Неизвестно кому принадлежащее»

(к вопросу о праве на человеческий труп)

Гражданское право — право не только индивидуалистов, по и циников. Так обычно кажется неискушенным читателям, когда они слышат из уст цивилиста что-нибудь насчет того, что животные для гражданского права — это не более, как разновидность вещей. «Я когда говорил, „что угодно", про Дружка-то и не думал, — объясняет Мишка, герой рассказа II. Носова «Дружок», —я говорил про вещи. Л Дружок ведь не вещь, он живой». С каким возмущением, порою, воспринимаются вкладчиками объяснения юристов о том, что внесенные ими в банк деньги перестают быть их деньгами: «Верните наши деньги!» —вот неизменный лозунг обманутых вкладчиков. Поэтому мы легко можем себе вообразить, какая буря негодования может стать следствием постановки нижеследующего вопроса: кто является собственником такой специфической вещи (но, все-таки, вещи — никуда уж от этого не деться), как человеческое тело (труп) и его останки!

Предвосхитим упрек, который наверняка будет задан борцами против цинизма: обсуждение данного вопроса лишено какой бы то ни было практической пользы. Даже если бы это было так, данное обстоятельство не отменяет его научного интереса. Кроме того, в действительности этот вопрос имеет довольно ощутимое жизненное значение. На каком, к примеру, основании, и кто может требовать выдачи тела покойника из анатомического театра больницы? кто и почему именно он вправе решить вопрос о способе и месте погребения покойника, совершаемых для этого обрядах и церемониях, памятнике на могиле? вопрос о кремации тела? о распоряжении телом в целом и его отдельными частями (органами), например, передать тело для научных исследований, а органы — для использования в качестве трансплантатов? Наконец, вопрос об абсолютном праве (в нашем случае — праве собственности) неразрывно связан с вопросом о бремени собственности: кто обязан к содержанию и погребению тела покойника? — делу нелегкому, не особенно вдохновляющему, требующему известного профессионализма (по крайней мере — в области санитарии и экологии), а по нынешним временам — еще и довольно затратному?

К числу вещей не могут быть отнесены тела живых людей, как целиком, так и по частям, включая искусственно созданные (пломбы, протезы и т. п.). Связано это с тем, что тела живых людей являют собой материальную (телесную) оболочку субстанции, способной к социально значимым действиям и в силу этого третируемой гражданским правом как свой субъект. Тело, телесная неприкосновенность, жизнь и здоровье рассматриваются гражданским правом как условия существования и социальной активности субъекта гражданского права. Однако, человеческие трупы (в том числе прах кремированных тел, заключенный в урны), части, отделенные от человеческого тела (пуповина, плацента, волосы, ногти, зубы, кожа, аппендикс, иные внутренние органы, кровь, лимфа и т. п.), а также выделения из тела человека, надлежащим образом обособленные, являются материальными предметами, имеющими социальную ценность как положительного, так и отрицательного содержания^[32], т.е. вещами, принадлежность которых вполне может и должна быть оформлена вещными правами, в том числе правом собственности.

Действующее законодательство прямо не разрешает вопроса о субъекте права собственности на человеческие тела и их останки; поэтому ответ на него придется получать исходя исключительно из косвенных данных о лицах, имеющих юридически защищенную возможность фактического господства над этими объектами. Сферы проявления такого господства мы перечислили выше; здесь выясним, кому они принадлежат.

Кто вправе решить вопрос о способе и месте погребения покойника (в том числе вопрос о кремации тела), совершаемых для этого обрядах и церемониях, памятнике на могиле? Согласно п. 3 ст. 5 Федерального закона от 12 января 1996 г. № 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле»^[33] в случае отсутствия волеизъявления умершего по указанным вопросам прано на разрешение перечисленных действий имеют «...супруг, близкие родственники (дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры^[34], внуки^[35], дедушка, бабушка^[36]), иные родственники, либо законный представитель умершего, а при отсутствии таковых — иные лица, взявшие на себя обязанность осуществить погребение умершего». Судя по заключительной фразе о том, что право родственников и законных представителей устраняется правом иных лиц, согласных возложить на себя бремя собственности тела (останков) только в случае отсутствия родственников и законных представителей, можно предположить, что по тому же принципу сформулирован и весь, содержащийся в норме, перечень — по принципу очередности (как в наследственном нраве).

