Начало телеобщения: «Будем жить при коммунизме»

 

Летом вновь обострилась международная обстановка: Хрущев и Кеннеди не смогли договориться в Вене, 12 августа соцлагерь отгородился от капитализма бетонной стеной в Берлине, советские и американские танки стояли друг против друга у проездов, оставленных в стене, урчали моторами и поводили стволами орудий.

Но вовсе не эти события владели умами советских людей, были содержанием общественно-политических программ ТВ. 30 июля 1961 года был опубликован проект новой программы КПСС, где прямо говорилось, что в СССР за ближайшие 20 лет будет построен коммунизм.

Прежде пропаганда представляла коммунизм — общество всех мыслимых благ, справедливости и свободы — как неизбежное, но весьма отдаленное будущее. А тут вдруг: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

В это поверило подавляющее большинство, кроме закоренелых скептиков, давно противопоставивших себя власти: «мы — они». «Отлично помню, с каким ленивым любопытством прислушивался к чтению программы (по радио часами читали), — вспоминает Л. Аннинский. — Занимали всякие частности вроде бесплатного транспорта, да и то с ощущением налета прожектерства. Но, впрочем, и не без сочувствия (а вдруг получится?), а общее содержание наглухо было отделено казенным занавесом! Они говорят, они обещают, они надеются».

Кроме бесплатного транспорта, были обещаны бесплатные обеды, сокращение рабочего дня и то, что «общественные богатства польются полным потоком». Откуда возьмется этот поток, программа поясняла: благодаря техническому прогрессу. Прогресс был налицо. Вслед за Гагариным 7 августа 1961 года на орбиту взлетел Герман Титов. Раз до космоса добрались — и с земными проблемами управимся, думал простой человек. А ученые по телевизору растолковывали все новые аспекты. Кроме создания материально-технической базы коммунизма, ожидалось появление нового человека (ведь бытие определяет сознание) и новых отношений между людьми, согласно прилагавшемуся моральному кодексу, чье отличие от десяти христианских заповедей постоянно подчеркивалось.

При выборе выступающего для телеэфира по-прежнему учитывалась его должность и звание, а особенности личности телередакторы еще не умели определять. Лишь бы складно говорил про светлое будущее! Зрители же рассматривали попавшего в кадр человека, его личность становилась элементом содержания передачи. Тем более, что теперь было с кем сравнивать: с Гагариным, Титовым, Клиберном, Андрониковым, Чуковским. С Игорем Кирилловым и Валентиной Леонтьевой. И вот на экране очередной субъект (он же объект зрительского внимания).

Из книги В. Саппака «Телевидение и мы»:

— Почему, спрашиваете вы себя невольно и постоянно, почему так скованны, так утомительно однообразны те, кого мы видим на нашем экране? Представители разных профессий. Разных поколений. Разных уровней культуры...

На экране — лектор, кандидат наук. У лектора прекрасный модный костюм и безразлично-профессиональное лицо. Он сравнительно молод, только вот рот... Усталый, слишком много работающий рот. Он говорит, и почему-то все время хочется употребить слово «артикуляция». Как и все лицо, глаза не участвуют в работе губ. Я невольно начинаю чувствовать в нем сочетание легкой «заводимости» и унылости, еще не иссякший разбег конъюнктурщика и усталость от не приносящей радости карьерной суеты.

К сожалению, проницательный критик Саппак не успел ничего написать о передачах, которые начались осенью 1961—весной 1962-го. Именно тогда произошло качественное изменение нашего телеэфира. Одна за другой возникали рубрики, основанные не на монологах — выступлениях перед пугающей пустотой, холодным объективом. Люди стали общаться в студии, смотреть друг на друга, забывая порой о телекамере. И чем меньше было им дела до камеры, тем больше было дела зрителю до них. (Мысль эта принадлежит К. Станиславскому, применительно к ТВ ее разделили многие.)

Вспоминает Сергей Муратов (редактор, уволенный за «ВВВ»):

— Возможно, любители хронологии со временем укажут в своих таблицах 6 апреля 1962 года.

