Возражения против догмата папской безошибочности

 

Начнем с разбора обвинений в ереси, предъявляемых трем папам. В самом деле, достаточно было бы наличия одного Папы, учившего ex cathedra ереси, чтобы рухнуло все католическое учение.

Внешние обстоятельства, при которых Папы Либерий, Гонорий и Вигилий высказали суждения, кои ставят им в вину, изложены нами в предыдущей (IV-ой) главе. Здесь мы укажем, в чем состоит еретическое учение, в котором тот или иной из пап обвиняется и сравним с точным смыслом того, что говорил данный Папа. Мы убедимся, что ни один из них еретиком не был.

 

1. Папа Либерий [60]

 

П. Либерий (см. выше, стр. 221) был мужественным защитником св. Афанасия Великого, главного обличителя ариан.

На соборе в Милане (355 г.) имп. Констанций, угрозами и насилиями, в коих даже плеть была пущена в ход, заставил епископов подписать осуждение св. Афанасия. Только пятеро остались непреклонными: в том числе оба уполномоченные Либерия. Позднее Либерий твердо отстаивал Афанасия пред императором.[61] Тогда Папу сослали во Фракию (356). Чрез два года его вывезли в Сирмиум, где с 351 по 358 г. заседал арианствующий собор. Здесь под угрозой смерти Папа подписал исповедание веры, составленное собором. Поэтому Либерия и обвиняют в арианстве.

Обвинение поспешно. В арианстве повинен тот, кто разделяет учение Ария. Неужели Либерий, и ранее, и после боровшийся с арианством, подписывая формулу собора, присоединился к арианству? Конечно нет. Его поступок не заблуждение в вере, а нравственное падение; не ересь, а малодушие. В таком же малодушии повинен и другой святитель, славный Осия Кордубский, подписавший годом ранее 2-ую формулу того же собора.

Но, скажут, Осия мог ошибиться, а Либерий, Папа, ошибаться не может. На это мы в свою очередь возразим: «Неужели подписывая по приказанию враждебной власти и под страхом смерти формулу веры, составленную единомышленниками этой власти, Либерий подписывал определение, составленное и изреченное им как главою Церкви?»[62] Этот случай вне области папской безошибочности.

Осия подписал еретическую формулу из страха; никто его православия из-за этого под сомнение не ставит. А Либерию за тот же поступок, совершенный по тем же побуждениям, приписывают заблуждение в вере.[63] Не так смотрел на дело св. Афанасий Великий. Он писал:

«Еще вначале (еретики) покушались растлить и римскую церковь, желая и в нее внести нечестие. Заточенный Либерий чрез два года изнемог в силах, и убоявшись смерти, какою угрожали, подписался. Но сим доказывается как их насилие, так в Либерии ненависть к ереси и справедливость его в отношении Афанасия, когда имел свободное произволение. Ибо что сделано после истязаний вопреки первоначальному мнению в том видно изволение не убоявшихся, но истязающих».[64]

Но что собственно подписал Либерий?

Как известно, Арий отрицал Божество Иисуса Христа. В ответ на его лжеучение I-ый Вс. Собор включил во 2-ой член Символа веры слово «Единосущный» (ὁμοούσιος). Эта знаменитая формула – папского происхождения (см. выше стр. 150). Сирмиумский собор в своих исповеданиях ее выпустил.

Собор имел три сессии. На каждой было обнародовано исповедание веры. Эти исповедания известны под именем «Сирмиумских формул».

1-ая формула (351 г.) осуждала подлинное арианство, но в то же время избегала Никейского термина (ὁμοούσιος).

2-ая формула (357 г.) не применяет ни (ὁμοούσιος) (единосущный), ни (ὁμοιούσιος) (подобносущный), и учит, что Отец больше Сына. Св. Иларий справедливо назвал ее «кощунственною».

3-я формула выработана в 358 г., когда собор отменил 2-ую формулу, и была полу-арианской.

Она говорила, что Сын «по сущности и по всему подобен Отцу».

Эта формула не заключает положительного еретического утверждения; она сомнительна лишь в силу пропуска термина «единосущный». Либерию указывали, что выражение (ὁμοούσιος) служит для савеллиан средством прикрывать лжеучения Савелия и Фотина. Либерий подписал.

Для арианина эта формула значит: «не Единосущный, а подобный по сущности»; и тогда последние слова – нечестие. Но православный может произнести слова «по сущности и по всему подобен Отцу», вовсе не отказываясь от учения, заключенного в слове «Единосущный», ибо между обоими выражениями по грамматическому смыслу слов противоречия нет; кто единосущен, тот тем самым и подобен по существу, и по всему.

