Жизнь и Смерть начинаются вместе.

Миф творения Эвтанатос – это кровавый сплав греческой, кельтской и индуистской историй. Первое Самашти собрало мистиков изо всех этих краев и из многих других; они изучили сходные черты своих историй и разработали более универсальный миф, чтобы опираться на него в политических и ритуальных целях.

Кельты, греки и индусы смогли сплавить свои истории воедино особенно успешно, поскольку все три эти группы выросли из общего индоевропейского культурного корня. Миф творения – это в основном их повесть, дополненная мистическими прозрениями и, превыше всего, здравым смыслом. Это не значит, что общий консенсус достигнут: Мадзимбабве и другие африканцы, жители Центральной Америки и модернистские маги смерти все равно держатся собственных концепций изначального сотворения. Наиболее общепринятая история имеет следующие элементы.

Изначальный Звук. Колесо провернулось от различности к единству. Разумное сознание (унаследованное от предыдущей Эпохи) существовало, не имея формы. Некоторые Чакраванти-индуисты персонифицируют изначальное сознание как Брахму или Шиву. Иные называют его Акаша, Пандемониум или просто Бездна, и отказываются говорить о нем что-то еще, рассуждая, что абсолютная пустота Творения не может быть понята посредством чего-то помимо впитывания через медитацию.

Пустота возопила, издала звук, который был более чем звуком. Это колебание породило самую первую карму новой эпохи, охватив все, что должно было прийти позже. Его можно было передавать как звук Ом, Абу, или как угодно еще: все сошлись на том, что человеческим голосом его воспроизвести невозможно. Это действие породило первые божественные сущности. Дану и Донн, Тримурти, Титаны – каковы бы ни были их имена, многие Эвтанатой рассматривают их как смутные воспоминания о Чистых.

Космическое Жертвоприношение. Первые сотворенные сущности мешали продвижению колеса, намеренно или нет. В кельтском мифе Дану и Донн были столь огромны, что в творении не было места для развития прочих существ. По мнению индуистов, Пуруша – изначальный человек – разделил свое тело на части, которые стали космосом и различными кастами. В греческих мифах Зевс распорол живот Кроноса, чтобы освободить богов. В конце концов изначальное существо оказывается принесено в жертву, чтобы создать мир явлений. Он (обычно считается, что жертва мужского рода) разрывается на части; каждая часть Резонирует фрагментом изначального звука и становится Теллурией. Таков рассвет младших богов: целостность Чистых заменяется господством духов, представляющих огонь, гром, звезды и иные чудеса материальной вселенной.

 

Время До Смерти: сказочная история

- А что случилось с Плохим Дядькой? – На этот раз я сижу с детьми на заднем сиденье. До сих пор они вели себя тихо, но вопрос Терезы заставляет меня улыбнуться. Он означает, что они начали нам доверять.

- Он ушел, малышка. Тебе больше не надо о нем беспокоиться.

- Он умер?

- Да, золотко. – Мне перестает нравиться направление, в котором движется беседа. – Он умер.

- Он всегда говорил, что он нас убьет. Ну, знаешь, если мы слишком громко кричали, или пытались убежать. Может быть, нам не стоило бояться, ну, как вы говорили той тете. – Джанин при этом оборачивается, открыв рот, словно хочет что-то сказать, потом снова отворачивается и глядит в ветровое стекло, не находя слов.

- Нет, Тереза… смерть – это сложно, это штука для взрослых, понимаешь? Тебе не может хотеться туда отправиться, никогда. Это место только для тех, кто уже вырос. Но в то же время и бояться не надо. Дети, хотите сказку?

Снова ночь. Дождь выстукивает по окнам убаюкивающий ритм; Лео уже достаточно его послушал, чтобы заснуть. Белобрысый Джонни молча кивает, а Тереза снова прижимается к моему плечу.

- Однажды, давным-давно, никто не умирал. Деревья никогда не роняли листья, люди никогда не становились старше. Даже огонь, когда его зажигали, горел вечно. Не было даже слова, которым обозначали бы смерть: боги… (Эв, вот со всей этой языческой шизой стоит подождать, пока они не станут старше, а?) …В смысле, ангелы держали саму эту идею в тайне с начала времен.

А теперь, малышка, представь, что бы было, если бы у тебя был день рождения и никто из гостей вообще не уходил?

- Ну, они бы все съели? И забрали бы все мои игрушки, и устроили бы беспорядок?