В этот день в эфире впервые загорелся «Голубой огонек».

Героем экрана стал собеседник.

Не исполнитель, знакомый по сотням концертов, не выступающий, обособленно замкнутый в кадре и произносящий свой монолог на камеру, но равноправный участник живой беседы.

И сегодня многие полагают, что своим рождением передача обязана чуть ли не чистому случаю. Да, вероятно, так оно бы и было — и попытка осталась бы эпизодической, — не займись «Огонек» в ту самую пору, когда газеты пестрели новыми рубриками, не утихали споры в Политехническом, срочно изобретались названия молодежных кафе, появившихся на свет одновременно со своим близнецом на экране и из той же общественной необходимости. Процесс дальнейшей демократизации общества вызвал поиски новых публичных форм самовыражения. Процесс этот не мог не затронуть домашних экранов (буквально за несколько месяцев до «Огонька» в эфире дебютируют «КВН» и «Эстафета новостей»), преломившись в личности человека в кадре.

По существу, человек на экране впервые предстал без привычной бумажки, ошеломляя незаданным строем речи, раскованным словом, непринужденностью интонаций и обращения. Можно ли было тогда представить более располагающее для этого место действия, чем кафе, куда телезритель наведывался еженедельно. И концерт и сама атмосфера кафе с ее безыскусностью и элементами импровизации здесь служили не самоцелью, но лишь условием чуда — живого человеческого общения. Потом с этим чудом что-то случилось.

Прервем цитату.

Причиной этого взлета общественной активности был XXII съезд КПСС — как бы ни иронизировали сегодня над привычкой советских пропагандистов объявлять каждый съезд, пленум или речь вождя «историческими». Стоит вспомнить аналогичный эффект в 1989 году, когда страна прильнула к телевизорам и приемникам, слушая речи, транслируемые с I съезда народных депутатов. Точно так же в 1961-м люди поражались смелости речей делегатов XXII партсъезда — не только в помыслах о грядущем изобилии, но и в рассказах о драматических событиях прошлого. По решению съезда в ночь на 31 октября из мавзолея на Красной площади был вынесен труп Сталина — и этим (так казалось тогда) подведена черта под прошлым, начата эпоха искренности во всем. Было о чем поговорить людям! Вот и возникли друг за другом всевозможные «круглые столы», «Литературные Вторники» и «Театральные кафе» на телеэкранах всех студий.

Первой, как и положено, откликнулась редакция телеинформации. Появилось еженедельное обозрение «Эстафета новостей» (просуществовавшее до 1970 года) — прямая студийная передача.

Вспоминает Юрий Фокин:

— В июне, августе и сентябре 1961 года состоялись первые прямые передачи из Англии, ГДР и Франции. Этот опыт дал нам возможность ближе познакомиться с подготовкой зарубежных информационных программ и общественно-политических тележурналов.

17 октября 1961 года по Центральному телевидению транслировалось торжественное открытие XXII съезда КПСС. В течение двух недель ежедневно передавались дневники съезда, а также интервью и беседы с его делегатами и зарубежными гостями. Как для творческих, так и для технических работников телевидения это был своего рода экзамен, с которым большой и слаженный коллектив студии успешно справился. Одновременно это был и еще один шаг на пути к появлению в программе первого общесоюзного информационно-политического тележурнала.

В один из октябрьских вечеров участники общественного совета писатель-фантаст А. Казанцев, ученый-астроном Ф. Зигель, писатель Ю. Теплов, сотрудники отдела информации А. Александрова, В. Мартынов, А. Петроченко собрались дома у Ольги Васильевны Лепешинской. Прославленная советская балерина и замечательный педагог, Лепешинская приняла самое деятельное участие в организации «Эстафеты новостей».

Судя по вышедшему в 1965 году справочнику М. Глейзера «Радио и телевидение в СССР. 1917—1963», «первый номер телевизионного журнала «Эстафета новостей» выпущен 3 декабря 1961года».

