Что делать, когда никто не виноват, а на душе

Все равно погано и Кто виноват, если уже ничего

Не поделаешь?

Если верно, что право — это искусство добра и справедливости, то также должно быть верно и то, что когда у кого-нибудь возникает ощущенье, что вокруг бесцеремонно попирается справедливость, то право, по его представлению, должно изыскать какие-то средства справедливость восстановить, а возникшее чувство притупить и постепенно свести к нулю. Иными словами, если кто-то считает, что с ним поступили несправедливо, то ему нужно обратиться к праву — в нем он непременно найдет средства для восстановления попранной справедливости. Если же, вопреки чаянию, не найдет — значит, либо плохо искал, либо напрасно переживал и все что случилось суть воплощение высшей справедливости, либо, наконец, была неверной исходная посылка (о том, что право — искусство добра и справедливости).

Настроения, царившие в «Гаэнергобанке» мы уже обрисовали. Ощущалось не просто «попрание справедливости» — на душе было, мягко говоря, погано. Случившееся отбивало всякую охоту заниматься каким-либо бизнесом, погружало в состояние хандры, поддержки отечественных производителей спиртных напитков, философских размышлений о несовершенстве мира и, к тому же, навевало сомнения в божественности человеческой природы. Виноватых, однако, не находилось; первый извечный русский вопрос («Кто виноват?») пришлось оставить без ответа, и заняться другим, не менее вечным и сложным— «Что делать?». По части фактических действий ответ нашелся быстро — не платить, иска не признавать, стоять в суде, что называется, не на жизнь, а на смерть. Но как сражаться? Судебные баталии — баталии юридические; «замочить адвоката противной стороны» (был и такой совет) вряд ли поможет. Какие юридические аргументы использовать? Ограничиться заявлением, типа «Исковые требования не признаем, потому что не хотим платить», или «потому что нам кажется, что с нами кто-то поступил несправедливо», — этого очень мало. С такими «возражениями» в российском арбитражном суде делать просто нечего — уж лучше вовсе не ходить на заседания, надеясь, что истец проколется и сам все испортит. В данном случае и на это рассчитывать не приходилось.

Оправившись от первого изумления юристы засучили рукава и проанализировали ситуацию. Откуда исходит ощущенье несправедливости? Кто поступил несправедливо? «Калугапутьмаш»? Несомненно. Но и «Арт-Плюс ГМБХ» тоже не столь уж белый и пушистый. Зачем он скупал векселя, прямой должник по которым — банкрот? Может быть, чтобы получить «контрольный пакет» на собрании кредиторов? Но зачем? Рассчитывал на удовлетворение своих требований? Явно нет — вексельные требования относятся у нас к самой последней очереди, так что такой расчет, как минимум, наивен. Значит, злоумышлял именно на требование и иск к кому-то из индоссантов; нетрудно догадаться, к кому. При этом, тот факт, что удовлетворение иска оставит индоссанта лицом к лицу с банкротом и, соответственно, что индоссант понесет убытки, приобретателя векселя не смутил. Значит, вырисовывалась ситуация, кратко описанная в ст. 17 Положения: приобретатель, приобретая вексель, сознательно действовал в ущерб должнику. Единственному платежеспособному должнику — «Газэнергобанку».

Вот отсюда-то и вырос естественный вопрос, который с течением времени остался тем столпом, на котором держалось все дело в целом: а может ли вообще простой вексель передаваться и приобретаться по индоссаменту после того, как векселедатель (прямой должник по нему) признан несостоятельным (банкротом)! Прямого ответа на него в вексельном законодательстве не нашли. Законодательство о банкротстве (п. 1 ст. 98 Закона^[186]) указывало лишь, что с того момента, когда арбитражный суд признал должника банкротом и открыл конкурсное производство, срок исполнения всех его денежных обязательств считается наступившим. Значит, 30 июля 1998 г. — ъ день объявления «Моснацбанка» банкротом — по всем его векселям наступил срок платежа. Понятно, что векселедержатели более могли не ждать наступления срока платежа по векселям (ждать уже нечего, срок наступил), а могли предъявить требования о платеже немедленно в рамках конкурсного производства. Но оставалось неясным другое — а могли ли векселедержатели воспользоваться другой своей возможностью — индоссировать векселя?

