Тема 5. Нравственные основы взаимоотношений адвоката с доверителем. Этические аспекты выработки позиции по делу.

 

Адвокат никогда не проигрывает, клиент - довольно часто.

Юзеф Булатович.

№1 ***

"Идет суд за убийство, в котором против обвиняемого представлены очень веские доказательства; однако дело осложняется тем, что тело так и не нашли. Под конец адвокат решается на отчаянный шаг:

- Господа присяжные, сейчас дверь откроется и предполагаемая "Жертва" войдет в эту дверь.

Все взгляды устремились на дверь.

- Я просто провел эксперимент, - продолжал адвокат. - Если вы все поверили в возможность этого, значит, в глубине души вы сомневаетесь в виновности моего подзащитного.

Когда жюри тем не менее вынесло обвинительный приговор, адвокат воскликнул:

- Но как же так! Ведь я же видел, как вы все смотрели на дверь, должны же вы были сомневаться!

- Мы заметили, что в то время, как мы смотрели на дверь, ваш подзащитный не повернул головы... "

Какую ошибку допустил адвокат? Каков основной принцип взаимоотношений адвоката и доверителя?

 

№2 ***

Адвокат Петражицкая заключила с Сидоровой соглашение на защиту ее сына - Сидорова Ивана. В результате гр-ка Сидорова стала ежедневно - утром и вечером звонить адвокату Петражицкой, требуя представлять информацию о движении дела и проделанной работе. Нередко она, находясь в состоянии нервного срыва звонила в двенадцатом часу ночи, Петражицкой приходилось ее успокаивать. В ходе первого свидания с подзащитным адвокат Петражицкая поняла, что установить контакт с Сидоровым Иваном ей вряд ли удастся. Это оказался наглый, развязный подросток, который грубил Петражицкой, выражаясь нецензурной бранью, на ее замечания ответил, что раз ей платят, то пусть терпит. В ходе следственного эксперимента Сидоров отпустил в адрес адвоката Петражицкой сальные шутки, на которые присутствующие долго смеялись.

В результате адвокат Петражицкая почувствовала резкое ухудшение самочувствия. У нее стала часто болеть голова, ее начала мучить бессонница. Она стала бояться отвечать на телефонные звонки. С мужем из-за поздних звонков Сидоровой начались ссоры. Петражицкая почувствовала, что ей очень неприятен Иван, что она боится с ним встречаться. Она всячески старалась избегать таких свиданий, очень сильно волновалась перед ними. Понимая, что так больше продолжаться не может, она объяснила Сидоровой создавшуюся ситуацию и предложила ей отказаться от ее услуг, обещав вернуть неотработанную часть ёгонорара. В ответ Сидорова заявила, что знает о Петражицкой как о хорошем специалисте, сама очень довольна ее работой, а ее сын всегда так со всеми себя ведет, надо просто перестать обращать на это внимание. Петражицкая, опасаясь назначенного судебного заседания, понимая, что Сидоров Иван может сделать ее объектом всеобщего осмеяния, заявила Сидоровой, что она больше не будет оказывать им юридическую помощь, на судебное заседание не пойдет.

Оцените действия адвоката Петражицкой.

 

№3***

Подсудимый Сизов не признал себя виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 131 УК РФ и пояснил, что он был пьян и ничего не помнит. Его защитник, использовав все предусмотренные законом средства защиты, не смог выяснить обстоятельства, оправдывающие Сизова. Не удалось ему поставить под сомнение и доказанность обвинения.

Какой должна быть позиция защитника в этой ситуации? Ответ обоснуйте.

 

Вариант 2. Сизов полностью признает себя виновным, а его защитник считает, что участие Сизова в совершении преступления не доказано.

Какой должна быть позиция защитника в этом случае?

Вариант 3. Сизов признает себя виновным, убеждая в этом и своего адвоката, а защитник убежден, что имеет место самооговор.

Какой должна быть позиция защитника в этом случае?

 

Вариант 4. Сизов признает себя виновным, но говорит защитнику, что сознательно берет на себя вину другого человека.

Какой должна быть позиция защитника в этом случае?

 

№4***

Связнов - подзащитный адвоката Платонова, был приговорен судом к высшей мере наказания - смертной казни. Платонов разъяснил Связнову сущность назначенного наказания и возможность обжалования приговора в кассационном порядке. Связнов ответил, что давно смирился со своей участью и что обжаловать приговор он не желает. Несмотря на уговоры Платонова о возможном смягчении наказания, Связнов свое решение не изменил.

