Слово первое. О трезвении и об умной и сердечной молитве

Святые отцы много трудились, дабы обрести через молитву благодать Божию. Поэтому и мы, их чада, обязаны им всегдашней благодарностью за то, что они указали нам путь, который ведет душу к единению с Богом. Удивляешься и говоришь: «Но как же могут люди, в особенности же монахи и священнослужители, жить духовно, удовлетворять потребности своей души без молитвы, которую святые отцы завещали нам из своего опыта?».

Святой Григорий Палама, великий светильник безмолвия, трезвения и особенно непрестанной молитвы, написал большие и систематически составленные книги и получил имя «корифея и главы безмолвников».

Однажды, когда он вместе со своим братством подвизался вне Великой Лавры, он пришел в созерцание и увидел перед собой сосуд, похожий на кувшин, наполненный жидкостью. От преизбытка она переливалась через край и пропадала зря. Это прекрасное питие было белым, как молоко. Некий священнолепный муж говорит ему:

— Григорий, почему ты допускаешь, чтобы столько духовного добра пропадало напрасно, и не даешь его тем, кто имеет в том нужду?

Понял, конечно, святой, что это духовное питие, которое находилось в нем самом, было благодатью Божией, мудростью, опытом, трезвением, силой слова. Муж говорит ему:

— Почему ты ограничиваешься сим местом и не передашь это добро немощным, голодным, алчущим и жаждущим людям?

Действительно, по прошествии многих лет, с помощью Божией и под Его водительством, святой Григорий оказался среди множества людей и расточал им свое богатство, напоял нуждающихся в духовной помощи.

Но и находясь в миру, он молился и безмолвствовал в уединении в своей келии и только в субботу и воскресенье присутствовал за богослужением. Все остальные дни, пять дней в неделю, святой закрывался в своей келии и не выходил никуда, не ел и не пил. Только в субботу он нарушал безмолвие и ходил на литургию. Он причащался, спускался в трапезу, беседовал с отцами и братиями и с вечера воскресенья снова безмолвствовал до субботы.

Эти великие отцы научили нас, что душа человека окружена нечистыми, гордыми, эгоистичными, хульными и другими греховными помыслами и что для их изгнания душа должна использовать не только слова противоречия, но и гнев против помыслов, и ярость с молитвой.

Для противоборства дурным мечтаниям и помыслам недостаточно только гнева против них и ярости, но для борющегося с ними человека совершенно необходима и молитва, молитва непрестанная с призыванием Божественного имени: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».

Согласно отцам, имя Христово содержит в себе силу, исправляющую человека. Молитва Христова заключает в себе силу, которая может исправить падшую душу, падшую низко, душу немощную, нерадивую, грешную.

У духовного человека бывают в жизни такие дни и моменты, когда он чувствует внутри себя опустошение, душевную немощь. Что-то недостает, что-то покинуло его, и он не знает точно, как ему прийти в себя, как вернуть прежнюю силу и благодать, которая была в душе. Он не знает, как вернуть утраченную душевную полноту.

В этом случае святые отцы нас учат: «Повторяй молитву, начни ее снова либо устами, либо умом, либо сердцем, и душевная полнота вернется». Человек снова обретет ее, только бы понудил себя к молитве.

Очень важно, чтобы человек не прерывал молитвы. «Но когда человек работает,— спросит кто-нибудь,— ум ведь блуждает то здесь, то там?». Но и тогда он может осторожно и тихо творить молитву устами и возвращать душу в прежнее чувство благодати.

Наши отцы оставили нам великое наследие, ценность которого безмерна, безгранична и неисчислима. Этим наследием является трезвенное делание.

Под трезвенным деланием понимается внимание к помыслам, мечтаниям и движениям чувств. Это сила души, которая противостоит злу, дальновидность, когда ум издалека видит искушения и избегает их, предпринимая соответствующие меры безопасности; это непрестанная молитва и наблюдение ума за сердцем, за входящими и исходящими из сердца помыслами.

