссис Каллен? – раздался злорадный голос.

Белла разочарованно выдохнула и бросила сумку на тумбочку слева от своего рабочего места. Она прошла к кабинету мужа и, заглянув, увидела, что тот не скрывает ироничную улыбку, а правой рукой уже держит чашечку кофе.

– Так вас и не дождался, – отсалютовал он Белле кружкой, – видимо, теперь, надеясь на родственные связи, вы больше не спешите на работу?

– Мои связи не настолько надежны, чтобы на них можно было положиться, – проговорила Белла. – И если уж на то пошло, мог бы сделать кофе и для меня.

Эдвард несколько прибалдел от такой наглости и даже не сразу нашелся, что ответить супруге.

– Как хорошо вы устроились, миссис Каллен, – едко отозвался Каллен. – Мне обслуживать самого себя и вас в придачу, а вы будете сидеть за столом и печатать свой…

Мысли о романе Беллы вертелись в его голове еще с пятницы, когда он снова принял ее на работу. И вот теперь они едва не слетели с его языка, который в тот момент ему захотелось откусить. От такой расправы над самим собой Эдварда спасли только глубокое уважение и искренняя привязанность к себе как к человеку, в общем и целом, во всех отношениях положительному.

– Письма своим любовникам, – выдал Каллен, надеясь отвлечь внимание Беллы, которая смотрела на него с явным подозрением.

– Каким любовникам?! – оскорбилась жена, и Эдвард успокоился, видя, что его хитрость сработала. – Что за чушь ты несешь?!

Ему так же было приятно видеть то, насколько абсурдной Белле показалась его мысль о любовниках. Конечно, она могла играть – женщины такие искусные притворщицы, чтоб их! Но все же Каллен и сам не предполагал, что, будучи замужем за ним, Белла бы осмелилась даже на флирт с другим мужчиной.

– Мне это в любом случае неинтересно, – отмахнулся Эдвард. – И прекратите, наконец, «тыкать» своему шефу, я требую соблюдения субординации! – заявил «генерал» «Империала».

– Чтоб ты утопился в своем кофе, – зло бросила жена и, выйдя, хлопнула за собой дверью.

Белле было плевать, если ошарашенный ее наглостью Каллен бросится за ней и уволит ее немедленно. Ее взбесило упоминание о любовниках, хотя именно у него – по словам работничков «Империала» – рыльце было в пушку! Если б не эта история с Джессикой и не устроенный «конкурс красоты», Белла бы вряд ли решилась снова занять кресло секретаря. Она бы сидела себе спокойно с Белль и пыталась бы найти издателя для своего фантастического романа о генерале горгулий, в войско которого затесалась несчастная, но стойкая, в общем-то, обычная человеческая девушка.

 

***

 

Эдвард наклонил голову на один бок, затем на другой: нет, ему определенно не импонировала перестановка на его столе. Конечно, несмотря на выговор, который он устроил Белле, ему нравилось, что теперь с одной из фотографий на него смотрела улыбающаяся жена и их малышка. Но возникал логичный вопрос: почему на их семейном фото нет его самого? Ответ был до невозможности простым: у них не было совместной фотографии. И этот ответ Эдварда не устраивал и не успокаивал. К тому же теперь слева от фоторамки стояла еще одна: на сравнительно небольшой фотографии уместились все члены семейства, включая его самого. Так что все Каллены разом смотрели на него: кто с иронией, кто с любовью, а некоторые с нешуточным подозрением. Особенно ему не нравилось, как он сам вышел на фото: слишком лохматый, а солнечный цвет придавал его волосам мерзкий огненно–рыжий оттенок, который даже он не назвал бы медным.

Однако самым худшим в этих семейных фото было то, что из–за них произошла недопустимая перестановка предметов на его столе. Неряшливый человек посчитал бы: все сместилось ненамного, а вот человек аккуратный осознал бы масштабность проблемы: ненамного сместилось абсолютно все.

– Изабелла! – не выдержав, вызвал Эдвард к себе секретаря (уже во второй раз все по тому же поводу).

– Эдвард, – сдержанно проговорила жена, входя в офис и точно зная, чем обусловлен этот капризный тон шефа.

