Раннее Средневековье (VI-x вв. ).

Философское наследие, полученное западным средневековьем от античности, включало прежде всего латинскую патриотическую литературу, наиболее значительную и наиболее авторитетную часть которой составили сочинения Августина. В другой, "языческой", так сказать, части античного наследия можно выделить два пласта. Это, с одной стороны, сочинения классической римской литературы — поэзия, риторика, история, — где наиболее важными в философском плане были труды Цицерона и Сенеки. С другой стороны, не менее значимой для средневековья была обширная литература компендиев и энциклопедий. Энциклопедическая традиция, сложившаяся в эпоху эллинизма, получила широкое распространение в Риме, где сочинения типа энциклопедии (?) Варрона или «Естественной истории» Плиния были очень популярны. Такая литература, с самого начала приспособленная к нуждам образования, в более поздний период римской истории все более схематизируется в соответствии с кругом школьных дисциплин. О характере таких поздних компендиев — причем тот факт, что авторы некоторых из них были христианами, лишь в незначительной степени сказывался на их содержании — можно судить по трактату неоплатоника V в. Марциана Капеллы «О бракосочетании Меркурия и Филологии». В этом сочинении описывается сватовство Меркурия к деве Филологии, госпоже всех наук. Все персонажи — олицетворения отвлеченных сил и понятий: бог Меркурий (греч. Гермес) — познавательной способности, Филология и ее служанки — соответствующих научных дисциплин; кроме того, там действуют персонифицированные Справедливость, Бессмертие и др. Самому бракосочетанию посвящены первые две книги, а последующие отданы повествованию о семи свободных науках, составлявших программу школьного образования. Это — грамматика, диалектика, риторика, геометрия, арифметика, астрономия и музыка, которые все вместе названы Марцианом disciplinae cyclicae, т.е. энциклопедией. "Эта книга явилась для раннего периода средних веков одновременно энциклопедией аллегорических образов и энциклопедией 'благородных' наук" [9, с. 353-354].

Другой пример учебного компендия — «Наставления в науках божественных и светских» христианского писателя Кассиодора (ок. 477-ок. 570). В описании светских наук, т.е. семи свободных искусств, которому посвящена вторая часть его сочинения, Кассиодор ограничивается самыми общими сведениями. Важность его труда для средневековья была в другом: он обосновывает необходимость интеллектуальной деятельности как составной части христианской культуры и прежде всего ее необходимого условия — общего образования. Что неосведомленность в светских науках затрудняет понимание Священного Писания, в этом ему нетрудно было убедиться при общем упадке светской образованности в его время. И потому его пафос — это пафос просветителя, хранителя традиции. Он сам, будучи уже в преклонных летах, основал в своем имении монастырь «Виварий», где собрал уникальную на Западе библиотеку; там под его руководством монахи занимались перепиской рукописей; этим был задан образец такого рода деятельности в средневековых монастырях. В своем сочинении (а его первая часть посвящена наставлениям для монахов) Кассиодор рассматривал переписку, перевод и комментирование книг как труд и позволительный, и похвальный для монаха.

На протяжении всего средневековья будет проявляться эта тенденция к составлению всеобъемлющих энциклопедий или компендиев знаний в отдельных областях. В ранний период это — либо своды элементарных знаний, сгруппированных по отдельным дисциплинам, но подчас неожиданным образом, как в сочинении «Этимологии» писателя VII в. Исидора Севильского; либо труды, дающие систематическое рассмотрение бытовавших тогда знаний о природе, о мироустроении, например трактат «О природе вещей» английского монаха Бэды Достопочтенного (VIII в.) или сочинение «О мире» (De universe) германского монаха IX в. Рабана Мавра; либо учебные руководства, представляющие собой компендии знаний по отдельным дисциплинам.