Прежде чем святые отцы привели в систему учение об умной молитве, монахи занимались главным образом деятельной добродетелью, под коей подразумевается телесный подвиг: пост, воздержание, поклоны, бдение, установленные молитвы, послушание, смирение и тому подобное. Это и есть деятельная добродетель, которая мало полезна, а трезвение навсе полезно[551].

С XIV века святые отцы начали приводить учение о молитве в систему. Они создали труды о молитве и открыли всем, что трезвенное делание необходимо для совершенствования человека.

Когда же учение о трезвенном делании еще не стало широко известным и еще не передавалось из уст в уста, тогда отцы и духовные люди подвизались в деятельной добродетели. Они много постились, совершали много бдений, смиряли свое тело и так далее. Когда же трезвенное делание стало известным, тогда телесное подвижничество уменьшилось — не как ненужное, а потому, что святые отцы стали предаваться духовным подвигам более, нежели телесным, потому, что благодаря трезвенному деланию они освобождались от помыслов и страсти умалялись. Трезвенное делание даровало им чистоту сердечную, поэтому для достижения душевной чистоты у них уже не было такой большой необходимости в телесном подвиге.

Ради этого и мы, монахи, не должны оставлять сию молитву, ибо она приносит тысячепроцентную пользу, потому что, когда трезвенное делание очищает ум и сердце и дает благоразумную заботливость как о внешних телесных чувствах, так и о внутренних чувствах души, тогда монах для достижения своей цели уже не нуждается в чрезмерном аскетическом подвиге.

Деятельное подвижничество является вспомогательным средством для трезвения. Поэтому и отцы по силам своим занимались отчасти и деятельным подвигом для поддержания трезвенного делания. Но главные их усилия были направлены на трезвенное делание, потому что молитва и трезвение преподавали совершеннейшие духовные и созерцательные уроки.

Трезвенное делание ведет занимающегося им человека к созерцанию, от созерцания — к мудрости, от мудрости — к любви, а от любви рождается Божественный эрос.

Чистота являлась естественным следствием этого трезвенного делания и приходила сама собой. В то время как в подвиге отцы мучили себя и омрачали, трезвение сделало ненужной большую часть труда и пота.

Трезвенное делание привело отцов к беспопечительности, потому что они увидели, что забота о многих делах и вещах является серьезным препятствием для достижения трезвения, ибо рождает помыслы. А помыслы отвлекают внимание ума от молитвы и созерцания.

Поэтому, согласно отцам, то попечение о вещах, которое выходит за пределы необходимого, называется духовным туберкулезом.

Монахи общежительного монастыря живут по послушанию. Послушание, как и следует, приносит послушнику беспопечение, потому что если я совершаю послушание и обо всем заботится другой человек, то я могу выполнять свою работу в мире и безмолвии.

Когда я работаю и помышляю, что, кроме этой работы, меня ничего не заботит, то могу великолепно сочетать свою работу с молитвой.

Если я увижу, что мой ум не может совершать рукоделие с молитвой из-за отвлечения на другие, не связанные с работой вещи, то по необходимости начну устное призывание имени Христова, проговаривая шепотом: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».

Когда уста молятся, а руки работают, то труд имеет двойную благодать — благодать послушания и молитвы. Послушание делает труд достойным вознаграждения, а молитва его освящает, потому что и рукоделие, и какой бы то ни было другой труд, спутником которого является молитва, имеют особую благодать.

В Тавеннисиотском монастыре[552] была такая тишина, что его называли некрополем — городом мертвых. Этим люди хотели сказать, что отцы имели такое молчание, что были не похожи на живых людей, которые не обходятся без разговора и шума. Обладая таким безмолвием, они, конечно, располагали и временем для молитвы или созерцания Бога.

Любящий безмолвие, очевидно, уразумел пользу безмолвия и молитвы. Мы еще не познали пользы самособранности. Мы еще не познали цену молчания. Мы еще не уразумели, какую пользу приносит безмолвие в келии.