Таким образом, подписывая по принуждению, Либерий мог утешаться мыслью, что подписанное не есть ересь, что подпись его может послужить к некоторому сближению ариан с Церковью. Примирения с ними желал и св. Афанасий.[65]

Беря на себя смелость такого толкования, мы однако не настаиваем на нем. Для обеления Либерия от обвинения в ереси вполне достаточно факта принуждения. Так смотрел на его печальный поступок и св. Афанасий. Другой столп Церкви, св. Василий Великий, тоже ничего не знает о «заблуждении» Либерия. Не подозревают его в неправильном вероопределении ни Созомен, который пишет, что Либерий всегда исповедовал веру Никейского Собора»,[66] ни Феофан Византийский, ни Феодорит Кирский, посвятивший целую главу своей церковной истории повествованию «о ссылке и возвращении блаженного Либерия».[67]

По освобождении своем п. Либерий продолжает борьбу с арианством: он прилагает старания к восстановлению св. Афанасия, не признает постановлений арианских соборов в Аримини (359г.) и Селевкии (359 г.); утверждает решения православного собора в Александрии (362 г.). Восточные епископы пишут Папе, как единомышленные с ним в вере.[68]

И греческая, и русская церковь признают Либерия святым. Либерий «о правоверии много подвизался, чего ради и изгнание подъя; изгнанных Афанасия и Павла Исповедника[69] с любовью приняв, содела свои престолы восприяти... и Богу угодив, скончался». Так написано в Четье Минее (27 авг.). Мы более верим ей, хранительнице церковной старины, чем церковным историкам, писавшим по поручению Победоносцевского Св. Синода.

Не странно ли, что люди, считающие себя верными чадами Греко-российской церкви, позволяют себе называть еретиком святого своей же церкви?

 

2. Папа Гонорий [70]

 

Хомяков, а за ним и другие русские богословы, ни на секунду не сомневаются, что п. Гонорий повинен в ереси монофелитов. Принять это обвинение на веру конечно легче, чем изучить дело по документам.

Напомним православное учение о воплощении второй Ипостаси. Потом укажем учения еретические по тому же вопросу. Наконец, сравним то, что написал п. Гонорий, с учением православным и с учением еретиков. Тогда выяснится, совпадает ли учение Папы с православным или еретическим.

Иисус Христос – единое лицо, воплотившееся Слово Божие, ипостасное соединение природы божественной и природы человеческой; истинный Бог и истинный человек. Обе природы (естества) совершенны: естество Божье – бесконечная полнота предвечного совершенства; естество человеческое – полнота человеческого совершенства: тело безгрешное и душа, сотворенная всесвятой. Единение обоих естеств полное; они нераздельны, но и не слиянны.

Каждое естество имеет свою волю; каждая воля действует согласно своему естеству. Слово делает свойственное Слову, а плоть исполняет свойственное плоти. Одно из них сияет чудесами, другое подлежит страданию. Со страдающею плотью было соединено Божество, которое само не страдало, но делало страдания спасительными.

Итак: одно Лицо, два естества, две воли, два действия.

Наша воля грешная: в ней неизбывная борьба добра и зла. Христос принял всю человеческую природу, кроме греха; потому Его человеческая воля лишена раздвоенности, она «едина».

Отношение нашей воли к воле Божьей – постоянное колебание между подчинением и противоборчеством. Отношение человеческой воли Христа к Его Божественной золе – постоянное совершенное подчинение. Его человеческая воля всегда желала того же, чего желала Его воля Божья. Воли оставались две, их желания совпадали.

Итак, еще раз: две воли; из них человеческая (в отличие от нашей) – единая и всегда согласная с волей Бога.

Теперь напомним о еретических искажениях догмата воплощения, – не о всех, а о тех, которые касаются дела п. Гонория.

Родоначальник христологических ересей – Евтихий. Евтихиане учили, что после соединения двух природ имеется лишь одна природа, ибо человеческая изменилась в божественную; так капля меду исчезает в водной стихии моря. Такое учение разрушает догматы воплощения и искупления. Халкидонский Вс. Собор (451 г.) осудил его. Монофизиты учили, что оба естества слиты. После осуждения Евтихия они не могли уже открыто проповедовать против двух естеств во Христе и придали своему учению иной вид: они стали учить об одной воле и об одном действии. Эта разновидность ереси называется монофелитизмом. Она естественно приводила к поглощению в Спасителе человеческой природы природою божественной (т. е. вела к восстановлению ереси Евтихия).