В передаче античного наследия особую роль сыграл наиболее значительный мыслитель VI в. Боэций (480-525). Будучи образованнейшим человеком своего времени, хорошо знакомым с греческой философией и наукой, он оказал исключительное влияние на культуру средневековья. Благодаря его переводам на латынь трактатов по логике и комментариев к ним, а также его собственным логическим сочинениям средневековье усваивает интеллектуальный инструментарий античной философии. Боэций перевел логические сочинения Аристотеля и «Введение» Порфирия к «Категориям». В раннем средневековье имели хождение два трактата из аристотелевского «Органона»: «Категории» и «Об истолковании» (обе «Аналитики», «Топика» и «О софистических опровержениях» стали известны лишь в XII в.), а также «Введение» Порфирия. Вместе с комментариями Боэция это составляло свод так называемой старой логики (logica vetus), штудировавшийся в школах вплоть до XII в. В число учебников по логике входили и собственные логические сочинения Боэция: «Введение в теорию категорических силлогизмов», «О разделении» и др. Помимо работ по логике им были также написаны учебники по четырем математическим дисциплинам, из которых до нашего времени дошли два: «Наставления к арифметике» и «Наставления к музыке». Во многом благодаря Боэцию сложившаяся в античности система школьного образования была адаптирована к новым историческим условиям.

Из классической греческой философии в этот период на Западе известно очень немногое: помимо переведенных Боэцием логических сочинений, часть Платонова «Тимея» в переводе и с комментариями Халкидия (VI в.). Впрочем, многое из стоической и платонической философии было известно средневековому читателю как через патриотическую литературу, так и в передаче римских писателей. Помимо сочинений Цицерона и Сенеки, таким источником были «Утешение философией» Боэция, комментарии Макробия (кон. IV — нач. V вв.).

Античное философское наследие, полученное ранним средневековьем, оказалось достаточно скудным. Это объясняется и предпочтениями римского образованного общества, "выбравшего", что передать, и состоянием раннесредневековой культуры, из-за своего низкого уровня неспособной многого усвоить, а также и отношением Церкви, не озабоченной сохранением памятников языческой философии. На христианской шкале ценностей светское образование помещалось не так уж высоко, а господствующая ценностная ориентация определяла цели и методы в сфере образования. Главная задача христианских воспитателей, как она представлена в сочинениях Августина, посвященных вопросам воспитания, заключалась в том, чтобы заменить дух языческой гражданственности духом христианского благочестия. Августин озабочен тем, чтобы образование стало научением правильной жизни, т.е. жизни по евангельским заветам. Это задача духовного воспитания, поставленная с ранних времен христианства, будет руководящим принципом образования в средневековых школах.

Но в период после германских завоеваний к этому присоединяется элементарная просветительская задача. Условием передачи христианской культуры германским народам, которые заселили территории Римской империи, стало обучение их латинскому языку. Церковь вынуждена взять на себя обязанности учителя начальной школы: учить говорить, читать и писать по-латыни или хотя бы только читать, едва понимая смысл прочитанного. Эта минимальная, но трудновыполнимая задача выходит на первый план, оттесняя проблемы собственно религиозного воспитания. К слову сказать, здесь же берет начало очень важная сторона западной средневековой культуры: латинский язык закрепляется за сферой образования, становится языком ученых штудий. Со временем он все более расходится с разговорными народными языками, и развивается совершенно особым образом, обогащаясь терминологически; в распоряжении средневековых ученых оказался по сути дела очень богатый теоретический язык.

В школах в начале средневековья обучали, в общем, тому же, чему учили и в римских школах. Несмотря на изменение общественных установок, сохраняющиеся программы и учебники еще долго диктуют прежние нормы образования. Круг дисциплин ограничивался свободными искусствами (artes liberates), включающими тривий: грамматика, риторика и логика, или диалектика, — а также квадривий: арифметика, музыка, геометрия и астрономия. Эта учебная традиция восходит, очевидно, ко времени классичесой греческой философии. Первые три идут от направления, нашедшего выражение в трудах Платона и Аристотеля, — направления, придающего особую значимость выявлению логических принципов философского размышления. Грамматика и логика рассматриваются в его рамках в качестве основных инструментов исследования онтологических структур. Поэтому важность их изучения не подлежит никакому сомнению. Трехчленное деление науки о языке, понимаемой как наука о средствах выражения, с одной стороны, мысли, а с другой — законов бытия, зафиксировано в логике Аристотеля, и эта трёхчленка на много столетий останется в системе школьного обучения.