Монах без молитвы пуст, кроме того случая, когда он еще не вкусил пользы молитвы и не чувствует своей пустоты. Нищий не печалится из-за своей нищеты. Но тот монах, который научился молитве, а потом предался нерадению и потерял ее,— тот познал потерю и опечалился.

Поэтому монахи и должны молиться, чтобы и долг свой монашеский исполнять, и быть монахами на деле, внутренне, а не только по имени и внешнему виду.

Согласно святым отцам, монах не может называться таковым, если не имеет сокровенного делания. Поэтому и мы должны заниматься молитвой и понуждать себя к ней, чтобы душа наша была исполнена плодов[553]. Только тогда мы почувствуем себя монахами.

Как удивительно было бы услышать, что тело живет без души, так вызывает недоумение и то, как люди живут без этой духовной пищи!

Святые отцы говорят нам, что молящиеся так или иначе приобретают великие дары. Пост, молитва, воздержание, бдение даруют благодать, разнообразную благодать Святаго Духа.

Благодать Святаго Духа проявляется многоразличным образом и в разных ощущениях. Святый Дух через преуспеяние в молитве и в трезвенном делании подает благодать слез, благодать радости, благодать предвидения, благодать наставления, благодать апостольского дара, силу долготерпения, Божественного утешения, великой надежды, благодать Божественного эроса, созерцания и пленения.

Мы постоянно учимся, и чем больше учимся, тем более возрастает наш долг пред Богом и отцами.

Каждый человек в соответствии с преуспеянием и пользой, полученной от молитвы, исправляет свои душевные и телесные страсти. Исправление страстей и немощей показывает, насколько человек преуспел в молитве.

Следовательно, мы должны понуждать себя. Будем постоянно понуждать себя не забывать молитву, не оставлять ее. Если мы заметим, что молитва «дала течь», обессилела и начала дрожать и шататься, то тут же должны приступить к ее исправлению, взяться за молитву с усердием, чтобы вернуть ей прежнюю силу. Как это сделать? Пусть душа соберется, сосредоточится, «затянет поясок», как говорится, и начнет напряженную молитву. Пусть она изгонит помыслы, отложит попечение, освободит свой ум от рассеяния и скажет: «Теперь я займусь молитвой». И когда она таким образом помолится некоторое время, то сразу почувствует силу, которая исходит от усердной молитвы.

Молитва — это катапульта против демонов, против страстей, против греха и вообще против всего того, что встает на пути спасения.

Ты не ошибешься, если назовешь молитву пристанью, потому что в пристани корабль, который кидали штормовые волны, находит тишину, находит спасение и безопасность.

Если ты назовешь молитву заступом, если назовешь ее топором, или компасом, или светом, или придумаешь ей тысячу других названий, не ошибешься.

Поэтому мы, монахи, отнюдь не должны пренебрегать ею. В миру множество людей, главным образом женщин, трудятся в молитве, несмотря на то что у них мирские попечения, дети, работа и множество других обязанностей. Однако они выкраивают время для молитвы и памятования имени Божия.

Что же тогда скажем мы, когда Бог дал нам такую свободу и беспопечение? Что скажем мы, если пренебрегаем молитвой и делаем ее настолько бессильной, что это бессилие позволяет болезни греха и страстей подавлять нас и делать больными?

С нами воюют помыслы? Великим оружием является молитва. Влечение греха отвлекает ум ко злу. Но когда ум возьмет в руки топор молитвы, поднимет его и начнет разить, то искореняет даже самые неподатливые помыслы. Надо только, чтобы человек хорошенько ухватился за топор и правильно его применял. Тогда он достигнет действительно чудесных результатов.

Поэтому диавол препятствует молитве, чтобы ему легче было пленить нас. Он приносит нам нерадение, различные попечения, он воздвигает перед нами сотни преград с единственной целью — воспрепятствовать молитве.

