Социокультурная значимость чувашских переводов евангелий

(1820, 1911, 2007 гг.)

К началу ХХ века сложился в основных чертах современный чувашский литературный язык на основе новочувашской письменности. Чувашский язык сегодняшнего дня наследует языку «яковлевского» периода – 2-я половина ХIХ века – начало ХХ века – как в письменной традиции с опорой на яковлевский алфавит, так и в развитии его грамматических и лексических норм. В чувашской филологии считается общепринятым положение, что именно Иван Яковлевич Яковлев (1848-1930), великий чувашский просветитель, миссионер, создатель новочувашской письменности, основоположник Симбирской чувашской учительской школы, в которой получила образование и воспиталась целая плеяда выдающихся деятелей чувашской культуры, науки и искусства, литературы, вместе со своими сподвижниками и учениками заложил основы литературного языка и реализовал среди чувашей программу христианского просвещения своего непосредственного учителя, видного востоковеда и организатора системы инородческого образования Н. И. Ильминского (1822-1891). Чувашский язык стал употребляться широко в школьном начальном обучении, в церковном богослужении, на нем появилась учебная, научно-популярная литература по некоторым отраслям знания, художественная литература, с 1906 года стала издаваться первая чувашская газета «Хыпар». Появились переводы книг Священного Писания, конфессиональной (христиански-православной) – литургической, дидактической и агиографической словесности (впрочем, отдельные переводы публиковались и ранее, начиная с 1800 г., в рамках старочувашской письменности). Религиозные беседы, проповеди и поучения часто проводились на родном для чувашских приходов языке, развивалось чувашское церковное красноречие. Христианские концепты, понятия и образы постепенно, хотя и не без труда, начинали входить в круг представлений традиционной чувашской культуры. Подлинным памятником («столпом и утверждением истины» по названию сочинения о. П. Флоренского) чувашской филологии и чувашской культуры нового времени в целом явилось издание полного текста Нового Завета в 1911 году, осуществленного И. Я. Яковлевым. Это было реализацией всего дела жизни самого Яковлева, «сдвигом и подвигом в народной судьбе» (протоиерей Г. В. Флоровский). То есть, мы имеем исторический опыт созидания чувашского литературного языка, который, как писал священник, историк и культуролог М. Петров-Тинехпи (1877-1938), «смог свободно воспроизводить христианскую мысль, принесенную чувашам в формах славянского языка и русской речи, в духе собственного гения и соответственно своим традициям». Это был общепонятный национальный язык, использовавшийся в самых разных жанрах устной и письменной словесности. Его универсальность и высокий социальный статус известный чувашский языковед Т. М. Матвеев (1884-1939), хотя и делая акцент на книжности, определял так: «…Книжный язык, выработанный в симбирских переводах и освященный школьной практикой и церковью, теперь признан всеми чувашами».

В то же время надо особенно подчеркнуть, что и сам чувашский литературный язык за минувшее столетие как живой организм рос, менялся, развивался. Язык претерпел значительные изменения. Общественно-языковая практика стала шире и разнообразнее. Сферы общения и социальные функции языка наполнились новым содержанием, в словарном составе языка появилась новая лексика, часть слов наоборот отошла в разряд архаизмов и воспринимается как устаревшая. Происходит и обратный процесс: возрождается сакральная и религиозная терминология, историзмы, формируются новые возможности словоупотребления, упрощается синтаксис и складываются новые виды речи. Чувашская языковая ситуация зависит и от наличных социокультурных потребностей, стандартов общеобразовательных учреждений, средних и высших учебных заведений, в которых изучается чувашский язык, другие гуманитарные дисциплины и чувашский язык является средством обучения. Поэтому реализация чувашского проекта по изданию нового перевода Нового Завета весьма актуальна, она востребована.

По сравнению с «яковлевским» периодом становления литературного языка, конечно же, духовные и информационные потребности чувашского общества (само общество стало другим, хотя бы по образовательному цензу), носителей чувашского языка и отдельных слоев и групп населения кардинальным образом изменились, в наше время они совершенно иные.

