Свидетельства первых трех веков

Признавали ли себя сами Римские епископы преемниками Петра и его верховных прав надо всей Церковью? Признавали ли другие иерархи епископов Римских преемниками Петра и наследниками его верховных прав? Признавали ли древние поместные Церкви Римскую Церковь главенствующей? Вот что мы проследим по цитатам из древних церковных писателей и по фактам древней и церковной истории. Мы обратим при этом преимущественное внимание на свидетельства восточных Отцов Церкви, восточных иерархов и восточных писателей.

I-ый век

Около 96 года в Коринфской церкви произошло смятение «и благонамеренные из тамошних христиан почли необходимым известить об этом Римскую Церковь». Был еще жив Иоанн Богослов. Почему же коринфяне обратились к Римскому епископу, а не к великому апостолу, который к тому же жил гораздо ближе, – в Ефесе? Что означает их обращение не просто к уважаемому Клименту, а к Римской Церкви, т. е. к Римской кафедре? И почему обращаются они к другому епископу, когда в Коринфе имеется свой?[4]

Св. Климент (Папа с 95 по 103 г.) ответил посланием к Коринфской Церкви. Оно написано властной рукой. Климент сожалеет, что вследствие внезапных бедствий он «поздно» обратил внимание «на спорные у вас дела»; это свидетельствует, что он почитал своим долгом следить за делами Коринфской Церкви; он осуждает коринфян за то, что они возмутились против пресвитеров; он призывает к соблюдению «наших» (т. е. римских) правил и пишет: «...если некоторые не послушают того, что Христос через нас вещал, то пусть знают, что их душам угрожает великая опасность»; он приказывает «посланных от нас... немедленно отпустить к нам в мире с радостью, чтобы они скорее известили нас о желаемом... для нас мире и соглашении вашем, дабы и мы скорее могли порадоваться о вашем благоустройстве». Это не просто письмо епископа к епископу, а послание «к коринфянам», даже без упоминания об их предстоятеле; это прямой акт власти. Вмешательство Римского епископа, видимо, законно.[5]

Протестант Гарнак вынужден признать:

«Это вступление (Римской кафедры) в историю Церкви – после свидетельства ап. Павла, что вера римлян возвещена во всем мире (Рим 1,8) – необычайно блестяще;...послание показывает, что уже в конце 1-го века римская община выработала у себя прочное устройство, что она с материнской заботливостью следила за дальними общинами и что умела тогда говорить языком... долга, любви и власти».[6]

Факт налицо. Но чем объяснить, что Климент убежден в своем праве обращаться к другой церкви, как власть имущий? Незнанием своих прав? Но он сотрудник апостолов Петра и Павла, спутник Павлов (Фил. 4,3), рукоположенный, вероятно, Петром (или ими обоими); в первоначальной Церкви нет более славного имени (после апостольских), чем его. Гордыней? (Рано же зачалась папская гордыня!). Но он святой Греко-российской Церкви. Величием Рима? Но что видела Римская церковь от этого величия, кроме гонений Нерона (67-68 гг.) и Домициана (95 г.) и мученичества своих епископов: Лина (в 76 г.?) и Клита (в 88 г.?)? И не была ли она по мнению языческих философов жалкой «кучкой рабов, подлых ремесленников и старух»? Властолюбивой традицией римского аристократизма? Но Лин был по преданию из рабов, Клит и сам Климент – из простонародья.

Правильный ответ на поставленный вопрос напрашивается сам собой; есть однако на него указание и в послании Климента: оно упоминает о божественном происхождении всякой власти в Церкви.

Не менее важно для нашей цели знать, как Восточные Церкви отнеслись к этому яркому проявлению «папизма».

В 169 г. Коринфский епископ св. Дионисий писал Папе св. Сотеру: «сего дня проводили мы святой день Господень и читали послание ваше, которое и всегда будем читать для нашего наставления так, как и прежде написанное к нам Климентом». «Апостольские правила», перечисляя книги Св. Писания, обязательные к принятию, упоминают и два послания Климента. В «Правилах» сказано также: «постановления, вам епископам мною Климентом изреченные в особой книге...»[7]

Прошло 250 лет и Евсевий свидетельствует, что послание Климента читается во многих (ἐν πλείσταις) Церквах.

Так относился подлинный Православный Восток к древнейшему из дошедших до наших дней проявлению папской власти.