Право определения судьбы человеческого тела после смерти (останков) принадлежит, в первую очередь, бывшему супругу ныне покойного гражданина; при отсутствии (безвестном отсутствии или недееспособности) бывшего супруга, во вторую очередь — его родным (не усыновленным!) детям, при отсутствии (безвестном отсутствии или недееспособности) детей, т. е. в третью очередь — биологическим родителям (не усыновителям!) покойного и т.д. Всего, таким образом получается десять очередей. В принципе, такое толкование логично. При иной интерпретации обладателями права общей собственности на тело (останки) следовало; бы признать сразу всех перечисленных лиц, круг которых слишком широк, вследствие чего осуществление принадлежащего им права может оказаться затруднительным^[37]. Очевидно, что такое промедление не отвечало бы публичным интересам, в частности — эколого-санитарным соображениям и, видимо, было бы несовместимым с религиозными обычаями. С другой стороны, столь мелкое дробление на 10 очередей тоже может вызвать ряд неудобств в отношениях между живыми родственниками умершего. Так, например, совершенно очевидно, что при наличии живых родителей или совершеннолетних детей покойного, пережившему супругу будет весьма проблематично осуществлять свое право одному, без учета их мнения. Нельзя ли каким-либо образом сократить число очередей, объединив перечисленных лиц в несколько групп? Пока запомним отмеченное обстоятельство и возникший в связи с ним вопрос и перейдем к рассмотрению следующей части нашей проблемы.

Точно таким же образом (см. п. 1 и 3 ст. 5 Закона о похоронном деле) определяется и круг лиц, имеющих право (в отсутствии волеизъявления умершего) решать вопросы об ана томическом вскрытии тела и изъятии из него органов и тканей. Затем, именно перечисленные лица являются субъектами 'apanmuu, предусмотренных ст. 8-10 Закона, в том числе — субъектами права требования выдачи тела из анатомического театра не более, чем через двое суток после установления причины смерти и субъектами прав, связанных с оказанием услуг по погребению — несением возложенного законом бремени собственности. Исключение составляют правоотношения по поводу тел (останков) лиц, погибших в результате приведения в исполнение исключительной меры наказания и в ходе пресечения террористических акций. Тела таких лиц не выдаются никому из перечисленных выше субъектов, меры к их захоронению принимают компетентные государственные органы, а о месте их захоронения не сообщается (ст. 14 и 14.1 Закона о похоронном деле).

Несколько иначе решен вопрос о порядке дачи согла-. сия на изъятие из тела умершего органов и тканей Законом РФ от 22 декабря 1992 г. № 4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека»^[38]. Именно: ст. 8 данного закона устанавливает презумпцию согласия на изъятие органов и (или) тканей у трупа; данная презумпция может быть опровергнута только заявлением учреждению здравоохранения о том, что при жизни данное лицо, либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации. Ясно, что такое заявление должно быть сделано не позднее, чем состоится изъятие. Видно, что в этой норме круг лиц, имеющих право согласия на изъятие органов и тканей, определен несколько уже, чем в Законе о погребении: в нем отсутствуют «иные (не относящиеся к числу близких) родственники^[39]», а также «иные лица, взявшие на себя обязанность погребения». Затем, норма сформулирована таким образом, что дает основание отнести слова «при жизни» не только к лицу, о теле которого идет речь, но и к его близким родственникам и законному представителю — получается, что и эти последние должны заявить о своем несогласии на изъятие органов и тканей из тела родственника (представляемого) еще при его жизни, а после смерти такое заявление уже не имеет никакого значения. Думается, что в данном случае буквальное толкование не соответствует смыслу нормы, ибо в таком случае было бы логично допустить изъятие органов и тканей у всякого вообще трупа. Наконец, в конце нормы имеется уточнение: речь идет об органов и (или) тканей для трансплантации; но тогда возникает вопрос — а как быть с изъятием органов и тканей для других целей (например, с изъятием мозга для его научного изучения)?