Наличие трех переводов Евангелий (1820, 1911 и 2007 гг.), как будто ставит верующих в ситуацию выбора. Полагаем, однако, что первый полный перевод остается в статусе памятника старочувашской письменности, а оба «яковлевских» перевода находятся в отношении взаимной дополнительности. «Яковлевский –I» уже вписан в традицию, он в силу естественного пиетета перед миссией патриарха чувашского народа и официального признания результатов его деятельности, его заслуг перед чувашской культурой и в деле народного образования, может рассматриваться как классический текст. В последние годы он неоднократно переиздавался. При этом он несет в себе особенности чувашского литературного языка своего времени, того состояния неустойчивой религиозности, в котором пребывали чуваши в конце ХIХ века. «Яковлевский перевод – II» максимально приближен к практике обиходного чувашского языка, учитывает те смысловые и стилистические оттенки, которые имеют лексемы в разговорной речи, при нерегламентированном общении «простых людей» (хура халǎх). Впрочем, в обоих случаях целевые установки совпадают. И. Я. Яковлев разделял убеждение своего учителя Н. И. Ильминского в том, что «родной язык, именно простонародный, не литературный, а крестьянский язык» должен лежать в основе перевода, «без которого немыслимо ясное усвоение инородцами нравственных, религиозных и научных понятий, как немыслимо благотворное влияние на их внутренний духовный мир» (Из воспоминаний И. Я. Яковлева о Н. И. Ильминском). Из этого видно, что изначально чувашский просветитель и не задумывался и созидании литературного языка, но вхождение чувашского языка в школу и церковь, переводы Писания утверждали авторитет чувашского языка, порождали словесное авторское творчество в отличие от безымянного фольклора – так образовывалась материально-текстовая база и вопреки намерениям шел процесс сложения общенационального литературного языка. В распоряжении участников нынешнего чувашского проекта был в распоряжении этот язык, но нравственная задача стояла перед ними все та же.

Изменилось время, изменилась социальная реальность, социально-политический строй государства и жизненный уклад людей, но истины, этические смыслы книг Св. Писания, сохраняя свою сакральную абсолютную ценность, требуют новых форм выражения. Переводчикам и редакторам данного чувашского проекта удалось тонко прочувствовать и передать стилистики разных книг Нового Завета, используя весь лексико-грамматический потенциал родного языка. Мы убеждены в том, что новый перевод займет достойное место в чувашской культуре нашего времени. С другой стороны, он органично вписывается в более чем 200-летнюю историю освоения христианский заповедей в лоне чувашского языка. Серьезное осмысление истории переводов Св. Писания с осознанием неисчерпаемости его содержания и, соответственно, возможности новых прочтений нам еще предстоит. Не сомневаемся, что новый перевод даст импульс и чувашской филологии при изучении текстов Писания в разных временных оболочках, а также процессов формирования таких видов речи как абстрактно-философская, аллегорическая, экпрессивно-метафорическая, которые, в частности, уже использовались некоторыми чувашскими поэтами не без влияния чтения чувашского Евангелия. Сама духовная сфера чувашского языка или наивная языковая картина мира в его духовном измерении будет глубже и проникновеннее. Сравнительно-сопоставительный анализ разных переводов, истолкований и прочтений может быть и фактором этнокультурного > этнорелигиозного самоопределения, утверждения своей идентичности, что очень важно в условиях глобализации, охватившей современный мир.

Все вышесказанное основывается на предварительном выборочном анализе отдельных фрагментов чувашских переводов Евангелий (в частности первых 14 стихов Святого Благовествования от Иоанна: в переводе 1820 г., яковлевском 1911 г., П. Я. Яковлева 2001 г. и 2007 г. и русского канонического перевода). Можно было заметить, как бережно и осторожно, с использованием удачных вариантов перевода 1911 года, через упрощение синтаксиса в чувашском проекте – 2007 нащупывается путь к точной и лаконичной передаче смысла «воплощения Слова». Такого же рода обретение истинного пути происходило и при новом прочтении других фрагментов.