Мультинациональные предприятия, транснациональные корпорации и международные сети

Анализ восточно-азиатских деловых сетей показывает институционально-культурное происхождение организационных форм. Но он показывает также и пределы рыночной теории деловых организаций, этноцентрически укорененной в англосаксонском опыте. Так, обладающая определенным весом влиятельная интерпретация Уильямсона¹²³ о возникновении крупной корпорации как лучшего пути сокращения неопределенности и минимизации трансакционных издержек путем интернализации сделок внутри корпорации просто не выдерживает никакой критики, если сопоставить ее с эмпирическими свидетельствами захватывающего процесса капиталистического развития в Азиатско-тихоокеанском регионе, основанном на сетях, внешних по отношению к корпорации¹²⁴.

Аналогичным образом процесс экономической глобализации, основанной на формировании сетей, кажется, противоречит также и классическому анализу Чандлера¹²⁵, который приписывает подъем крупной, объединяющей несколько производственных единиц (multi-unit) корпорации растущему размеру рынка и доступности коммуникационной технологии, которая позволяет большой фирме держаться на таком широком рынке, пожиная плоды экономии на масштабе производства и размахе операций и интернали-зируя их внутри фирмы. Чандлер распространил свой исторический анализ экспансии крупных фирм на рынке США на подъем мультинационального предприятия в ответ на глобализацию экономики, на этот раз путем использования усовершенствованных информационных технологий¹²⁶. Судя по большей части литературы последних двадцати лет, мультинациональное предприятие с его дивизиональной централизованной структурой было организационным выражением новой глобальной экономики¹²⁷. Единственные дебаты по этому вопросу развернулись между теми, кто подчеркивал устойчивость национальных корней мультинационального предприятия¹²⁸, и теми, кто рассматривал новые формы предприятия как истинно транснациональные корпорации, вытесняющие интересы и обязательства любой специфической страны, несмотря на их историческое происхождение ¹²⁹. Однако эмпирический анализ структуры и практики крупных корпораций с глобальным охватом показывает, что оба видения устарели и должны быть заменены концепцией возникновения международных сетей фирм и субединиц фирм, как базовой организационной формы информационально-глобальной экономики. Дитер Эрнст суммировал существенный объем доступных свидетельств, касающихся формирования межфирменных сетей в глобальной экономике, и считает, что большая часть активности в ведущих отраслях организована вокруг пяти различных типов сетей (электроника и автомобилестроение были самыми передовыми отраслями в распространении этой организационной структуры). Эти пять типов сетей следующие:

сети поставщиков, которые определены так, чтобы включать субподряды, соглашения по первоначальному производству оборудования (OEM-Original Equipment Manufacturing) и первоначальному проектированию (ODM - Original Design Manufacturing) между клиентом ("центральной компанией") и поставщиками промежуточных производственных вложений;

сети производителей, которые определяются так, чтобы включать все соглашения по совместному производству, которые позволяют конкурирующим производителям объединять свои производственные мощности, финансовые и кадровые ресурсы, чтобы расширить свои продуктовые портфели и географический охват;

потребительские сети, которые определяются как форвардные связи производственных компаний с дистрибьюторами, рыночными каналами, посредниками, создающими добавленную стоимость, и конечными пользователями на главных экспортных рынках либо на внутренних рынках;

коалиции по стандартам, которые инициируются теми, кто устанавливает потенциальные глобальные стандарты с выраженной целью заключить как можно больше фирм в рамки стандартов на их собственные товары или стандарты интерфейса;

сети технологической кооперации, которые способствуют приобретению продуктового дизайна и производственной технологии, поощряют совместное производство и разработку процессов, позволяют делиться общим научным знанием и результатами НИОКР¹³⁰.

