Глава 13. Начало речи: вступление, пропозиция, разделение

В начале речи представлены три части — вступление, предложение и разделение, которые объединены задачей представить этический образ ритора. Вступление является речью о речи, так как в нем предлагается основание обращения ритора к аудитории в данных

обстоятельствах с данной речью. Предложение является началом речи в тесном смысле, поскольку предложение — речь, свернутая до одной фразы, а при развертывании предложения раскрывается и содержание авторского замысла.

Разделение указывает содержание аргументации, которая будет развернута в дальнейшем, и последовательность рассмотрения проблемы.

Тем самым начало речи приобретает этическое значение как словесная конструкция: этичный ритор ориентирует аудиторию, указывая свою позицию, отношение к аудитории и ход предлагаемой аргументации.

Этическое содержание начала речи проявляется и в указании на распределение ответственности. По правилам ведения диалога говорящий обязан обращать к слушающему значимые сообщения, он отвечает за ценность информации и уместность речи. Слушающий при этом условии отвечает за внимание к словам говорящего: «Имеющий уши да слышит». Если получатель упускает существенное содержание, он несет полную ответственность за последствия своего невнимания. Поэтому начало речи строится так, чтобы привлечь внимание получателя к содержанию высказывания и тем самым облегчить его задачу в условиях многообразия публичных высказываний: по началу речи можно судить о значимости ее содержания, и в воле получателя принять высказывание или отказаться от него. Честный ритор обязан следовать тому, что он предлагает, — единство построения этически значимо. А аудитория, приняв ритора с его речью, обязана следовать за словами ритора и сделать заключение о высказывании. На принципе разделения ответственности основано сотрудничество между ритором и аудиторией.

Вступление произносится или читается первым, а сочиняется, если вообще сочиняется, последним и в этом смысле является самой трудной для ритора частью высказывания. Характер вступления зависит от состава аудитории, ее настроения, обстановки, замысла речи и от состояния ритора, в особенности если речь устная. Интуиция, опыт, чувство такта играют здесь

определяющую роль. Вступление часто импровизируется, и неудачная импровизация может испортить всю речь, но ритору помогает знание правил построения вступления.

Во-первых, даже при неудавшемся вступлении, если оно кратко, интерес публики к ритору сохранится и ошибку можно исправить — впереди целая речь, в содержании которой обнаружатся качества ритора.

Во-вторых, вступление должно быть умеренно энергичным: яркое вступление привлекает внимание и вызывает симпатию к оратору, но если речь, в особенности устная, начинается слишком эмоционально, оратору может не хватить сил продолжать на том же эмоциональном уровне: от сильной эмоции аудитория быстро устает, а ритору нужно приберечь пафос к концу речи.

В-третьих, стилистически вступление не должно резко контрастировать с основными частями речи,

так как может сложиться впечатление, будто ритор стремится привлечь внимание к себе, а не к предмету речи.

В-четвертых, во вступлении следует избегать существенных для аргументации формулировок и данных, если они не повторяются в других частях речи, так как

аудитория входит в речь постепенно, и вступление воспринимается на фоне внешних или внутренних помех.

В-пятых, вступление не следует сочинять до основных частей речи, так как оно отражает для ритора содержание и пафос высказывания в целом, являясь речью о речи.

В риторике выделяются три рода вступлений: обычное, с ораторской предосторожностью и внезапное (ех abrupto).

Обычное вступление. «Милостивые государи, с чувством невольного смущения приступаю я к моему докладу. Оно вызывается прежде всего глубокою скорбью о том, что, получив, наконец, давно желанную возможность принять активное участие в заседании

нашего Общества, я не вижу пред собою ни полного мысли и энергии лица Николая Яковлевича Грота, ни проникнутого одухотворенною красотою образа Владимира Сергеевича Соловьева. Оба они уже вступили на тот берег, от которого нас еще отделяют туманы и неотрадные волны житейской суеты. Мне больно сознавать, что и возможность видеть здесь дорогого наставника, которому я сам многим обязан в своем духовном развитии, — видеть Бориса Николаевича Чичерина, пресечена постигшим его недугом... Смущает меня и содержание моего доклада.