Посмотрим, что исповедовал п. Гонорий.

В 1-ой половине VI 1-го века в Восточной церкви было полное засилье монофелитов (см. выше стр. 194, VI Вс. соб.). Занявший в 633 г. Александрийскую кафедру Патр. Кир, как и Сергий, Патриарх Конст., исповедовали одну волю и одно действие. Той же ереси держался имп. Ираклий. Было решено путем этого учения примирить с официальной церковью одну из монофизитских сект в Александрии (феодосиян):

Но нашелся защитник православия – святой и ученый палестинский монах Софроний. Ни Кир, ни Серий его увещаниям не вняли.

Вскоре Софроний стал Патриархом Иерусалимским. Сергий поспешил уведомить Папу о разногласиях с Софронием, дабы осветить вопрос со своей точки зрения, прежде чем Папа узнает о нем от Софрония.

Сергий заверяет Папу, что дело идет о воссоединении всех евтихиан Египта, Фиваиды и Либии; что Софроний своими излишними словопрениями может помешать воссоединению названных еретиков, которые уже настолько приблизились к Церкви, что стали поминать на литургии п. Льва 1-го.

Ссылка на Льва I (основоположника учения о двух естествах и двух волях) должна была удостоверить православие Сергия. Но обман на этом не остановился.

Патр. Сергий ведет дальше речь так, что выходит, будто выражения «одна воля и одно действие» относятся к совершенному согласно во Христе человеческой воли с божественною. Он пишет: у Спасителя не было двух противоположных воль. Против этого спорить нельзя, – это вполне православно. И Сергий опять ссылается на Льва I: «Этому научает нас богоносный Лев, ясно говоря: тот и другой образ (во Христе) производит, что имеет собственно сообща с другим». («Д. Вс. С», VI, 180-183).[71]

Словом, термин («одна воля»), которым Сергий обычно пользуется для выражения своего еретического взгляда, применяется им в письме Гонорию, как выражение православия. Сеть расставлена была ловко; п. Гонорий в нее попался.

Действительно, что мог заключить п. Гонорий из послания Патр. Сергия, как не следующее: Сергий православен; применяя слова «одна воля», Сергий выражает православное учение о согласованности божеской и человеческой воль, тогда как Софроний, говоря о «двух волях», отрицает эту согласованность.

Так и понял Гонорий: в ответе своем он хвалит предусмотрительность Сергия и ревность его к православному учению (под видом которого Сергий употребил выражения «одна воля» и «одно действие»), Гонорий и сам употребил их, за что и заклеймен именем еретика.

Однако спрашивается, что делает человека еретиком? Учение ли, которого он держится, и смысл, который он согласно этому учению соединяет с данным выражёнием, или самое употребление этого выражения? Очевидно: учение и смысл. В каком же смысле применяет «инкриминируемое» выражение Гонорий?

Из первых строк послания п. Гонория видно, что он осведомлен о происшедшем только Сергием: от него он узнал «о каком-то любопрении», поднятом «каким-то Софронием», который теперь «как слышно» иерус. епископ.

Папа вполне поверил Сергию, он хвалит его за то, что тот в письме к Софронию устраняет новое название («два действия»), могущее ввести в соблазн людей простых».

Далее Гонорий исповедует, что «Иисус Хрристос... производит божественное при посредстве человечества, соединенного с самим Богом-Словом Ипостасно, и Он же производил человеческое, т. к. плоть неизреченно и особенным образом воспринята божеством, нераздельно, неизменно, неслиянно, совершенно. Тот, кто проявляет совершенное божество во плоти чудесами, тот же есть производитель и состояний плоти в поношениях страданий...»

Здесь Гонорий говорит, что Христос производил божественное и Он же производил человеческое; значит Гонорий признает в лице одного Христа два естества; каждое производит свойственное ему действие. Значит Гонорий признает два естественных действия. Это и есть православное учение.

«Так как очевидно (продолжает Гонорий), что божество не могло (страдать), то и говорится: Бог страдал, человечество сошло с неба с божеством, только по причине неизреченного соединения божественного и человеческого естества. Отсюда мы исповедуем в Господе Христе и одну волю...»

Последняя строка и должна свидетельствовать о ереси Гонория.

«.. мы исповедуем... одну волю». В каком смысле однако одну волю? В численном ли смысле или в нравственном? В этом весь вопрос. На него отвечает сам Гонорий: мы исповедуем одну волю потому, говорит он, «что наше естество принято божеством не греховное, не то, которое повреждено после падения, а естество, созданное прежде грехопадения». (Там же, стр. 183-185).