Те, кто создавал «Эстафету» и работал над этой передачей, не думали в то время о том, какую роль сыграет она в нашей тележурналистике. Поэтому никто из нас не зафиксировал дату рождения журнала ни в блокноте, ни в долговременной памяти. Некоторые исследователи пытались потом найти в архиве микрофонную папку первой передачи или упоминание о ней в недельных сводках телепрограмм, но тщетно. Можно предположить, в чем тут дело. Мы решили никак не рекламировать рождение «Эстафеты» и не сообщать о новой передаче ни в программную редакцию, ни в органы печати. Открывая первый выпуск журнала, автор этих строк изложил его задачи, рассказал об основных рубриках, а затем представил членов общественной редколлегии — будущих ведущих отдельных страниц. Тем, кто видел премьеру «Эстафеты», наверняка запомнился блестящий по выдумке и остроумию репортаж О.В. Лепешинской из квартиры композитора Арама Хачатуряна. Поистине захватывающим был рассказ знаменитого антрополога М.М. Герасимова, который познакомил зрителей со своими работами в области пластической реконструкции черепа и впервые показал на телеэкране скульптурные портреты Чингисхана и Ивана Грозного.

Композитор Людмила Лядова и поэт Борис Дворный написали для «Эстафеты новостей» марш, ставший музыкальной эмблемой нашей передачи. На финальном титре звучали такие слова марша:

«Люди пяти континентов,

к вам обращаемся мы.

Сделайте так, чтоб цвели на планете

дружба, свобода и мир!..

Над нашей планетой

встает коммунизма заря.

И звездной ракетой

летит эстафета

страны Октября!»

Отрадно отметить, что с первых же передач у нас установился самый тесный контакт со зрителями. На волне обратной связи мы получили массу интересных предложений, тем для интервью, очерков и репортажей. Что особенно важно, нам подсказывали адреса людей, жизнь которых — достойный пример для подражания. Уже в январе 1962 года почта «Эстафеты» составила больше половины всех писем, пришедших на студию. Поддержка телезрителей очень помогла нам в работе.

С первых же номеров тележурнала нас интересовали взгляды самых разных людей, как наших соотечественников, так и зарубежных гостей, на актуальные общественные события. Нас интересовала психология этих людей, их образ мысли. Порой мы вступали с ними в дискуссию.

Вспоминает Леонид Золотаревский:

— Буквально в каждом выпуске было что-нибудь необычное, новое, интересное. Поклонникам «Эстафеты» достаточно вспомнить увлекательную дискуссию, которую вели Теплов и Зигель о Тунгусском метеорите; полугодовой цикл корреспондента Польского агентства печати Ришарда Бадовского — он вел телевизионный розыск советских и польских ветеранов, совместно сражавшихся на фронтах второй мировой войны.

Одной из «находок» оказался фотокорреспондент «Литературной газеты» Михаил Трахман. Ему организовали поездку в Польшу по тем местам, где он прошел с винтовкой и фотокамерой двадцать лет назад. Результатом поездки была большая выставка в Москве и Варшаве, о которой, разумеется, в первую очередь рассказала «Эстафета новостей».

Я никогда не забуду лучшую, с моей точки зрения, спортивную «страничку» «Эстафеты»: тотчас же после финальной встречи на кубок СССР по футболу (передача в момент окончания матча уже была в эфире) в студию была привезена... проигравшая команда. На глазах у миллионов болельщиков популярные футболисты подробно разбирали ход только что закончившейся игры и причины своего поражения. Это была не только блестящая импровизация, это было яркое раскрытие характеров игроков. Впервые на телевизионном экране появились люди-спортсмены, очень разные, думающие, переживающие, рассуждающие. Впервые мы смогли обнаружить, что интересно, очень интересно увидеть глаза футболиста, а не только его ноги, завершающие удачную или неудачную комбинацию. Впервые мы задумались над психологией спортивной борьбы.

Поклонники «Эстафеты», очевидно, еще помнят страничку о творческой лаборатории Арама Ильича Хачатуряна, которую подготовила и вела Ольга Лепешинская; великолепные рецензии-импровизации Майи Плисецкой. В «Эстафете» неизменно появлялись выдающиеся музыканты, кинорежиссеры, артисты, государственные деятели.