Обращение к Закону о банкротстве, как оказалось, помогло привести ситуацию к общему с вексельным законодательством, знаменателю. В ч. 1 ст. 20 Положения о векселях прочитали: «Индоссамент, совершенный после срока платежа, имеет те же последствия, что и предшествующий ин доссамент». Итак, ответ на мучивший вопрос наконец-то был найден: да, индоссирована векселя после срока платежа (по-слесрочное индоссирование) возможно. Причем, такой, после-срочный, в широком смысле слова, индоссамент переносит право собственности на вексель и удостоверенные векселем права на индоссата также, как если бы речь шла об индоссаменте, совершенном до наступления срока платежа. Ответ, таким образом, оказался для «Газэнергобанка» неутешительным: получалось, что индоссаменты в пользу «Союза» и «Арт-Плюс ГМБХ» законны и производят свое неприятное «вексельное» действие.

Но, к счастью для себя, «Газэнергобанк» дочитал норму ч. 1 ст. 20 Положения о векселях до конца: «Однако индоссамент, совершенный после протеста в неплатеже, или после истечения срока, установленного для совершения протеста, (т. е. послесрочный индоссамент в собственном, узком смысле этого слова, — В. Б.) имеет последствия лишь обыкновенной цессии». И в этой норме заключалось, понятное дело, спасение «Газэнергобанка». Ведь «обыкновенная цессия», как известно, переносит на приобретателя право требования со всеми недостатками, характерными для прав предыдущих держателей (ст. 386 ГК), в частности — для прав ОАО «Калугапутьмаш».

Все было бы прекрасно, если бы «Газэнергобанку» удалось доказать, что данная норма подлежит применению в его ситуации. А доказывать надо было, как минимум, три обстоятельства — два юридических и одно фактическое:

1) во-первых, что индоссамент, совершенный после объявления векселедателя несостоятельным, по своим последствиям приравнивается к индоссаменту, совершенному после протеста, а не просто после наступления срока платежа, т. е. является послесрочным в узком смысле слова;

2) во-вторых, что индоссаменты на «Союз» и «Арт-Плюс ГМБХ» были совершены именно после банкротства векселедателя (они не были датированы, а по ч. 2 ст. 20 По ложения предполагается, что недатированный индоссамент не является послесрочным); и, наконец

3) что пресловутые «последствия обыкновенной цессии» распространяются не только на лицо, учинившее после-срочный индоссамент, но и на всех иных регрессных вексельных должников, т, е, что послесрочный индоссамент превращает держателя векселя в цессионария по отношению ко всем регрессным вексельным должникам.

Как ни странно, но не возникло особенных затруднений с доказыванием второго (фактического) обстоятельства. Должно быть, ни истец, — ООО «Арт-Плюс ГМБХ», — ни его сообщник «Союз», просто не оценили в полной мере его юридического значения, ибо в первых же судебных заседаниях они сказали правду: да, индоссаменты в их пользу были совершены примерно в мае 1999 г., т.е. спустя 9 с лишним месяцев после банкротства векселедателя. Кроме того, в процесс были привлечены свидетели — сотрудники ОАО «Калугапутьмаш», — показания которых однозначно подтвердили этот факт. Уже потом, в кассационной инстанции, истец пытался подвергнуть это обстоятельство сомнению, но судебного сочувствия не встретил. В общем, думать, как говорится, всегда полезно, но иногда бывает поздно.

3. De jure...

Настоящая же борьба разгорелась вокруг двух юридических вопросов. Позиция истца была понятна и, надо сказать, весьма приятна для суда: ст. 20 Положения говорит только об индоссаменте, совершенном после протеста или после истечения срока для его совершения^[187], но ни словом не упоминает об индоссаменте, совершенном после банкротства векселедателя. Позиция, полученная посредством буквального толкования нормы. «Газэнергобанк» же настаивал (и совершенно, по нашему мнению, справедливо) на том, что необходимо выяснить — а соответствует ли действительный заложенный в норму смысл, буквальному значению тех слов, которыми она выражена?

Для выяснения этого вопроса специалистами банка было предложено следующее рассуждение (юристы по достоинству его оценят).

Почему индоссамент, совершенный после срока платежа, но до протеста — это еще «нормальный» индоссамент, а вот после протеста — уже нет? В чем смысл такого различения? Очевидно, потому, что до протеста вексель еще не несет в себе информации о том, исполнено ли или нет удостоверенное им обязательство прямого должника. Даже уже наступил срок платежа, но вексель все еще находится на руках у кредитора, — это само по себе ни о чем не говорит. Скорее всего, кредитор просто не пытался предъявить векселя к платежу — только и всего. Но если на векселе появляется отметка о протесте в неплатеже (такой вексель именуется преюдицированным), то ясно, что всякие лица имеют возможность установить посредством простого внешнего осмотра векселя тот факт, что удостоверенное им вексельное обязательство нарушено.