В нем очень мало места для философских рассуждений или психологических исследований. Он, в сущности, касается вопроса педагогического, т. е. вопроса о том — не следует ли, при современном состоянии уголовного процесса, расширить его академическое преподавание в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которым должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного правосудия. Поэтому я заранее прошу снисхождения, если этот доклад не будет вполне соответствовать строгому и стройному характеру трудов, к которым привыкло общество»[82].

Кроме общих правил краткости, умеренности, уместности, соответствия предмету и постепенности, это вступление характеризуется следующими качествами: 1. Во вступлении особенно проявляются (не выражаются) ораторские нравы — честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность, или те этические качества, которые нужны ритору для правильного построения этического образа. В докладе А.Ф. Кони — это, в первую очередь, скромность, доброжелательность и предусмотрительность; в цитированной выше речи П.А. Столыпина — это честность и доброжелательность: в ситуации первого обращения Председателя Совета Министров к Третьей Государственной Думе после роспуска Второй специальное проявление скромности было бы неуместным, так как

могло ввести аудиторию в заблуждение относительно намерений ритора и его отношения к роли Думы. В академической речи, которая произносится знаменитым юристом и государственным деятелем перед собранием интеллигентов, напротив, уместно подчеркивание скромности и доброжелательности. Но в речи А.Ф. Кони проявляются и честность, как самооценка компетентности, и предусмотрительность, как указание на задачи доклада и характер его обсуждения.

2. Ритор показывает основания своего обращения к аудитории с речью и стремится дать представление об уровне значимости предмета для общества. Таким основанием может быть проблема или важность предмета. При этом достаточно распространены апелляции к авторитетам.

3. Во вступлении, как правило, в неявном виде, указывается тип ценностной иерархии, которой следует ритор, или, по крайней мере, приводятся топы, которые объединяют ритора и аудиторию и представляются существенными. В речи А.Ф. Кони — это весьма искусное обращение к категории духовного опыта, которое подается через намек на завершение жизненного пути автора, а также более явный намек, даже указание на нестроение судопроизводства, которое связывается с педагогической задачей судебной этики как предмета: аудитория маститого судебного оратора — университетская профессура, достаточно оппозиционная властям и убежденная в силе просвещения и науки, но, равным образом, и воспитанная в духе народничества, для которого личная нравственность стоит в системе ценностей выше, чем наука или право.

Вступление с ораторской предосторожностью — самый трудный вид вступления. Ораторская предосторожность применяется тогда, когда аудитория заранее несогласна с ритором. Речевая техника ораторской предосторожности либо инсинуация — столкновение топов и индивидуализации аудитории, либо приведение к авторитету ритора. Рассмотрим примеры.

Вот вступление кречи ПА. Столыпина «О морской обороне», произнесенной в Государственной Думе 24 мая 1908 года,

«После всего, что было тут сказано по вопросу о морской смете, вы поймете, господа, что тяжелое чувство безнадежности отстоять испрашиваемые на постройку броненосцев кредиты, с которым я приступаю к тяжелой обязанности защищать почти безнадежное, почти проигранное дело. Вы спросите меня: почему же правительство не преклонится перед неизбежностью, почему не присоединится к большинству Государственной Думы, почему не откажется от кредитов?

Ведь для всех очевидно, что отрицательное отношение большинства Государственной Думы не имеет основанием какие-нибудь противогосударственные побуждения; этим отказом большинство Государственной Думы хотело бы дать толчок морскому ведомству, хотело бы раз навсегда положить конец злоупотреблениям, хотело бы установить грань между прошлым и настоящим. Отказ Государственной Думы должен был бы, по мнению большинства Думы, стать поворотным пунктом в истории русского флота; это должна быть та точка, которую русское народное представительство желало бы поставить под главой о Цусиме для того, чтобы начать новую главу, страницы которой должны быть страницами честного, упорного труда, страницами воссоздания морской славы России. (Возгласы: «верно», рукоплескания.)

Поэтому, господа, может стать непонятным упорство правительства: ведь слишком неблагодарное дело отстаивать существующие порядки и слишком, может быть, недобросовестное дело убеждать кого-либо в том, что все обстоит благополучно. Вот, господа, те мысли или приблизительно те мысли, которые должны были возникнуть у многих из вас; и если, несмотря на это, я считаю своим долгом высказаться перед вами, то для вас, конечно, будет понятно, что побудительной причиной к этому является вовсе не ведомственное упорство, а основания иного, высшего порядка.