Что касается математических дисциплин, то источник их, несомненно, — пифагорейская или пифагорейско-платоновская онтология, в которой четыре математические дисциплины рассматриваются как ступени к познанию Единого, т.е. к высшему знанию. Из этих четырех высшей и главенствующей является арифметика — учение о числе как таковом; затем следуют музыка — учение о гармонии; геометрия — учение о протяжении и наконец астрономия — учение о космосе, так сказать, о гармонии протяженного мира. Влияние этой традиции столь сильно, что даже в века наибольшего упадка математических наук и самого малого распространения математических знаний статус математики неизменно высок и в школьных программах квадривий остается необходимой составляющей.

И тем не менее в образовательном цикле на первое место выдвигаются дисциплины тривия. В античную эпоху этому способствовало то значение, которое придавалось владению словом в государственных и общественных делах. Для христианства важность словесных искусств определялась задачей религиозной проповеди, необходимостью понимать и уметь растолковать другим смысл Священного Писания. Но как раз при обучении словесным дисциплинам, и именно грамматике и риторике, христианские учителя сталкивались с наибольшими проблемами. Ведь имеющиеся в их распоряжении учебники опирались на тексты из римской литературы, неприемлемые и для верующих мирян, а уж тем более для клира, в основном и составлявшего образованную часть общества. Однако требование совершенно отказаться от языческой литературы при обучении, выдвинутое в VI в. папой Григорием Великим, было невыполнимым. Все равно на протяжении средневековья преподавание словесности идет с привлечением классических латинских сочинений, хотя канон постепенно смещается в сторону библейских текстов и христианской нравственно-назидательной литературы. Учебники также долго остаются прежними. Грамматику преподают по римским учебникам Доната и Присциана, желающие освоить риторику читают Цицерона и Квинтилиана, а изучающие логику обращаются к Аристотелю и Боэцию.

Порядок обучения в школах был таков. Начальная ступень образования сводилась к изучению азбуки, чтению на латыни и заучиванию псалтири; затем шло письмо: большое место в начальном образовании занимало пение. Средняя ступень включала тривий и квадривий. Высшую ступень образования составляла теология.

Из математических дисциплин арифметика и музыка преподавались по учебникам Боэция, хотя в ранний период зачастую музыка ограничивалась пением, а арифметика — искусством счета и обучением расчетам и решению задач. Главным приложением расчетной арифметики были календарные расчеты, центральным пунктом которых являлось исчисление пасхалии. Эти расчеты требовали сохранения в школьном курсе сведений о способах деления времени, о различии солнечного и лунного календарей, о солнцестоянии и равноденствиях, о движении планет и знаках Зодиака, т.е. элементов собственно астрономии. Этому были посвящены трактаты Бэды Достопочтенного «О временах» и «О счете времени», ставшие стандартными руководствами в школах. Элементарные сведения по геометрии чаще всего рассматривались в курсе арифметики. Геометрией же тогда называлось описание земли и существ, ее населяющих. В курсе геометрии излагались географические и космографические сведения, почерпнутые, например, из Орозия (V в.), читались Шестодневы (толкования библейского рассказа о творении мира), бестиарии. Последние представляли собой переложения популярной на Востоке христианского мира книги «Физиолог», относящейся к IV в. компиляции учений о животном мире. «Физиолог» содержал рассказы, большей частью о животных, но иногда о растениях и камнях, содержащие и фактические сведения, и вымысел, но подобранные так, чтобы служить иллюстрацией к текстам Библии. И для Шестодневов,и для бестиариев характерно преобладание символического згляда на мир, вытеснившего натурфилософский подход. Символизм, который был очень важным элементом раннесредневекового мировоззрения, проявлялся и в области образования, усиливая тенденцию нравственно-аллегорического толкования природы, интерес к чудесному, к мистике чисел, идущие еще от поздней античности, но введенные теперь в контекст библейской экзегезы.