В чем заключается содержание обязательства индоссанта? «Индоссант, поскольку не оговорено обратное, отвечает за акцепт и платеж» — постановляет ч. 1 ст. 15 Положения о векселях. В «переводе» на «юридический язык» это означает: задача индоссанта состоит в том, чтобы обеспечить вексельное обращение без эксцессов, и в частности — сделать так, чтобы вексель был оплачен. Если индоссант не смог этого обеспечить, и факт эксцесса удостоверен протестом (ст. 44 Положения о векселях), то векселедержатель вправе предложить индоссанту произвести платеж (выкупить вексель) (ст. 45 Положения) и, при отказе индоссанта от этого, — обратиться к нему с иском о вексельном взыскании (ст. 47 и 48 Положения). Если же индоссамент совершается на преюдицированном векселе, т. е. в момент, когда нарушение вексельного обязательства прямым должником уже состоялось и о нем достоверно известно всякому лицу, в том числе и приобретающему вексель, то спрашивается: в чем же в таком случае будет заключаться обязательство индоссанта? На него возлагается невыполнимая задача — предохранить обращение векселя от эксцессов, в то время, когда эксцесс уже состоялся! Но разве допустимо обязывать к совершению невозможного? Допустимо ли, к примеру, устанавливать залог или поручительство по обязательству, которое уже нарушено? страховать от риска, который уже реализовался? обеспечивать отсутствие недостатков товара, заранее известных покупателю? Разумеется, нет.

Но то же самое явление наблюдается и в случае ин-доссирования векселя после банкротства прямого должника. Банкротство — процедура публичная; об объявлении банкротом производится публикация. Значит, об объявлении векселедателя — КБ «Моснацбаик» — несостоятельным в момент совершения индоссамента приказу ООО «Арт-Плюс ГМБХ» знали и должны были достоверно знать любые добросовестные заинтересованные лица. По законодательству о банкротстве данный факт означает лишь наступление сроков по обязательствам банкрота, а по вексельному законодательству—еще и свидетельствует о том, что выданные им вексельные обязательства являются нарушенными. Банкротство прямого вексельного должника — это тоже эксцесс вексельного обращения, да еще к тому же и такой, который можно не удостоверять протестом. Об этом более чем определенно свидетельствуют ст. 43 и 44 Положения о векселях.

Таким образом выходило, что буквальный смысл ст. 20 Положения существенно уже действительного. Если верно, что назначение института послесрочного индоссамента состоит в том, чтобы избежать несообразностей в правовом статусе вексельных регрессных должников в отношении к послесрочному приобретателю, то получается следующий вывод: послесроч-ным должен считаться не только индоссамент, совершенный после протеста, но и индоссамент, совершенный после объявления несостоятельным прямого вексельного должника, и, более того — после всякого вообще юридического факта, дающего векселедержателю право на вексельный иск.

Осталось разъяснить третий вопрос, состоящий из двух частей: в чем заключаются и (самое главное) на кого распространяются предусмотренные ст. 20 Положения о векселях «последствия обыкновенной цессии»? «Арт-Плюс ГМБХ» предпочел этого вопроса попросту не замечать, что, впрочем, было логично. Ведь по его мнению узаконивающий его индоссамент вовсе не относился к категории послесрочных, ну, а коли так — то и обсуждать нечего: перед нами нормальный индоссамент, а значит норма о «последствиях цессии» к нашей ситуации не относится. «Газэнергобанку» же предстояла нелегкая задача — установить смысл нормы самому и разъяснить его судьям.

Банковские юристы продолжили изложенное выше рассуждение о назначении института послесрочного индоссамента следующим образом.

