Трансформация структуры занятости, 1920-1970 и 1970-1990 гг.

Анализ эволюции структуры занятости в странах "большой семерки" должен начинаться с разграничения между двумя периодами, которые, по счастливой случайности, соответствуют нашим двум различным базам данных: приблизительно 1920-1970 гг. и 1970-1990 гг. Главное аналитическое различие между двумя периодами вытекает из факта, что в течение первого периода рассматриваемые общества стали постсельскохозяйственными, в то время как во второй период они стали постиндустриальными. Очевидно, я понимаю под такими терминами массовое сокращение сельскохозяйственной занятости в первом периоде и быстрое сокращение занятости в промышленном производстве во втором периоде. И в самом деле, все страны "большой семерки" сохранили или увеличили (и в некоторых случаях существенно) долю занятости в трансформационном секторе (transformative activities) и в обрабатывающей промышленности между 1920 и 1970 гг. Так, если мы исключим строительство и коммунальные предприятия, чтобы более пристально взглянуть на промышленную рабочую силу, мы увидим, что Англия и Уэльс только слегка понизили уровень промышленной рабочей силы: с 36,8% в 1921 г. до 34,9% в 1971 г.; США увеличили занятость в производстве с 24,5% в 1930 г. до 25,9% в 1970 г.;

Канада - с 17,0% в 1921 г. до 22,0% в 1971 г.; в Японии наблюдался драматический рост промышленной рабочей силы с 16,6% в 1920 г. до 26,0% в 1970 г.; Германия (хотя с разной национальной территорией) увеличила численность своей промышленной рабочей силы с 33,0 до 40,2%; Франция - с 26,4 до 28,1% и Италия - с 19,9 до 27,4%. Таким образом, как утверждает Сингельманн, сдвиг в структуре занятости в пользу услуг и строительства за эти полстолетия (1920-1970 гг.) прошел за счет сельского хозяйства, а не за счет промышленного производства.

В 1970-1990 гг. история выглядит совсем по-иному. Процесс экономической реструктуризации и технологической трансформации, происходивший в течение этих двух десятилетий, привел к сокращению занятости в промышленности во всех странах (см. табл. 4.1-4.14 в приложении А). Однако, хотя эта тенденция и была всеобщей, сокращение занятости в промышленности было неравномерным, ясно указывая на фундаментальную разницу социальных структур, соответствующую различиям в экономической политике и в стратегиях фирм. Так, в то время как Соединенное Королевство, США и Италия переживали быструю деиндустриализацию (сократив долю занятых в обрабатывающей промышленности в 1970-1990 гг. с 38,7 до 22,5%; с 25,9 до 17,5%; с 27,3 до 21,8% соответственно), Япония и Германия сократили долю промышленной рабочей силы умеренно: с 26,0 до 23,6% в Японии и с 38,6 до 32,2% в 1987 г. в Германии. Канада и Франция занимают промежуточную позицию, сократив занятость в обрабатывающей промышленности с 19,7 (в 1971 г.) до 14,9% и с 27,7 до 21,3% соответственно.

Наделе Англия и Уэльс стали постсельскохозяйственным обществом уже в 1921 г., когда только 7,1 % их рабочей силы было занято в сельском хозяйстве. США, Германия и Канада еще имели значительное сельскохозяйственное население (от 1/4 до 1/3 общего числа занятых), а Япония, Италия и Франция были в целом обществами, где доминировали сельское хозяйство и торговля. Начиная с этой дифференциальной начальной точки в данный исследуемый нами исторический период, тенденции сходились к структуре занятости, характеризуемой одновременным ростом промышленности и услуг за счет сельского хозяйства. Такое сближение объясняется очень быстрыми процессами индустриализации в Германии, Японии, Италии и Франции, благодаря которым избыток сельскохозяйственного населения распределялся между промышленным производством и услугами.

