Постиндустриализм, экономика услуг и информациональное общество

Классическая теория постиндустриализма объединяет три утверждения и предсказания, которые должны быть аналитически разделены³:

1. Источник производительности и роста находится в знании, распространяемом на все области экономической деятельности через обработку информации.

2. Экономическая деятельность смещается от производства товаров к предоставлению услуг. За сокращением сельскохозяйственной занятости следует необратимое сокращение рабочих мест в промышленном производстве в пользу рабочих мест в сфере услуг, которые, в конечном счете, должны сформировать подавляющую долю занятости. Чем более развитой является экономика, тем больше занятость и производство должны быть сосредоточены в сфере услуг.

3. В новой экономике будет расти значение профессий, связанных с высокой насыщенностьюих представителей информацией и знаниями. Занятость в менеджменте, потребность в профессионалах и техниках будет расти быстрее, чем в любых других занятиях, и составит ядро новой социальной структуры.

Указанные выше три взаимосвязанных утверждения укореняют теорию на уровне социальной структуры, на уровне, к которому, по мнению Белла, эта теория и принадлежит, хотя различные интерпретации должны распространить теорию постиндустриализма в ее различных версиях на сферы социальных классов, политики и культуры.

Каждое из этих основных утверждений требует оговорок. В дополнение к этому, историческую связь между тремя процессами еще следует подвергнуть эмпирической проверке.

Во-первых, как мы показали в главе 2, знание и информация представляются действительно главными источниками производительности и роста в развитых обществах. Тем не менее, как мы также отмечали выше, важно учесть, что теории постиндустриализма опираются своими первоначальными предположениями на исследования Солоу и Кендрика, которые относятся к Америке первой половины XX в., к расцвету индустриальной эры. Иначе говоря, когда в самых развитых странах занятость в промышленном производстве достигла пика, рост производительности на базе знаний был чертой индустриальной экономики. Таким образом, хотя экономики конца XX в. столетия отличаются от довоенных экономик, черта, отличающая их друг от друга, кажется, не коренится прежде всего в источнике роста производительности. Соответствующее разделение проходит не между индустриальной и постиндустриальной экономиками, а между двумя формами основанного на знании промышленного и сельскохозяйственного производства и производства услуг. Как я показал в начальных главах этой книги, наиболее явная, в исторических терминах, разница между экономической структурой первой и второй половины XX в. заключается в революции в информационных технологиях и ее распространении во всех сферах социальной и экономической деятельности, включая и ее вклад в обеспечение инфраструктуры для формирования глобальной экономики. Поэтому я предлагаю сместить фокус анализа от постиндустриализма (важный вопрос социального прогнозирования все еще не имеет ответа в момент его формулирования) к информационализму. В этой перспективе общества будут информациональными не потому, что они соответствуют конкретной модели социальной структуры, а потому, что они организуют свою производственную систему вокруг принципов максимизации основанной на знании производительности через развитие и распространение информационных технологий и строят предпосылки для их утилизации (в первую очередь человеческие ресурсы и коммуникационная инфраструктура).

Второй критерий, по которому общество считается постиндустриальным согласно постиндустриалистской теории, касается сдвига в сторону сферы услуг и сокращения промышленного производства. Очевиден факт, что большая доля занятости в развитых экономиках приходится на сферу услуг и этот сектор вносит наибольший вклад в ВНП. Однако из этого не следует, что промышленные отрасли исчезают или что структура и динамика промышленности не оказывают влияния на экономику услуг. Коэн и Зисман⁴, как и другие исследователи, убедительно доказали, что многие услуги зависят от прямых связей с промышленным производством и что промышленная деятельность (отличная от промышленной занятости) является критически важной для производительности и конкурентоспособности экономики. В США, по оценке Коэна и Зисмана, 24% ВНР поступает от добавленной стоимости промышленных фирм, а другие 25% ВНП - от услуг, непосредственно связанных с промышленностью. Таким образом, они утверждают, что постиндустриальная экономика есть миф и на деле мы живем в индустриальной экономике другого рода.