Лицо, которое зная о нарушении прямого вексельного обязательства, тем не менее, все равно приобретает вексель, демонстрирует этим своим поступком то, что исправность и платежеспособность прямого вексельного должника не имеют для него большого значения. Но это противоречит самому назначению векселя как инструменту оформления кредитных отношений, охраны и защиты интересов их активных участников — кредиторов. Коль скоро лицо соглашается стать держателем заведомо ненадежной ценной бумаги, значит, для него не очень-то и важны ее вексельные свойства. Срабатывает принцип юридической экономии: права и преимущества, которые лицу не нужны, по наступлении определенного события либо вовсе перестают за ним признаваться (считаются прекращенными), либо теряют способность к принудительной реализации (защите). Приобретатель векселя по послесрочному индоссаменту расписывается в том, что ему неинтересны его вексельные свойства. Раз так, то эти свойства документ должен потерять. Значит, фраза ст. 20 Положения о том, что послесроч ный индоссамент имеет последствия лишь обыкновенной цессии, означает, что он не имеет тех последствий, которые характерны для обыкновенного вексельного индоссамента, попросту говоря, не является индоссаментом. Следовательно, на лицо, легитимируемое послесрочным индоссаментом, не распространяются правила Положения о векселях о правах кредитора, получившего вексель по индоссаменту (законного держателя), в частности — правила ст. ст. 16, 17, 47 и др. Правовое положение таких лиц (цессионариев) определяется общегражданскими нормами о цессии (в частности — ст. ст. 386 и 390 ГК), а не нормами вексельного законодательства.

Применив этот вывод получаем следующие результаты. Статьей 16 Положения векселедержатель определяется как лицо, которое легитимировано именно индоссаментом, а не надписью, имеющей последствия обыкновенной цессии. Но коль скоро ООО «Арт-Плюс ГМБХ» было легитимировано не индоссаментом, а передаточной надписью, имеющей последствия обыкновенной цессии, оно не может быть признано законным векселедержателем. Если это так, то лица, индоссировавшие вексель, не несут перед ним каких-либо обязанностей, ведь в силу ст. 47 Положения, они обязаны только перед векселедержателем, каковым ООО «Арт-~ Плюс ГМБХ» не являлось. А ст. 17 Положения установлено, что «лица, к которым предъявлен иск по... векселю, не могут противопоставлять векселедержателю возражения, основанные на их личных отношениях... к предшествующим держателям...». Коль скоро ООО «Арт-Плюс ГМБХ» не является векселедержателем, как это было доказано выше, то «Газэнергобанк» вправе противопоставить ему возражения, основанные на его отношениях с любым из предшествующих истцу векселедержателей, в частности — возражения, касающиеся его отношений с ОАО «Калугапутьмаш».

Сказанное позволяет правильно ответить и на вторую часть вопроса: «последствия обыкновенной цессии», о которых говорит ст. 20 Положения о векселях, относятся к приобретателю векселя по послесрочному индоссаменту и зна чит, ссылаться на них может не только его непосредственный контрагент (индоссант послесрочного индоссамента), но и все иные индоссанты, и, более того — все вообще регрессные вексельные должники (индоссанты, авалисты, а в переводном векселе — также и трассант). Они продолжают быть обязаны перед лицами, приобретшими документ именно как вексель, т. е. лицами, легитимированными непрерывным рядом индоссаментов (законными векселедержателями), но не становятся обязанными в отношении его послесрочных приобретателей, ибо после протеста векселя в неплатеже или иного равнозначного эксцесса они лишены возможности принять на себя какую-либо «вексельную» обязанность.

По итогам этих рассуждения всплыло новое обстоятельство, ненадолго смутившее юристов. Как же так? Неужели же по опротестованному векселю можно приобрести только требования к прямому должнику, но нельзя получить регрессных прав? Поиск ответа в вексельном законодательстве был коротким: конечно же, можно. Только для этого приобретателю векселя нужно выступить посредником в платеже за кого-либо из регрессных должников (ст. 63 Положения о векселях). Так, если бы ООО «Арт-Плюс ГМБХ» хотело бы приобрести требования к «Газэнергобанку» после наступления срока платежа (после объявления векселедателя несостоятельным), ему нужно было бы оплатить вексель за «Газэнергобанк» в порядке посредничества — тогда бы оно и вправду приобрело требования и к «Газэнергобан-ку» и к лицам, которые обязаны перед ним. Таким образом, невозможность приобретения вексельных прав к индоссантам посредством послесрочного индоссамента получила еще одно, хотя и косвенное подтверждение — для этой цели служит специальная процедура, не совпадающая с послесрочным индоссаментом — оплата векселя в порядке посредничества.

Итак, российское право на сей раз не подвело. Средства удовлетворения чувства попранной справедливости нашлись.

Оставалось только убедить арбитражный суд применить эти средства.