Таким образом, если мы рассчитаем соотношение занятости в сфере услуг и в промышленности (наш индикатор "экономики услуг"), оно покажет лишь умеренное увеличение для большинства стран между 1920 и 1970 гг. Только США (изменение с 1,1 до 2,0) и Канада (с 1,3 до 2,0) пережили значительный рост относительной доли занятости в сфере услуг в течение периода, который я называю постсельскохозяйственным. В этом смысле справедливо, что США были знаменосцем структуры занятости, характерной для экономики услуг. Так, когда занятость в сфере услуг проявила тенденцию к ускорению роста и широкому распространению в постиндустриальный период, господство сферы услуг в экономиках США и Канады еще более укрепилось (соответствующие индексы составили 3,0 и 3,3). Все другие страны следовали той же тенденции, но с различной скоростью, достигая, следовательно, различных уровней деиндустриализации. В то время как Соединенное Королевство, Франция и Италия, по-видимому, шли одним и тем же путем. Северная Америка, Япония и Германия явно выделялись, как сильные индустриальные экономики с более низкими темпами роста занятости в сфере услуг и более низким соотношением занятости в сфере услуг и в промышленности: 1,8 и 1,4 в 1987-1990 гг. Это фундаментальное наблюдение заслуживает тщательного обсуждения. Однако данная тенденция привела в 1990-х годах к тому, что большинство населения во всех странах "большой семерки" занято в сфере услуг.

Концентрируется ли занятость также в сфере обработки информации? Наше соотношение занятости в данной области к занятости в сфере товарных операций дает некоторые интересные путеводные нити для анализа. Прежде всего, для дальнейшего рассмотрения мы должны отложить данные по Японии в сторону.

Во всех других странах наблюдалась тенденция к быстрому росту процента занятости в обработке информации. Хотя в Италии и Германии рост в 1920-1970 гг. если и наблюдался, то медленный, их доля информационной занятости значительно возросла в последние два десятилетия. США удерживают самое высокое соотношение информационной занятости среди семи стран, однако Соединенное Королевство, Канада и Франция находятся почти на том же уровне. Таким образом, тенденция к обработке информации явно не является отличительной чертой США: американская структура занятости более четко отделена от других как "экономика услуг", нежели как "информационная экономика". Германия и Италия имеют значительно более низкую норму информационной занятости, но они удвоили ее в последние два десятилетия, демонстрируя ту же тенденцию.

Наиболее интересны данные о Японии. Они показывают только умеренный рост информационной занятости за 50 лет (с 0,3 до 0,4) и еще более медленный рост в последние 20 лет - с 0,4 до 0,5. Таким образом, общество, которое, вероятно, делает наиболее сильный упор на информационные технологии, общество, в котором высокие технологии играют самую значительную роль в производительности и конкурентоспособности, имеет самый низкий уровень занятости в обработке информации и самый низкий темп прогресса такой занятости. Расширение информационной занятости и развитие "информационного общества" (джохока шакаи, в японской концепции) - различные, хотя и взаимосвязанные процессы. И что действительно интересно и представляет проблему для некоторых интерпретаций постиндустриализма - это то, что Япония и Германия - две наиболее конкурентоспособные экономики среди крупных экономик в 1970-1980-х годах - являются странами с наиболее значительной занятостью в промышленности, самым низким соотношением между занятостью в сфере услуг и промышленности, самым низким соотношением занятости в обработке информации и в сфере товарных операций, а для Японии (которая продемонстрировала самый быстрый рост производительности) характерны самые низкие темпы роста информационной занятости в течение всего столетия. Я выдвигаю идею, что обработка информации является наиболее продуктивной тогда, когда она встроена в материальное производство или в сферу товарных операций, вместо того чтобы выделиться в отдельный вид деятельности в ускоряющемся разделении труда. В конце концов, большая часть автоматизации относится именно к интеграции обработки информации в сфере товарных операций.

Эта гипотеза может также помочь интерпретировать другое важное наблюдение: ни одна из семи стран не имела соотношения информационной занятости больше единицы в 1990 г., и только США приближались к этому порогу. Таким образом, из того, что информация является определяющим компонентом функционирования экономики и организации общества, вовсе не следует, что большинство рабочих мест находится или будет находиться в сфере обработки информации. Движение к информационной занятости происходит значительно медленнее и на заметно более низких уровнях, чем тренд роста занятости в сфере услуг. Таким образом, чтобы понять фактический профиль трансформации занятости в развитых обществах, мы должны теперь обратиться к дифференцированному рассмотрению эволюции каждого типа услуг в странах "большой семерки".