– Мистер Каллен, – бессчетный раз за день попытался воззвать Эдвард к офисным манерам жены, но все без толку; женщина буквально наглела на глазах. – Верни все на свои места, я не могу так работать!

Белла сделала глубокий вдох, затем выдох и заговорила предельно спокойно.

– Во–первых, ты во всех отношениях семейный человек и тебе положено иметь пару фото на своем столе, чтобы помнить об этом, – во второй раз начала приводить свои аргументы Белла. – Во–вторых, тебе полезно иногда немного менять обстановку вокруг себя и привыкать к этому.

– Что если я разбросаю вещи на твоем столе и заставлю тебя привыкать к этому?! – взбеленился Каллен.

– На твоем столе порядок, Эдвард, просто…

Муж остановил ее жестом руки, не желая во второй раз слушать тираду, что устроенный ею хаос на его столе теперь считался новым порядком.

Конечно, Эдвард мог просто взять и собственноручно вернуть все на свои места. Но у него не поднималась рука на фотографию дочери, он просто не мог отодвинуть или переставить ее куда–то и потом прямо смотреть в глаза своего ребенка. Ну, а двигать Калленов, когда они уже тут, бесполезно: члены семьи непременно прознают об этом, вероятнее всего, от обиженной Беллы. И либо Розали возьмется собственноручно возвращать семью на стол Эдварда, либо мерзкая Роуз воспользуется наивной доверчивостью его милой Ренесме и, подговорив ту, подошлет к нему нежно выпрашивать восстановления Калленов на прежнем месте. Старший брат уже видел, как девочка поднимает на него зеленые глаза, в которых едва теплится надежда и тихо тянет: «Пожа–а–алуйста, Эдвард?»

Проще говоря: Калленам быть на его столе.

Итак, выходило, подлая Белла все просчитала, и как не прищуривал Эдвард на нее свои глаза, на её лице не отразилось ни тени сожаления от наглой выходки.

– Я хочу, чтоб ты заменила вашу с Эдибелль фото на наше общее, – откинувшись в кресле, заявил Эдвард. – Если я есть на общем фото Калленов, то тем более должен быть на этом, – махнул он рукой в сторону второй фотографии, – я все–таки глава семьи, – напомнил мужчина.

– Ты бы хотел… – начала Белла, пытаясь угадать желание мужа, который в принципе не любил фотографироваться, – чтобы я вырезала тебя с какой–нибудь фотографии и вставила к нам сбоку?

– Не надо вставлять меня сбоку! – рыкнул в ответ оскорбленный Каллен. – Организуй фотографа, который сделал бы наш общий снимок.

– Так и говори, – пожала плечом Белла. – На выходные твои родители пригласили нас слетать на море в Майами, – напомнила жена, – может быть, там и сфотографируемся?

– Я хочу сейчас! – едва не ударил по столу кулаком Эдвард, раздраженный тем, что его приказы не выполнялись так мгновенно и беспрекословно, как было с какой–нибудь Джессикой или Анжелой.

Он, откровенно говоря, уже сто раз пожалел, что взял в секретари собственную жену. Эдвард рассчитывал: она будет замаливать свои грехи и пытаться заработать его прощение, но его худшая половина вела себя так, будто ни в чем не виновата, и чуть ли не сделала одолжение Каллену, вернувшись в офис.

– Мне прямо сейчас в срочном порядке приказать привезти сюда Белль, потому что ее папе не терпится сфотографироваться? – вежливым тоном, который никак не вязался с ее словами, поинтересовалась Белла.

Эдвард прикрыл глаза, взывая к своим небольшим запасам терпения. Убедившись, что не разразится криком, он просвистел сквозь зубы:

– Организуй все на завтра.

 

***

 

Эммет проснулся от звона будильника и, опустив на него руку, придавил два фарфоровых колокольчика, служивших скорее украшением. Испортив подарок от любимой, теперь МакКартни волновался не о руке, а о грядущем выговоре от своей милой. Вытащив пару осколков, он достал платок из тумбочки и перевязал ладонь, думая о грядущих обидах и всхлипах, а может чего доброго, он снова ни за что схлопочет. Подсчитав в уме дни календаря, он решил, что последнее наказание все же маловероятно.

– Который час? – сонным голосом поинтересовалась Розали, не поднимая головы с его плеча.