Тогда Платонов взял со Связнова расписку о том, что он отказывается подавать кассационную жалобу на приговор суда.

Правильно ли поступил Платонов?

 

№5***

"Подсудимый, почему вы отказались от своего признания?

- Адвокат убедил меня, что я невиновен."

Вправе ли адвокат влиять на позицию своего доверителя, признавшего свою вину в совершении преступления, уговаривая отказаться от сделанного признания? Если да, то во всех ли случаях?

 

№6 ***

Ознакомьтесь с судебной речью адвоката. Допустил ли адвокат нарушение норм профессиональной этики, а если да, то какие именно. Предложите оптимальные варианты их устранения.

"Уважаемые судьи!

Любые противоправные действия в отношении ре­бенка вызывают возмущение и жажду наказать пре­ступника. Невозможно оставаться равнодушным, когда речь идет о физических и моральных страданиях ма­ленького существа. Но непримиримое отношение к самому преступлению не должно заслонять необходи­мость тщательно и объективно разобраться в том, кто является истинным виновником злодеяния.

По настоящему делу следствие и представитель го­сударственного обвинения считают доказанным поку­шение Н. на изнасилование восьмилетней М. Мне представляется, что он не виновник, а жертва рокового стечения обстоятельств.

Ни в период предварительного расследования, ни в суде Н. виновным себя не признал, показав, что 1 мая 1996 г. в 19 час. 20 мин. потерял друзей у гостиницы "Метрополь", пошел вверх по Петровке и в поисках места для отправления естественных потребностей свернул направо на бульвар, зашел во двор и у подъезда незнакомого дома был задержан сотрудниками мили­ции. Показания подсудимого Н. о том, что он до 19 час. 20 мин. находился с друзьями вдали от 1-го Колобов­ского переулка, не были проверены, названные им лица не допрошены. В обвинительном заключении в наруше­ние ст. 205 УПК РСФСР его доводы не опровергнуты.

Обвинение считает одним из доказательств вины Н. его "чистосердечное признание". Подсудимый пояснил, что после задержания ему предложили написать при­знание, но он отказался и был избит. Н. написал, как оказался во дворе дома, но его вариант признания по­рвали и снова избили. Опасаясь за свое здоровье, он написал "признание" под диктовку. К сожалению, стало нормой, что для получения "признания" с задер­жанным "работают" заплечных дел мастера. Вопрос, заданный подсудимому: "А следователь Вас тоже бил?" — наивен, так как допрос задержанного следо­вателем зачастую проходит в присутствии тех самых оперативников, которые добились "признания". Но даже если этого не произошло, то потом подозревае­мый остается в их обществе не менее суток.

О правдивости объяснений Н. обстоятельств появ­ления на свет "чистосердечного признания" свидетель­ствует текст этого так называемого произведения, со­ставленного на языке оперативного состава, не имею­щего понятия о деталях преступления. Цитирую:

"...После употребления большого количества спиртного был уличен в попытке изнасилования". Мне кажется очевидным: невозможно, чтобы такая фраза принадле­жала Н. Далее: "Дождавшись, пока потерпевшая зашла в подъезд, проследовал за ней". В действительности ни­чего подобного не произошло. Вспомним особенность дома № 7/10 по 1-му Колобовскому переулку: в каж­дом подъезде имеется два выхода: во двор и на 1-й Ко­лобовский переулок. Если бы Н. совершил преступле­ние, он не написал бы о том, что ждал, пока потерпев­шая зайдет в подъезд, ведь в действительности винов­ный вел себя иначе.

Мать потерпевшей М. показала на судебном заседа­нии, что неизвестный молодой человек, появившись во дворе дома № 7/10, сразу за подружками дочери вошел в подъезд № 1 во дворе, а дочь, спустя короткое время, вошла со двора в свой подъезд — № 2. Через несколько минут, услышав крик, мать забежала во второй подъ­езд, где на лестничной площадке рядом с дочерью уви­дела молодого человека, вошедшего в их подъезд со стороны 1 -го Колобовского переулка. Те, кто диктовал Н. признание, понятия не имели о сложном передви­жении преступника в доме.

Цитирую текст "признания": "Применяя физичес­кую силу, я потребовал от нее выполнения своих усло­вий". Где в этот момент находились преступник и его жертва? В чем выразилось применение физической силы? Выполнения каких условий потребовал "автор" цитируемого документа? Далее: "После того, как она закричала, я бежал и был задержан сотрудниками ми­лиции". Какие же действия послужили причиной того, что девочка закричала? Куда бежал и где был задержан виновный? В "чистосердечном признании" нет описа­ния ни обстоятельств преступления, ни конкретных действий, только общие стертые фразы.