Указанные неясности, а также — более позднее время принятия Закона о погребении, заставляют полагать, что вопрос о круге лиц, имеющих право давать согласие на изъятие органов и тканей у трупа, должен решаться на основании норм Закона о погребении, а не Закона о трансплантации. Последний может применяться лишь в части, не противоречащей первому. Так, безусловно не подлежат применению правила о презумпции согласия на изъятие органов и тканей, о круге лиц, имеющих право давать такое согласие, времени, в течение которого может быть выражено несогласие, и целях, ради которых будет производиться предполагаемое изъятие. Подлежат же применению такие нормы Закона о трансплантации, которые дополняют Закон о погребении, например, правила ст. 10, устанавливающие необходимость разрешения главного врача на изъятие органов и тканей, а в некоторых случаях — и судмедэксперта.

Затем, Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 года № 5487-I^[40] несколько иначе определен круг лиц, имею щих право решать вопрос об анатомическом вскрытии тела умершего, и порядок решения этого вопроса. Именно: ч. 1 и 3 ст. 48 Основ установлена презумпция анатомического вскрытия, которая.может быть опровергнута мотивированным письменным заявлением членов семьи, близких родственников или законного представителя умершего, либо волеизъявлением самого умершего, высказанным (в том числе и устно —?) при его жизни, но и такое опровержение допустимо не всегда, а (1) только при отсутствии подозрения на насильственную смерть, и (2) если иное не предусмотрено законодательством РФ (вроде бы, пока иных обязательных случаев анатомического вскрытия пока не предусмотрено). Для нашего вопроса особенный интерес представляет использование ранее еще не встречавшегося нам понятия о членах семьи; судя по всему, им должны охватываться переживший супруг, а также ближайшие родственники (первой степени) — родители и дети. Опять мы не встречаем здесь «иных родственников» и «иных лиц»; в этой части, несомненно должны применяться нормы Закона о погребении как нормы более позднего акта. Зато ч. 4 и 5 ст. 48 Основ за указанными выше лицами признается (1) право требования выдачи им заключения медицинской экспертизы о причине смерти и диагнозе заболевания; (2) право приглашения для участия в анатомическом вскрытии специалиста соответствующего профиля и (3) право требования проведения независимой медицинской экспертизы по вопросу о причине смерти — права, не известные Закону о погребении.

Вопрос о том, кто вправе давать согласие на использование тела в качестве объекта научных исследований (экспериментов), законодательством не разрешен. Однако, по аналогии с рассмотренными выше нормами, а также — правилами ст. 43 Основ законодательства об охране здоровья граждан (об условиях применения не разрешенных препаратов, методик лечения и диагностики, а также условиях проведения биомедицинских экспериментов) можно заключить, что передача тела (его частей) умершего для научных исследований допускается либо в соответствии с положительно выражен ным письменным прижизненным волеизъявлением гражда нина, либо с письменного согласия членов его семьи, близкие родственников или законного представителя.