– Половина седьмого, – отозвался мужчина и крепче прижал к себе теплое тело, ожидая скорого запрета на это удовольствие.

Он непременно последует, как только Роуз увидит осколки своей любви и внимание к нему. Розали подарила Эммету этот диковинный будильник после того, как они пару раз проспали, и вся вина легла на старые настольные часы МакКартни. Мужчина так и не признался, что оба раза он собственноручно предупреждал трель, желая остаться в постели с Роуз еще на час-другой.

Розали потянулась и начала подниматься, придерживая простынь на груди. Эммет внимательно следил за ней, ожидая, что в любой момент ее взгляд упадет на тумбочку. Но Розали, так и не заметив сломанной вещи, направилась в ванную.

Они приехали на работу на двух разных машинах. Обычно Эммет поднимался с Розали на лифте до шестьдесят девятого этажа, но в этот раз Роуз нажала на шестьдесят восьмой.

– Сегодня первый рабочий день Беллы…

– Первый? – усмехнулся Эммет.

– Ты понял, что я хотела сказать, – закатила глаза Роуз.

– Вряд ли она подкарауливает нас возле лифта, а из приемной невидно, кто в нем стоит, – привел логичные аргументы МакКартни.

– Мало ли, может ей понадобится спуститься вниз? – пожала плечом Розали. – В любом случае, я не хочу рисковать. Теперь Белла думает, что мы с тобой не вместе, пусть так и остается. Она все–таки жена Эдварда.

Если бы Розали в тот момент смотрела на Эммета, она видела бы хитрые искорки в его голубых глазах. Но Роуз стояла впереди него и думала только о том, чтобы не вскрылся их секрет.

Когда лифт остановился на его этаже, МакКартни напомнил:

– Сегодня в семь жду на стоянке.

Розали только прикрыла глаза в знак согласия, а взглянув на Эммета убедилась, что он снова превратился в начальника охраны: лицо его приняло мрачный, даже несколько суровый вид и мысли переключились на заботы «Империала».

 

***

 

– Как твой друг, – выставив указательный палец вверх, проговорил Джейкоб, – я искренне и непредвзято заявляю, что он тебе не подходит!

Джейк мотнул головой, оставшись недовольным и этим вариантом. Наконец, загорелся зеленый, легко крутанув руль машины, Блэк повел ее направо.

– Конечно, парень он неплохой, но если вдруг тебе интересно услышать непредвзятое мнение человека со стороны, – начал снова Джейкоб, – ничем незаинтересованной стороны, – внес он немаловажное, хотя и нескладное уточнение, – то гони его от себя к чертовой матери!

Джейк выругался, оставшись недовольным речью. Основной проблемой было даже не то, что вопрос, как ни крути, был для него болезненным. Самое худшее: как не приглядывался Джейкоб к Науэлю, он так и не разглядел в нем явных недостатков, при этом ему не нравилось в нем абсолютно все.

Основной проблемой стало то, что гороскопы и прочая чушь подобного рода подсказывали Ренесме: Науэль ей подходит и даже очень. Они, мол, кентавры одного племени, или что там было изображено на этих дурацких Таро. Именно из–за этого увлечения Несси гаданиями, о котором Джейк как–то случайно узнал от Элис, он и решил снова вмешаться в жизнь Ренесме. Услышал Джейкоб об этой проблеме больше года назад, когда еще преданно и нежно прислуживал рыжему узурпатору.

– Я просто погадала ей, но, кажется, это произвело на нее сильное впечатление, – проговорила Элис, дожидающаяся «генерала» в приемной.

Любое упоминание имени Ренесме немедленно обострило бы внимание Джейкоба, но когда речь шла о потенциальной проблеме Несси, Джейку было трудно усидеть на месте, бездействуя.

– А ты ведь понимаешь, для подростка с неокрепшей психикой подобные увлечения гороскопами, предсказаниями и тому подобным – небезопасно, – поигрывая кольцом на своем пальце, Элис тайком бросила взгляд на Джейкоба.

Тот отбивал пальцами дробь по краю стола, явно желая действовать. Видя подлинную тревогу на его лице, Элис мысленно улыбнулась. Когда он посмотрел на взволнованную старшую сестру Несси, Элис уже снова глядела на свои руки, продолжая беспокойно дергать серебряный обруч на пальце.