Однако формирование этих сетей не подразумевает кончины мультинационального предприятия. Эрнст, соглашаясь с рядом наблюдателей по этому предмету¹³¹, считает, что сети либо имеют центр в крупном мультинациональном предприятии, либо формируются на базе альянсов и кооперации между такими предприятиями. Кооперативные сети мелких и средних предприятий существуют (например, в Италии и в Восточной Азии), но они играют второстепенную роль в глобальной экономике, по крайней мере, в ключевых отраслях. Олигополистическая концентрация, как кажется, растет или поддерживается в большинстве секторов главных отраслей не только несмотря на сетевую форму организации, но и благодаря ей. Дело в том, что вход в стратегические сети требует либо значительных ресурсов (финансовых, технологических, рыночной доли) либо альянса с крупным игроком сети.

Мультинациональные предприятия еще сильно зависят от своей национальной базы. Идея о том, что транснациональные корпорации (transnational corporations) являются "гражданами мировой экономики", по-видимому, не соответствует действительности. Однако сети, сформированные мультинациональными корпорациями, пересекают национальные границы, идентичности и интересы¹³². Моя гипотеза состоит в том, что по мере развития процесса глобализации организационные формы эволюционируют отмульти-национальных предприятий к международным сетям, фактически обходя стадию формирования "транснациональных корпораций", которые принадлежат больше миру мифических представлений (или сфере рассуждений консультантов по менеджменту, занимающихся созданием собственного благоприятного имиджа), чем институционально ограниченным реальностям мировой экономики.

Кроме того, как отмечалось выше, Мультинациональные предприятия не только вовлечены в сети, но все чаще сами организуются в децентрализованных сетях. Гошал и Бартлетт, суммируя свидетельства трансформации мультинациональных компаний, определяют современную мультинациональную корпорацию как "межорганизационную сеть" или, точнее, как "сеть, которая встроена во внешнюю сеть"¹³³. Этот подход критически важен для нашего понимания, поскольку, как гласит аргументация, характеристики институциональных сред, где расположены различные компоненты корпорации, фактически формируют структуру и динамику внутренней сети корпораций. Таким образом, Мультинациональные корпорации действительно являются держателями богатства и технологии в глобальной экономике, поскольку большинство сетей структурировано вокруг таких корпораций. Но в то же время они внутренне дифференцированы в децентрализованных сетях, а внешне зависят от их членства в комплексной, сложной, меняющейся структуре взаимосцепленных сетей, по формулировке Имаи, международных сетей¹³⁴. Кроме того, каждый компонент таких сетей, внутренний и внешний, встроен в специфическое культурно-институциональное окружение (нации, регионы, местности), которое в различной степени затрагивает сеть. В целом, сети асимметричны, но каждый единичный элемент сети едва ли сможет выжить сам по себе или навязать свой диктат. Логика сети более могущественна, чем силы в сети. В ситуации асимметричной взаимозависимости управление неопределенностью становится определяюще важным.

Почему сети занимают центральное место в современной экономической конкуренции? Эрнст утверждает, что главнейшими источниками этого процесса организационной трансформации являются два фактора: глобализация рынков и вложений и драматические технологические изменения, которые заставляют быстро стареть оборудование, а фирмы - неустанно обновлять информацию о процессах и продуктах. В таком контексте кооперация есть не только способ разделить между собой затраты и ресурсы, но также страховой полис против неудачного технологического решения: от последствий такого решения должны также пострадать и конкуренты, поскольку сети всеохватны и взаимно переплетены.

Довольно интересно, что предложенное Эрнстом объяснение возникновения международного сетевого предприятия повторяет аргумент рыночных теоретиков, которых я пытался персонализировать в лице Чандлера - для классиков и в лице Уильямсона - для неоклассических экономистов новой волны. Рыночные характеристики и технология полагаются ключевыми переменными, однако в анализе Эрнста организационные эффекты полностью противоположны тем, которые ожидаются в традиционной экономической теории: в то время как предполагалось, что размер рынка стимулирует формирование вертикальной корпорации, объединяющей несколько производственных единиц, глобализация конкуренции растворяет крупную корпорацию в паутине мультинаправленных сетей, которая и становится реальной операционной единицей. Рост трансакционных издержек, связанных с повышением технологической сложности, не приводит к интернализации трансакций внутри корпорации, но приводит к экстернализации трансакций и разделению затрат через сеть, очевидно увеличивая неопределенность, но заодно делая возможным распространение и разделение риска неопределенности. Таким образом, либо широко распространенное объяснение деловой организации, основанное на неоклассической рыночной теории, неверно, либо доступные свидетельства о возникновении деловых сетей ошибочны. Я склоняюсь к первому объяснению.