Политическая стабильность, достигнутая в Европе в правление Карла Великого и его преемников (VIII-IX вв.), способствовала подъему культурного уровня, в первую очередь гуманитарной образованности. Это оживление в культуре (его называют каролингским ренессансом) связано, с одной стороны, с возрождением интереса к латинской классике, а с другой, с развитием новой, уже средневековой латинской словесности: иная латынь, грамматический строй которой диктуется нормами языка Библии, иная стилистика, иные жанры. Литература этого периода носит преимущественно духовно-аллегорическую окраску, распространены сочинения агиографического содержания, большой популярностью пользуются энциклопедии.

Однако знание греческого языка по-прежнему оставалось большой редкостью, знакомство с греческой философией возможно было только через переводы. Поэтому столь важным событием становился перевод и введение в культурный обиход неизвестных на Западе сочинений греческих мыслителей как классического, так и патриотического периодов. Так, в IX в. на латинский язык переведен Иоанном Скотом Эриугеной ряд произведений выдающихся восточных Отцов Церкви. Это прежде всего Ареопагитики (свод трактатов, известных в средние века под именем Дионисия Ареопагита), работы Григория Нисского, Максима Исповедника. Влияние этих сочинений, особенно Дионисия Ареопагита, будет сказываться в философской мысли на протяжении всего средневековья.

Другим событием такого рода, важность которого для средневековой философии трудно переоценить, было появление на Западе корпуса сочинений Аристотеля. Но это относится к более позднему периоду, ко времени так называемого ренессанса XII в.

Литература:
Столяров А.А. Раннее средневековье (VI-X вв.)./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.346-352

 

Ренессанс XII в.

То, что известно под именем культурного ренессанса XII в., по сути дела, есть первое энергичное самовыражение западной средневековой культуры, уже сформировавшейся и вступившей в пору юношеского расцвета. Говорить об этой эпохе как о "возрождении" уместно лишь применительно к областям интеллектуальной деятельности. Ренессанс XII в. состоял отчасти в оживлении латинской классики и римских законов, отчасти в быстром расширении области знаний за счет вновь открытой науки и философии древних греков.

Полученное средневековым Западом философское наследие, прежде всего полный свод сочинений Аристотеля, пришло через мусульманскую культуру, а потому осваивается первоначально в переложении и с комментариями мусульманских писателей и наряду с их оригинальными сочинениями. Влияние арабо-язычной философской литературы на развитие христианской философии средневековья было очень велико; сочинения Ибн Сины (Авиценны) и Ибн Рушда (Аверроэса) штудировались наравне с аристотелевскими, и на них опирались латинские мыслители, в свою очередь изучавшие и толковавшие Аристотеля.

Все это философское и научное достояние (на Западе одновременно появились сочинения выдающихся греческих и арабских ученых, — достаточно назвать такие имена, как Евклид, Птолемей, Гален и др.) было введено в культурный обиход усилиями целой плеяды образованных людей, подвигшихся отправиться в поисках рукописей в страны, вновь отвоеванные у мусульман и христианизированные, — в Испанию, на Сицилию, — и взявших на себя труд изучать и переводить философские и научные трактаты.

Овладение этими богатствами философской и научной мысли, разумеется, привели к существенным сдвигам в развитии средневековой философии. Но деятельность переводчиков, по сути, отвечала на внутренние запросы: ведь еще до знакомства с Аристотелем и арабским аристотелизмом в философской мысли обнаруживаются тенденции к тем изменениям, которые отчетливо выявились в схоластической философии только в XIII в. Это показывают и известные сдвиги в XII в. в области образования.