Для непредубежденного читателя ясно, что Гонорий говорит здесь о том, что человеческая воля не была во Христе волею греховною и посему раздвоенною; речь идет не об отсутствии во Христе другой, человеческой, воли, а о нравственном единстве Его человеческой воли.

Таков подлинный смысл выражения «одна воля» под пером Гонория. Смысл вполне православный.

Думать, что Гонорий применил выражение в смысле монофелитов нельзя, ибо такой смысл противоречил бы всему остальному, что Гонорий говорил об ипостасном единении.

Сверх того, православный смысл этого выражения вполне уместен в ответе на послание Патр. Сергия. Ведь Сергий уверил Папу, будто Софроний признает во Христе наличие греховной воли или, что то же, двух противоположных человеческих воль, производящих потому два действия. Это (воображаемое) учение Софрония Папа справедливо считает ложным и отвечает: «наше естество принято божеством не то, которое повреждено, а естество, созданное прежде грехопадения» и «Христос... действует и по божеству и по человечеству». Иначе говоря, Папа учит, что в Спасителе два естественных действия. Все это православно.

В чем вина п. Гонория? Она велика.

Он изменил обычной осторожности римского престола. Нельзя было довериться одной стороне: надо было запросить Патр. Софрония и тогда уже выступить с обстоятельным изложением учения о двух волях и двух действиях.

Хваля Сергия за (мнимую) предусмотрительность в сношениях с Софронием, Гонорий сам не предусмотрел, как еретик-Сергий воспользуется его крайне неудачным выражением «единая воля». Сергию ничего не нужно было, кроме изречения – «мы исповедуем одну волю» за подписью римского епископа. Он вырвал из учения Папы эти слова и тем покрыл свою ересь папским именем.

Папа поступил, как поступают благодушные и нерешительные администраторы. Не решаясь смотреть опасности в глаза, он думал предотвратить бурю молчанием: он советует, «избегая нововведенного выражения «одно или два действия», проповедовать в духе православной веры... что один Господь Иисус Христос... действует в двух естествах по божеству и по человечеству» (Там же стр. 487). Но нововведенное выражение существовало: Папе надлежало не замалчивать его, а указать, в каком смысле его надлежит применять православным.

Короче говоря, Гонорий повинен в бездействии власти, в невыполнении лежавшей на нем обязанности Верховного учителя. Это несомненно. Но странно, что его за это винят и те, кто эту власть и эти обязанности отрицают.

Итак, Папа Гонорий:

1) Не выполнил своего долга Вселенского учителя, – не дал обязательного для всей Церкви вероучения по вопросу о двух волях. В этом его вина.

2) Но именно потому, что он не дал такого обязательного учения, написанное им по этому вопросу находится вне области папской безошибочности.

3) Сознательно введенный Патр. Сергием в заблуждение относительно предмета спора, он изложил свой ответ ему неудачно, так что еретики, недобросовестно толкуя его слова, причислили его к своим единомышленникам он невольно оказался их покровителем.

4) Действительный же смысл написанного п. Гонорием вполне православен.

На все эти доводы ответ противников папской непогрешимости будет краток: «VI-ый Вс. Собор анафематствовал Гонория за ересь». Проследим подробнее ход дела на Соборе. Но сперва посмотрим, каково было отношение к Гонорию за период от его смерти (638) до года созыва Собора (680).

Глубокий богослов, ревностный борец против монофелитов, св. Софроний, Патр. Иерусалимский, получив ответ п. Гонория на свою общительную грамоту, не прервал с ним общения. Его уполномоченные, которым Гонорий вручил свое послание, обязались за своего Патриарха, что он не употребит более выражения «две воли и два действия», – ясное доказательство, что по их убеждению Гонорий не разногласил с их владыкой. Иначе говоря, они понимали, по каким основаниям Гонорий советовал воздерживаться от этих выражений. Св. Софроний продолжал смотреть на римскую кафедру, как на оплот в борьбе с ересью: по его поручению Стефан Дорилейский в годы гонений, дважды, с опасностью жизни, совершил путешествие в Рим. Отношение Софрония – факт первостепенной важности при суждении о деле Гонория.

Св. Максим Исповедник, доблестный защитник православия, является защитником также и Гонория.

В 645 г. на карфагенском соборе Пирр уверял, что Гонорий был во всем согласен с Сергием и Павлом; Максим возразил ему: «Я удивляюсь, каким образом вы и ваши предшественники, будучи патриархами, еще дерзаете лгать!» (Msi 10, 739-740). Максим находился при Софронии в Александрии еще в 633 г., когда Софроний начал свою борьбу против Сергия. Он потому не мог не знать мнения св. Софрония о письмах Гонория. К тому же он был лично знаком с составителем этих писем, Иоанном Симптонием. Последний, защищая при одном споре свое писание, говорил, что «одна воля» относится в нем не к одной воле во Христе вообще, а к воле в Нем человеческого естества (Mg 91, 243).