Мне, может быть, хотя и в слабой мере, поможет то обстоятельство, что кроме, конечно, принципиально оппозиционных партий, которые всегда и во всем будут противостоять предложениям правительства, остальные партии не совершенно единодушны в этом не столь

простом деле, и среди них есть еще лица, которые не поддались, может быть, чувству самовнушения, которому подпало большинство Государственной Думы. Это дает мне надежду если не изменить уже предрешенное мнение Государственной Думы, то доказать, что, может существовать в этом деле и другое мнение, другой взгляд, и что этот взгляд не безумен и не преступен»[83].

Вступление к речи «О морской обороне» содержит ораторскую предосторожнрсть (инсинуацию) и элементы внезапного вступления. Важнейшая особенность внезапного вступления — кризис: оратор, подхватывая и развивая эмоцию аудитории, добивается ее кульминации, после которой аудитория, расплескав значительную часть возбуждения, становится более пластичной и направляется в нужное русло.

Ритор делает неожиданный для аудитории ход. Цусимское поражение и предложение правительства строить снова броненосцы, но теперь уже дредноуты, вызывает возмущение депутатов. От Столыпина, естественно, ждут, что он станет защищать эти предложения. Ему предстоит выступать после ряда зажигательных антиправительственных речей.

Ритор плавно вошел в речь, использовав несвойственный ему сентиментальный пафос и упомянув о предшествующих выступлениях. В последней фразе абзаца он объединяется с аудиторией посредством фигуры ответствования. Этим он снимает эмоциональное отторжение аудитории. Оратор два раза повторяет слово «безнадежность» и два раза слова «тяжелое чувство», как бы обнажая тяжелую мысль, непроизвольно срывающуюся с языка. И уже с первых фраз он, надо полагать, подхватывает эмоцию зала. Второй период (причинный) развивает взятую эмоцию, но завершает ее романтическим пафосом, твердо оптимистически — и ритор добивается аплодисментов. Это и есть кризис. эмоциональный перелом речи, после которого можно сделать обрыв. Но это обрыв эмоции, а не содержания — ритор закрепляет сказанное: начало третьего периода повторяет начало первого,

вступление как бы начинается снова. Далее он обращается к мотивам предложения, чтобы приступить к последней и главной задаче — делению аудитории. Эмоция коллективна, а мысль индивидуальна. Поэтому если ритор желает аргументировать, ему нужно разделить возбужденную аудиторию. По мере пробуждения мысли эмоция остывает. И оратор сначала отделяет оппозицию, а указанием на отсутствие единодушия среди остальных партий — противопоставляет тех, кто эмоционально следует оппозиции, тем, кто менее склонен ей следовать и мог бы разумно рассмотреть проблему. Оратор понимает, что полностью преодолеть предубеждения аудитории он не может, но и задача вступления — посеять сомнение и сбить эмоцию. Дредноуты все-таки были построены и верно служили стране до середины 50-х годов.

Ниже приведен пример из речи В.И. Ленина «О концессиях» на собрании актива Московской организации ВКП(б), в которой также с большими искусством и талантом используется ораторская предосторожность.

«Товарищи, я с большим удовольствием, хотя, признаться, и с удивлением, увидел, что вопрос о концессиях вызывает огромный интерес. Отовсюду раздаются крики и, главным образом, они идут с низов. Спрашивают, как же это так: своих эксплуататоров прогнали, а чужих зовем?

Почему эти крики вызывают во мне удовольствие, это понятно. Очевидно, если с низов пошел крик опасения, как бы не вернули назад старых капиталистов, если этот крик пошел по поводу такого десятистепенного акта, каким является декрет о концессиях, значит очень и очень сильно еще сознание, насколько капитализм опасен и насколько велика опасность недооценки борьбы против него. Это, конечно, превосходно, и тем более превосходно, что опасения исходят, как я уже сказал, с низов»[84].

Слово insmuatio — «инсинуация» означает узкий, извилистый проход, а также часть речи, рассчитанную

на тο, чтобы.расположить к себе слушателей. Сопоставляя примеры, можно увидеть общие черты этой техники.

1. Ритор вырабатывает топы, которые объединяют его с аудиторией и занимают в иерархии значительно более высокое место, чем топы, на которые сводятся различия: «борьба/капитализм».