Других способов фактического господства над челове ческим телом (останками) действующему законодательству неизвестно, однако, не исключено появление таковых в бу дущем^[41]. Вопрос о содержании отношений фактического гос подства над урной с человеческим прахом, законодательством не регламентируется, из чего можно заключить, что никаких ограничений в этом направлении им не устанавливается: пе реживший супруг, к примеру, может ее и захоронить, подобие телу, а можно и держать ее у себя дома. Наконец, не состав ляет предмета законодательной регламентации деятельность связанная с обретением, использованием и передачей так на зываемых святых мощей; судя по всему, единственным есте ственным пределом ее свободы является их религиозное (бого служебное) назначение. Видно, что отношения фактическое господства включают как отношения, связанные с определе-нием как фактической, так и юридической судьбы человечен ского тела и его составляющих; первые отношения обозначаются как отношения фактического владения, вторые обнимаются понятием распоряжения. Вопрос о пользовании человеческим трупом в законодательстве не обсуждается, причиной чего является сложившаяся обычная практика в этой обла сти^[42]. Законодательство не только определяет круг субъектов, которым принадлежат данные возможности, но и юридически защищает (гарантирует) таковые от посягательств любых иных лиц, возлагая на таковых бремя, связанное с исполнением публичной обязанности по захоронению тела с соблюдением санитарно-экологических норм, т. е. признает право (при необходимости — общей) собственности на человеческое тело в порядке очередности, за, (во-первых), членами его семьи — пережившим супругом и ближайшими кровными родственниками (родителями и детьми), либо (во-вторых) — за усыновителями и усыновленными, либо (в-третьих) — за иными близкими кровными родственниками (родными братьями и родные сестрами, внуками и внучками, дедушками и бабушками), либо (в-четвертых) за законным представителем или, наконец, (в-пятых) за иными, установленными законом, лицами.

1.7. «В случае моей смерти...» (юридическая природа посмертного волеизъявления)

Этими словами обыкновенно начинается содержательная часть всякого завещания; их можно увидеть в распоряжениях, касающихся судьбы собственного тела и его частей (органов) относительно их дальнейшего использования, места и способа погребения, кремации и некоторых других вопросов; подобными пометками снабжают пакеты и письма («Вскрыть в случае моей смерти») с закрытыми завещаниями и без них; наконец, встречаются они и в предсмертных посланиях самоубийц. Существуют и «любители» просто порассуждать о том, какими бы они хотели видеть после смерти отношения своих друзей и близких; нередко подобные размышления и пожелания высказываются в письмах — в таком случае они становятся укором живым («Твоя мать не обрадовалась бы, узнав что ты...» и т. д.). Не предрешая вопроса о юридическом значении подобных актов в зависимости от их содержания, способа и формы выполнения и прочих подобных факторов, хотелось бы обсудить вопрос более глобальный: как вообще объяснить юридическое значение подобных распоряжений, придаваемое, по крайней мере, некоторым из них, законодательствами подавляющего большинства государств?

Всякое «юридическое (гражданско-правовое) значение» проявляет себя в гражданских правоотношениях — субъективных правах и обязанностях. Возьмем типичный акт посмертного распоряжения — завещание: законодательство признает безусловную обязательность законного завещания для исполнения душеприказчиком и принявшими наследство наследниками. Обязательность — значит обязанность, не так ли? Но обязанность перед кем! Перед завещателем? Однозначно — нет, ибо в период действия завещания завещателя нет в живых (а покойники субъектами правоотношений быть никак не могут), а в период жизни завещателя, т. е. в то время, когда он в принципе мог бы быть носителем субъективных прав, еще не действует завещание. То же самое можно сказать и о любых других посмертных распоряжениях. И если юридическое значение завещания могло бы быть объяснено с несколько иных позиций — завещание направлено на создание не только и не столько обязанностей, сколько наследственных прав — то юридическое значение волеизъявления, например, о желаемых похоронных обрядах или несогласии на изъятие органов из своего тела подобным образом не объяснишь, ибо никаких прав такое волеизъявление ни для кого не создает — одни обязанности. Чьи же субъективные права они обеспечивают?

Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся сперва выяснить другой — о природе этих субъективных прав. Для этого нам нужно установить, на кого соответствующие обязанности возлагаются и какого объекта касаются — с установлением первого мы будем знать род искомых прав, т. е. являются ли они абсолютными, или относительными, второго — к какому виду абсолютных или относительных прав они принадлежат. Следующим логическим шагом в нашей цепочке рассуждений и будет получение искомого знания — о содержании, объекте и субъектах прав, обеспечиваемых с помощью таких обязанностей.