«Эстафета» следила за выздоровлением летчика-испытателя Георгия Мосолова, рассказывала не ведомые никому дотоле подробности из жизни и героической работы Рихарда Зорге, представляла зрителям супругу и дочь прославленного разведчика Маневича.

Душой редакции и бессменным ведущим передачи на протяжении нескольких лет был Юрий Фокин. Он всегда поддерживал в редакции атмосферу настоящего творчества. Не было никаких априорных ограничений, благожелательно рассматривалась любая идея. Многие вещи, казавшиеся поначалу нереальными, становились реальными, когда за них брался Фокин. Я лично никогда не забуду этих дней: анализируя прошлое, убеждаюсь, что журналистом меня сделала «Эстафета», атмосфера, царившая тогда в редакции, внимание и помощь Фокина.

Авторитет его был непререкаем — не только в редакции, но и повсюду, где бы он ни появлялся. Можно без преувеличения сказать, что Фокин был первым «телевизионным персонажем» Советского телевидения.

После Фокина передачу вела Ирана Казакова, вел ее я, вели Александр Хазанов, Алла Мелик-Пашаева, Георгий Кузнецов, но все это было «уже не то». «Эстафета» из передачи, завершающей программу дня, передачи с «открытым концом» стала часовой рубрикой, жестко втиснутой между другими передачами. Между тем вся сила «Эстафеты» состояла в импровизационности, несрепетированности «страничек», возможности в любой момент показать «вставной номер», если кто-то приехал во время передачи. Это неизбежно влекло за собой свободный хронометраж, что, в свою очередь, было возможно лишь при условии, что «Эстафета» в программе последняя.

После «Эстафеты новостей» на XXII съезд откликнулся «КВН» молодежной редакции — слегка перелицованный «ВВВ» тех же Муратова, Яковлева, Аксельрода. Новое название соответствовало марке устаревшего, но еще работавшего в сотнях тысяч домов 18-сантиметрового телевизора «КВН-49». Но если марка телевизора была составлена из первых букв фамилий конструкторов (Кенигсон, Варшавский, Николаевский), то передача именовалась «Клуб Веселых и Находчивых». Ее аналоги возникли не только на всех областных студиях (как у «Эстафеты новостей»), но стали поистине народной игрой — на заводах, в вузах и научных институтах. Первый «КВН» вышел в эфир, как свидетельствует справочник М. Глейзера, 8 ноября 1961 года. Первый выпуск «Эстафеты», как мы помним из мемуаров Ю. Фокина, был «засекречен». Чья пальма первенства — судить не нам, но по логике событий молодежная редакция не могла опередить информационную, имевшую возможность выходить в эфир когда угодно и задумавшую «Эстафету» еще до съезда.

Вспоминает редактор «КВН» Елена Гальперина:

— «КВН» создавался как серия конкурсов, каждый из которых предлагал определенную ситуацию для проявления характеров участников соревнований.

Приветствие — визитная карточка команды. В первых передачах было правило, не оценивать этот конкурс. Считалось неловким зарабатывать очки на приветствиях.

Разминка — блицтурнир участников, создание атмосферы игры.

Объявление конкурса, требующего определенного времени для выполнения задания. Такого, например: «Как добыть солнечную энергию из огурца?». «Добывали энергию» по ходу передачи в каком-нибудь соседнем с залом помещении, но на глазах у телезрителей.

Действенный конкурс. Ох как ругали нас за него! Заставляете студентов перетягивать канат... Вы еще предложите им прыгать в мешках!.. А почему бы и нет? Участники соревнований весело играли в детские игры. Почему нельзя просто посмеяться, и над нелепостью ситуации — в том числе? Тем более что тех же самых ребят мы только что видели такими умными.