Для этого я сделаю сначала несколько замечаний об эволюции каждой категории услуг в каждой стране; затем я сравню относительную важность каждого типа услуг vis-a-vis каждого другого для каждой страны; наконец, я рассмотрю тенденции эволюции занятости в производстве тех услуг, которые были отмечены в литературе как характерные для "постиндустриальных" обществ. Продолжая этот анализ, я должен напомнить читателю, что чем дальше мы входим в тонкий анализ специфических категорий занятости, тем менее надежной становится база данных. Невозможность получить надежные данные по некоторым категориям, странам и периодам препятствует полной систематичности нашего анализа. Однако обзор таблиц, представленных здесь, все же предполагает, что некоторые черты заслуживают более детального анализа и дальнейшей разработки на специфических для каждой из стран базах данных.

Начнем с услуг производителям. Они рассматриваются в литературе как стратегические услуги новой экономики, обеспечивающие информацию и поддержку роста производительности и эффективности фирм. Так что их экспансия должна бы идти рука об руку с ростом сложности и производительности экономики. И в самом деле, за два периода (1920-1970,1970-1990 гг.) наблюдается значительное расширение занятости в этих видах деятельности во всех странах. Например, в Соединенном Королевстве занятость в сфере услуг производителям подскочила с 5% в 1970 г. до 12% в 1990 г.; в США за тот же период - с 8,2 до 14%; во Франции она удвоилась с 5 до 10%. Показательно, что Япония резко увеличила объем занятости в сфере услуг производителям между 1921 г. (0,8%) и 1970 г. (5,1%), причем большая часть этого роста имела место в течение 1960-х годов, в период, когда японская экономика интернационализировала свою сферу деятельности. Однако, сосредоточившись в 1970-1990-х годах на другой базе данных, мы увидим, что рост японской занятости в сфере услуг производителям между 1971 и 1990 гг. (от 4,8 до 9,6%) хотя и значителен, но все же оставляет Японию далеко позади от лидеров по доле занятости в сфере услуг производителям среди развитых экономик. Можно предположить, что значительная часть данных услуг в Японии интернализована в промышленных компаниях; это может оказаться более эффективным подходом, если мы учтем конкурентоспособность и производительность японской экономики. Гипотеза получает дополнительную поддержку из рассмотрения данных, касающихся Германии. Хотя Германия значительно увеличила долю занятости в сфере услуг производителям - с 4,5% в 1970 г. до 7,3% в 1987 г., она все же показывает самый низкий уровень занятости в сфере услуг производителям из всех стран "большой семерки". Это могло бы подразумевать большую степень интернализации услуг в германских фирмах. Если эти данные подтвердятся, мы должны подчеркнуть, что две самые динамичные экономики (Япония и Германия) имеют также самую низкую норму занятости в сфере услуг производителям, хотя очевидно, что их фирмы используют такие услуги в больших объемах, однако, вероятно, в иной организационной структуре, которая более тесно связывает услуги производителям с производственным процессом.

Несмотря на очевидность того, что услуги производителям являются стратегически решающими в развитой экономике, они все же не образуют существенную долю занятости в большинстве развитых стран, несмотря на быстрые темпы роста в нескольких из них. При неизвестной ситуации в Италии, доля занятости в других странах варьирует между 7,3 и 14%, конечно, далеко опережая сельское хозяйство, но сильно отставая от промышленного производства. Батальоны профессионалов и менеджеров действительно пополнили ряды работающих по найму в развитых экономиках, но не всегда (и не в первую очередь) в видимых позициях управления капиталом и контроля над информацией. Похоже, что экспансия услуг производителям связана с процессами вертикальной дезинтеграции и роста внешних связей, характеризующих информациональную корпорацию.

Социальные услуги образуют вторую категорию занятости, которая, согласно литературе по проблемам постиндустриализма, должна характеризовать новое общество. Это и в самом деле так. Занятость в сфере социальных услуг составляет 1/5-1/4 общей занятости в странах "большой семерки", опять-таки за исключением Японии. Но здесь интересно то, что основной рост в социальных услугах имел место в течение "бурных 60-х", фактически связывая их экспансию скорее с воздействием социальных движений, чем с подъемом постиндустриализма. Действительно, в 1970-1990 гг. США, Канада и Франция имели очень скромные темпы роста занятости в сфере социальных услуг, в то время как в Германии, Японии и Британии она росла умеренными темпами.