II-ой век

Св. Игнатий Богоносец († 107), еп. Антиохийский, перед отправлением из Смирны в Рим, когда знал уже, что обречен на растерзание зверьми, написал Римской Церкви великолепное письмо. В начальном обращении он восхваляет ее (не за величие града, конечно) за духовные качества: она «возлюбленная и просвещенная волею того, кто желает всего, что согласно с любовью Иисуса Христа...» (т. е. волею Римского епископа); она «Богодостойна, достославна, достоблаженна, достохвальна...»[8] Игнатий дважды указывает на то, что она «председательствует»:

а) он обращается к «церкви, председательствующей также в месте страны Римлян».[9] Здесь нет указаний, над кем она председательствует, – председательствует вообще; это не может иметь иного смысла, как: председательствует над всеми церквами;[10]

б) он называет ее: «председательствующая любви»,[11] т. е. Церкви.

Св. Игнатий вручает свою Антиохийскую Церковь заботам Римской: «Поминайте в молитвах ваших Сирийскую Церковь, которою вместо меня управляет Бог. Только Христос епископствует над ней и ваша Любовь» (Церковь?)[12] Вручает не соседним епископам-друзьям, не Поликарпу, а Римской Церкви.

Он не дает советов Римской Церкви, как прочим. «Вы никому никогда не завидовали,[13] учили других. Я же желаю, чтобы было твердо то, чему вы учите и наставляете».[14]

В 142 г. Маркион, будущий ересиарх, отлученный своим отцом-епископом от Церкви за безнравственный поступок, приходит в Рим искать прощения ценою ложного показания. Почему именно в Рим? На пути из Понта до Рима епископов было немало. Видимо, общение с Петровой кафедрой являлось условием воцерковления отверженного.[15]

В 154 г. древний годами апостольский муж св. Поликарп (70?-155), любимый ученик Иоанна Богослова, им рукоположенный во епископа Смирнского, близко знавший апостолов, приходит в Рим, дабы условиться с Папой Аникитой (154-166) о дне празднования Пасхи. Личное значение старца было выше значения св. Аникиты. Почему он счел необходимым совершить далекое путешествие?[16]

Св. Дионисий, еп. Коринфский (см. выше), пишет (169 г.), что Римский епископ Сотер прислал ему пожертвование, что Рим издревле заботится о благочинии. Еп. Сотер, пишет Евсевий, относится к коринфянам, как любящий отец.[17]

В 170-ых годах св. Ириней (ок. 140 – ок. 202), ученик св. Поликарпа, дает в сочинении «Против ересей» веское свидетельство о значении Римской Церкви.[18]

Ириней говорит о важности апостольского предания; его следует держаться во всех церквах, его должны соблюдать преемники апостолов – епископы (III, 3, 1); так как было бы долго перечислять преемство (епископов) во всех церквах, то он ограничивается перечислением преемства в одной Римской Церкви, «величайшей, древнейшей и всем известной» (III, 3, 2) и говорит:

«Святая Римская Церковь, (1) мать и владычица всех церквей (2) должна быть спрошена во всем, касающемся веры. Когда (споря с еретиками) мы излагаем предания, которые превеликая, святейшая и пренебесная Римская Церковь (3), основанная Петром и Павлом, от них же получила и (4) сохраняет преемством своих епископов, (5) мы тогда сокрушаем еретиков,... потому что с этой Церковью (6) должны согласоваться все Церкви и все верующие во всей вселенной, высокого ради главенства ее и потому что в ней (8) верующие, во всем мире рассеянные, сохраняют предание, от Апостолов исходящее» (III, 3, 2).

Вчитаемся при помощи расставленных нами цифр.

1) Римская Церковь «мать» всех церквей. Почему же она, а не Иерусалимская, ранее родившаяся?

2) Чтобы узнать истинное предание должно (necesse est) спросить Церковь Римскую. Почему?

3) Потому что она не только получила его от Петра и Павла, но и

(4) сохраняет его. В силу чего сохраняет? В силу преемства своих епископов.

(5) Когда мы противопоставим ее предания (учение) какому-либо еретическому учению, тогда сокрушаем его, т. е. тогда становится ясным, что новое учение – ересь, Почему?

(6) потому что всякое учение, несогласное с преданием Рима, тем самым неистинно: ведь с ней должны согласоваться все церкви, все верующие, во всей вселенной, ибо

8) в ней сохраняют предание апостольское.

7) Все это – высокого ради главенства ее (propter po(ten)tiorem principalitatem).