Прежде всего трансформируется сфера собственно религиозного образования. Обсуждение центральных для средневековья догматических проблем требует и философско-теологической проницательности и логической последовательности. В школах философское образование постепенно выдвигается на первый план, логика становится ведущей из дисциплин тривия, потеснив доминировавшую прежде грамматику. Интерес к логике в это время — это интерес к построению философской онтологии, нужду в которой ощущает схоластическая теология; об этом свидетельствует выдвижение на первый план проблемы универсалий. Логико-теологическая проблематика привлекает в XII в. лучшие умы; в их числе, например, Петр Абеляр и Гильберт Порретанский. Как учителя они собирают наибольшую аудиторию. Появляются школы, славящиеся высоким уровнем философско-богословского образования, такие как Шартрская, или школы в Париже, на основе которых в конце XII в. возникает Парижский университет. Установившееся к XIII в. главенство логики и философии в общеобразовательных программах школ, а затем и университетов, сохранится до конца средневековья.

Другое изменение — усиление интереса к натурфилософии. С распространением аристотелизма в XIII в. вес натурфилософии в теолого-философских штудиях станет очень значительным, но тенденция эта заметна и раньше. Элементы натурфилософии платонического типа были характерны для сочинений мыслителей, группирующихся вокруг Шартрской школы: Тьерри Шартрского, Гильома из Конша, Бернарда Сильвестра.

Но самое главное, что при этом смещаются ценностные акценты. Ранее описание природного мира имело преимущественно аллегорическое значение и служило целям назидания. Окружающий человека мир интересовал писателей и читателей не сам по себе, а потому что в нем происходили события, аналогичные событиям человеческой жизни и поэтому дававшие повод для религиозно-нравственных размышлений. Теперь смысл его изучения видится в ином. Будучи по-прежнему лишь подспорьем для достижения более высоких (религиозных) целей, оно в то же время уже не сводится к описанию отдельных, чаще всего занимательных явлений, используемых как повод для высказывания той или иной сентенции. Задача описания состоит в том, чтобы выявить порядок, наличествующий в существующем мире: демонстрируя его высокое совершенство, безупречность его внутреннего устройства, такое описание должно свидетельствовать о величии замысла Творца. Таким образом, познание природного мира также оказывается внутренне соотнесенным с духовным планом человеческого бытия, но не сопряжено прямо, а связано опосредованно; оно получает автономию в рамках этой связи.

Огромный корпус переводной греко-арабской философской и научной литературы существенным образом расширяет программы преподавания в школах. Математическая, астрономическая, медицинская литература, книги по оптике и механике — все это теперь входит в курсы квадривия. Но подлинный переворот производит включение в круг чтения в школах сочинений Аристотеля. Философия Аристотеля тем и привлекательна была для учащих и учащихся, что предлагала систему знания, в которой находило свое место все уже известное и в то же время открывался неожиданный простор для философской мысли.

Труды Аристотеля вначале были восприняты в ряду неоплатонических сочинений, вместе с которыми они пришли на Запад; Аристотелю даже приписывалась довольно долго очень влиятельная тогда работа «Книга о причинах» (Liber de causis), на самом деле, комментированные отрывки из «Первооснов теологии» Прокла. Для восстановления самобытности аристотелевской философии, обособления ее от неоплатонических мотивов большое значение имели труды Вильема из Мербеке (1215-1286), переводчика с греческого и трудов Аристотеля, и многих неоплатонических сочинений, в частности «Первооснов теологии» Прокла, а также знакомство с комментариями к Аристотелю крупнейшего арабского перипатетика Аверроэса. Усвоение аристотелевских сочинений совпало со становлением средневековых университетов и оказало самое сильное влияние на схоластическую философию.

На рубеже XII и XIII столетий радикальным образом меняется и система образования: на основе старых школ возникают новые образовательные учреждения — университеты. Древнейшими европейскими университетами были Парижский, Болонский, образовавшийся на базе знаменитой юридической школы, Оксфордский.

Само слово universitas не употреблялось в средние века как название соответствующих учреждений. Название университета — studium; это слово означает учебное заведение с универсальной программой. Термин universitas обозначал корпорацию преподавателей и студентов, т.е. строго регламентированное объединение людей по поводу получения и передачи образования. Для ведения учебного дела университет делился на факультеты: теологический, юридический, медицинский и факультет искусств. Этот факультет в соответствии с характером обучения на нем — формально его программу составляли семь свободных искусств — по сути был общеобразовательным. Реально в его программе доминируют философские дисциплины. Поэтому факультет искусств уже в XIII-XIV вв. вполне заслуживает названия философского факультета. Для обучения на высших факультетах — теологии, права или медицины — необходимо было предварительно пройти курс обучения на общеобразовательном факультете и получить степень магистра искусств.