Таким образом, сетевое предприятие, господствующая форма деловой организации в Восточной Азии, кажется, расцветает в различных институционально-культурных контекстах в Европе¹³⁵, так же как и в Соединенных Штатах¹³⁶, в то время как крупная, объединяющая несколько производственных единиц корпорация, иерархически организованная вокруг вертикальных командных линий, плохо приспособлена к информационально-глобальной экономике. Глобализация и информационализация кажутся структурно связанными с сетями. Означает ли эта тенденция, что мы движемся к азиатской модели развития, которая должна заменить классическую англосаксонскую модель корпорации? Я так не думаю, несмотря на распространение азиатских приемов работы и менеджмента в разных странах. Культуры и институты продолжают формировать организационные требования новой экономики во взаимодействии между логикой производства, меняющейся технологической базой и институциональными чертами социальной среды. Обзор культур бизнеса в пределах Европы показывает вариации в организационных структурах, особенно по сравнению с отношениями между правительствами и фирмами¹³⁷. Архитектура и состав деловых сетей, формируемых по всему миру, находится под влиянием национальных характеристик обществ, в которые такие сети встроены. Например, содержание деятельности и стратегия электронных фирм в Европе сильно зависит от политики Европейского Союза в отношении сокращения технологической зависимости от Японии и США. Но союз Siemens с IBM и Toshiba в микроэлектронике продиктован технологическими императивами. Формирование сетей высокотехнологичных производств вокруг оборонных программ США есть институциональная характеристика американской промышленности, и эта характеристика имеет тенденцию исключать иностранное партнерство. Постепенному поглощению североитальянских индустриальных округов крупными итальянскими фирмами благоприятствовало соглашение между правительством, большими фирмами и профсоюзами, касающееся удобства и уместности стабилизации и консолидации производственной базы, сформированной в 1970-х годах при поддержке региональных правительств, где господствовали левые партии. Иными словами, сетевое предприятие все больше становится интернациональным (не транснациональным), и его поведение будет проистекать из управляемого взаимодействия между глобальной стратегией сети и национально/регионально укорененными интересами ее компонентов. Поскольку большинство мультинациональ-ных фирм, участвующих во множестве сетей, зависит от конкретных продуктов, процессов и стран, новую экономику нельзя больше характеризовать как сконцентрированную в мультинациональных корпорациях, даже если они продолжают совместно осуществлять олигополистический контроль над большинством рынков. Это происходит потому, что корпорации трансформировались в паутину множественных сетей, встроенных во множественность институциональных окружений. Власть еще существует, но она осуществляется случайным образом. Рынки еще торгуют, но чисто экономическим расчетам препятствует их зависимость от нерешаемых уравнений со слишком большим числом переменных. Рука рынка, которую институциональные экономисты пытались сделать видимой, снова стала невидимой, но на этот раз ее структурная логика не только управляется спросом и предложением, но находится также под влиянием скрытых стратегий и неизвестных открытий в глобальных информационных сетях.

¹²³ Williamson (1985).

¹²⁴ Hamilton and Biggart (1988) ¹²⁵ Chandler (1977).

¹²⁶ Chandler (1986).

¹²⁷De Anne (1990); Dunning (1992); Enderwick (ed.) (1989).

¹²⁸ Ghoshal and Westney (1993).

¹²⁹ Ohmae(1990).

¹³⁰ Ernst (1994b: 5-6).

¹³¹ Harrison (1994).

¹³² Imai (1990a).

¹³³ Ghoshal and Bartlett (1993: 81).

¹³⁴ Imai (1990a).

¹³⁵ Danton de Rouffignac (1991).

¹³⁶ Bower (1987); Harrison (1994).

¹³⁷ Randlesome et al. (1990).