- Вроде того. Умереть – это примерно как уйти из дома прежде, чем ты все разломаешь. Если ты еще не съела весь пирог и еще не устроила беспорядок, то уходить еще не пора, да? Но если бы ты вообще не уходила, то просто разломала бы весь дом.

Так и первые люди заполонили весь мир, и им стало тесно. Зеленая-зеленая трава стонала под их ногами. Им приходилось составляться в пирамиды, просто чтобы хватало места. Они не могли ничего ни есть, ни пить, потому что никогда не наедались и не напивались. Они болели, но для отдыха у них не было даже сна, а тем более смерти.

И тогда один ангел – одни зовут его Финн, другие зовут его Яма – решил, что тайной смерти надо поделиться с миром. Другие ангелы, его братья и сестры, стали сражаться против него, потому что они знали: это сделает мир грустным местом, где люди все время будут думать о том, что станет с их друзьями после их ухода. И что самое главное, они знали, что тот ангел служил другому, еще более великому ангелу, которого звали Шива или Донн. Они боялись его, потому что он делал вещи, которые не сделал бы ни один другой ангел, и еще потому, что он, может быть, говорил голосом истинного Бога.

 

Начало Конца

Хотя сотворение мира и первый оборот колеса уже были, Теллурии еще предстояло обрести свой финальный облик. Хотя дух Ом разделился на многие вещи, и у этих вещей стали свои раздельные духи, все прочее было так близко к все выдерживающей силе Чистых, что оказалось защищено от изменений. Судьбы существ не могли переплетаться: каждое из них было вечно и не могло быть изменено никакой внешней силой. Все боги страшились памяти о Первом Жертвоприношении, кроме одного – Смерти. Смерть был создан из глаз Жертвы и видел ясно. Он сразился с остальными богами и разрушил стазис, который поработил творение, но это имело свою цену: всякая вещь, ранее бывшая вечной и совершенной в себе, теперь вечно тяготела к смерти.

Эвтанатой полагают, что именно поэтому Энтропия стремится к разрушению, а не просто к балансу, и поэтому же Джор – это порча, а не благословение. За метафорой, похоже, кроется следующий смысл. Сначала Динамизм даровал всем вещам существование, затем Стазис зафиксировал их в неизменном состоянии. Чтобы поддерживать обороты колеса, Энтропия стала более могущественной – возможно, слишком могущественной, - и наделила все тягой к искажению и смерти.

В то же время, искажение было важно, даже жизненно необходимо для сотворения Теллурии. Маги могут жаловаться на мерзостный Резонанс, оборотни могут нести свою чушь о Вирме, но Эвтанатой знают, что без ледяной руки Энтропии не было бы ни истории, ни смерти, и ни подлинной жизни.

 

В безопасном доме

Они все заснули на середине подчищенной версии повести о Дурге и асурах. Еще через час мы, наконец, добрались до укрытия Хористов. Там нас встретили двое. Один увел детей; второй сообщил, что «комитет» занят, и мы увидимся с ними завтра. Вежливый паренек отвел нас к нашим койкам и даже предложил унести наши сумки (Мир твердо отказался). Как и положено хорошему консору (или стюарду, или как там их называют), он заказал нам пиццу, после чего вымелся нахуй и не мозолил глаза.

Вот мы и на месте. Я выношу из комнаты все стоявшие в ней растения и распаковываюсь: когда я у кого-то в гостях, всегда держу под рукой что-нибудь смертоносное. Койки только две: они полагали, к этому времени мы покончим с Джанин. Она без единого слова ложится на пол.

Я не могу заснуть и продолжаю смотреть на нее. Лица детей то тают, то снова приходят на ум: их так быстро утащили, ну, понимаете? Так что через час я выхожу размять ноги и налить стакан воды.

Когда я возвращаюсь, Джанин стоит.

- Ложись спать, - шепчу я.

- Кто вы на самом деле такие, а? Я оценила ваши притчи, все ОК. Теперь я просто хочу узнать, откуда вы взялись. – Ее голос оканчивается дрожащим повизгиванием, невысказанным «пожалуйста», которое я обычно слышу от людей по ту сторону своего ножа.

- Это сложный вопрос. Пошли в другую комнату, я поставлю кофейник.

Я чувствую в ладони тяжесть: в ней нож, который я держу при себе, когда сплю.

Наверное, она все-таки была по другую его сторону.