Другое "доказательство" обвинения — протокол до­проса Н. в качестве подозреваемого: "Я увидел, как от компании отделился ребенок, мальчик или девочка — точно не помню, я пошел вслед за ним, чтобы изнаси­ловать. (Подозреваемый в протоколе допроса предстает не только насильником, но и бисексуалом.) Ребенок вошел в дом, я за ним. Догнал его, схватил — каким образом, не помню — и потребовал удовлетворения своих половых желаний. С этой целью я применил к ребенку физическую силу, но каким образом — не помню". Неоднократные "не помню" в тексте допроса красноречиво свидетельствуют о том, что Н. понятия не имел о том, что и где произошло с М., как не знали этого и те, кто диктовал, и те, кто допрашивал. Разве можно считать доказательством вины эти невразуми­тельные полубредовые показания? Разве они хоть в малой степени свидетельствуют о том, что Н. является именно тем молодым мужчиной, который совершил в отношении малолетней девочки противоправные дей­ствия?

Обратимся к версии следствия о времени соверше­ния преступления и задержании Н. В обвинительном заключении указано, что преступные действия в отно­шении М. совершены примерно в 19 час. Н., по его показаниям, в это время еще не добрался с друзьями и до гостиницы "Метрополь". Мать потерпевшей, А., по­казала в суде: молодой человек появился в начале вось­мого, через несколько минут раздался крик дочери, мо­лодой человек убежал сразу после того, как она вошла в подъезд, и она тут же обратилась к работникам ох­раны за помощью. То есть, по ее показаниям, преступ­ление было совершено не позднее 19 час. 30 мин.

Свидетель Т., работник охраны, на следствии пока­зал, что жители обратились к нему за помощью в 19 час. 45 мин., в суде он пояснил — "в районе восьми". По­иски молодого человека, по его словам, продолжались около получаса, по словам свидетеля Г., другого работ­ника охраны, около 20 мин. Следовательно, Н. задер­жали в 20.10—20.20. А это значит, что в течение 40—50 мин. виновный, убежавший с места преступления, на­ходился в сотне метров от дома № 7/10 по 1-му Коло­бовскому переулку и ждал, пока его найдут. Уместно напомнить, что Н. во время прохождения службы в Чечне был разведчиком. Поэтому версия обвинения абсурдна. А объяснение Н. о том, что он начал двигаться вверх по Петровке в 19 час. 30 мин., а в начале девятого был задержан, не противоречит здравому смыслу.

Необходимо отметить, что Н. был задержан не внут­ри дома, а у подъезда, куда он направлялся с опреде­ленной целью. По показаниям свидетелей Т. и Г., под­судимый отнесся к задержанию спокойно, не сопро­тивлялся — это свидетельство того, что он не знал, по­чему его задерживают.

Эти свидетели, узнав от очевидцев о приметах зло­умышленника, столкнувшись с Н., не могли утверж­дать, что узнали в нем виновника преступления. Но вместо того чтобы доставить задержанного в милицию, где в соответствии с законом провели бы опознание, его, одного, подводят к группе свидетелей, из которых большинство не видели лица преступника, и они ука­зывают на Н. как на человека, которого видели с де­вочкой в подъезде.

Позже следователю и суду свидетели перечислили следующие приметы преступника: молодой мужчина высокого роста, светлая джинсовая куртка, черный зонт, красное лицо, светлые волосы. Ни одного харак­терного, индивидуального признака названо не было. Нет ничего, что было бы присуще только Н. и никому другому. Участники процесса были лишены возмож­ности узнать, сумели бы опознать преступника свиде­тели и потерпевшая среди трех молодых людей со свет­лыми волосами и в светлых джинсовых куртках?

Названные же признаки не соответствуют внешним данным подсудимого. У него средний рост — 175 см и темнорусые волосы. М. заявила на следствии, что во­лосы обидчика желтые, чего никак нельзя сказать о Н. 1 мая 1996 г. светлые джинсовые куртки надели тысячи молодых людей, в чьих руках в тот дождливый день находились тысячи черных зонтов — это единственный цвет мужских зонтов. Обвинение не обратило внима­ния на следующий момент. У преступника во время преступных действий не было в руках зонта. Если он спасался бегством с расстегнутой ширинкой, мог ли он в этот момент заботливо прихватить свой зонт? А Н. задержали с зонтом в руках.