Функции факультетов заключались в организации лекций, диспутов-испытаний и в присуждении ученых степеней, дающих право на преподавание. Лекции и диспуты были главными способами обучения. Лекции (буквально — чтения) состояли в чтении преподавателем предписанных авторов и пояснении текста соответствующими комментариями. На факультете искусств большую часть изучаемого материала составляли произведения Аристотеля; на факультете теологии нормой было чтение Священного Писания и сочинения известного теолога XII в. Петра Ломбардского «Сентенции» (Sententiarum libri quatuor), в котором автор попытался представить систематическое изложение христианской доктрины, с приведением рациональных аргументов в пользу догматов Церкви, а также с изложением и опровержением еретических учений, задав тем самым образец для схоластической теологии. Комментарии часто сводились просто к разбору отдельных вопросов, относящихся к тематике излагаемого текста.

Важное место в практике обучения занимали диспуты — обсуждения какого-либо избранного тезиса, защищать который должен был тот, кто устраивал диспут, а выдвигать возражения мог любой из слушателей. Школьные методики не только получили точное отображение в композиции схоластических сочинений (это либо комментарии к входящим в программы текстам, либо «Вопросы» к ним, либо серии «Обсуждаемых вопросов» по свободно выбранной теме), но практика обсуждения вопросов и диспутов запечатлена в общей структуре рассуждения, характерной для схоластических сочинений.

Включение книг Аристотеля в учебные программы университетов облегчалось традицией преподавания аристотелевской логики в школах, но ближайшее знакомство с его натурфилософскими сочинениями (так называемые libri naturales) и метафизикой показало, что ряд положений аристотелевской философии противостоит существенным положениям христианского вероучения. Выявленные противоречия очень быстро повлекли серию запретов на изучение физики и метафизики Аристотеля, причем то обстоятельство, что первый запрет 1210 года повторялся еще дважды в течение двух декад, свидетельствует и о настороженности Церкви по отношению к философии Аристотеля, и о ее озабоченности распространением и продолжающимся, несмотря на запреты, изучением его сочинений. Ко второй половине XIII в. философия Аристотеля прочно заняла центральное место в системе образования, что стало возможно благодаря появлению христианского аристотелизма, развитого в учениях Альберта Великого и Фомы Аквинского.

Литература:
Столяров А.А. Ренессанс XII в./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.352-356

 

 

Мыслители средневековья: основные доктрины схоластической философии. Боэций — "учитель средневековья".

Родоначальником схоластического метода был Боэций (480-525), римский патриций, занимавший высшие государственные должности при Теодорихе, короле остготов, казненный по обвинению в тайных сношениях с Восточной Римской империей. Будучи образованнейшим человеком своего времени, хорошо знакомым с греческой философией и наукой, Боэций оказал исключительное влияние на культуру средневековья. Благодаря его переводам на латынь трактатов по логике (прежде всего Аристотеля) и комментариям к ним, а также его собственным логическим сочинениям средневековье усваивает интеллектуальный инструментарий античной философии. Во многом благодаря Боэцию сложившаяся в поздней античности система школьного образования (см. главу 5), была адаптирована к новым историческим условиям. Помимо работ по логике им были также написаны учебники по дисциплинам квадривия. Трактат «Об утешении философией», написанный в тюрьме, был одной из наиболее читаемых книг на протяжении всего средневековья. В яркой художественной форме в нем обсуждаются темы, волнующие каждого человека. Как следует относиться к превратностям судьбы, к дарам переменчивой Фортуны? В чем состоит истинное счастье человека, что является для него высшим благом? Благодаря чему человек может сохранить духовную свободу и независимость в мире, где господствует необходимость? Каково соотношение божественного предопределения, свободы воли и судьбы? Ответы на поставленные вопросы Боэций черпает из античной философии, тяготея более всего к традиции, связанной с именем Платона.