– Еще чего доброго ударится в черную магию.

– Глупости, – у взволнованного Джейка все же хватило здравого смысла отвергнуть эту идею.

– Она только вчера заказала на «Амазоне» энциклопедию именно по черной магии, – не моргнув глазом, соврала Элис, – а начитавшись ее, глядишь еще и свяжется с соответствующей компанией и…

Брови Джейкоба приподнялись, пока парень дожидался концовки.

– Пропадет, – завершив, пожала плечами Элис, словно ничего логичнее и придумать нельзя.

– Что значит: «пропадет»?! – взвился Блэк, и его брови, рухнув вниз, сошлись на переносице.

Элис только страдальчески вздохнула. Ее план по примирению измучившейся сестренки и ее ненаглядного обещал сработать. А все что она, по сути, делала: раздула проблему из увлечение Несси гаданиями и гороскопами. Кто бы мог подумать, что взволновать Джейкоба будет так просто?

– А вы на что?! Вы ее семья или нет?!

– Я уже пыталась привлечь внимание родных к этой проблеме, но мои слова как–то не восприняли всерьез, – пожаловалась мисс Каллен. – Ты, наверняка, много слышишь, сидя на месте секретаря, – проговорила Элис. – Все в семье сейчас заняты собой, у каждого свои проблемы, а мама вообще болеет. Я, конечно, постараюсь не дать Несси уйти в это увлечение с головой, но что я могу из Парижа? Скоро уеду, и сестра останется совсем одна.

Джейкоб знал, что Каллены переживали не лучшие времена, и в принципе он мог предположить, что никто просто не внял словам Элис.

Да и Джейкоб сам мог не хуже родных помочь Несси: так или иначе он знал многих ее друзей, мог, если что, поспрашивать их, когда–то он сам пользовался бесконечным доверием Ренесме. Вероятно, его еще можно восстановить…

– Поэтому, я и пришла к тебе, – подвела к сути Элис, – я понимаю, вы уже много месяцев не встречаетесь…

«И что ты болван не видишь, как нужен ей без всяких денег и должностей», – мысленно злилась на Джейка Элис.

– Но все же, если у тебя остались к ней хотя бы какие–то дружеские чувства, – давила Элис на «больную мозоль» Джейкоба, – то, может быть, ты мог бы присмотреть за ней, пока меня не будет?

И теперь Джейк присматривал за Несси, а как могло быть иначе? Джейкоб и Ренесме славно дружили больше года, пока на горизонте не нарисовался этот Науэль.

Подъезжая к территории школы, Джейкоб увидел Ренесме задолго до того, как она заметила его машину. Но когда завистливые взгляды нескольких подружек, стоявших рядом с Несс, устремились на подъехавший шевроле, то и она увидела его. Ренесме заметила, как томно ее подружки смотрели на Джейкоба: высокий, спортивный, работящий студент на недорогой, но все же спортивной – да еще собственноручно прокаченной – машине, Блэк, само собой, привлекал внимание школьниц.

– Привет, – просто поздоровался он, когда Ренесме села на переднее сидение шевроле.

– Здравствуй, – улыбнулась Ренесме другу, который в последний год стал, пожалуй, самым близким ей человеком.

Как–то вышло, что каждый в доме Калленов сосредоточился на себе и своих заботах. Обычно Ренесме находила внимание со стороны Эдварда, но именно он был наименее расположен хоть к какому–то общению. Тем временем подростковая жизнь Несс обросла теми самыми проблемами, что так часто сбивали молодых людей с правильного пути. На вечеринках начали появляться таблетки и наркотики, подружки заводили парней и меняли их, едва помня о мерах предосторожности, любые поездки дружной компанией заканчивались пьянкой, а порой и приездом полиции. Ренесме боялась остаться аутсайдером, при этом она не знала, как справляться со всеми этими подростковыми излишками.

Ей нужен был кто–то, кто мог бы советовать, как поступать в той или иной ситуации, кто порой мог направлять твердой рукой и давить своим авторитетом, дабы она не наделала глупостей. Тот, кто даже самой поздней ночью забрал бы ее из чьего–то загородного дома, приютил у себя и не рассказал бы родителям о том, что она была на вечеринке, а не осталась ночевать у Мегги или Джен.