Можно ли отрицать, что Ириней говорит здесь о главенстве Римской Церкви во всей вселенной?! Гарнак этого не отрицает: из слов Иринея, говорит он, явствует, что свидетельство Римской Церкви имело значение общехристианского свидетельства. Но есть люди, называющее себя православными, которые более протестанты, чем протестант Гарнак.

Такие люди возражают: а) согласоваться с Римской Церковью надо лишь в силу ее апостольского происхождения. Но разве нет других церквей апостольского происхождения?

б) первенство Римской Церкви зависит от государственного величия Рима. Но разве у Иринея (или в ранее приведенных свидетельствах) имеется хоть малейший намек на эту зависимость?

в) Ириней говорит будто бы только о необходимости согласоваться с апостольским преданием. Но почему для согласования с таковым надо согласоваться именно с Римской Церковью?[19]

г) К еще более жалким уловкам прибегает г. Сушков.

Он доходить до уверения, что превосходную степень maxima и antiquissima (Римская Церковь) надо переводить не превосходной же, как делают паписты, а сравнительной!

Necesse est convenire с Римской Церковью, – говорит он, – вовсе не означает: «надо согласоваться с ней»; это значит: «надо сходиться в Риме»; тут-де, в столице, происходил обмен сведений между верующими разных церквей, почему Римская Церковь и получает возможность собирать и сохранять истинное предание. При так произвольном толковании глагола «convenire» получатся, что неприкосновенность предания обеспечивает не Римская Церковь, а другие. Но тогда чем же обеспечивается его неприкосновенность в этих других? А затем, Ириней ведь ясно говорит, кто и что обеспечивает сохранение Римом истинного предания, истинной веры: преемственность римского епископства (см. выше). Вслед за приведенным текстом Ириней перечисляет поименно 11 преемников верховных апостолов, – между ними и «нынешним» Папой Элевферием.[20]

Необходимость прибегать к подобным неосновательным возражениям лишь подкрепляет истинный смысл текста. Как ни «смягчай» текст переводом и толкованием, он все же неоспоримо свидетельствует об особом значении Римской Церкви в деле сохранения во Вселенской Церкви апостольского предания (следовательно и истинной веры, православия).

В 196 г. Папа Виктор отлучил всех, кто не соглашался на воскресное празднование Пасхи.

Церкви Асийской епархии праздновали Пасху в тот день, Когда Господь совершил Пасху, т. е. в 14-ый день первого лунного месяца после весеннего равноденствия (месяца нисана); большинство же восточных Церквей – в день Воскресения Господня.

В числе предметов, о которых совещались Папа Аникита и бл. Поликарп, был и этот вопрос. По словам Евсевия,[21] он споров не вызвал; каждый ссылался на обычай, опиравшийся на апостольское предание и каждый остался при своем мнении. Мирное общение между обоими епископами из-за этого ничуть не нарушилось.

Обострение спора произошло, лет через 30, в Восточных церквах, где одни праздновали Пасху 14 нисана, а другие – в воскресенье. Возникла полемическая литература по вопросу. Разногласие между восточными епископами и осложнение, внесенное в вопрос празднования Пасхи еретиком Властом,[22] побудили Папу Виктора созвать в 196 г. в Риме Собор. По предложению Папы Соборы были созваны и в других церквах. Все Соборы и на Западе и на Востоке высказались за воскресное празднование Пасхи, только Ефесская Церковь и соседние с ней предпочли сохранение древне-асийского обычая.

Папа Виктор в послании к Поликрату, еп. Ефесскому, угрожал отлучением в случае его сопротивления. Поликрат ответил посланием, в котором заявляет, что угроз не боится и будет держаться местного обычая, идущего от времен Иоанна Богослова. Папа хотел было отлучить не только Поликрата, но и соседние разномыслящие церкви.

Это резкое решение вызвало возражение св. Иринея, еп. Лионского. Ириней, как мы знаем, считал, что все церкви должны согласоваться с Римской; но эта обязанность касается области веры; здесь же, – пишет Ириней, – речь идет об обычае, а обычаи могут быть различны при той же самой вере; «не соблюдавшие (обычай праздновать 14 нисана) предшествовавшие тебе пресвитеры» сохраняли мир с братьями, приходившими к ним из епархий, в которых этого обычая держались.

Папа внял совету и отказался от своего намерения наложить отлучение на протестовавшие церкви.