Целый ряд соборов осудил монофелитов. Но ни один не причислил к ним п. Гонория.

Таковы соборы: в Орлеане 639-го года, кипрский 643-го; соборы африканских епископов в 646 г. в Нумидии, Мавритании, Визасене, Карфагене. В 649 г. 105 епископов были собраны в Риме для исследования дела монофелитов с самого начала; участвовало более 30 восточных пресвитеров; собор осудил поименно всех епископов, уклонившихся с правого пути. Имя Гонория не упомянуто.[72]

Восемь пап сменилось за этот период на апостольском престоле.[73] Они ревностные борцы против монофелитов, Мартин I приял (653 г.) венец исповедника именно за «две воли и два действия». Никто из них п. Гонория в ереси не подозревает.

П. Иоанн IV пишет в 641 г. наследникам имп. Ираклия, что Патр. Пирр вводит превратное учение об «одной воле» и распространяет ложный слух, будто п. Гонорий держался такого учения.

«Весь Запад, говорит Иоанн, возмущен против Пирра за то, что он в рассылаемых им грамотах ссылается на мнение нашего предшественника, блаженной памяти Папы Гонория, приписывая ему мнение, совершенно чуждое кафолическим отцам».

И далее п. Иоанн объясняет, в каком смысле Гонорий говорил об одной воле.[74]

Из сказанного видно, что православие п. Гонория никем из православных современников его, ни на Западе, ни на Восток, под сомнение не ставилось. Молва о его ереси – дело еретиков.

Точно также и на Вселенском Соборе первым произнес имя Гонория еретик.

На 1-м заседании VI Вс. Собора (7-XI-680) папские легаты сказали: «... пусть представители (конст. церкви) скажут, откуда это нововведение» (т. е. учение об одной воле и одном действии). Макарий ант. и некоторые другие монофелиты ответили, что они никаких нововведений не делали, но как приняли от Вселенских Соборов и отцов, также от Сергия, Павла, Пирра и Петра (Константинопольских), также от Гонория Римского и Кира Александрийского, так и веруют и проповедуют о воле и действии (Там же, стр. 23-25). Стефан, ученик Макария, уверял, что и св. Кирилл Алекс. учил об одной воле, потому-де, что он сказал о Христе: «воля Его всемогуща».[75]

После этого, во время всего обстоятельного исследования дела монофелитов, имя Гонория никем не упоминалось до 8-го заседания. На этом заседания (7-III-681), присутствующие заявили, что все они веруют согласно учению, изложенному в посланиях п. Агафона и римского собора; это учение они уважают «как будто бы оно было изречено по внушению Св. Духа устами апостола Петра и написано перстом Агафона». Но Макарий ант., упорствуя в своем мнении, сказал, что исповедует в одном Господе одно хотение и одно богомужное действие, и в этом согласен с учением, как V-го Вс. Собора, так и Гонория, Сергия, Павла и пр. Выписки из отеческих писаний, приведенные Макарием в подтверждение своего мнения, оказались недобросовестными: Собор объявил, что обезображивать изречения свв. отцов неприлично православным и есть скорее дело еретиков (Там же, VI, 85, 90, 95-98). И несмотря на такую оценку, данную Макарию, обвинение п. Гонория основано на свидетельстве о нем того же Макария и его единомышленников.

Следующий раз имя Гонория было упомянуто на 11-м заседании. На нем рассматривали еретические писания Макария Ант. В одном из них Макарий упоминает, что Гонорий «весьма ясно учил об одном хотении» (Там же, 170-174).

12-ое заседание прошло в сличении документов, представленных Макарием императору, с подлинниками; между прочим сличили послание п. Гонория к Cepгию. Копия и греческий перевод оказались согласными с подлинником (Там же, 176 s, 187 s).