Именно таким человеком стал для Ренесме Джейк. С тех пор как однажды зайдя к Эдварду за советом, она была остановлена Джейкобом, который настаивал на серьезном разговоре о черной магии, Несси снова обзавелась надежным другом, пусть и со странностями, вроде довольно навязчивой антипропаганды Вуду.

О былых романтических отношениях речь не заходила: Джейк полностью отдавался работе и учебе, он словно наметил себе цель и шел к ней.

 

***

 

– Мы бы могли отправиться в Майями или на Карибы, – предлагал Димитрий. – А можно махнуть в Австрию на лыжи. Ты больше любишь море или лыжи?

Ответа не последовало. Элис вот уже полчаса смотрела в окно машины и не издавала ни звука.

– Ты слушаешь меня? – спросил Димитрий, но и это не привлекло внимания невесты. – Элис!

Девушка вздрогнула и посмотрела на молодого человека. На ее лице появилось виноватое выражение, она чуть улыбнулась.

– Извини, я задумалась.

Димитрий попытался подавить беспокойство, но оно крепло с каждым днем. Элис никогда не подпускала его к себе слишком близко и скорее позволяла любить, чем любила сама. Но она возмещала это заботой о Димитрии и живым вниманием к тому, что было интересно ему.

Однако в последние дни и этого не стало. На уровне интуиции он чувствовал, что им не нужно было ехать к Калленам, но помолвка и неизвестно откуда взявшаяся племянница требовали того. Проблема с визитами к семье Элис была в том, что каждый раз, когда она виделась с ними или даже с кем–то одним из них, в их с Димитрием отношениях наступала пора заморозков. В последний раз, когда невеста виделась с Джаспером, который, как знал Димитрий, был самым близким ее человеком в семье, Элис и вовсе едва не разорвала отношения.

– Джаспер или Эдвард отговаривают тебя от нашей свадьбы? – задал вопрос в лоб итальянец.

Элис растерянно посмотрела на него. Отговаривать было вовсе не в духе Эдварда, он обычно ясно информировал о своей позиции по какому–то вопросу и выставлял свои требования. Например, касательно ее свадьбы с Димитрием, он до сих пор ждал три веских аргумента «за», иначе один его веский аргумент «против» способен стоить ей добрых отношений со старшим братом, да и самой свадьбы, которую тот мог бы вознамериться сорвать из принципа. Что же до Джаспера, то после их последнего ночного разговора он опасно затих, и Элис не могла предположить, какое решение зрело в его мыслях.

– Никто меня не отговаривает, – отозвалась она. – У меня просто болит голова.

Димитрий понял, что невеста не поделится с ним истинными причинами своей холодности.

Остаток пути до особняка Каллен они проехали в молчании. Когда дворецкий открыл перед ней дверь, то после приветствия сразу сообщил, что ее ждала миссис Каллен.

– Миссис Карлайл Каллен, – добавил Рудольф, любящий точность во всем.

Элис кивнула и прошла в сад, где, по словам дворецкого, она должна была найти Эсме.

– Привет, мам, – поздоровалась Элис. – Ты меня звала?

Женщина возилась с землей, высаживая какой–то новый вид цветов, но, услышав голос дочери, обернулась, широко улыбаясь.

– Элли, дорогая, ты как раз вовремя! Посоветуй мне, как их посадить, – указала Эсме на цветы нежно–лилового, белого и бледно–голубого цветов. – Может быть, белые в центр? Или наоборот – по краям?

Элис присела у маленьких горшочков и, потасовав их, изобразила затейливый узор.

– Чудно! – воскликнула Эсме. – Тебе нравится, сынок?

Элис резко повернулась и увидела, что на скамейке под цветущей дикой вишней вытянулся Джаспер. Закинув руки за голову, он наблюдал за ней, но вопрос матери заставил его отвести взгляд.

– Нравится, – коротко ответил Джаспер, едва взглянув на цветочный узор.

Эсме начала вытаскивать одно растение из горшка, а Элис взялась за второе. Мать улыбнулась, вспоминая, как они делали это впервые. Эсме готовила землю, чтобы посадить крошечную Сакуру и боялась, что деревце, привезенное издалека, окажется слишком хрупким и не выживет в ее саду. Она почувствовала на себе взгляд и, обернувшись, успела увидеть, что за ней наблюдала только появившаяся в их доме малышка. Девочка слишком маленькая и низкая даже для своего нежного возраста спряталась от взгляда женщины за косяком.