Отрицатели папской вселенской власти уверяют:

а) что Папа Виктор действовал в силу «властолюбия». Но из слов Евсевия и из документов ясно видна действительная причина – желание утвердить наиболее распространенный обычай. Никто из современников о властолюбии Виктора не говорит;

б) будто отказ Поликрата подчиниться распоряжению Виктора свидетельствует, что власть Папы не признавалась. Но если ослушание должно свидетельствовать против существования власти, то на свете никакой власти никогда не существовало;

в) что св. Ириней протестует против папской власти. Но он протестует не против власти, а против принятого Папой решения.

Таким образом, спор о дне Пасхи не дает доказательств против вселенского значения Римского епископа. Мало того, в этом споре имеются признаки, подтверждающие такое его значение:

а) Папа считает себя в праве разослать послания всем округам, предлагая созвать поместные Соборы для разъяснения вопроса, им же предложенного к обсуждению;

б) все его желанию подчиняются: Соборы и на Западе, и на Востоке созваны;

в) Папа считает себя в праве отлучать от Церкви;

г) никто против этого права не возражает; о превышении власти никто не говорит ни слова;

д) говоря о намерении Папы отлучить от Церкви, документы выражаются: он хотел отсечь их «от единения» (ἀπὸ τῆς κοινῆς ἐνώσεος); не просто от Римской Церкви, а от «единения», т. е. от вселенского единства. Значит разобщение с кафедрой Петра равносильно отсечению от общецерковного союза;

е) Ириней ходатайствует за напрасно отлучаемых. Не будь «Место Петра» высшим судилищем Церкви, нечего было бы и ходатайствовать: отлучение было бы само по себе бессильным.

Заметим, что папское решение восторжествовало: Церковь обособила противящихся воскресному празднованию названием «Четыренадесятники»; они считались еретиками, хотя сначала не отличались верой, а грешили только упорством. Первый Вселенский Собор всех противящихся воскресному празднованию Пасхи объявил еретиками.[23]

В конце II в. в Рим прибыл еп. Аверкий, родом из Иерополиса во Фригии, упоминаемый Евсевием Памфилом как противник ереси Монтана. В Латеранском музее хранится его надгробная плита с надписью им самим составленной; она иносказательно (чтобы только христиане поняли) намекает на некоторые таинства; намекает и на величие Римской Церкви, «царицы» (D. Th., I, 57).

В течение всего II-го века к Римскому епископу обращаются из всех стран как православные (Аверкий, Гегезипп, Поликарп, Ириней, Юстин, Татион, Родон, Игнатий), чтобы получить подтверждение правильности своего верования, так и еретики (Кердон, Маркеллин, Марций, Маркион, Валентин, Феодот, Праксей, монтанисты), чтобы обжаловать отлучение, наложенное в других Церквах. Учения и лица, осужденные Римским епископом, тем самым осуждены во всей Церкви (монтанисты, Праксей, Феодот). В Рим обращаются по вопросам дисциплины, богослужебных текстов и пр.[24]

III-ий век

Опускаем для краткости ссылки на Тертуллиана и Оригена, в писаниях которых, до отпадения их от православия, имеются указания на авторитет Римского престола для других церквей. Упомянем, что ересь монтанистов, зародившаяся во Фригии, осуждена Папой Зеферином (198-217) и остановимся на учении св. Киприана Карфагенского (200?-258).

Своими писаниями и действиями[25] Киприан свидетельствует о первенстве Римского епископа; но в конце жизни он упрекал Папу св. Стефана за его решение по делу о перекрещивании еретиков. Некатолики видят в последнем обстоятельстве довод в пользу утверждения, будто древность не признавала авторитета Пап. Это та же логическая ошибка, на которую мы только что указали: оспаривание мнения или действия носителя власти не есть оспаривание его власти.

Славный ревнитель церковного единства, св. Киприан высоко ставит епископскую власть. Епископы равны между собой, – учит он (как учит Католическая Церковь и до ныне). Но от других африканских епископов он требует себе подчинения. Значит, равенство в полноте священства не исключает различия в юрисдикции. Единство поместной церкви зиждется на ее епископе, единство вселенское – на епископ Римском.