Завещание — это односторонняя сделка, которая может быть направлена на возникновение наследственных прав у лиц, не подлежащих призванию к наследованию по закону, и (или) на изменение, и (или) на прекращение наследственных прав у наследников по закону, либо по предыдущему завещанию (см. п. 5 ст. 1118, ст. 1119-1122 ГК). Исполнение завещания возлагается на душеприказчика (ст. 1134), а если таковой не назначен — то на самих наследников по завещанию (ст. 1133); определенные законом функции по исполнению завещаний выполняют также нотариусы (ст. 1171, 1172, 1174) и назначаемые ими управляющие наследственным имуществом (ст. 1173, 1174). Круг лиц — носителей обязанностей по положительному исполнению завещания, таким образом, точно определен в законе; следовательно, перед нами обязанности, входящие в содержание относительных гражданских правоотношений. Их объектом является наследственная масса — совокупность прав и обязанностей, приобретенных наследодателем при жизни и объединенных законодательством в имущественный комплекс с целью обеспечения процесса универсального посмертного правопреемства наследодателя. Вместе с тем, несомненно и существование правоотношений по от рицательному исполнению завещания, т. е. правоотношений, включающих обязанности всех вместе и каждого в отдельности (включая и перечисленных выше лиц, но не ограничиваясь ими) претерпевать процесс и последствия исполнения завещания^[43]. Эти обязанности входят в содержание уже не относительных, а абсолютных правоотношений; их объектом является уже не наследственная масса как имущественный комплекс, а отношения, связанные с ее приобретением (отношения универсального посмертного правопреемства, само наследование как процесс правопреемства и его результат); — права, обеспечиваемые именно этими обязанностями, нас и будут интересовать^40[44].

Волеизъявление лица о достойном отношении к его телу после смерти может касаться следующих вопросов: (1) об анатомическом вскрытии тела; (2) об изъятии органов и (или) тканей из тела; (3) о погребении тела на том или ином месте по тем или иным обычаям или традициям, рядом с теми или иными ранее умершими; (4) о кремации; (5) о доверии исполнить свое волеизъявление тому или иному лицу (п. 1 ст. 5 Закона о погребении). Обязанности по положительному исполнению волеизъявления о достойном отношении к телу после смерти ложатся на определенных законом лиц — членов семьи, близких, либо иных родственников гражданина, или иных (см. предыдущий очерк), т.е. входят в содержание относительных правоотношений (осталось только понять, с кем). Обязанности отрицательного исполнения этого волеизъявления — претерпевания последствий его исполнения — возлагаются законом на всех и каждого и, значит, составляют содержание правоотношений абсолютных. Считать объектом той или другой обязанности тело умершего было бы ошибкой — выше мы указывали, что правоотношения по поводу человеческого трупа отлично регулируются с помощью права собственности. Объектом обязанностей по положительному и отрицательному исполнению волеизъявления о достойном отношении к телу после смерти является самое это достойное отношение — своеобразное условие существования личности, правовое признание и охрана которого стимулируют личность к проявлению позитивной социально активности^[45].

Итак, перед нами — обязанности всех вместе и каждого в отдельности, содержанием которых является претерпевание действий определенного законом и (или) посмертным волеизъявлением гражданина круга лиц по (1) положитель ному исполнению его завещания, (2) положительному исполнению его волеизъявления о достойном отношении к телу, а также (3) действий, направленных на обеспечение достойного отношения к его памяти. Все они входят в содержание абсолютных правоотношений и направлены на объект идеального свойства — отношение к посмертным волеизъявлениям гражданина, касающимся трех следующих сфер (имущества, собственного тела и собственной памяти^[46]). Обеспечение гражданину уверенности в том, что после его смерти государство и законы добьются соблюдения его последней воли и охраны его памяти, составляет одно из важнейших условий существования и социальной активности всякой личности. После этого не должно остаться сомнений, что перед нами — разновидность личных (или, как их традиционно называют в литературе — личных неимущественных) правоотношений и субъективных прав (Personlichkeitsrechte).