Кроме того, понятие "услуга" часто считается в лучшем случае двусмысленным, а в худшем - вводящим в заблуждение⁵. В статистике занятости оно использовалось как остаточное понятие, которое охватывает все, что не входит в сельское хозяйство, горнодобывающую промышленность, строительство, коммунальные предприятия или обрабатывающую промышленность. Таким образом, категория услуг включает деятельность всех сортов, исторически прорастающую из различных социальных структур и производственных систем. Единственной общей чертой, объединяющей виды деятельности в сфере услуг, является то, что такой черты нет. Попытки определить услуги через некоторые внутренне присущие им характеристики, такие, как их "неосязаемость" в противоположность "материальности" товаров, были решительно лишены значения эволюцией информациональной экономики. Компьютерное программное обеспечение, видеопроизводство, проектирование микроэлектроники, сельское хозяйство, основанное на биотехнологии и т.д., а также многие другие критически важные процессы, характерные для развитых экономик, неизбежно объединяют свое информационное содержание с материальной поддержкой продукта, не позволяя провести четкую границу между товарами и услугами. Чтобы понять новый тип экономики и социальной структуры, мы должны начать с характеристик различных типов услуг, чтобы установить четкие различия между ними. В понимании информациональной экономики каждая из специфических категорий услуг становится столь же важной отдельной статьей, как прежние категории промышленности и услуг в предшествующем типе индустриальной экономики. По мере того как экономики становятся более сложными, мы должны диверсифицировать концепции, разбивающие на категории экономическую деятельность. В конечном счете, мы отбрасываем старую парадигму Колина Кларка, основанную на выделении первичного, вторичного, третичного секторов. Такое разделение становится эпистемологическим препятствием для понимания наших обществ.

Третье главное предсказание первоначальной теории постиндустриализма относится к экспансии информационно обогащенных занятий - управленческих, профессиональных и технических, представляющих собой ядро новой профессиональной структуры. Это предсказание также требует оговорок. Некоторые аналитики утверждали, что эта тенденция не является единственной характеристикой новой профессиональной структуры. Одновременно с ней наблюдается также рост неквалифицированных занятий в сфере услуг на нижних ступенях социальной лестницы. Эти низкоквалифицированные рабочие места, несмотря на более медленные темпы роста их численности, смогут составлять существенную долю постиндустриальной социальной структуры по абсолютной численности. Иными словами, развитые информациональные общества могут также характеризоваться все более поляризующейся социальной структурой, где верх и низ увеличивают свою долю за счет середины⁶. В дополнение к этому, в литературе часто ставится под вопрос представление о том, что эрудиция, наука и экспертные знания являются опреде-ляюще важными компонентами в большинстве управленческих и профессиональных занятий. Следует более жестко и пристально взглянуть на фактическое содержание таких общих статистических классификаций, прежде чем поспешно характеризовать наше будущее как республику ученой элиты.

Однако наиболее важным аргументом против упрощенной версии постиндустриализма является критика допущения, согласно которому три черты, которые мы исследовали, сливаются в исторической эволюции, и эта эволюция ведет к единой модели информаци-онального общества. Такая аналитическая конструкция на деле подобна формулировке концепции капитализма представителями классической политэкономии (от Адама Смита до Маркса) - концепции, основанной исключительно на опыте английской индустриализации, словно лишь для того, чтобы постоянно находить "исключения" из правила во всем разнообразии мирового экономического и социального опыта. Мы сможем проследить эмпирически, действительно ли специфическая техноэкономическая парадигма порождает специфическую социальную структуру и в какой степени, только в том случае, если мы начнем с аналитического разграничения между структурной логикой производственной системы информационального общества и его социальной структурой. И только если мы расширим культурные и институциональные рамки наших наблюдений, мы сможем отделить то, что принадлежит структуре информационального общества (как выражению нового способа развития), от того, что специфично для исторической траектории данной страны. Чтобы сделать некоторые предварительные шаги в таком направлении, я собрал и сделал отчасти сравнимыми базовые статистические данные по семи крупнейшим рыночным экономикам мира - странам "большой семерки". Таким образом я смогу сравнить с разумной аппроксимацией эволюцию их структур занятости и профессиональных структур за последние 70 лет. Я также рассмотрел некоторые прогнозы занятости для Японии и США вплоть до начала XXI в. Эмпирическая суть этого анализа состоит в попытке дифференциации различных видов деятельности в сфере услуг. Для этого я следовал хорошо известной типологии занятости, построенной Сингельманном почти 20 лет назад⁷. Концептуализация Сингельманна не лишена недостатков, но имеет существенное достоинство: она хорошо приспособлена к обычным статистическим категориям, как показано в его собственной докторской диссертации, в которой анализируются изменения структуры занятости в различных странах между 1920 и 1970 гг. Поскольку главная цель этой книги - аналитическая, я решил опереться на работу Сингельманна, чтобы сравнить свои данные за 1970-1990 гг. с его данными за 1920-1979 гг. Я построил аналогичную типологию по секторам занятости и обработал статистику стран "большой семерки" по приблизительно сравнимым категориям, продолжив анализ Сингельманна, начиная с 1970-х годов и до решающего периода развития информациональных обществ. Поскольку я не мог добиться абсолютного соответствия моей классификации видов деятельности и классификации Сингельманна, я представляю наши данные за два периода по отдельности. Их следует рассматривать не как статистические ряды, но как два отдельных статистических тренда, сделанных приблизительно эквивалентными в терминах аналитических категорий, использованных для сбора данных. Я столкнулся со значительными методологическими трудностями в установлении эквивалентных категорий между различными странами. В приложении к этой главе раскрываются детали процедур, которым я следовал в построении этой базы данных. Анализируя сами данные, я использовал простейшие статистические процедуры, всегда стремясь скорее показать фактические тренды в социальной структуре, чем использовать аналитические методы, чересчур изощренные для нынешнего уровня разработки базы данных. Я предпочел использовать дескриптивную статистику, просто предлагая направления нового теоретического понимания.