«На нем одном (на Петре) созидает Церковь Свою и ему вручает для спасения овец. И хотя по воскресении Своем (Христос) всем апостолам усвояет одинаковую власть и говорит: как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас (Ин 20,23-25)... однако, чтобы показать единство, учредил одну кафедру, а начало единства такового соделал своею властью исходящим от одного. Тоже, что Петр, были и прочие апостолы, одаренные равною долею чести и власти, но начало исходит из единства и Петру дается первенство для обозначения единства Церкви и единства кафедры».[26] «(Господь) основывает Церковь Свою на одном»[27] и «Ему угодно было, чтобы показать единство Церкви, с одного же и предначать это единство».[28] Люди впадают в ереси и расколы «потому что не обращаются к началу истины, не ищут главы, не сохраняют учения небесного Учителя. Тут нет надобности в пространных доказательствах.., надо только помнить слова, которые Господь говорит Петру и коими Он основывает Церковь Свою на одном».[29]

Некатолики[30] подчеркивают в этом тексте слова: «(Христос) всем апостолам усвояет одинаковую власть» и «То же, что и Петр были и прочие апостолы, одаренные равною долею чести и власти»... и торжествуют. Но прочтите же текст целиком. Что говорит он? Он говорит: хотя все апостолы равны, но Петру, ради единства, дано первенство. Или еще короче: Петр равен прочим апостолам во всем, кроме как в своем первенстве. Так ведь это же и есть католическое учение об ап. Петре (см. выше стр. 97-98).

При толковании текстов, не столь важен ум, как умение думать; надо также не бояться правильного вывода, ибо истины надо желать даже тогда, когда она «глаза колет».

Эту мысль, что единство Церкви органически связано с кафедрой верховного апостола, св. Киприан повторяет многократно:

«Один есть Бог; и один Христос и Церковь одна, и кафедра, основанная по слову Господа на камне, одна».[31]

Он пишет Папе Корнелию: «поставивши себе лже-епископа.., (еретики) еще осмеливаются предпринять путешествие и к кафедре Петра, к той главной Церкви, от которой изошло священническое единство»;[32] «общение с тобою, т. е. единство вселенской Церкви и любовь...»[33]

Он называет Римскую Церковь: «корень и недро вселенской Церкви»,[34] Римский престол – «Местом Петра», седальника его – «занимающим место Петра и степень святительской кафедры».[35]

Достаточно этих выписок, чтобы убедиться, что св. Киприан признает: 1) что Церковь основана на Петре и 2) что Папы являются его преемниками.[36]

В 250 г. Киприан пишет Папе Корнилию: «Не из чего другого произошли ереси и родились расколы, как из того, что не оказывают повиновения священнику Божию и не признают наместником Христовым в церкви одного священника и судию, поставленного на известное время».[37] Не странно ли утверждать на человека, так писавшего, в 250 г., что его протест против папского решения (по делу о перекрещивании еретиков) равносилен отрицанию папской власти? К тому же св. Киприан обвинял св. Стефана не в превышении власти, а в слишком мягком отношении к еретикам, желающим вернуться в Церковь.

В том же 254 г. Папа Стефан восстановил двух испанских епископов на их кафедрах. Св. Киприан возражал против этой меры, но не в смысле незаконности действия, а в силу того, что решение было ошибочное, как основанное на незнании фактов.[38]

Отвергающие католическое учение ссылаются на несколько других текстов св. Киприана. Приведенные отдельно, вне связи со всем его учением о Римском епископе, они производят желаемое действие. Но сопоставим их с совокупностью его взглядов на Петрову кафедру – придем к другому выводу. Вот два из таких текстов:

1-ый: на 3-м Карфагенском Соборе Киприан сказал: «Никто из нас да не ставит себя епископом епископов, никто страхом насильственной власти да не принуждает братий к повиновению себе, ибо каждый имеет полную свободу своего произволения во всяком предмете, о котором нет соборного постановления».[39]

Из контекста не видно, чтобы Киприан говорил здесь о Папе. Киприан был за перекрещивание еретиков; некоторые африканские епископы были против такового. Приведенными словами Киприан указывает, что не намерен насиловать мнения этих епископов, опираясь на свою власть. Возможно и другое толкование: Киприан призывает здесь своих епископов к умеренности в волнующем всех вопросе.[40]

2-ой: Киприан пишет Папе Корнилию, что лицо, признанное еретиком на Соборе епископов, не должно обращаться «к кафедре Петра и к главной Церкви, от которой изошло священническое единство»,... «ибо если что (по отношению к еретику) постановлено всеми нами», то «справедливо, чтобы дело каждого слушалось там, где произошло преступление», где обвинитель и свидетели;... (справедливо), чтобы каждый пастырь отвечал перед Богом за свою часть стада;... «подобает, чтобы те, над кем мы поставлены,... не нарушали своей хитрой и лживой дерзостью прочное согласие... епископов».[41]

Тут нет отрицания особых прав Папы вообще: видно лишь, что Киприан принятие еретиков не включает в число этих особых прав.