На 13-м заседании Собор произнес суждение о послании Гонория. «... мы рассматривали догматические послания, написанные Сергием к Киру и Гонорию, а также ответное послание сего последнего, т. е. Гонория к тому Сергию, и нашедши, что они совершенно чужды апостольскому учению и определениям св. соборов и св. отцов, а следуют лжеучениям еретиков, совершенно отвергаем их и гнушаемся как душевредных. Нечестивых догматов их мы отвращаемся, а имена их присудили исключить из Св. Церкви Божьей, а именно имена Сергия, начавшего переписку о сем нечестивом догмате, Кира, Пирра, Петра и Феодора (Фаранского). О всех этих вышеупомянутых лицах упомянул Агафон (еп. Римский) в докладе к Императору, и отверг их как мысливших противно православной нашей вере; и мы определяем подвергнуть их анафеме. Кроме того мы находим нужным вместе с ними извергнуть и предать анафеме и Гонория, потому что из писем его к Cepгию мы убедились, что он вполне разделял его мнение и подтвердил, его нечестивое учение» (Там же 191, 192).

На 15-м заседании вновь была провозглашена анафема изобретателям и последователям новой ереси, в том числе и Гонорию (Там же, 222).

На 18-м, последнем, заседании Собор провозгласить догматическое определение о двух волях и двух действиях. Мы лишены возможности привести здесь догмат VI Вс. Собора. Но кто прочтет его (Там же, 228-241) и сравнит с учением Гонория, увидит, что и Гонорий и Собор одинаково признают в Иисусе Христе два естества и два производимые ими действия. Признавать два действия значит признавать два хотения, две воли: между учением Собора и учением п. Гонория противоречия нет.

Собор упоминает о Гонории еще в своем приветственном слове императору. Мы «признаем, говорят отцы Собора, две естественные воли и два естественные действия, сообща и нераздельно проявляющиеся. А новые выражения и их изобретателей извергаем... и подвергаем анафеме: разумеем Фeoдора (Фаран.), Сергия и Павла, Пирра вместе с Петром, еще Кира, и вместе с ним Гонория, как последовавшего тем в этом» (Там же 241-244).

Но ведь Гонорий отнюдь не «изобретатель» новых выражений; он их не только не принял, но до 11-ти раз осудил их в своих письмах, советуя их не применять.

Наконец Собор упоминает Гонория в послании п. Агафону. Тут епископы ведут речь так, будто Гонорий еще до собора осужден Агафоном (Там же, 253 s.). Но ни Агафон, ни римский собор его не осуждали.

По закрытии Вс. Собора император издал указ: в нем изложено православное определение веры о двух естествах и двух действиях. Опять-таки послания Гонория согласны с этим исповеданием, но указ, назвав виновников ереси, добавляет: «и сверх того Гонорий, утвердитель ереси, и сражавшийся сам с собой».

Постановления Вс. Собора по делу Гонория поражают своей непоследовательностью.

Послания Гонория содержат, как мы видели, православное учение; Собор объявляет его еретическим. Собор делает это по прочтении первого его послания и не читав второго. Он осуждает монофелитов, обвиняет Макария в подтасовках, а в суждении о Гонории следует за их мнением. Собор обвиняет Гонория, как принявшего новое выражение, тогда как Гонорий советовал таковым не пользоваться (Гонорий виновен именно тем, что не понял необходимости ввести это новое выражение в церковную терминологию для ограждения того учения, которого он сам же держался). Собор старается поставить осуждение Гонория под авторитет п. Агафона, тогда как Папа его не осуждал. Неясно, в чем собственно обвиняется Гонорий: выражения обвинения меняются почти каждый раз.

Обвинение страдает внутренним противоречием: оно ищет предлогов то в действии предумышленном («утвердитель ереси»), то в действии, обнаруживающем сомнения и колебания («сражавшийся сам с собою»).

Нам возразят: «Чтобы обелить Папу, вы обвиняете Вс. Собор». Мы не обеляем, ибо действительная вина Гонория остается на нем. Мы не обвиняем, а беспристрастно сопоставляем документы.

И никаких основ мы этим не колеблем, ибо Вс. Соборы безошибочны в своих догматических определениях, где дар Духа Святого превозмогает человеческую немощь, но не в дисциплинарном суждении о данном человеке.

Посмотрим, какие это «немощи» могли побудить вселенских отцов вынести Гонорию ошибочное осуждение.

Провозглашение догмата нераздельного и неслиянного соединения во Христе двух естеств и двух естественных воль и действий не могло произойти без объявления еретиками шести восточных патриархов. Удар настолько тяжелый для восточного самолюбия, что Георгий, Патриарх Конст., предложил было Собору не предавать виновных анафеме поименно.

Императорская власть, верная византийскому пониманию церкви, как государственного учреждения, всегда старалась добиться единства вероисповедания своих подданных. Во времена VI Вс. Собора официальным вероисповеданием было по счастью православие. Надо было склонить к нему колебавшихся, надо было облегчить этот шаг, дав некоторое удовлетворение самолюбию восточных. Присоединить к именам 6-ти осуждаемых патриархов имя римского Папы, – лучшего способа не найти.