– Элли, дорогая, – позвала ее Эсме. – Мне как раз нужна помощь. Ты мне не поможешь?

Девочка никогда не посмела бы отказаться помочь кому–то из семьи, приютившей ее. Поэтому, преодолев свое болезненное смущение, она вышла из–за косяка двери и подошла к Эсме. С тех пор Элис единственная из детей временами проводила с матерью долгие часы в саду, высаживая новые цветы и растения, либо заботясь о старых. Ни у кого из других детей не хватало на это ни терпения, ни интереса.

И вот теперь, спустя столько лет, Сакура окрепла и, радуя глаз недолговечными, но такими неповторимыми цветами, стала любимым место для посиделок всех членов семьи. Особенно мягкую лавочку под ней облюбовал Джаспер, хотя с возрастом перестал помещаться на ней целиком и длинные скрещенные ноги свисали с края скамьи.

– Эдвард не сменил гнев на милость? – спросила Эсме, но, зная ответ заранее, тут же продолжила: – Ты пробовала с ним поговорить?

– Он наотрез отказался обсуждать это, напомнил про три аргумента и посоветовал мне в случае чего написать ему электронное письмо.

Джаспер спрятал в уголках губ усмешку, а Эсме закатила глаза.

– Все–таки он у нас получился каким–то необычным, – задумчиво проговорила она. – Когда Эдди был ребенком, такие выходки казались забавными, – пожала она плечами, словно объясняя свое бездействие касательно его воспитания.

– Думаю, его нельзя было переделать даже в детском возрасте, – заметила Элис.

Она испытывала какое–то благоговение перед старшим сыном семьи, который, сколько Элис себя помнила, заводил порядки в доме, хотя, казалось бы, все его обитатели были и сами людьми с характерами.

– Хотя Джаспер намного ли лучше? – развела женщина руками. – Вроде тихий–тихий, а при этом тоже всегда делал все по–своему. От Эдварда хотя бы знаешь, чего ожидать.

Джаспер хотел напомнить матери, что лежит в паре метрах от нее, но как обычно бывало – говорить особо не хотелось. И он промолчал.

– Хотя в последнее время он стал молчаливее, совсем как в детстве, может, переезд в Италию и тоска по нам так на нем сказались?

– Да, наверное, – решила как–то поддержать разговор Элис.

– Надеюсь на это, – отозвалась Эсме, – приятно думать, что и взрослый сын скучает по нам с отцом и по дому.

Джаспер хотел подтвердить это и успокоить мать. Но Элис довольно уверенно сказала, что он скучает, и необходимость говорить снова отпала. Джаз был из тех людей, которых нисколько не заботило, если кто–то говорил за него. Это ни к чему его не обязывало, так как, в случае чего, он мог сказать, что ничего подобного не говорил; и с этим трудно было поспорить. При этом очень часто манера членов семьи отвечать на вопросы вместо Джаспера снимала с мужчины тяготящую его необходимость говорить.

– Надеюсь, в скором времени Эдвард даст свое согласие, а пока можно начинать готовить свадьбу, – рассуждала Эсме. – Никто не посмеет встать на пути твоего счастья.

– В самом деле? – раздался сбоку от нее тихий голос младшего сына и она, как часто бывало, вздрогнула, не ожидая услышать его.

– Прости, дорогой? – повернулась к нему Эсме.

– В самом деле, никто из семьи не встал бы на пути подлинного счастья Элис, даже если бы вы не согласились с ее выбором?

Эсме нахмурилась, чувствуя, что вопрос не так прост, как кажется, но она не могла уловить подтекст. Однако женщина постаралась ответить искренне.

– Лично я бы приложила все усилия, чтобы понять своих детей, их чувства и поступки, – искренне проговорила Эсме. – Хотя как мать, я, конечно, надеюсь, что вы выберете себе в спутники по жизни людей достойных и надежных.

– А если бы избранник Элис был положительным, но из нашей родни?

Эсме растерянно посмотрела на Элис, не понимая, как довольно невинный разговор принял такой неожиданный и непонятный оборот.