Я повторяю, в настоящем деле присутствует траги­ческое для подозреваемого стечение обстоятельств, это случается, к сожалению, не редко. Доказательств, сви­детельствующих о том, что именно Н. совершил пре­ступные действия в отношении малолетней М., в деле нет, я прошу вынести в отношении подсудимого оправ­дательный приговор.

Вместе с тем необходимо отметить следующее. Ор­ганы предварительного расследования квалифициро­вали действия субъекта, совершившего в отношении М. преступление, по ст. 15 и ч. 4 ст. 117 УК РСФСР. Однако доказательств этому нет. О каких действиях молодого человека говорила потерпевшая на следст­вии? Схватил двумя руками за горло, стал душить, ска­зал, чтобы встала на колени, она встала, он продолжал душить, расстегнул ширинку, опять схватил, за горло, повторял, чтобы М. молчала. При этом у ребенка на шейке обнаружены царапины и два кровоподтека, от­носящиеся к легким телесным повреждениям, не по­влекшим кратковременного расстройства здоровья. О том, что молодой человек ложился на нее, девочка на следствии не говорила. На судебном заседании, кроме этой новой детали, открылась еще и та, что неизвест­ный "положил" свои губы на ее губы, чтобы она не кричала. По ее словам, она думала, что он хотел заду­шить ее или убить, т.е. ребенок не сказал ничего о том, что молодой человек намеревался "удовлетворить свои половые желания", как об этом написано в протоколе допроса Н. в качестве подозреваемого.

Формулировка обвинения не соответствует показа­ниям потерпевшей, потому что гласит: субъект, желая совершить с потерпевшей насильственный половой акт, расстегнул ширинку брюк, но не смог довести свой преступный умысел до конца, так как прибежали сви­детели. Если следовать логике обвинения, мужчина расстегивает ширинку брюк исключительно с целью совершить насильственный половой акт, что не соот­ветствует действительности. Даже в описываемой си­туации этого действия недостаточно, чтобы сделать вывод о стремлении к половому акту. Никаких других действий субъекта, доказывающих умысел совершить половой акт, следствие в обвинении не указывает, по­скольку этих действий мужчина в отношении М. не со­вершал и на словах он также не выражал желания из­насиловать девочку.

Показания свидетелей также не дают оснований считать, что у виновного был умысел совершить на­сильственный половой акт. Б. увидела молодого чело­века в положении "ничком"; Д. заметила, что молодой человек душил М.; Е., вбежав в подъезд, разглядела, что "парень стоял полуоборот". За расстегиванием ширин­ки ничего не последовало: ни демонстрации полового члена, ни какого-либо прикосновения члена к телу де­вочки. И не совершил этого виновный не потому, что не успел и ему помешали. По рассказу М., у него било время для дальнейших действий, до появления свиде­телей, но он имне воспользовался.

Обвинение в покушении на изнасилование — это домыслы и предположения, не подтвержденные мате­риалами дела. Действия неизвестного нельзя признать развратными, было причинение ребенку легких телес­ных повреждений, не повлекших кратковременного расстройства здоровья. Если признать доказанным расстегивание ширинки, то можно говорить лишь о том, что был совершен хулиганский поступок. Винов­ный несет ответственность только за те действия, ко­торые он совершил, а не за те, которые предполагает следствие.

Меня удивило предложение представителя государ­ственного обвинения назначить Н. восемь лет лишения свободы, т.е. не учитываются данные о личности под­судимого. Н. в 9 лет лишился матери и остался с отцом, который длительное время употреблял алкогольные напитки. Он прошел через кошмар чеченской войны, характеризуется как прекрасный солдат, что в наше время повального дезертирства большая редкость. На­гражден медалью Суворова. По месту работы в ТОО "Алан" о нем отзываются как о добросовестном со­труднике. По месту жительства на его поведение заме­чаний не поступало. Он не привлекался ни к админи­стративной, ни к уголовной ответственности. Для того чтобы набрасываться на маленьких девочек, нужны определенные предпосылки: быть садистом или стра­дать некоторым комплексом неполноценности. Ничего подобного в поведении Н. замечено не было. Я прошу, чтобы ему вынесли оправдательный приговор.

Если вы, уважаемые члены судебной коллегии, не согласитесь с моей точкой зрения, прошу переквали­фицировать действия Н. со ст. 15 и ч. 4 ст. 117 УК РСФСР на ч. 1 ст. 213 УК РФ и при назначении ему наказания учесть все данные о его личности и смяг­чающие наказание обстоятельства."

(Е. Акимченко. Обвинение не подтверждается материалами дела.).