Ярославский край осенью 1812 г.

Бородинское сражение стоилофранцузам огромных жертв, но русская армия тоже была обескровлена. Поэтому главнокомандующий, фельд­маршал М.И. Кутузов, принял решение оставить Москву неприятелю. Известие о вступлении французов в Москву вызвало в Ярославле страх и тревогу. Со дня на день врага ждали у стен города. Ярославские дворяне спешно бросали свои особняки, перебираясь в имения на север губернии. Губернатор распорядился устроить пять пере­прав через Волгу для отступающих войск. Губернские учреждения и канцелярии готовились к отъезду в Ниж­ний Новгород. Даже ярославский архиепископ Антоний приказал запасти пики, которыми он намеревался воо­ружить против французов монахов и семинаристов. Па­ника понемногу улеглась лишь после того, как казачий отряд войскового старшины Победнова, высланный по московской дороге, сообщил, что никакого движения неприятеля не наблюдается.

Ярославль был переполнен беженцами из столицы. Знатные аристократы были вынуждены ютиться в тес­ных обывательских квартирах. Беженцы более низкого ранга, расселившиеся в пригородах, подчас жили по со­рок человек в одной избе. Многим в городе попросту не нашлось места, и потому они были вынуждены искать приюта в окрестных деревнях. В одной из них (близ Диево-Городища) поселилась мать А.И. Герцена со сво­им, тогда еще полугодовалым сыном. Позднее Герцен, по рассказам матери, вспоминал, как радушно отнеслись к ней, иностранке, не знавшей тогда ни слова по-русски, местные крестьяне. Они всячески стремились утешить ее и на свои небольшие деньги покупали ей в городе изюм, пряники и баранки. Осенью 1812 г. в Ярославле появилась еще одна примета войны - пленные французы. На Плац-парадной площади, неподалеку от церкви Ильи Пророка, размес­тился целый лагерь, где пленные жили в рваных палат­ках, открытых дождю и ветру. Пленных почти не охра­няли, и они беспрепятственно ходили по городу, прося подаяния. Выглядели они плачевно, и подчас на улице можно было встретить бывшего наполеоновского солда­та, одетого в одно лишь одеяло с прорезью для головы. Война породила страшную ненависть к врагу. В Рома­новском уезде крестьяне как-то чуть не перерезали ка зачий отряд, по ошибке приняв его за французов. Одна­ко пленные большей частью вызывали у горожан лишь жалость. Ярославская городская дума даже организова­ла на свой счет для них лазарет и наняла для работы в нем трех служителей.

Накануне вторжения в Россию под властью Наполе­она находилось пол-Европы. В его армиях воевали не только французы, но и немцы, испанцы, итальянцы. Многие из них были принуждены к этому помимо сво­его желания, и потому они при первой же возможности сами сдавались в плен. В начале октября 1812 г. в Яро­славле началось формирование Русско-немецкого легио­на, куда зачислялись немцы-военнопленные. На ко­мандные должности в легионе назначались немецкие офицеры-эмигранты, находившиеся на русской службе. Среди них был подполковник Карл Клаузевиц, извест­ный впоследствии военный теоретик.

Формирование легиона происходило сразу после по­жара Москвы, и местные жители, не разобравшись, что перед ними не французы, несколько раз затевали стыч­ки с легионерами. Ярославские власти вынуждены были по этому поводу выпустить специальное обращение, в котором говорилось, что легион состоит из людей, "которые добровольно к нам передались, которые из единой лишь крайности во французских войсках нахо­дились" и готовы теперь "за нас ратоборствовать против общего Европы неприятеля". После этого конфликты прекратились. К концу года формирование легиона было закончено. Позднее он принимал участие в боях с фран­цузами в Северной Германии и Голландии.