Такое ограничение круга ведения Папы согласно ли с современным католическим учением? Несогласно; но разве каждый Отец Церкви непременно исповедует уже полноту того или иного догмата, раскрытого и провозглашенного после него? Мы возвращаемся к принципу догматического развития.

Не только единичный Отец Церкви, но и Вселенские Соборы понимали догмат в меньшей полноте, чем последующие. Сравните учение IV-го Вселенского Собора о двух естествах в Спасителе с учением о том же VI-го Собора. Мысль Церкви созрела в борьбе с еретическим толкованием естеств, потому и учение VI-го Собора полнее. Оттого ведь и нужен последующий Собор, что предыдущий сказал еще не все.

Не подлежит сомнению, что для св. Киприана римский епископ реальный, действительный символ вселенского единства. Но относительно объема вопросов, входящих в юрисдикцию этого объединяющего органа, у Киприана было иное мнение, чем установившееся через несколько веков. Таков вывод из текстов и «контр-текстов».

В 252 г. св. Дионисий Александрийский (247-265), облеченный уже правами патриарха, пишет Папе св. Стефану по поводу перекрещивания еретиков и излагает ему подробно все обстоятельства своей Церкви. В 257 г. он просит у Папы св. Сикста II совета по одному вопросу веры: «прошу твоего мнения, боясь, чтобы в таком встретившемся мне случае не сделать ошибки».[42] Почему же славный «вселенский учитель» обращается за указанием о православной вере к лично мало замечательному епископу? Да только потому, что тот – епископ Рима.

На Дионисия Великого возвели в Александрии обвинение, что он применяет в учении о соотношении Отца и Сына неправильное выражение; александрийцы жалуются на своего епископа Папе Дионисию (259-268). Папа запрашивает Дионисия Великого и тот отвечает подробно. Св. Афанасий, сообщая об этом случае, ничуть не удивляется факту жалобы александрийцев Папе на своего же главу.[43]

Около 261 г. Папа Дионисий устанавливает то самое слово ὁμοούσιος (Единосущный), которое выразит как бы суть всей деятельности I-го Вселенского Собора (325 г.). Дионисий же осуждает формулу «Erat quando non erat» («Было (время), когда (Сын) не был»), которая в следующем веке станет формулой Ария. Все это Папа делает своей властью, так что Гарнак поражен (mann staunt) внутренним сродством этих определений с властным определением Папы Льва Великого[44] через два века по поводу ереси Евтихия.[45]

Павел, епископ Антиохийский, осужденный тремя Антиохийскими Соборами (264-269), как только был смещен с кафедры, обращается, прежде всего, к Папе, хотя тот ранее осудил его. Между сторонниками Павла и его противниками возникла борьба между прочим по поводу одного церковного здания; император Аврелий предписал (273 г.) передать церковное здание тем, кто в общении с Римским епископом.

Мы подошли к временам последнего гонения языческой власти. Скоро Миланский эдикт (313) положит основание новому периоду церковной истории. Сделаем вывод о событиях конца I-го века, II-го и III веков.

Свидетельства о папской власти взяты нами не из римских источников.

Св. Климент и другие епископы, занимая Римскую кафедру, считают своим долгом поучать поместные Церкви; разрешать спорные случаи, касающиеся иерархических вопросов, вопросов благочиния и церковных обычаев; смещать епископов и восстанавливать их на их кафедрах; выносить определения веры; объявлять учения ложными, независимо от того, где они появились, осуждены ли они уже поместными Церквами или нет; предлагать созыв поместных Соборов; оказывать благотворительность в других Церквах.

Так поступающие Папы – все святые; многие из них почитаются святыми и Греко-российской Церковью.[46]

Святые иерархи других церквей принимают эти действия Пап как должные; против самого факта такой юрисдикции иерархи не возражают. В случаях, когда кто-либо из них противоречит Папе, возражение касается фактической стороны данного вопроса, а не юридической силы папского решения. Иерархи, и притом исключительно высокого личного авторитета, обращаются к Папам за разрешением сомнений в вопросах веры, дисциплины, обычаев.

К Папе обращаются по личным делам изо всех стран[47] и православные и еретики. Вокруг него интригуют, лишь бы вызвать благоприятное решение. Еретики стараются злоупотребить папским авторитетом.