Итак, личные права. Как это знание помогает нам ответить на вопрос об их субъектах? Нормой п. 1 ст. 150 ГК в частности установлено, что в случаях и в порядке, предусмотренных законом, личные неимущественные права, принадлежавшие умершему, могут осуществляться и защищаться другими лицами, в том числе наследниками правообладате-ля. Буквальное ее толкование не позволяет выяснить смысла, ибо норма противоречит сама себе. С одной стороны, она говорит (в прошедшем времени) о правах принадлежавших лицу, ныне умершему, т. е. о правах, более не существующих, а с другой — называет умершего правообладателем и утверждает, что данные права могут осуществляться и защищаться. Но покойники не могут быть субъектами прав (правооблада-телями), а осуществляться и защищаться могут только существующие права. Права, прекратившиеся к тому моменту, ко гда имела место попытка их осуществления, осуществляться и защищаться не могут. Значит, некоторые личные права обладают уникальным свойством — способностью переживать своих обладателей. Несомненно, что рассмотренные выше три вида личных прав — на достойное отношение к посмертному волеизъявлению по имуществу, относительно собственного тела и уважение к собственной памяти — относятся именно к этой категории.

Попытку объяснить природу уникального свойства этой категории личных прав мы предприняли в нашем «Учебнике гражданского права» (М., 2004, п. 1671-1676). Объяснение это заключается в следующем: способность к переживанию некоторыми личными правами своих субъектов объясняется их способностью приражатъся не только к субъектам, но и к юридическим фактам, послужившим основанием их возникновения. Такая способность имеется не у всех личных прав, а лишь у тех, для возникновения которых требуются определенные законом юридические факты; в нашем случае — это посмертные волеизъявления и прижизненные заслуги физического лица. Следовательно, обязанности претерпевания всеми вместе и каждым в отдельности положительных действий наследников, членов семьи, близких и иных родственников, и (или) иных лиц, направленных на исполнение посмертных волеизъявлений по имуществу, телу и на уважение к памяти покойного, обеспечивают бессубъектные личные права, ранее принадлежавшие ныне покойному гражданину.

Конструкция бессубъектных личных прав, переживших своих обладателей, помогает объяснить и юридическую природу такого феномена, как посмертное награждение. Награждение, будь оно прижизненным, породило бы особое личное субъективное гражданское право — право гражданина считать себя лицом, достигшим соответствующих заслуг, использовать присвоенные ему символы заслуг, связанные с их присуждением льготы, привилегии, уважение и почет, а также запрещать третьим лицам отрицать, присваивать и иным образом умалять его заслуги (право награжденного). Со смертью гражданина право награжденного становится бессубъектным — оно осуществляется и защищается определенными в законе лицами, но существует благодаря привязке к несмываемому ничем юридическому факту — действию, совершенному гражданином, за которое ему и была присуждена награда. Но если всякое действие, являющееся основанием для какого-либо награждения, способно «прикрепить» к себе право награжденного, то в том, когда такое прикрепление случится — при жизни или после смерти награжденного — никакой разницы пет.

Получается, что если какие-то виды личных прав могут пережить своих обладателей, то они же должны обладать и способностью возникать после смерти лиц, действия которых явились основаниями к их возникновению.

Выявленные выше принципиальные особенности личных прав — способность к бессубъектному возникновению и существованию, их обеспечение посредством обязанности претерпевания, а не бездействия и, наконец, их объекты (условия существования и активности личности) — заставляют взглянуть на них как на субъективные абсолютные права особого рода и могут послужить основой для кардинальной переработки учения как о самих личных правах, так и об абсолютных и вообще субъективных гражданских правах.