Уже после Бородинского сражения в Ярославль на­чали свозить раненых. В октябре 1812 г. в городе был организован Главный военный госпиталь. Не случайно Андрей Волконский в романе Л.Н. Толстого "Война и мир" был привезен после ранения именно в Ярославль. На склоне Медведицкого оврага неподалеку от Волги до сих пор стоит двухэтажный особняк, который иногда называют "домом Андрея Болконского". Действительно, осенью 1812 г. именно здесь были размещены раненые офицеры. Для солдат же было освобождено здание Дома призрения ближнего, постоянные обитатели которого по этому случаю были вывезены в Вологду. Городская дума (юзвозмездно обеспечила дрова для отопления госпиталя, поставила свечи, солому для постелей, прислала масте­ров для ремонта здания. Скученность и отсутствие необ­ходимых условий вызвали среди раненых эпидемию го­рячки, но врачи, среди которых были и добровольцы, не допустили ее распространения на город.

В ту пору военные мундиры встречались на улицах Ярославля куда чаще, чем гражданские сюртуки. В го-1>оде и ближайших окрестностях были размещены ре-аервные части, готовые влиться в состав воюющей ар­мии. Общая численность их составляла почти 30 тысяч человек, что равнялось всему населению Ярославля в мирное время. Свою лепту в формирование пополнений для армии внесли и жители нашего края.

Формирование ярославского ополчения

Еще 6 июля 1812 г., когда русские армии отступали к Москве, император Александр I подписал манифест о созыве народного ополчения. Спустя не­делю, 13 июля, в Ярославле состоялось дворянское собрание, на которое съехалось более двух третей всех дворян губернии. На собрании было решено начать сбор ополчения, направив в него по одному чело-пеку от каждых 25 крепостных душ. Ярославское дво­рянство обязалось снабдить ополченцев одеждой, амуни­цией и провиантом на три месяца, бесплатно доставить необходимое количество лошадей. Главой ополчения был избран губернский предводитель дворянства, отставной полковник Яков Иванович Дедюлин. В прежние годы он уже воевал с французами, был ранен в сражении под Аустерлицем, а теперь снова вернулся в строй.

Комплектование и снабжение ополчения взял в свои руки Комитет ярославской военной силы, образованный 29 июля 1812 г. Его председателем стал ярославский гражданский губернатор, князь М.Н. Голицын, а члена­ми - полковник Дедюлин, предводители дворянства всех уездов и ярославский городской голова. До сих пор в Ярославле сохранилось здание, в котором проходили за­седания комитета.

Поддержав формирование ополчения, некоторые по­мещики стремились тем не менее обойтись меньшим убытком для себя и направляли в его состав больных и физически слабых крестьян. Проведя в середине августа смотр собранным силам, генерал-губернатор принц Геор­гий Ольденбургский обратил внимание Комитета воен­ной силы на то, что "многие ратники или по совершен­ной старости и дряхлости, или по крайней молодости лет не могут быть нисколько к службе полезны". Он пристыдил тех дворян, кто пытался блюсти собственную выгоду вместо пользы Отечеству и потребовал, чтобы ополченцы, не способные нести службу, немедленно бы­ли заменены другими людьми.

В короткий срок было создано пять полков: два пе­ших казачьих, два егерских (впоследствии они тоже бы­ли переименованы в пешие казачьи) и конный казачий численностью в 600 человек. Всего же Ярославское ополчение насчитывало более 11 тысяч ратников. Опол­ченцы были обмундированы в кафтаны и шаровары из серого сукна, серые фуражки с латунным крестом вме­сто кокарды. За это в народе их прозвали "крестиками". Ополчению было предписано занять позиции южнее Москвы, где и ожидать неприятеля. Ярославские полки выступили в поход в конце августа, но спустя короткий срок было получено известие о том, что французы заня­ли столицу. Несмотря на все запросы Дедюлин так и не сумел добиться новых распоряжений от высшего коман­дования и по собственному усмотрению отвел ополчение к тракту Москва-Ярославль с тем, чтобы отразить воз­можное продвижение французов на север.

Только в начале октября был получен приказ дви­гаться в Тверскую губернию. Ярославское ополчение должно было войти здесь в состав отряда, прикрывавше­го дорогу из Москвы на Петербург. Однако это распоря­жение так и не было выполнено, ибо стало известно, что французская армия оставила Москву и отступает к гра­нице. По пятам неприятеля направилось и ярославское ополчение. Император выразил свое благоволение яро-славцам. В декабре полковник Дедюлин был произведен в генерал-майоры, но в боевых действиях до конца года ополчению принять участие так и не пришлось.