Все Церкви знают, что Римский епископ занимает «Место Петра», что его кафедре присвоено звание «апостольской» и «святительской». Со второй половины II-го века церковные писатели повсеместно определяют хронологию событий именами не своих епископов, а только Римских.

Но этого мало. Такие светила Церкви, как Игнатий, Ириней, Киприан показывают нам Римскую Церковь «председательствующей», «матерью и владычицей»; они говорят, что преемственность ее епископов обеспечивает сохранность апостольского предания; что с этой Церковью должны согласовываться все Церкви. Св. Киприан учит, что Римский епископ, в силу Петрова преемства, есть центр Вселенского единства: оно в нем сосредоточено, из него истекает, с ним связано. Киприан, правда, не учит, что епископы подчинены Папе. Но ведь мы знаем, что ни один догмат не вылился сразу в полноте, а всякий развивался, по законам всего живого. Когда появятся люди, формально отрицающие подчинение епископов Папе, тогда появится и формальное утверждение отвергаемой истины.

Выше мы привели примеры возражений анти-католиков. Несостоятельность возражений очевидна.

Ссылаются еще на одну насмешливую фразу Тертуллиана о Папе – первосвященнике.[48] Но Тертуллиан тогда не был уже православным. Отпавшие от православия всегда становились врагами Римского епископа – это неизбежно. И в этом история также являет «развитие»: 13-ю веками позднее другой отступник, Лютер, напишет, что когда Папа говорит, то из уст его вылетают демоны, когда дышит, то из ноздрей исходят злые духи.

Приводят еще фразу еп. Фирмилиана Каппадокийского[49] по поводу ссылки Папы св. Стефана на свой авторитет преемника апостола Петра: Фирмилиан насмехается над «глупостью Стефана». Но мы видели, что преемство Петра и вытекающий отсюда авторитет признавали за Папами и не совсем «глупые» люди, например, св. Киприан. Теперь имеются сотни епископов, отрицающих главенство Папы, и оно все же существует; почему же наличие одного такого епископа в III веке должно свидетельствовать против правильности учения о главенстве Пап?[50]

Нельзя, очевидно, требовать от памятников III-го века такой же полноты свидетельств, как от документов XIX века. Множество документов Римской Церкви были уничтожены при императоре Диоклетиане. Нельзя также требовать, чтобы сохранившиеся писания того или иного из древнейших Отцов Церкви представляли собой совершенное, вполне уже законченное учение по тому или иному догматическому вопросу. Однако если совокупность вышеприведенных свидетельств не есть Св. Предание, то что же тогда Св. Предание? И если человек считает себя православным, как может он идти наперекор этому Преданию?

Мы остановились на рассмотренном периоде с некоторой подробностью, ибо он предшествует тем историческим событиям, коими силятся объяснить главенство Пап. Величие Рима отражалось на его епископах лишь гонениями; чтобы избежать мученичества (вернее, чтобы оттянуть день его наступления), иные Папы скрывали свое имя.[51] Светская власть Пап зародилась лишь через 400 лет.

Факт главенства Римского епископа в этот период налицо. Объяснить его историческими причинами невозможно. Остается признать, что он покоится на основании сверхъестественном, – на творческих словах Сына Божия: «Ты Петр...»

 

СВИДЕТЕЛЬСТВА IV – X ВЕКОВ

 

Три века юная Церковь слагалась и крепла в горниле гонений: она сохранила неприкосновенным апостольское предание; установила в борьбе с расколами прочную иерархию; в соревновании с языческой философией вырастила высокие умственные силы; воспитала среди соблазнов лежавшего в грехе языческого мира героически нравственные личности.

Миланский эдикт (313) даровал империи свободу совести и признал законным существование Церкви. Церковь вступает в период усиленного внутреннего развития, утверждает свое догматическое учение, сберегает умственные ценности погибающего языческого мира, духовно подчиняет себе новые варварские народы, возводит здание христианской культуры...

Нет возможности проследить интересующий нас вопрос сквозь всю сложность этих исторических явлений. Мы остановимся почти исключительно на 7-ми Вселенских Соборах. Мы извлечем из их истории факты и слова, свидетельствующие, что Соборы признавали первенство Римского епископа, – признавали не в смысле лишь первенства чести, а в подлинном, католическом его понимании, т. е. в смысле верховенства власти и учения.