Дух информационализма

Классическое эссе Макса Вебера "Протестантская этика и дух капитализма", впервые опубликованное в 1904-1905 гг.¹³⁸, все еще остается методологическим краеугольным камнем любой теоретической попытки схватить сущность культурно-институциональных трансформаций, которые в истории возвещают новую парадигму любой экономической организации. Его содержательный анализ корней капиталистического развития был поставлен под вопрос историками, которые указывали на альтернативные исторические формы, поддерживавшие капитализм так же эффективно, как англосаксонская культура, хотя и в иных институциональных формах. Кроме того, внимание в этой главе сосредоточено не столько на капитализме, который, несмотря на свои социальные противоречия, жив и здравствует, сколько на информационализме, новом способе развития, который изменяет, но не замещает господствующий способ производства. Однако теоретические принципы, предложенные Максом Вебером почти столетие назад, еще полезны для извлечения смысла из серии анализов и наблюдений, которые я представил в этой главе, сведя их вместе для освещения новой культурно-институциональной конфигурации, лежащей

в основе организационных форм экономической жизни. В знак уважения к одному из отцов-основателей социологии я назову эту конфигурацию "духом информационализма". Откуда начать? Как продолжать? Перечитаем Вебера:

"Дух капитализма. Что следует понимать под ним?.. Если может быть найден объект, к которому этот термин применим с каким-либо поддающимся пониманию значением, он может быть только исторически индивидуальным объектом, т. е. комплексом элементов, ассоциированных в исторической реальности, которые мы объединяем в концептуальное целое с точки зрения их культурной значимости. Такая историческая концепция, однако, поскольку она относится в своем содержании к феномену, значимому в своей уникальной индивидуальности,.. должна быть постепенно собрана из индивидуальных частей, которые берутся из исторической реальности. Таким образом, эта финальная и дефиниционная концепция не может находиться в начале исследования, но должна появиться в его конце"¹³⁹.

Мы подошли к концу, по крайней мере, к концу этой главы. Каковы же элементы исторической реальности, которые, как мы показали, ассоциированы в новой организационной парадигме? И как можем мы объединить их в концептуальное целое, имеющее историческую значимость?

Эти элементы есть, и прежде всего это - деловые сети в различных формах, различных контекстах и проистекающие из различных культурных выражений. Семейные сети в китайских обществах и северной Италии; предпринимательские сети, возникающие из технологических питомников в инновационной среде, как в Силиконовой долине; иерархические коммунальные сети японского типа кейрецу, организационные сети децентрализованных корпорационных единиц из бывших вертикально интегрированных корпораций, вынужденных адаптироваться к реальностям эпохи; пересекающие границы сети, проистекающие из стратегических союзов между фирмами.

Имеются также технологические инструменты: новые телекоммуникационные сети; новые мощные настольные компьютеры; новое адаптивное саморазвивающееся программное обеспечение; новые мобильные коммуникационные устройства, осуществляющие связь с любым местом в любое время; новые рабочие и менеджеры, связанные друг с другом вокруг трудовых задач и результатов, способные говорить на одном и том же языке - цифровом языке.

Имеется глобальная конкуренция, вынуждающая к постоянному обновлению продуктов, процессов, рынков и экономических вложений, включающих капитал и информацию.

Имеется, как всегда, государство: государство развития в стартовой стадии новой экономики, как в Восточной Азии; агент инкорпорирования, когда экономические институты должны быть перестроены, как в процессе объединения Европы; координирующее, когда территориальные сети нуждаются в питательной поддержке региональных или местных правительств, чтобы генерировать синергетические эффекты, которые создадут инновационную среду; и ориентированный на миссию вестник, когда он направляет национальную экономику или мировой экономический порядок на новый исторический курс, сценарий которого записан в технологии, но не выполняется в деловой практике, подобно проекту правительства Соединенных Штатов построить "информационный суперхайвей двадцать первого столетия", невзирая на бюджетный дефицит. Все эти элементы сходятся, чтобы дать возникнуть сетевому предприятию.