За пределами России

С изгнанием неприятеля за пределы России война не завершилась. На чалось освобождение Европы от напо­леоновского господства. В июле 1813 г. русские войска осадили город Данциг (ныне это поль «кий Гданьск). Среди осаждавших находилось и яро­славское ополчение. Данциг был сильной крепостью, и <>Г>оронявшие его французы защищались с яростью. К тому же затяжные дожди заливали окопы водой, а ран­ние холода заставляли ополченцев, подчас одетых лишь» рваные армяки, мерзнуть на позициях. Несмотря на •то, ярославские полки проявили доблесть и высокую имучку. В одной из стычек им удалось захватить фран­цузский обоз, в котором находились личные вещи напо-мгоновского маршала Л. Даву, включая его парадную шпагу и маршальский ясезл.

Данциг был взят в декабре 1813 г., а месяц спустя но указу Александра I ополчение, включая ярославские полки, было распущено. Петлим порядком ополченцы, уже без оружия, были отправлены в родные губернии. Единственным поощрением было распоряжение выдать каждому из них по пять рублей, Крестьяне надеялись на то, что участие в ополчении даст им свободу, но этого не произошло. По возвращении домой они вновь должны были вернуться на положение крепостных.

Декабриеты-ярославцы

Победа над Наполеоном вызвала небывалый подъем патриотических чувств. Но вместе с тем немалая часть молодых офицеров, участвовавших в кампании 1812 г. и заграничных походах, встала перед сложным вопросом. Почему народ, победивший величайшего полководца мира, живет в условиях худших, чем население любой из европейских стран? Многих это впоследствии привело 14 декабря 1825 г. в ряды восставших на Сенатскую площадь.

М.М. Сгшридов

В числе декабристов было немал уроженцев нашего края. В родовом имении под Переславлем родился Ми­хаил Матвеевич Спиридов, внук знаменитого адмирала (а по материнской линии - известного историка князя М.М. Щербатова). В 16 лет он вступил в ряды ополче­ния, дошел до Парижа, а позднее служил в войсках, расквартированных в украинских губерниях. Спиридов был одним из основателей "Южного общества" декабри стов, В планах общества было учреждение в России рес­публики, причем Спиридов соглашался принять участие в покушении на царя, что, как планировалось, должно было стать сигналом к восстанию.

Когда на юг пришло известие о неудачном выступ­лении в Петербурге майор Спиридов попытался поднять в оружие свой Пензенский пехотный полв;, но был схва­чен и отправлен в тюрьму. Суд приговорил его к смерт­ной казни, замененной двадцатилетней каторгой. Спи­ридов умер в Сибири, так и не дожив до объявленной декабристам амнистии.

В.М. Голицын

Среди арестованных по делу 14 декабря 1825 г. был и князь Вале­риан Михайлович Голицын. Его отец долгое время был гражданским губернатором Ярославля, а в период войны с Наполеоном, как уже упоминалось, был одним из организаторов ярославского ополчения. Будучи человеком знатным и состоятельным, он сделал все для того, чтобы обеспечить своему сыну блестящую карьеру. После окончания Пажеского корпуса Валериан Голицын стал офицером гвардейского Преображенского полка, но через три года вышел в отставку и поступил на гражданскую службу. Тогда же он вошел в состав "Северного общества", объединявшего главных будущих участников восстания декабристов. В спорах, разгорав­шихся на собраниях участников общества, Голицын за­нимал самые решительные позиции, отстаивая учрежде­ние в России республики и истребление царской семьи.

Это стало главным содержанием обвинения, выдви­нутого в его адрес после того, как выступление декабри­стов закончилось неудачей. Голицын был приговорен к двадцатилетней ссылке в Сибирь, но через три года пе-тюведен рядовым на Кавказ, где русская армия вела пойну с горцами. Лишь после долгих лет ему вновь уда­лось выслужить офицерский чин. Уйдя по болезни со службы, он умер в безвестности в своем имении.