 

Судьба и Река

- Ты сказала, у нас есть силы, и ты права. Это не психические штуки, ничего в таком роде. Мы знаем, как творить магию – ну, по крайней мере, большинство людей назвало бы это магией. Другими словами, мы взмахиваем руками, бормочем какую-нибудь абракадабру, и что-то происходит. Только в нашем случае абракадабра – это индоевропейский мистицизм с кое-какими поправками. Пока следуешь за мыслью?

Она кивает и наливает нам кофе.

- Мир рассказал тебе миф о том, как начался мир, я рассказывала детям историю о смерти, но это не конец. Те жертвоприношения никогда не закончились.

В Индии, Персии, Греции и во всех других местах всегда были люди, которые знали, что в стаде нужна выбраковка, и что вместо морковки иногда нужно использовать палку. Вдоль Ганги и Сарасвати эти люди видели жизнь и смерть в течении воды. Они благодарили реку, когда она орошала их поля, и подкупали ее взятками, когда она высыхала. То были люди, которые слушают своей душой: они могут ощущать то, что будет делать Колесо творения и разрушения, и даже то, как оно работает. Иногда они даже могут подталкивать вещи в правильном направлении, чтобы их народ получил чуть больше пищи или чуть меньше болезней. Так всегда и начинается магия.

Они – не великие маги. Они только слегка подталкивают вещи, потому что они не хотят прогневать своих богов. Они похожи на тебя в том, что они видят себя как рабов реки, солнца и их сообразно воплощенных представителей. Они идут на небольшие риски и получают небольшое вознаграждение, пока не появляются более храбрые люди и не бросают им вызов.

 

 

В других краях

Многие ученые Эвтанатос используют индоевропейское переселение как способ объяснить и поощрить связи между разными фракциями. Не все Эвтанатой согласны с этим акцентом. Мадзимбабве указывают на тот факт, что их предки выработали понимание Великого Колеса без малейшего влияния ариев. Они считают основание Великого Зимбабве в 600 г. н.э. моментом формирования своей секты и важной вехой истории Эвтанатой, и рассуждают, что индоцентристский подход к истории Традиции чрезмерно раздувает значение нескольких еретических индуистских культов. В конце концов, несмотря на их древность, культы времен легендарной истории Индии едва ли складывались в Традицию.

 

Вторжение Ариев

Отсюда берется вторая половина нашей магии. Арии – да, не путай все это с нацистским дерьмом! – вторгаются в Индию через Хайберский перевал. Они – суровые кочевники, которые знают, что природа не знает прощения, а боги требуют жестоких приношений. Что еще лучше, некоторые из их мистиков утверждают, что боги – это просто души, которые очистились. Аватара – человеческое существо, которое сливает свою душу с добродетелью божества, - может быть богом на земле.

Что ты можешь из этого вынести? Идею о том, что чистота и жестокость не обязательно противоположны.

Они принесли богов, бывших полноценными, реалистичным сущностями. Вот тебе Шива, который созидает и разрушает; его спутница, Кали, которая убивает демонов в равной степени во имя жажды крови и во имя служения Колесу. Некоторые боги, как Шива, были просто довершены мыслью Ариев. Мягкий бог огня и плясок накинул мантию творца и разрушителя, потому что верования кочевников и людей реки по отдельности были неполными. Вместе они обрели новую силу.

В этом и чудо. Ариям, при всей их мудрости, нужно было узнать о циклах реки и понять, что тела, души и вообще все движется в одном непрерывном потоке, где расходящиеся круги кармы порождают волну или поворот Колеса.

Арии делали то же самое всюду, куда они доходили. Мои кельтские предки узнали то же самое. Они открыли для себя, что жизнь нуждается в смерти, а правосудие нуждается в отмщении. Для того, чтобы делать свое дело, я использую Морригу – кровавую богиню, подобную Кали. Она наслаждается деянием, я наслаждаюсь результатом.

Так происходит везде. Кочевники оседают и изменяют свою веру, чтобы включить в нее цикл жизни и смерти. Конечно, они приобретают некоторую мягкость. Храмы сменяют палатки, и приходит к тому, что их измененная религия начинает включать страх смерти. В Индии они выработали систему каст. Жрецы, которые смягчают влияние Цикла на жизни людей, почитаются превыше всех. Люди, близкие к смерти, - те, кто касается трупов, мясники, убийцы жрецов и им подобные – находятся на дне всей кучи. Мы как раз из этих.