Потом, под влиянием критики, мы все же немного изменили характер этих конкурсов. Ну, например, на сцену выносили универсальные кухонные комбайны (тогдашняя техническая новинка). По три участника от каждой команды должны с их помощью приготовить гоголь-моголь, выжать сок из яблок, очистить картофель. Говорят, что комбайны плохо работают? Сейчас проверим! Параллельно другие участники соревнований делают то же самое, но вручную. Кто быстрее? Один из ребят стал выполнять задание в такт музыке, пританцовывая. Зрительный зал молниеносно отреагировал на это аплодисментами. Потом аплодисменты тоже зазвучали в такт музыке. Мне кажется, что именно этот парень принес своей команде победу: выше всего в «КВН» ценили юмор и импровизацию.
Единственным конкурсом, который мы могли проверить и отхронометрировать заранее, было домашнее задание. Темы давались с расчетом на максимальную гражданскую активность участников соревнований: «Город отражается в витринах»; «Вам вручен на 24 часа портфель министра высшего образования...»

Периодически возникал и так называемый «психологический конкурс». По предметам, обнаруженным в портфеле, нужно нарисовать портрет его владельца. Или: по любым приметам определить возраст археологической находки. По пятнадцати ответам «да» или «нет» угадать профессию сидящего за ширмой человека. Да? Нет! Да? Да! Главное, чтобы все с юмором, - не угадать даже, а создать смешную версию.

Импровизация! У наших ленинградских коллег была идея отличного конкурса. Они хотели установить телекамеры на углу Невского проспекта и Садовой улицы. И пусть участники «КВН» попытаются в течение пяти минут поймать на этом оживленном перекрестке города такси. Практически это почти невозможно. Конкурс наверняка вызвал бы общественный резонанс. Но кто-то из руководителей Ленинградского телевидения тех лет испугался за честь города. Так эта идея и осталась нереализованной. Может, кому сейчас пригодится?

Однажды нам повезло. В программу новогоднего вечера были включены «КВН» из Москвы и «Голубой огонек» из Ленинграда. Собственно, можно было и не воспользоваться этим обстоятельством. Но мы решили поиграть на возможностях прямого эфира. Мы любили демонстрировать могущество телевидения. В самом деле, почему бы не закончить «КВН» на ленинградском «Огоньке»? Договариваемся с Аэрофлотом: один из конкурсов мы посвятим гражданской авиации, а за это «кавээнщиков» бесплатно переправят в Ленинград.

Наш клуб в тот вечер назывался «Аэропорт «КВН»». Жюри выходило из макета большого пассажирского авиалайнера и проводило конкурс, посвященный авиации. После этого участники конкурса торжественно отправлялись в настоящий аэропорт. Тема задания - рассказать, как они летели в Ленинград.

Мы показываем машину, в которую садятся путешественники. Московская милиция, с которой мы тоже договорились, обеспечивает им «зеленую улицу», а «КВН» продолжается. Между конкурсами даем специальное сообщение: самолет номер такой-то взял курс на Ленинград. Наша передача закончилась в 21.30, закончилась с предварительным счетом. Окончательный итог зависел теперь от результатов последнего конкурса, который должен был быть проведен на ленинградском «Огоньке».

А пока в эфире — «Эстафета новостей». Ее ведущий Юрий Фокин время от времени дает информацию о полете самолета. После «Эстафеты» сразу включается аэропорт. Наши ленинградские коллеги отлично подготовились к встрече. Студентов из Москвы торжественно приветствовал сам Петр Первый. Он выехал верхом на коне прямо на летное поле, сопровождаемый свитой. «Коль прибыли вы в наш город, извольте рассказать, что вам о нем известно, и мы станем вашими провожатыми на пути в студию телевидения». Несколько юмористических вопросов к гостям — и вся кавалькада движется в город.

Победили в тот раз «физтехи». Они догадались привезти в самолете Снеговика, слепленного из московского снега. Снеговик растаял на «Огоньке» — «от тепла и доброжелательства ленинградцев», как сказал один из физиков.

В течение нескольких часов внимание зрителей было приковано к реальному событию, организованному нами. И это действие, происходившее у всех на глазах, было тем самым телевидением, за которое каждый из нас ратовал. Чистейший риск, рожденный творчеством, рождающий творчество.