Сорок лет пропаганды монофелитов тоже могли сделать свое дело. При недоброжелательном отношении к Риму обвинение Гонория принималось охотно, без должной проверки.

Оградить память Гонория должны были бы прежде всего местоблюстители Папы. Их поведение весьма странно.

Отправляя легатов, п. Агафон писал императору, что они люди не особенно ученые, но что им даны письменные свидетельства, во что верует римская церковь. «Мы дали им право или полномочие – отвечать просто и только то, что им внушено, чтобы они не дерзали что-либо убавить, прибавить или изменить, но чтобы они просто изложили предание сего апостольского престола, в том виде, в каком оно утверждено нашими предшественниками».

Это предание было хорошо известно легатам; они о нем читали даже на самом соборе: Римская церковь, сказано в послании Агафона, «никогда не уклонялась от пути истины», ««не подвергалась повреждению от еретических новшеств»; мало того, она «пребудет неповрежденною до конца по божественному обетованию самого Господа Спасителя, который изрек верховному своему апостолу:... (Лк 22,31-32)».

Из этих слов и легатам, и всем ясно, что п. Агафон, подобно его предшественникам, не имел и тени подозрения относительно чистоты исповедания Гонория и иметь не мог.

Легаты сперва хорошо защищали честь апостольского престола. На 3-ем заседании читались деяния V-го Вс. Собора; в переписке Патр. Мина с п. Вигилием, последний тоже высказывал еретические суждения. Легаты заявили, что читаемое подложно и потребовали проверки книг; собор установил их подложность.

Подделанное еретиками место приписывало п. Вигилию исповедание «одного действия». Легаты ревностно протестовали; значит они понимали, что это выражение – ересь, знали, что апостольский престол ее отвергает. Но когда на 13-ом заседании осуждают за ту же ересь п. Гонория, легаты молчат и своим молчанием как бы подтверждают правильность обвинения. Это было прямым нарушением их полномочий.

Чем объяснить такое поведение легатов? Отметим странное стечение обстоятельств.

Император присутствовал на всех заседаниях с 1-го по 11-ое. На 11-ом он заявил, что так как важнейшая часть дела закончена, он на следующие заседания не явится. Но именно на следующем заседании (22 марта) читались принесенные от императора бумаги, в том числе и письмо п. Гонория.

14 апреля (на Пасху) император понизил сумму, платимую в казну при вступлении Папы на кафедру и объявил, что утверждение пап в избрании будет производиться отныне не равенским экзархом, а непосредственно императором.[76]

Естественно возникает вопрос, не обеспечила ли власть этими милостями молчание легатов?

Но, говорят, легаты подписали решение Собора, а папы утвердили соборные деяния и в течение свыше ста лет анафематствовали Гонория. Проверим эти возражения.

Подпись легатов по отношению к делу Гонория не действительна, ибо, осуждая его, они преступили свое полномочие. Осуждение Гонория совершилось поэтому помимо авторитета апостольского престола, без его согласия, без его ведома.

Папы действительно осуждали Гонория, но осуждения VI Вс. Собора они не подтвердили. Утверждая постановления Вс. Собора, п. Лев II, как увидим, тут же выразил, в чем заключается подлинная вина Гонория, и тем отменил определение Собора о Гонории.

Вот относящиеся сюда документы.

Император послал деяния Собора п. Льву II, преемнику Агафона († 10-I-682). При этом Погонат писал, что собор письменно умолял его отослать осужденных на суд римского епископа (Там же, 266-269). Римскому собору император пишет, что общим голосом (вселенского) собора Макарий и его сторонники отосланы на усмотрение Папы, «вселенского патриарха и вселенского архипастыря» (Там же). Ни та, ни другая грамота не упоминает об осуждении Гонория.

Лев II (682-83) говорит о деле Гонория в трех посланиях:

1) Имп. Константину IV он пишет, что анафематствует «изобретателей нового заблуждения (таких-то), также и Гонория, который не просветил сей апостольской церкви учением апостольского предания, но позволил гнусным предательством опорочить истинную веру» (βεβήλῳ προδοσίᾳ μιανθῆναι παρεχώρησε).

2) Испанским епископам п. Лев пишет о принятии VI Вс. Собора; здесь сказано, что Гонорий «не потушил зачинавшегося пламени еретического догмата..., но – нерадением содействовал (ему)» (Ml 96, 414; Msi 11, 1052).

