Философская проблематика в лирике Лермонтова

Вопросы о смысле жизни, о назначении человека, размышления о жизни и смерти, о космосе и хаосе присутствуют в творчестве почти каждого поэта. Но у М. Ю. Лермонтова они приобретают особый, своеобразный, невероятно личный характер. В его произведениях, особенно раннего периода, часто можно встретить философские мысли предшественников: Пушкина, Жуковского, Рылеева, некоторых зарубежных поэтов, таких как Байрон, Шиллер, Гете. Однако эти мысли художественно переосмыслены с учетом жизненных позиций и убеждений самого автора и потому представлены в совершенно новом виде. Ранняя лирика Лермонтова, содержащая немало философских размышлений и поисков своего места и предназначения, во многом напоминает поэтический дневник. В ней раскрывается интенсивная духовная жизнь, работа мысли, сопровождаемая глубоким чувством, стремление к познанию окружающего мира и своего места в нем. Жажда познания и активного действия приводит Лермонтова к необычайно ранней постановке серьезных философских проблем. Об этом наиболее красноречиво свидетельствуют такие стихотворения, как «Молитва» (1829), «Монолог» (1829), «Мой демон» (1831) и многие другие.

В философской лирике М. Ю. Лермонтова, как и во всем его творчестве, преобладают трагические мотивы. Но это не вина поэта - такой же трагической он видит саму окружающую жизнь, полную несправедливости и страданий. И потому, обращаясь к Всевышнему в «Молитве», он просит:

Не обвиняй меня, Всесильный,

И не карай меня, молю,

За то, что мрак земли могильный яр

С ее страстями я люблю;

За то, что редко в душу входит

Живых речей твоих струя,

За то, что в заблужденье бродит

Мой ум далеко от тебя.

«Мир земной мне тесен», - заявляет Лермонтов. Он ищет, но не находит в нем гармонии, не находит выхода своим страстям. Однако бунтующее сердце не перестает стремиться на волю. «Демон» лермонтовской души «любит бури роковые», «пену рек», «шум дубров». Этот демон I не оставляет его ни на минуту. Он озаряет его ум «лучом чудесного огня». Показав поэту «образ совершенства», он заставляет его снова и снова отправляться на поиски этого совершенства. Но, получив однажды «предчувствие блаженства», Лермонтов не может быть счастлив, потому что не видит этого блаженства в окружающем его мире. В этом мире уживаются только зло, равнодушие, бездеятельность, приспособленчество. «Ничтожество есть благо в здешнем свете», - к такому неутешительному выводу приходит поэт. В стихотворении «Монолог» мы слышим его тяжелые, горькие раздумья о собственной судьбе, о собственном предназначении, о смысле собственной жизни и горения души:

К чему глубокие познанья, жажда славы,

Талант и пылкая любовь свободы,

Когда мы их употребить не можем?

Мы, дети севера, как здешние растенья,

Цветем недолго, быстро увядаем…

Как солнце зимнее на сером небосклоне,

Так пасмурна жизнь наша. Так недолго

Ее однообразное теченье…

И душно кажется на родине,

И сердцу тяжко, и душа тоскует…

Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,

Средь бурь пустых томится юность наша,

И быстро злобы яд ее мрачит,

И нам горька остылой жизни чаша;

И уж ничто души не веселит.

«Что толку жить!» - в отчаянии восклицает поэт. В этой жизни он не видит ни свободы, ни искренних чувств, ни настоящих бурь, к которым так стремится его душа. Размышляя о собственной жизни, в которой только пустота и тоска, Лермонтов стремится уподобиться «синей волне», которая шумно катит свои воды «под серебряной луной» или вместе с белым парусом хочет умчаться вдаль в поисках чего-то нового, настоящего, в поисках бурь, страстей. Но он не находит этой настоящей деятельной жизни ни на родине, ни в чужих краях.

Поэт осознает трагическую и неотвратимую быстротечность земной жизни. Человек живет в поисках счастья и умирает, так и не найдя его. «Все веселее умереть», - говорит его лирический герой. Но Лермонтов не верит и в «веселье» после смерти. Поэтому в его лирике все чаще появляются скептические и иронические строки:

Конец? Как звучно это слово,

Как много - мало мыслей в нем;

Последний стон - и все готово,

Без дальних справок - а потом?

Потом вас чинно в гроб положат,

И черви ваш скелет обгложут,

А там наследник в добрый час

Придавит монументом вас…

В стихотворении «Что толку жить! Без приключений…» заметно разочарование поэта не только в жизни, в смерти, но и в религии, в церкви:

…По доброте души своей,

Для пользы вашей (и церквей)

Отслужит, верно, панихиду.

Которой (я боюсь сказать)

Не суждено вам услыхать…

Живя в окружении зла, несправедливости, фальши, задыхаясь в удушливой атмосфере, лирический герой сожалеет, что вынужден жить в это тяжелое, мучительное время, когда «грядущее в тумане», «былое полно мук и зла», настоящее представляется тюрьмой, темницей, в которой невозможно вдохнуть полной грудью, свободно поднять голову. Лермонтов глубоко и искренне грустит о том, что в жизни «и радость, и муки, и все так ничтожно». А сама жизнь - «пустая и глупая шутка». Его герой очень одинок в этом мире. Он ищет и не может найти ответы на волнующие его вопросы: «Желанья?.. Что пользы напрасно и вечно желать?», «Любить - но кого же?..», «Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?»