Возникновение и консолидация сетевого предприятия во всех его разнообразных проявлениях вполне может быть ответом на "загадку производительности", которая отбрасывает такую длинную тень на мой анализ информациональной экономики в предшествующей главе. Как утверждают Бар и Борроуз в своем анализе будущего сетей:

"Одна из причин, по которой инвестиции в информационную технологию не выразились в повышении производительности, состоит в том, что они вначале служили автоматизации существующих трудовых задач. Нередко автоматизировались неэффективные способы ведения дел. Реализация потенциала информационной технологии требует существенной реорганизации. Способность реорганизовать трудовые задачи по мере того, как они становятся автоматизированными, опирается в основном на доступность целостной инфраструктуры, т. е. гибкой сети, способной связывать между собой различные виды опирающейся на компьютеры деловой деятельности".

Авторы устанавливают историческую параллель с влиянием децентрализации малых электрических генераторов на производство в цехах промышленных фабрик и приходят к следующему выводу: "Эти децентрализованные компьютеры только теперь (1993 г.) стали взаимосвязанными настолько, чтобы позволить и поддержать реорганизацию. Там, где это было эффективно достигнуто, налицо соответствующий выигрыш в производительности"¹⁴⁰.

Хотя все эти элементы являются ингредиентами новой парадигмы развития, им еще недостает культурного клея, который соединяет их вместе. Макс Вебер писал: "Капитализм сегодняшнего дня, господствующий в экономической жизни, обучает и отбирает субъекты экономической жизни, в которых нуждается, через процесс экономического выживания приспособленных. Но здесь легко можно видеть пределы концепции отбора, как средства исторического объяснения. Чтобы образ жизни, так хорошо адаптированный к особенностям капитализма, мог быть отобран вообще, т. е. дойти до господства над другими, он должен где-то родиться, и не только в изолированных индивидах, но как образ жизни, общий для целой группы людей. Это происхождение как раз действительно нуждается в объяснении... На родине Бенджамина Франклина... дух капитализма присутствовал еще до капиталистического порядка".

И он добавляет: "Факт, который должен быть объяснен исторически, состоит в том, что в самом высокоразвитом капиталистическом центре того времени, Флоренции XIV и XV вв., служившей рынком денег и капитала для всех великих держав того времени, эта установка [защита Бенджамином Франклином стремления к прибыли] считалась этически неоправданной, или, в лучшем случае, ее терпели. Но в глуши мелкобуржуазной Пенсильвании XVIII в., где из-за простого отсутствия денег постоянно возникала угроза вернуться назад к бартеру, где едва ли были и намеки на крупное предприятие, где можно было найти только самые начатки банковского дела, та же самая установка являлась сущностью морального поведения, даже внушалась людям во имя долга. Говорить здесь об отражении материальных условий в идеальной надстройке было бы очевидным нонсенсом. Каков же был круг идей, которые могли оправдать деятельность, явно направленную на извлечение прибыли, как призвание, которому индивид чувствовал себя этически обязанным следовать? Ибо именно эта идея дала образу жизни нового предпринимателя свой этический фундамент и оправдание¹⁴¹.

Что есть этический фундамент информационализма? И нуждается ли он в этическом фундаменте вообще? Я должен напомнить терпеливому читателю, что в исторический период подъема информационализма капитализм, хотя в новых, глубоко модифицированных, vis-a-vis с эпохой Вебера, формах, еще работает как господствующая экономическая форма. Таким образом, корпоративный характер накопления, обновленная притягательность потребительского общества являются движущими культурными формами в организациях информационализма. Вдобавок, государство и утверждение национально-культурной идентичности, как было показано, играют роль решающей силы на арене глобальной конкуренции. Семьи во всей своей сложности продолжают процветать и воспроизводиться посредством экономической конкуренции, накопления и наследования. Но в то время, как все эти элементы, вместе взятые, кажется, объясняют культурную устойчивость обновленной капиталистической конкуренции, они не кажутся достаточно специфичными, чтобы различить нового агента такой капиталистической конкуренции - сетевое предприятие.