В теологических трактатах Боэция («О Троице», «О благости субстанций» и др.) ставится проблема нахождения точного и логически непротиворечивого выражения основных положений христианского вероучения. Особые затруднения вызывает догмат Троичности, указывающий, с одной стороны, на различие Лиц Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, а с другой — утверждающий, что Отец, Сын и Дух Святой — это один, а не три Бога. Основание любого единства, в том числе и единства Бога, — отсутствие различий, формулирует проблему Боэций; там, где есть различие, имеет место уже не единство, а множество. Не приводит ли утверждение о различии лиц к разделению Троицы и низведению ее до множества?

Боэций доказывает совместимость положений о различии Лиц Троицы и о единстве Троицы, основываясь на логическом анализе способов высказывания о любом предмете. Все, что может быть сказано о предмете, относится к одной из десяти аристотелевских категорий: субстанции, количеству, качеству, отношению, месту и т.д. Высказывая что-то о предмете, называя предмет, его подводят под ту или иную категорию. Три первые категории называются категориями "сообразно предмету", поскольку они указывают либо на сам предмет, либо на присущее ему свойство: "человек", "большой", "справедливый". С их помощью предмет ("то, что есть") выделяется, причем каждая из трех категорий, будучи отнесена к предмету, заставляет его предстать в виде предмета, обладающего именно той характеристикой, которая выражается данной категорией, заставляет, следовательно, его быть тем, что она о нем высказывает: человеком, большим, справедливым. Семь других категорий соотносят уже выделенный предмет с чем-то иным, отличным от него, например с местом или другим предметом; они ничего не меняют в самом предмете, указывая лишь его положение относительно других вещей. Напротив, категории "сообразно предмету" выделяют внутри него многообразие свойств или частей. Не означает ли это, что предмет, о котором идет речь, является не единым, а составным?

Существует принципиальное отличие, утверждает Боэций, между приписыванием категорий "сообразно предмету" в высказываниях о Боге и о сотворенных вещах. В силу абсолютной простоты Бога, отсутствия в божественной субстанции какого-либо различия и множественности, все имена и предикаты, приписываемые Богу, обозначают одно и то же и потому совпадают друг с другом. Будучи же отнесенными к чему-либо сотворенному, эти категории указывают на совокупность отличающихся друг от друга свойств ^частей). В высказывании "человек справедлив", поясняет Боэций, "человек" означает одно, а "справедливый" — другое; называя же Бога справедливым, подразумевают, что "Бог" — то же самое, что "справедливый". Поэтому приписывание Богу категорий "сообразно предмету", таких, как Благой, Всемогущий и т.п., не означает выделения в единой Божественной субстанции каких-то частей, отличающихся друг от друга.

Что же касается различия трех Лиц Троицы, то оно чисто относительно. Подобно тому как человек называется отцом только по отношению к сыну, а не сам по себе, так имена "Отец", "Сын", "Дух Святой" выражают лишь относительное отличие Лиц. Появление у сотворенной субстанции признака, отличающего ее от других вещей, не приводит к ее изменению: если к человеку кто-то подойдет справа, то он станет левым по отношению к нему, но сам он от этого не изменится. Аналогичным образом относительное отличие Лиц не нарушает единства и простоты Божественной субстанции, поскольку о самой субстанции могут сказываться только категории "сообразно предмету", к которым не принадлежит категория отношения.

Боэций вводит также концептуальные различения, позволяющие рационально выразить важнейшее, с точки зрения христианского вероучения, противопоставление Творца и твари. Он выделяет во всяком сущем два момента: "то, что есть" (сущность) и "бытие". В Боге бытие и сущность совпадают; в сотворенных вещах они различаются. Бытие вещей проистекает не из их сущности, они получают его от Бога.

Хотя теологические и логические трактаты Боэция стали отправным пунктом в развитии средневековой схоластической философии, сам Боэций принадлежит еще античной культуре. Собственно средневековые мыслители вплоть до XII в. не имели доступа к значительной части наследия античной философии и греческой патристики. За одним, пожалуй, исключением.