Н.П. Окулов

Вместе с Голицыным на Кавказе

служил Николай Павлович Окулов -еще один декабрист-ярославец. Мор­ской офицер, лейтенант Окулов был когда-то команди­ром царской яхты. Будущее сулило ему и чины, и сла­ву. Однако Окулов остался верен своим товарищам и 14 декабря 1825 г. вместе с ними вышел на Сенатскую площадь. За это он был разжалован в солдаты и послан в самое горнило Кавказской войны. Умер Окулов в ро­довой усадьбе в селе Владычное Пошехонского уезда и там же был похоронен.

Д.А. Щепин-Ростовский

На флоте начинал свою службу и

князь Дмитрий Александрович Щепин- Ростовский. Древний род удельных ростовских князей со временем обеднел и сохранил в Ярославской губернии лишь несколько не­больших имений. Оставив море по состоянию здоровья, Дмитрий Щепин-Ростовский перевелся в гвардейский Московский полк, где дослужился до капитана и коман­дира роты. Он был близко знаком со многими будущими декабристами, хотя сам в тайных обществах не состоял и революционным взглядам не сочувствовал. Те, кто его знал, вспоминали, что князь Дмитрий отличался удиви­тельной храбростью и рыцарственным характером. Дружба и верность присяге для него значили больше, чем политические разногласия. В ряды восставших Щешша-Ростовского привело

искреннее убеждение в том, что он защищает права за­конного императора Константина. На Сенатской площа­ди он оставался до конца и уже под градом пуль пытал­ся организовать последнюю оборону. Царь Николай I поначалу полагал, что именно Щешш-Ростовский яв­лялся предводителем заговорщиков и с немалым удив­лением узнал, что к подготовке восстания тот не имеет никакого отношения. Тем не менее в числе главных под­судимых Щешш-Ростовский был приговорен к смертной казни, замененной в конечном итоге двадцатью годами каторги.

Каторгу Щешга-Ростовский отбывал в Забайкалье, после чего был переведен на поселение в Сибирь. Лишь через тридцать лет он получил возможность вернуться в Ярославскую губернию и поселился в селе Иванкове не­подалеку от Ростова (ныне это Борисоглебский район). Здоровье его к этому времени было уже подорвано, и че­рез два года он умер, не дожив до 60 лет.

По дороге в Сибирь

Для значительной части декабри- стов Ярославль, стоявший на дороге из Москвы в Сибирь, был первой останов­кой по пути на каторгу. Пребывание их в городе, как правило, было очень коротким, но у многих осталось в памяти. Декабриста А.Е. Розена с то­варищами привезли в Ярославль рано утром и помести­ли в гостинице на центральной площади. Городские улицы в ту пору были пусты, но, когда после обеда аре­стованных вывели для того, чтобы вновь отправиться в дорогу, площадь оказалась забитой народом так, что яб­локу негде было упасть. Садясь в сани, Розен снял шап­ку и поклонился собравшимся. Тотчас все тоже с покло­ном сняли шапки и фуражки.

Еще один интересный эпизод связан с князем С.Г. Волконским (стоит упомянуть, что одно из имений Волконских находилось в Мышгашском уезде). Когда Волконский после остановки в Ярославле спускался по лестнице гостиницы, он запутался в кандалах. Видев­ший эту сцену крестьянин сказал ему: "Учись, барин". Волконский коротко ответил: "За вас". Власти были очень обеспокоены подобными случаями, и ярославский полицмейстер получил строгое предписание не допус­кать сборища толпы у места пребывания осужденных.

В дальнейшем Ярославль еще не раз служил местом остановки или постоянного пребывания политических ссыльных. Здесь содержались участники польского вос­стания 1830 года. Местная полиция по ложному доносу спровоцировала дело о намерении поляков сжечь Яро­славль и Кострому, но проведенное следствие не дало ре­зультатов. Позднее в Ярославле на положении ссыльных находились пленные предводители кавказских горцев. Всего же ссыльных в городе на 1864 г. числилось 168 человек.