3) Эрвигию, королю испанскому, он пишет, что такие-то отлучены «и с ними Гонорий римский, который допустил запятнать (maculari consensit) незапятнанное правило апостольского предания, полученное от предшественников» (Ml 96, 419; Msi 11, 1057).

Гонорий нигде здесь не причисляется к изобретателям ереси; Папа порицает его не за личное нарушение предания, а за нерадение, за бездействие власти.

Анафема, произносившаяся папами во время присяги при вступлении на престол,[77] гласила: «Анафематствуем изобретателей нового еретического догмата (таких-то) и вместе с тем Гонория, ибо он «поддержал брожение их (еретиков) нечестивых утверждений» (pravis eorum assertionibus fomentum impendit).[78] Присяга опять-таки признает действительную вину Гонория, а не приговор Вселенского Собора.

He-католики утверждают, [79] что не только «ересь» Гонория, но и отношение пап к его делу свидетельствует против «папистической» теории: папы считаются безошибочными, а сами-де они мирятся с фактом признания одного из них еретиком.

В действительности никакой непоследовательности в отношении римского престола к п. Гонорию нет. В том самом акте,[80] в котором Лев II причисляет Собор 170-ти отцов к пяти предыдущим Вселенским Соборам, Папа дает и определение вины Гонория, – иное, чем данное Собором. Формула обвинения изменена в самом акте утверждения собора; значит, апостольский престол не примирился с фактом осуждения Гонория, как еретика. Папа утвердил постановления VI Собора, но сделал изъятие для его приговора по делу Гонория; он его приговора не принял, не утвердил.

Чрез два столетия п. Адриан II (867-72) упомянул о деле Гонория. Папа говорил о правах римского престола. «Никто из патриархов, ни кто-либо другой, не мог осудить его без предварительного согласия и помимо авторитета первопрестольного святителя» (Msi 16, 126). Только при этом условии приговор над Гонорием мог бы быть действителен. Слова Адриана II опять свидетельствуют, что Рим соборного приговора не признал.

И не только Рим. На Востоке, осужденный Собором Гонорий еще не слывет среди православных за еретика. Не причисляет его к еретикам ни преп. Анастасий синаит, ни И. Дамаскин, ни преп. Феофан († 819), ни св. Николай Мистик (Патр. Конст.). Все они свободны не признавать приговора Собора, ибо вне области веры Вс. Соборы не ограждены от заблуждения и могут быть обмануты и ошибиться.

Еще раз напомним: п. Гонорий обязательного для верующих догматического решения не издавал, – его случай поэтому вне области папской безошибочности.

Действительная вина Гонория хорошо выражена надгробной надписью:

«Не еретик, а еретиков покровитель».[81]

 

3. Папа Вигилий

 

Нам надлежит доказать, что колебания и непоследовательность, проявленные п. Вигилием в суждениях о «трех главах», не касались вероопределений и что уже по одному этому он никаких еретических решений по названному делу постановить не мог. Его ошибки вне области папской безошибочности.

Для этого справимся в «Деяниях Вселенских Соборов», что именно каждый из трех Соборов (III-ий, IV-ый и V-ый) решил относительно каждой из трех «глав» и что определил относительно их авторов (Феодора Мопсуестского, Ивы Едесского и Феодорита Кирского). Затем сопоставим эти решения с суждениями п. Вигилия по тем же вопросам и сделаем вывод.

Чтобы нижеследующие страницы были понятны, надо сперва ознакомиться с нашим очерком V-го Вселенского Собора (см. выше, стр. 186-194).

Дело о трех главах началось еще на III-м Ефесском Вселенского Соборе.

Феодор Мопс., родоначальник несторианских заблуждений, умер в 428 г., за три года до названного собора. Его лжеучения, в частности составленный им символ веры, были собором отвергнуты, но имени его в приговоре против Нестория упомянуто не было; он пользовался большой известностью; в случае его анафематствования, приверженцы его могли бы отделиться от Церкви. Св. Кирилл Алекс. пишет, что «такое благоразумие есть прекрасное и святое дело».

Однако Heстopиaнe использовали благоразумие собора в своих целях. За невозможностью открыто проповедовать ересь Hecтория, они стали опираться на творения Феодора. С годами вокруг его имени завязался сложный узел вероисповедных страстей: одни православные осуждали его за ложные мысли, другие его защищали, ибо монофизиты добивались осуждения таких мест его писаний, которые были в согласии со здравым учением; еретики тоже были, кто за, кто против Феодора. Буря улеглась благодаря разумному спокойствию высших иерархов (св. Кирилла Алекс, св. Прокла Конст., Иоанна Алекс.)