Свидетельство Вселенских Соборов

Если присмотреться к первым 7-ми Вселенским Соборам, то можно дать следующее определение:

Вселенский Собор есть собрание епископов, преемников учительской власти апостолов, для рассуждения по вопросам вселенского значения, законно созванное (т. е. созванное по почину верховной духовной власти или светской, по соглашению с ней) и заседающее в присутствии местоблюстителей Римского епископа, особо на то им уполномоченных.

Это участие Апостольского Престола а) в созыве Собора и б) в руководстве им – по возможности затушевывается противниками папства. А между тем, оно составляет основной признак Вселенства Собора.

В самом деле:

1) число епископов, необходимых для вселенского значения Собора, не определено: на III-м их было 210, на V-м – 630 (или 520). Из-за этого III-ий Собор не менее авторитетен, чем V-ый. Счет голосов на Соборе не велся;

2) число поместных Церквей, из которых приезжали епископы, бывало также различно; подавляющее число епископов было из Восточных Церквей;

3) важные вопросы веры, нравственности и церковного благоустройства бывали предметом решения также и поместных Соборов.

Напротив, нет ни одного Вселенского Собора, который не был бы созван по соглашению с Папой.

Ссылаются на то, что Вселенские Соборы созывались не Папами, а императорами. Странно предполагать, что соотношение между обеими властями могло быть в те века определено с точностью; во всяком случае оно нам мало известно; высочайших грамот, сюда относящихся, сохранилось всего шесть. Некоторые, и весьма авторитетные, католические историки (как Беллармин, Гефеле) высказали предположение, что император, созывая Собор, действовал по полномочию Папы. Такое предположение не находит подтверждения в документах: императоры пишут от своего имени. Одно несомненно: каждый созыв делался ими с ведома Папы.[52]

Желающие приуменьшить роль Римских епископов на Соборах, неизбежно стремятся возвеличить церковное значение императоров. О вкусах не спорят, но нам кажется уместнее и надежнее связывать непогрешимый голос Церкви с божественно установленной скалой-Петром, а не с преходящим величием Капитолия, Царьграда или Кремля.

Без разрешения светской власти Собор, понятно, собраться не мог: выбор города, поставка лошадей, содержание съехавшихся, обеспечение безопасности было делом императорского правительства. Но этого мало. Императоры принимают живое участие в делах Собора: говорят речи, влияют через преданных им членов Собора на ход его дел, иногда председательствуют. Отцы относятся к императорам с великим почитанием. Тут выражается, прежде всего, высокое уважение Церкви к принципу законной власти; сказывается и невольное преклонение перед могуществом «повелителей вселенной», окруженных к тому же в народном сознании ореолом, унаследованным от языческих времен.

Было и особое основание, поднявшее и поддерживавшее в глазах Соборов значение византийских владык. Более двух веков мечи императорских воинов наносили ранения мученикам, отсекали головы епископам... И вдруг, как в сказке, все изменилось: те же мечи в руках почетной стражи на дворцовом приеме салютуют никейским отцам; счастливый, радостный монарх, давший свободу Христовой Церкви, встречает их, благоговейно лобызая рубцы мученических ранений. Могли ли никейские отцы не выразить своего ликования в обращении к императору Константину? И последующие отцы переживали нечто подобное, когда Собор открывался после гонений императора арианина или иконоборца.

Все эти многообразные причины монаршего влияния на ход церковных событий связаны со светским могуществом императоров; тем ярче выступает чисто нравственная сила папского влияния. Воздавая должное заслугам светских владык, Восточная Церковь, увы, нередко переходила должную грань и мирилась с вторжением этой власти в не подлежащую ей область. Тогда неизменно седальник Петровой кафедры поднимал голос, напоминая, что царю подлежит царево, а Божие – Богу.

Отрицатели папского главенства ссылаются на то, что на нескольких Соборах председательствовали императоры. Но их председательство было почетное.

Сказав Собору приветственную речь, Константин I «уступил слово председателям Собора» (παρεδίδου τὸν λόγο τοῖς συνόδου πρόεδροις).[53] Легко выяснить, что под «председателями» Евсевий подразумевал здесь легатов.[54] Легко также понять, что язычник не мог быть действительным председателем.

Для III Вселенского Собора имп. Феодосий II назначил чем-то вроде председателя комита Кандидиана, но в инструкции ему указано никакого участия в рассмотрении догматов не принимать, а следить за порядком и безопасностью.[55] Лицо, обличенное лишь полицейской властью, очевидно тоже не есть действительный председатель.