Первый раз в истории базовая единица экономической организации не есть субъект, будь он индивидуальным (таким, как предприниматель или предпринимательская семья) или коллективным (таким, как класс капиталистов, корпорация, государство). Как я пытался показать, единица есть сеть, составленная из разнообразного множества субъектов и организаций, непрестанно модифицируемых по мере того, как сети приспособляются к поддерживающим их средам и рыночным структурам. Что связывает вместе эти сети? Являются ли они чисто инструментальными, случайными союзами? Это, может быть, и так для конкретных сетей, но сетевая форма организации должна иметь свое собственное культурное измерение. В противном случае, экономическая деятельность должна выполняться в социально-культурном вакууме - мнение, которое может поддерживаться некоторыми ультрарационалистическими экономистами, но полностью опровергается историческими свидетельствами. Что же тогда есть этот "этический фундамент сетевого предприятия", этот "дух информационализма"?

Безусловно, он не является новой культурой в традиционном смысле системы ценностей, поскольку множественность субъектов сети и разнообразие сетей отвергает такую единую "сетевую культуру". Он не является также совокупностью институтов, поскольку мы наблюдали разное развитие сетевых предприятий в разнообразных институциональных окружениях до точки, где они формируются такими окружениями в широком диапазоне форм. Но имеется действительно общий культурный код в разнообразных устройствах сетевого предприятия. Он составлен из многих культур, многих ценностей, многих проектов, которые приходят на ум и дают сведения для выработки стратегий различных участников сетей, меняясь тем же темпом, что и участники сети, и следуя той же организационной и культурной трансформации единиц сети. Это действительно культура, но культура эфемерного, культура каждого стратегического решения, скорее лоскутное одеяло, сшитое из опыта и интересов, чем хартия прав и обязанностей. Это многоликая виртуальноя культура, как в визуальных переживаниях, созданных компьютерами в киберпрост-ранстве путем переустроения реальности. Но это и не фантазия, это действенная сила, поскольку она дает информацию для властных экономических решений в каждый момент жизни сети и осуществляет их. Но живет она недолго, она поступает в компьютерную память как сырой материал, состоящий из успехов и неудач прошлого. Сетевое предприятие учится жить в этой виртуальной культуре. Любая попытка кристаллизации позиций в сети, как культурного кода в конкретном времени и пространстве, приговаривает сеть к устареванию, поскольку она становится слишком жесткой для изменчивой геометрии, которой требует информационализм. "Дух информационализма" есть культура "созидательного разрушения", ускоренная до скорости оптических электронных цепей, через которые проходят ее сигналы. В киберпространстве сетевого предприятия Шумпетер встречается с Вебером.

В том, что касается потенциальных социальных последствий этой новой экономической истории, голос мастера мощно звучит и 100 лет спустя: "Современный экономический порядок... привязан теперь к техническим и экономическим условиям машинного производства, которое сегодня определяет жизни всех индивидов, которые родились в этом механизме, а не только тех, кто непосредственно и непреодолимо озабочен экономическим приобретением... Забота о внешних благах должна бы лежать на плечах "только как легкий плащ, который можно сбросить в любой момент". Но судьба решила, что плащ должен сделаться железной клеткой... Сегодня дух религиозного аскетизма... вырвался из клетки, но победоносный капитализм, поскольку он опирается на механические фундаменты, больше не нуждается в его поддержке... Никто не знает, кто будет жить в этой клетке в будущем, или в конце этой ужасной цепи событий придут совершенно новые пророки, или произойдет великое возрождение старых идей, или, если всего этого не будет, наступит механизированное окаменение, украшенное чем-то вроде конвульсивного самодовольства, ибо о людях последней стадии этого культурного развития можно поистине сказать: "Специалисты без духа, сенсуалисты без сердца; эти ничтожества воображают, что они достигли уровня цивилизации, не достигнутого никогда прежде""¹⁴².

¹³⁸ Weber (1958).

¹³⁹ Weber (1958: 47).

¹⁴⁰ Bar and Bon-us (1993: 6).

¹⁴¹ Weber (1958: 55 and 75).

¹⁴² Weber (1958:180-2).