Литература:
Столяров А.А. Мыслители средневековья: основные доктрины схоластической философии. Боэций — "учитель средневековья"./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.356-358

 

 

Мыслители средневековья: основные доктрины схоластической философии. Боэций — "учитель средневековья".

Родоначальником схоластического метода был Боэций (480-525), римский патриций, занимавший высшие государственные должности при Теодорихе, короле остготов, казненный по обвинению в тайных сношениях с Восточной Римской империей. Будучи образованнейшим человеком своего времени, хорошо знакомым с греческой философией и наукой, Боэций оказал исключительное влияние на культуру средневековья. Благодаря его переводам на латынь трактатов по логике (прежде всего Аристотеля) и комментариям к ним, а также его собственным логическим сочинениям средневековье усваивает интеллектуальный инструментарий античной философии. Во многом благодаря Боэцию сложившаяся в поздней античности система школьного образования (см. главу 5), была адаптирована к новым историческим условиям. Помимо работ по логике им были также написаны учебники по дисциплинам квадривия. Трактат «Об утешении философией», написанный в тюрьме, был одной из наиболее читаемых книг на протяжении всего средневековья. В яркой художественной форме в нем обсуждаются темы, волнующие каждого человека. Как следует относиться к превратностям судьбы, к дарам переменчивой Фортуны? В чем состоит истинное счастье человека, что является для него высшим благом? Благодаря чему человек может сохранить духовную свободу и независимость в мире, где господствует необходимость? Каково соотношение божественного предопределения, свободы воли и судьбы? Ответы на поставленные вопросы Боэций черпает из античной философии, тяготея более всего к традиции, связанной с именем Платона.

В теологических трактатах Боэция («О Троице», «О благости субстанций» и др.) ставится проблема нахождения точного и логически непротиворечивого выражения основных положений христианского вероучения. Особые затруднения вызывает догмат Троичности, указывающий, с одной стороны, на различие Лиц Троицы: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, а с другой — утверждающий, что Отец, Сын и Дух Святой — это один, а не три Бога. Основание любого единства, в том числе и единства Бога, — отсутствие различий, формулирует проблему Боэций; там, где есть различие, имеет место уже не единство, а множество. Не приводит ли утверждение о различии лиц к разделению Троицы и низведению ее до множества?

Боэций доказывает совместимость положений о различии Лиц Троицы и о единстве Троицы, основываясь на логическом анализе способов высказывания о любом предмете. Все, что может быть сказано о предмете, относится к одной из десяти аристотелевских категорий: субстанции, количеству, качеству, отношению, месту и т.д. Высказывая что-то о предмете, называя предмет, его подводят под ту или иную категорию. Три первые категории называются категориями "сообразно предмету", поскольку они указывают либо на сам предмет, либо на присущее ему свойство: "человек", "большой", "справедливый". С их помощью предмет ("то, что есть") выделяется, причем каждая из трех категорий, будучи отнесена к предмету, заставляет его предстать в виде предмета, обладающего именно той характеристикой, которая выражается данной категорией, заставляет, следовательно, его быть тем, что она о нем высказывает: человеком, большим, справедливым. Семь других категорий соотносят уже выделенный предмет с чем-то иным, отличным от него, например с местом или другим предметом; они ничего не меняют в самом предмете, указывая лишь его положение относительно других вещей. Напротив, категории "сообразно предмету" выделяют внутри него многообразие свойств или частей. Не означает ли это, что предмет, о котором идет речь, является не единым, а составным?

Существует принципиальное отличие, утверждает Боэций, между приписыванием категорий "сообразно предмету" в высказываниях о Боге и о сотворенных вещах. В силу абсолютной простоты Бога, отсутствия в божественной субстанции какого-либо различия и множественности, все имена и предикаты, приписываемые Богу, обозначают одно и то же и потому совпадают друг с другом. Будучи же отнесенными к чему-либо сотворенному, эти категории