– Из родни – в смысле из родни по крови? – с трудом вникая в суть вопроса, переспросила Эсме.

– По нашей крови, – уточнил Джаспер, – она у нас с Элис разная.

Эсме была в замешательстве: возможно, сын за что–то обиделся на сестру и теперь хотел уколоть ее намеками, что она им не родная. Но такая подлость была совсем не в духе Джаспера. Да и уж кто как ни он воспринимал Элис, словно родную, и любил едва ли не больше других сестер.

Эсме посмотрела на дочь: бледное как полотно лицо Эсме заставило ее сердце сжаться. Она хотела уверить дочь, что все это глупости и она, конечно же, им родная, но сын снова заговорил.

– Что если бы Элис выбрала кого–то не просто из нашей родни, а из близкой…

– Джаспер!

Все резко обернулись на голос главы семьи. Он появился у дверей, ведущих в сад, около пяти минут назад и какое–то время наблюдал за идиллией, царящей в нем. То что Джаспер завел, казалось бы, философский разговор о всяких «что если бы» сразу показалось отцу странным. Младший сын больше разговаривал на работе, где его слова были необходимы. Дома он словно отдыхал от необходимости говорить, которая с детства скорее тяготила его, поэтому риторические вопросы и гипотетические предположения от него дома слышали редко.

Однако когда Карлайл, способный более непредвзято и объективно, чем Эсме, смотреть на детей и их поступки, вдруг сообразил, что слова сына носят вовсе не теоретический характер, тут же вмешался в него.

– Здравствуй, – несколько растеряно поздоровалась жена, но все же улыбнулась, увидев в руках мужа букет нежных тропических орхидей.

Когда–то в юности он пообещал усеять ее жизнь цветами, если она согласится стать его женой и спустя годы сдержал слово. Цветами для Эсме стали их дети, в которых она видела смысл своей жизни, но и букеты появлялись в руках мужа не так редко, особенно, если учесть, сколько лет они уже прожили в браке.

Карлайл подарил жене цветы, поцеловал ее и дочь, отвлек их разговором об одной пациентке, которую чудом удалось спасти и о том, как храбро она боролась за жизнь, чтобы вернуться к своему двухлетнему ребенку и мужу. Эсме приняла историю близко к сердцу и расспрашивала о подробностях, а Элис так и стояла за ее спиной, словно громом пораженная. Она, кажется, даже не дышала и, если Карлайл только заподозрил что–то скрытое в словах сына, то, глядя на дочь, утвердился в своих предположениях.

– Джаспер, мне нужно с тобой кое–что обсудить, – сказал Карлайл, проводя рукой по зачесанным назад светлым волосам.

– О Бургунде? – бесстрастно спросил сын, поднимаясь со скамьи.

– Именно, – подтвердил отец, хотя оба знали, что речь пойдет вовсе не о бизнесе.

 

***

 

Эдвард без устали шугал Калленов, которые то и дело норовили влезть в кадр.

– Это наша семейная съемка, – указывая на себя и на сидящих рядом жену и дочь, рычал Эдвард. – Не наша, – указал он на себя и столпившихся за фотографом Калленов, – а наша, – снова ткнул мужчина в себя и своих двух девочек.

На самом деле, из всей семьи только несносным тетушкам хотелось принять участие в фотосъемке. Эсме рвалась к сыну только чтобы потискать маленькую Белль, которая в белом платье и желтой шляпке напоминала ромашку. Проблема так же заключалась в том, что отец и брат Эдварда, подлые предатели, укрылись в кабинете отца, оставив его одного в этом море женских гормонов.

Белла решительно не нравилась себе ни на одном из снимков, она по-женски придиралась к каждому фото до тех пор, пока не начала капризничать уставшая Белль. Тогда Изабелла сжалилась над дочерью и, самое главное, над в конец измученным мужем и взяла с фотографа честное слово: после обработки фотографий, ей точно приглянется хотя бы одна для офиса мистера Каллена.

Сам муж уже был не рад затеянной фотосессии. Конечно, он не ожидал, что изворотливая женушка, назло ему пригласит фотографа в особняк Калленов. Белла заявила, будто на фоне белых стен их собственного дома получатся разве что



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-06; просмотров: 233; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.116.28.79 (0.021 с.)