В целом представляется, что экспансия "государства всеобщего благосостояния" была длительным явлением с начала столетия, с моментами ускорения в отдельные периоды, различные для каждого общества, с тенденцией к замедлению в 1980-х годах. Япония является исключением, поскольку она, по-видимому, догоняла других. Она поддерживала очень низкий уровень занятости в сфере социальных услуг до 1970 г., что, вероятно, было связано с большей децентрализацией социальной поддержки через фирму и через семью. Затем, когда Япония стала крупной индустриальной державой и когда более традиционные формы поддержки нельзя было больше сохранять, Япония занялась теми формами социального перераспределения, которые присущи другим развитым экономикам, предоставляя услуги и создавая рабочие места в секторе социальных услуг. В целом, можно сказать, что хотя расширение занятости в сфере предоставления социальных услуг на очень высоком уровне является отличительной чертой всех развитых обществ, темпы такой экспансии непосредственно зависят скорее от отношений между государством и обществом, чем от стадий развития экономики. И в самом деле, экспансия занятости в сфере социальных услуг (за исключением Японии) более характерна для 1950-1970-х годов, чем для 1970-1990-х годов.

Распределительные услуги включают транспорт и связь, важнейшие виды деятельности всех развитых экономик, а также оптовую и розничную торговлю, которые, как предполагается, являются типичными для менее индустриализованных обществ. Снижается ли занятость в этих трудоемких малопродуктивных видах деятельности по мере того, как экономика прогрессирует в сторону автоматизации труда и модернизации коммерческих магазинов? Занятость в сфере распределительных услуг остается в развитых обществах на очень высоком уровне, колеблясь между '/5 и ^\/^ общей занятости, за исключением Германии, где ее доля составляла в 1987 г. 17,7%. Этот уровень занятости существенно выше, чем в 1920 г., и медленно снижался за последние 20 лет только в США (с 22,4 до 20,6%). Таким образом, занятость в сфере распределительных услуг примерно вдвое превышает занятость в сфере услуг производителям, что считается типичным для развитых экономик. Япония, Канада и Франция увеличили долю такого рода занятости в 1970-1990-х годах. Примерно половина занятости в сфере распределительных услуг в странах "большой семерки" относится к розничной торговле, хотя часто невозможно отделить данные по занятости в оптовой и розничной торговле. В целом занятость в розничной торговле за 70-летний период незначительно уменьшилась. В США она выросла с 1,8% в 1940 г. до 12,8% в 1970 г., позднее слегка сократившись с 12,9 до 11,7%. В период 1970-1991 гг. Япония увеличила занятость в розничной торговле с 8,9% в 1960 г. до 11,2% в 1990 г. и Германия, имея здесь более низкий уровень занятости (8,6% в 1987 г.), фактически увеличила ее по сравнению с 1970 г. Таким образом, до сих пор имеется большой сектор занятых в распределении, поскольку подвижки в структуре занятости в так называемой сфере услуг на практике происходят очень медленно.

Бытовые услуги рассматриваются одновременно и как пережитки протоиндустриаль-ной структуры, и как выражение (по крайней мере, для некоторых из них) социального дуализма, характерного, по мнению наблюдателей, для информационального общества. Здесь наблюдение за долгосрочной эволюцией в семи странах также напоминает о необходимой осторожности. Эти услуги продолжают составлять значительную долю занятости в 1990 г.: за исключением Германии (6,3% в 1987 г.), они варьируют в пределах 9,7-14,1%, что приблизительно совпадает с долей занятых в сфере предоставления важнейших для постиндустриального общества услуг производителям. В целом, с 1970 г. страны "большой семерки" увеличили долю данного типа занятости. Сосредоточив внимание на пресловутых "ресторанах и барах" (eating and drinking places) - любимой теме литературы, критикующей постиндустриализм, - мы увидим значительное расширение таких рабочих мест в последние два десятилетия, особенно в Соединенном Королевстве и Канаде, хотя часто смешиваются данные по занятости в ресторанах и барах с занятостью в отелях, которая также может считаться характерной для "общества досуга". В США занятость в ресторанах и барах составляла 4,9% общей занятости в 1991 г. (повысившись с 3,2% в 1970 г.), что почти вдвое превышает занятость в сельском хозяйстве, но все же меньше, чем нас просят поверить в эссе, разрабатывающих понятие "общества гамбургеров". Главное замечание, которое нужно сделать относительно занятости в бытовом обслуживании, состоит в том, что оно не исчезает в развитых экономиках, таким образом, давая основание для аргументов, гласящих, что изменения в социальноэкономической структуре затрагивают скорее тип услуг и тип работ, чем деятельность как таковую.