Применив сингельманновские категории видов деятельности в сфере услуг, я присоединился к структуралистскому взгляду на занятость, разбивая ее согласно месту данного вида деятельности в цепи связей, которые начинаются от производственного процесса. Так, распределительные услуги (distributive services) включают как деятельность в сфере коммуникации и транспорта, так и торговые распределительные сети (оптовые и розничные). Услуги производителям (producer services) более непосредственно относятся к тем услугам, которые кажутся решающе важными вложениями в экономику, хотя они также объемлют вспомогательные услуги бизнесу, которые не обязательно требуют высокой квалификации занятых. Социальные услуги (social services) включают всю область правительственной деятельности, а также работы, связанные с коллективным потреблением. Бытовые услуги (personal services) - это услуги, связанные с индивидуальным потреблением (от развлечений до ресторанов и баров). Несмотря на то, что эти разграничения, очевидно, весьма широки, они позволяют нам осмыслить особенности эволюции структуры занятости в разных странах, по крайней мере, с большей аналитической глубиной, чем на основе обычных статистических отчетов. Я также пытался установить различие между дихотомией товаров/услуг и разбивкой занятости на обработку информации и товарные операции*, поскольку каждое из этих членений представляет разный подход к анализу социальной структуры.

Для этого я построил два элементарных индекса - индекс занятости в предоставлении услуг/занятости в производстве товаров и индекс занятости в обработке информации/ занятости в сфере товарных операций - и рассчитал эти индексы для рассматриваемых стран и периодов. Наконец, я также рассчитал упрощенную типологию занятий по странам, строя различные страновые категории вокруг категорий, применяемых в американской и японской статистике. Хотя я серьезно озабочен определениями таких профессиональных категорий, в которых фактически смешаны профессиональные позиции и типы деятельности, использование стандартной статистики, которая широко доступна, дает возможность взглянуть на эволюцию профессиональных структур в приблизительно сравнимых терминах. Цель этой процедуры - придать новую форму социологическому анализу инфор-мациональных обществ, оценивая в сравнимых рамках различия в эволюции их структуры занятости как фундаментального показателя их общности, а также их разнообразия.

³ Bell (1976); Dordick and Wang (1993).

⁴ Cohen and Zysman (1987).

⁵ Gershuny and Miles (1983); Castells (1976); Daniels (1993); Cohen and Zysman (1987); De Bandt (ed.) (1985); Stanback (1979).

⁶ Kutner (1983); Rumberger and Levin (1984); Bluestone and Harrison (1988); Leal et al. (1993); Sayer and Walker (1992).

⁷ Singelmann (1978).

* Под товарными операциями (good-handling activities) автор понимает хозяйственную деятельность в сфере производства и обращения товаров, протекающую в горнодобывающей промышленности, строительстве, обрабатывающей промышленности, транспорте, а также оптовой и розничной торговле. Данная категория, таким образом, является более широкой, чем производство товаров (good-producing). См. Приложение Б к настоящей главе. - Прим. ред.