2. Внимание аудитории концентрируется на ораторских нравах, и ритор стремится этически объединиться с аудиторией в плане целей и интересов,

3. Ритор подчеркивает незначительность расхождений с аудиторией по сравнению с общей позицией.

4. Мнение аудитории в той части, где она расходится с ритором, представляется как случайное и вызванное эмоциями, которые ритор в целом разделяет, понимает и уважает.

5. Позиция аудитории представляется как несовместимая с основными топами, а эмоция или этическая позиция — как совместимая. Стало быть эмоция оказывается правильной, но неуместной или неверно направленной.

6. Эмоции противопоставляется продуманная позиция ритора, которую при должном размышлении займет каждый, кто согласен с ним в главном. Тем самым аудитория разделяется.

Предложение (пропозиция, теза) — главная мысль

высказывания, от которой зависят и с которой согласуются все остальные его части.

Чтобы сформулировать правила построения предложения, рассмотрим несколько примеров.

1) «Высшая инстанция, к которой человек прибегает, определяя свое поведение, есть разум: ибо хотя мы различаемся способностями души и признаем верховенство за волей, как действующим началом, но истина в том, что человек, как деятельное существо, решается на то или другое волевое действие, основываясь на каком-либо предварительном знании или на видимости знания, имеющегося в разуме»[85].

2) «Закон, говоря вообще, есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума»[86].

3) «Таким образом, наше правило не заключает в себе никакой метафизической концепции, никакой спекуляции относительно основы бытия. Оно требует только одного: чтобы социолог погрузился в состояние духа, в котором находятся физики, химики, физиологи, когда они вступают в новую, еще не исследованную область своей науки»[87].

4) «Все образованные люди согласно признают, что это столетие во многих отношениях безусловно превзошло предшествующие, решив задачи, в начале его казавшиеся совершенно неразрешимыми. Всей нашей современной духовной жизни сообщен совершенно новый отпечаток не только поразительными успехами в области познания природы, но и необычайно плодотворным применением науки к технике, промышленности, торговле и т.д. Но, с другой стороны, в важных областях духовной жизни и общественных отношений мы должны отметить немногочисленность, а то и полное отсутствие успехов по сравнению с прошлыми веками: нередко же, увы! приходится констатировать знаменательные шаги назад»[88].

5) «Тезис, доказываемый мною, состоит в следующем: наука о человеческой природе (психология, социология — А,В.) была ложной попыткой, а ложной ее сделала аналогия с естествознанием — понять сам дух; если правильное исследование природы осуществляется методами, называемыми естественно-научными, то правильное исследование духа осуществляется методами истории»[89].

Все эти предложения понятны, воспроизводимы, привлекательны, проблематичны. Но не все они этичны, последовательны, определенны и продуктивны.

Еслив тезах 1,2,5 смысл предложений ясен, то в тезах 3,4 смысл предложений сознательно не определен авторами. Что означает предложение «погрузился в состояние духа» другого человека и как это можно сделать? — Воспроизвести его действия, принять его точку зрения? Оно содержит скрытое автором требование так называемой гетерономной этики, т. е. насилия над разумом и убеждениями, чтобы следовать привлекательному образцу. С точки зрения этической — это намеренное соблазнение аудитории. К чему призывает читателя Э. Геккель? — следовать выводам физиологии в области практической морали и устройства общественных отношений? Но почему бы не сказать это прямо? Может же Р. Коллингвуд ясно и честно построить предложение; «правильное исследование духа осуществляется методами истории».

Смысл положения должен соответствовать форме и не вводить в заблуждение относительно действительных намерений ритора.

Так, Э. Дюркгейм утверждает, будто его правило «не содержит никакой метафизической концепции», что не соответствует истине: если историк должен следовать «умонастроению» физика, то потому, что метод физики успешно описывает структуру реальности, а процессы истории сводятся к физическим или биологическим.

Э. Геккель идет еще дальше, подменяя сущностное суждение повелением. Он не исследовал мнения образованных людей о результатах развития науки, а тем более с сокрушительным результатом в виде всеобщего признания ее достижений. Поэтому смысл положения следующий: «если вы образованы, то должны признать, что...» Фактически тезис содержит в себе намеренно скрытое повеление. Автор выдает свое мнение за точку зрения авторитетного большинства.