Преодолеть это чувство разочарования и одиночества поэту помогает лишь вера «гордая в людей» и в поэзию. Теме предназначения поэта и поэзии посвящены многие стихотворения М. Ю. Лермонтова. Причем его отношение к этому вопросу постоянно менялось. Если в начале творческого пути он смотрит на поэта как на одинокого избранника «с гордою душой», который живет своими мечтами и страданиями, песнь которого «свободно мчится» сквозь время и пространства, то в более поздние годы поэзия Лермонтова становится все ближе к народу. Автор уже не отделяет себя от толпы. «Как смел желать я громкой славы, когда вы счастливы в пыли?» - восклицает поэт. Его все больше начинает волновать судьба поколения, народа и родины. Его мысли все чаще начинают занимать не отвлеченные рассуждения о вечном, а конкретные проблемы и реальные люди. Словно подводя итог пройденному романтическому этапу жизни, поэт видит в творчестве некое зеркало, в котором должна отразиться вся полнота человеческой жизни:

Любил и я в былые годы,

В невинности души моей,

И бури шумные природы,

И бури тайные страстей.

Но красоты их безобразной

Я скоро таинство постиг,

И мне наскучил их несвязный

И оглушающий язык.

Люблю я больше год от году,

Желаньям мирным дав простор.

Поутру ясную погоду,

Под вечер тихий разговор.

Поэт искал смысл жизни, искал свое место в ней. И все время приходил к сознанию одной истины; жизнь - это постоянная борьба, постоянное противоборство двух начал, стремление к добру и свету. Знаменитый «Парус» стал поэтическим воплощением его концепции мира и человека. Здесь отражена сама Вселенная, которая живет в необъятных пространственно-временных измерениях - с бескрайними далями, с неизмеримой высотой и глубиной, с неотвратимо бегущим временем. Парус - это и отражение авторского «я», и олицетворение бесконечно развивающегося человеческого духа, его вечной не успокоенности и неудовлетворенности настоящим, его устремленности к будущему. Этому образу, этой концепции смысла жизни М. Ю. Лермонтов не изменит до последнего дня.

Эволюция поэтической системы Лермонтова.

Лирика 1828-1833 годов

Пафос поэзии Лермонтова заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности.

Один из постоянных мотивов юношеской лирики – переживание предопределения смысла своей гражданской и поэтической миссии. Так, юный романтик пророчит себе одиночество, страдания и героическую смерть.

Поэт, наделенный нравственным и духовным максимализмом, чувствует, что жизнь его протекает без цели, что он чужд всему.

Особенностью ранней лирики является процесс художественного выражения, который совпадает по времени с процессом переживания (Лермонтов одновременно чувствует и тут же передает свои чувства). Основной формой лирики выступает лирический монолог.

Ранний Лермонтов желал быть равным Байрону («И Байрона достигнуть я б хотел»), но не самим Байроном («Нет, я не Байрон, я другой»).

Лирика 1837-1841

В зрелой лирике стиль Лермонтова становится проще: поэт избавляется от языковых штампов романтизма, исчезает гиперболизм, грандиозность метафор и сравнений, демонстративная и не всегда оправданная напряженность интонаций. Перемена поэтического стиля осознана самим Лермонтовым. В стихотворении «карамзиной» он писал:

Любил и я в былые годы,

В невинности души моей,

И бури шумные природы

И бури тайные страстей.

Но красоты их безобразной

Я скоро таинство постиг,

И мне наскучил их несвязный

И оглушающий язык.

Разнообразие словесно-речевых, интонационных и стиховых форм направлено на создание психологически конкретного облика лирического героя, на индивидуализацию его переживаний.

Отличие зрелой лирики от ранней (я думаю под этим можно и понимать эволюцию):

1. уменьшается количество стихотворений исповедально и автобиографического характера. Эмоции Лермонтов прикрывает холодной иронией или снижено прозаической речью.

2. возрастает количество «сюжетных» стихотворений из мира человеческого и природного, автор проступает через освещение случившиеся событий.

3. появляются стихотворения, в которых лирическое «я» условно отодвинуто на второй план.

Стихотворения зрелого периода можно разделить на три группы по типу лирического «я»: лирико-философские, лирико-социальные, лирико-психологические монологи, написанные от лирического «я» (например, «Дума», «и скушно и грустно»).

Лермонтов иначе стал воспринимать реальность, мир был осознан им как место обитания, где предстояло жить и действовать.

Если в ранней поэзии лирические чувства выступает крайне напряженными, то в зрелой они заметно притушены. Лермонтов избегает открытой эмоциональности.

Происходит скрещивание жанровых форм. Баллада вбирает признаки романса (Тамара) и песни (Дары Терека).

Итог: В поэзии Лермонтов завершил развитие русского романтизма, доведя его художественные идеи до предела. Лирическое творчество поэта окончательно решило проблему жанрового мышления, поскольку основной формой оказался лирический монолог, в котором смешение жанров происходило в зависимости от смены состояний, переживаний, настроений лирического «я», выражаемых интонациями, и не было обусловлено темой, стилем и жанром. От жанровой системы русская лирика перешла к свободным формам лирического высказывания, в которых жанровые традиции не сковывали чувства автора, возникали естественно и непринужденно.