Эти группы – люди, которых в современной Индии называют далитами (dalit) – могут видеть старых богов и то, чего те хотят. Они помнят жажду крови Кали и танец разрушения Шивы, и они связывают их с теми смертями, что видят каждый день. Готовя к погребению пронзенные тела неправедных людей, они узнают, что Божественный Лучник Рудра заставляет стрелы метко лететь в трусливые или злые сердца. Они могут видеть Цикл в самой его изначальной форме, и со временем они узнают, как поворачивается колесо, и как помогать ему поворачиваться.

Итак, мы начали как скопище культов изгоев: целителей-еретиков, хозяев боен, едящих мясо аскетов, что пьют из вываренных черепов, и прочей такой публики. Все мы знаем, что боги, которые не отличаются от наших душ, проворачивают колесо посредством боли, убийства и прочих деяний, которые обычные люди зовут грехом. Различие в том, что при отправлении правосудия эти грехи – благословение, которым мы делимся с миром. Бандит с удавкой просто убивает; просветленный душитель поворачивает Колесо еще на дюйм ближе к надежде.

Наша магия служит Великому Колесу и происходит от него. Она проворачивается от жизни к смерти, от страсти к убийству, и мы катимся на ней с праведными намерениями. Поэтому мы обладаем нашими силами, и поэтому я всадила пулю в мозги твоего мужа.

А теперь я действительно хочу спать.

 

Хронология: Предыстория

Самые ранние маги смерти происходили из двух источников: дравидское население Индии и Арии, которые поселились вместе с ними. Первые познали тайны Колеса Эпох, но предпочитали подход, который более поздние маги назовут «путем правой руки», путем индийских Хористов. Они использовали метафору жизни и реки, чтобы давать уроки морали и скромности. У кочевников-ариев восприятие вселенной было более полнокровным: их боги были жестоки, но великодушны. Отважные души могли служить богам достаточно последовательно, чтобы стать с ними одним, полагаясь на внутреннюю божественность своих собственных душ.

4000 до н.э. Самые старые воспоминания Эвтанатос касаются людей из долины Инда, которые перешли от анимистских верований к более абстрактному восприятию циклов природы. Жрецы учат морали, читают знамения и совершают погребальные обряды.

2700 до н.э. Хараппская цивилизация вырабатывает города со сложной организацией и отдельный класс ремесленников. В это время начинают формироваться концепции некоторых ведических богов, например, Шивы. Созданы письмена-картинки Цивилизации Долины Инда (IVC: Indus Valley Civilisation): их значение остается для современных археологов загадкой, но маги, воплощения которых жили в Хараппе, по сей день используют его как тайный код.

2000-1500 до н.э. Период хаоса в долине Инда, отмеченный наводнениями и войнами с кочевниками. Эвтанатой знают, что и то, и другое происходит из одного источника: мистики Йеннов (Yehnn), позже прозванных Ариями, и жрецы Хараппы используют реки как оружие в чародейских схватках. Йенны побеждают только за счет того, что скудость их понимания Колеса навлекает на хараппанцев экологическую катастрофу. Им приходится обучаться у завоеванных хараппанцев мудрости и восстанавливать цивилизацию.

1000 до н.э. Записываются Веды, синтезирующие дравидскую и арийскую мудрость. К власти приходит племя Бхарата, сосредотачивая ариев в одной культуре и формализуя систему джати – каст. Большинство дравидов эти события не затрагивают.

По мере развития Эпической Цивилизации (ее называют так потому, что она описана в эпосе «Махабхарата»), в ней начинают сторониться более первобытных составляющих арийской духовности и считать позорным делом контакты с мертвыми. Риши (мудрецы) на окраинах арийской цивилизации сохраняют мистические учения о Цикле, сопротивляясь новым табу. Эти жрецы-изгои формируют маленькие культы и братства. Из подобных верований развиваются Хандура, Идран и иные прото-Чакраванти, но никакой общей организации у них нет.

 

 

Утренняя Война

Хористы прибывают в восемь утра. Мир уже проснулся и медитирует в углу в чистом черном тюрбане на голове.

У одного из Хористов тоже тюрбан; входя, он бросает взгляд на Мира, мой напарник открывает глаза и встает. Второй – какой-то христолюбивый панк-антирасист из SHARP – предлагает Джанин пончик, после чего начинает беседовать с ней в воодушевленном тоне проповедника. Она просто сидит в уголке и жует медовый пончик.

Хорист в тюрбане складывает руки:

- Сат Сири Акал. Мое имя Говиндер; я ждал встречи с вами.

Он протягивает руку; Мир пожимает ее с подчеркнутой вежливостью.