Попытаемся теперь оценить некоторые традиционные тезисы, касающиеся постиндустриализма, в свете эволюции структуры занятости с 1970 г., т. е. с того момента, когда Турен, Белл, Рихта и другие ранние теоретики нового информационного общества опубликовали свои исследования. Как типы хозяйственной деятельности, услуги производителям и социальные услуги считались характерными для постиндустриальных экономик, рассматриваясь и в качестве источника производительности, и в качестве отклика на социальный спрос и меняющиеся ценности. Если мы рассмотрим совокупную занятость в сфере услуг производителям и социальных услуг, мы заметим существенный рост в том, что можно назвать категорией постиндустриальных услуг во всех странах между 1970-ми и 1990-ми годами: с 22,8 до 39,2% в Соединенном Королевстве; с 30,2 до 39,5% в США; с 28,6 до 33,8% в Канаде; с 15,1 до 24,0% в Японии; с 20,2 до 31,7% в Германии;

с 21,1 до 29,5% во Франции (итальянские данные в нашей базе данных не позволяют сделать сколько-нибудь серьезной оценки этой тенденции). Таким образом, сама тенденция налицо, но она не равномерна, поскольку начинается в 1970 г. с очень разных базовых уровней: англосаксонские страны уже построили сильную базу занятости в сфере развитых услуг, в то время как Япония, Германия и Франция сохраняли намного более высокую занятость в промышленном производстве и сельском хозяйстве. Итак, мы наблюдаем два различных пути экспансии занятости в сфере постиндустриальных услуг: во-первых, англосаксонскую модель, которая смещается из промышленного производства к развитым услугам, сохраняя занятость в сфере предоставления традиционных услуг; во-вторых, японо-германскую модель, которая одновременно расширяет развитые услуги и сохраняет производственную базу, интернализуя некоторые из услуг в индустриальном секторе. Франция находится в промежуточном положении, хотя склоняется к англосаксонской модели.

Итак, эволюция занятости в течение того периода, который мы назвали постиндустриальным (1970-1990 гг.), показывает одновременно общую модель структурного сокращения рабочих мест в промышленности и два различных пути в отношении обрабатывающей промышленности: первый путь сводится к быстрому сокращению промышленной занятости при сильном расширении занятости в сфере услуг производителям (по темпам) и в предоставлении социальных услуг (по размеру), в то время как другие услуги еще сохраняются как источники занятости. Второй, иной путь более тесно связывает производство и услуги производителям, более осторожно увеличивает занятость в сфере социальных услуг, сохраняет распределительные услуги. Различия на этом втором пути наблюдаются между Японией, с большей долей населения, занятого в сельском хозяйстве и розничной торговле, и Германией, со значительно более высокой занятостью в промышленности.

Если сравнивать с 1920 г., в процессе трансформации структуры занятости не наблюдается исчезновения ни одной из крупных категорий услуг, за исключением домашней прислуги. Происходит рост разнообразия видов деятельности и возникновение множества связей между различными видами деятельности, что делает прежние категории занятости устаревшими. На самом деле, существует постпромышленная структура занятости, возникающая в последней четверти двадцатого столетия. Но существует большое число вариаций в структурах, возникающих в различных странах, и не похоже, чтобы высокая производительность, социальная стабильность и международная конкурентоспособность непосредственно ассоциировались с высочайшим развитием занятости, связанной с услугами или обработкой информации. Напротив, среди стран "большой семерки" общества, которые в недавние годы находились в авангарде экономического прогресса и социальной стабильности (Япония, Германия), по-видимому, развили более эффективную систему связей между промышленным производством, услугами производителям, социальными услугами и распределительными услугами, чем англосаксонские общества, а Франция и Италия остались на распутье между двумя линиями развития. Во всех этих обществах информационализация, по-видимому, есть более решающий фактор, чем обработка информации.

Таким образом, когда общества в массовом порядке в короткий период времени уничтожают рабочие места в промышленности, вместо того чтобы проводить индустриальную трансформацию постепенно, это происходит не обязательно потому, что они более развиты, но, скорее, потому, что они следуют специфической политике и стратегиям, которые коренятся в их культурной, социальной и политической ситуации. И выбор, который делается при проведении трансформации национальной экономики и рабочей силы, имеет глубокие последствия для эволюции профессиональной структуры, которая закладывает основы новой классовой системы информационального общества.