Как известно, аргументация Э. Дюркгейма и Э. Геккеля была не менее эффективной, чем аргументация Д. Локка, Ш. Монтескье или Р. Коллингвуда. Но в конечном результате она привела к драматическим последствиям как в области научной теории, так и в области

этики — к падению нравственного авторитета всего ученого сословия в особенности в России.

Таким образом, правильная формулировка предложения означает его определенность и ясность.

В положениях Э. Геккеля и Э. Дюркгейма содержатся топы, которые могут быть отнесены к различным уровням иерархии общих мест одновременно: Э. Дюркгейм апеллирует к опыту ученых естествоиспытателей и к положению философии науки о едином методе рационального познания. В результате аргументация утрачивает цельность, так как основания оценки суждений о методе социологии произвольны. Аналогично и положение с аргументацией Э. Геккеля: общественное мнение в его иерархии ценностей, которая прокламируется как последовательно научная, оказывается выше, чем собственно научное знание. Поэтому совещательная аргументация Геккеля оказывается непродуктивной именно в научном содержании.

Разделение представляет состав предмета и последовательность изложения, чем позволяет охватить содержание высказывания или его части. Вступление, предложение и разделение дают исходное представление об аргументации и облегчают критический анализ основных частей высказывания.

Разделение как часть речи широко используется, но не является необходимым элементом начала высказывания. Оно рекомендуется, если высказывание пространно и сложно, содержит обильный фактический материал, а также если аудитория плохо подготовлена и не в состоянии охватить содержание речи в целом. Так, в академической риторике — в лекционных курсах, научных докладах и т.п. разделение часто полезно, как и в научных или философских публикациях; в политической речи и в массовой коммуникации разделение используется редко за отсутствием содержания, разделять которое имело бы смысл.

Существуют два вида разделения, которые не сл е дует смешивать: разделение понятия и разделение предмета речи. Разделение понятия —- логическая

операция, в основании которой лежат его объем и содержание. Разделение предмета речи — более или менее развернутое последовательное перечисление тем, которые будут рассмотрены в высказывании.

Рассмотрим пример разделения понятия.

«Добродетельный человек есть человек, каким он должен быть. Другими словами, добродетель есть нормальное или должное отношение человека ко всему (ибо нельзя мыслить качеств или свойств безотносительных). Должное отношение не есть отношение одинаковое. Различая себя от другого, мы это другое необходимо полагаем или определяем трояко: или как низшее (по существу), или как подобное нам (однородное), или как высшее нас. Четвертого здесь, очевидно, быть не может. Отсюда логически вытекает троякий характер должного, или нравственного, отношения, ибо ясно, что относиться к низшему (скажем, к влечению материальной природы) так, как если бы оно было высшее (скажем — предписание божественной воли), никак не будет должным отношением; точно так же противно должному будет, если мы к подобному себе (скажем — человеческому) существу будем относиться или как к низшему (смотреть на него как на бездушную вещь), или как к высшему (видеть в нем божество)»[90].

Разделение понятия основывается на избираемом признаке, в данном случае — топе «большее/меньшее», поэтому следует учитывать относительный характер всякой классификации и не придавать ей чрезмерного значения. Разделение понятия должно быть:

1) исчерпывающим, т. е. содержать необходимый состав частей;

2) минимальным, т. е. не содержать лишних членов;

3) различенным, т. е. не содержать повторов равнозначных элементов;

4) непрерывным, т. е. не содержать пропусков в отношениях «род/вид» и «часть/целое»;

5) последовательным — порядок перечисления должен соответствовать порядку изложения;

6) умеренным, т. е. содержать не более пяти-семи элементов, такое их число, которое может быть охвачено сразу и удерживаться в памяти.

Разделение предмета основывается на конкретном содержании высказывания, поэтому этот вид перечисления исходит из целесообразности и порядка изложения.

«Прежде всего я должен считаться с приговором окружного суда, который остается в силе, пока Палата его не отменит. Во-вторых, я полагаю, я должен опровергнуть апелляцию противной стороны, направленную к увеличению наказания и подлежащую рассмотрению, хотя бы никто и не явился ее поддерживать. Наконец, имеется еще объяснение, весьма пространное, обвинителей на мою апелляционную жалобу, которое Палата, как она объявила, будет иметь в виду»[91].

1. Разделение предмета должно отражать в формулировках основное содержание делимого материала.

2. Элементы деления желательно повторять или, по крайней мере, указывать в ходе изложения.