- Можешь звать меня Мир. Я не использую имя, которое мне дали родители. – Он улыбается. – Я не очень хороший сикх, так что не собираюсь создавать ложное представление о сикхах.

Лицо Говиндера дергается, хмурясь и снова разглаживаясь.

- Давай честно. Я тебе не нравлюсь, и ты думаешь, что моя связь с Чакраванти – это плевок в лицо тому, чему нас обоих учили наши семьи. Я верно излагаю?

- Да. Да, верно. Кстати, а почему тебя зовут Мир?

- Это ироническое прозвище. Я сейчас похож на человека, который несет хоть немного мира?

Говиндер прочищает горло. Повисает долгое молчание.

- В любом случае, дети уже в хороших руках. Они с нормальными, добрыми семьям, которые мы проверяли Искусствами Разума. Теперь все, что нам требуется, это найти способ передать ту женщину правосудию, - добавляет он с неожиданной жесткостью, - и затем вы сможете отправиться в ваш собственный… Марабут, так?

- Так, но не так. Джанин поедет с нами.

Затем до меня доходит: слышный мне шепот – это не звук. Это ощущение движения, от которого у меня кружится голова всякий раз, как кто-то использует магию. Тот панк. Я шагаю в угол, где Челси-Во-Имя-Христа шепчет что-то Джанин; ее пончик валяется на полу. Мир вскидывает руку, останавливая меня.

- Что у тебя на уме, Говиндер? – Говорит он. – Ты должен знать, насколько совершенно тупой идеей для любого из нас было бы устроить неприятности. – Он резко вдыхает. – Хм-м. Манас – я имею в виду, Разум. Что ты затеял?

- Мы просто хотим убедиться, что она чувствует достаточно вины, чтобы во всем признаться и выдержать суд. Это для тебя проблема? Если честно, я удивлен, что ты ее не убил, но я понимаю, что для тебя это может быть непонятно. Ты отвергл Единость Бога, так с чего бы тебе помнить, что такое мораль?

- Ничего не изменилось. У этой женщины есть предназначение, и с твоей стороны будет неправильно вставать на его пути.

- Предназначение. Точно.

- Тогда твоими словами. У Бога есть для нее цель. Ты что, правда думаешь, что Богу нужны только чистые и добродетельные?

- Я думаю, и ты, и я знаем, что мы не станем доводить это дело до ударов. Это бы повредило отношениям между нашими Традициями, а дело довольно мелкое. Ступай и забери свое несогласие с собой. Надеюсь, хоть один из нас вынесет из этой ссоры немного мудрости.

Поскольку он признает ничью, мы все расслабляемся, берем стулья и садимся. Джанин засыпает, а панк приносит нам холодного риса и кофе. Потом мы все глядим на Мира: в его глазах горит неожиданный свет. Он говорит:

- Давай я расскажу тебе, как Бог – судьба – работает на самом деле.

 

Знаки с Востока: Акаши

- Я хорошо помню ту жизнь, - говорит Мир, - и тот день, когда они пришли с гор, жесткоглазые люди востока, которые говорили друг с другом, не шевеля губами. Их руки, грубые, мозолистые, делали простые знаки, и они все вместе кивали, и все. Мы называли их «Воинственные Руки», но сами они себя звали Меру’ай или Акаши.

Я тогда наблюдал за волнами реки и следами, которые оставляли в пыли улитки. То были могучие знамения, которые я, аскет, не мог игнорировать. Я жил в дикой местности так давно, что она стала частью меня, и знамения были волнением в моей душе.

В те дни Братство Акаши устроилось к северу от Ганга, но они казались несколько не от мира сего. Я спросил одного, почему, и он ответил: «иллюзия», указав на джунгли и горы за ними. Мы – Хандура – этому от них и научились. Они открыли нам глаза на преходящую природу мира. Мы показали им, как, столь же несомненно, все действует в соответствии со своей кармой.

В некотором смысле они были очень наивны. Как-то раз Акашиец медитировал на красоте цветка лотоса, плывущего на воде, смакуя этот идеальный миг. Я указал на то, что цветок сгниет, и что его перегной сделает почву черной и плодородной.

Его ответ был таков: «В один этот момент он проявил себя во всех своих состояниях, совершенный в своей изменчивости. Зачем мне привязываться к каждому из его состояний, если все они пройдут?» У них не было ощущения того, как важны вещи – и люди – во вращении Колеса. Все было пусто для них, и ничто не стоило того, чтобы уделять ему внимания. Если, конечно, оно не казалось им оскорбительным.

И мы оказались оскорбительны для них.