Демоны, как было доказано многими примерами, трепещут пред именем Христовым. Они сами устами людей исповедовали, что пожигаются, когда человек молится.

Был один монах, который впал в такое нерадение, что оставил свое правило, а затем подался в мир. Он поехал на свою родину — остров Кефаллиния, куда, как известно, приезжает множество бесноватых, чтобы их исцелил святой Герасим. Оказавшись на родине, пошел и он к мощам святого. И вот по дороге ему встречается бесноватая женщина и говорит ему:

— Знаешь ли ты, что у тебя в руке? О, если бы ты знал, бедный, что ты держишь в руке! Если бы ты знал, как пожигают меня твои четки, которые ты держишь по привычке и ради приличия!

Монах был потрясен. Демон сказал это по воле Божией. Монах пришел в себя. Бог просветил его, и он сказал сам себе:

— Смотри-ка, что я делаю, безумный! У меня в руке сильнейшее оружие, а я не могу поразить ни одного беса. И я не только не могу его поразить, но он еще и влечет меня, куда сам пожелает. Согрешил я, Боже мой!

И в ту же минуту он поехал обратно в свой монастырь. Возвратившись, он снова положил доброе начало и настолько преуспел в молитве и монашеском жительстве, что стал добрым примером для многих. Этого старца застал и я, смиренный. Из уст его невозможно было услышать ничего, кроме: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!».Непрестанно! Ты говоришь ему о чем-то, а он отвечает тебе два слова, и язык его тотчас возвращается к молитве. Так он привык к ней, так она изменила его. Подумать только, что по неисследимым судьбам Всевышнего цену молитвы и четок открыл ему, сам, конечно, того не желая, диавол!

Послушай и еще одну похожую историю. Когда я подвизался в Новом Скиту и еще был жив мой старец Иосиф, пришел к нам один бесноватый молодой человек.

Старец по своему милосердию принимал этих несчастных. Они жили с нами столько, сколько желали, а потом уходили сами. Они не могут долго находиться на одном месте. Все, кто лишен внутреннего Божественного утешения, ищут его, меняя места и людей.

В этом молодом человеке был демон уличной женщины. Когда он овладевал им, то голос его менялся на голос публичной женщины и произносил такие вещи, о которых, по апостолу, стыдно и говорить[554]. По профессии он был бочаром. Мы опускаем его имя. Он жил в нашем братстве достаточно долго и в часы работы приходил и, как мог, помогал нам в рукоделии. На третий день он говорит мне:

— Отче, не научишь ли ты и меня делать печати?[555] Изготовление бочек — тяжелая работа. Кроме того, и тот, кто внутри меня, постоянно меня позорит.

— Я научу тебя, брат, буди благословенно! Вот, делай так. Инструменты здесь, заготовки вон там, а образцы перед тобой. За этим столом ты будешь работать. Только еще вот что: в нашем братстве отцы не разговаривают, а всегда творят молитву.

Говоря это, я хотел избежать, насколько это возможно, празднословия и рассеяния во время своей молитвы. И в ту же минуту в моем уме родилась следующая мысль: «А интересно, могут ли бесноватые творить молитву?». Итак, принялись мы за работу и молитву. Не прошло и нескольких минут, как демон восстал в нем. Голос его изменился, и он начал кричать, сквернословить, угрожать и ругаться.

— Заткнись, паршивец! — кричало изнутри.— Заткнись! Прекрати это бормотание! Что ты повторяешь все время одни и те же слова? Брось это, ты сводишь меня с ума. Мне хорошо внутри тебя, зачем ты будоражишь меня?

Он сказал приблизительно так. Демон помучил его и оставил.

— Видишь, что он делает со мной? — говорит мне несчастный.— И это происходит со мной постоянно.

— Терпи, брат,— говорю ему,— терпи! Не придавай этому значения, ведь это не твое. Не скорбИ, а заботься о молитве.

Закончив работу, мы пошли к Старцу. По дороге бесноватый говорит мне:

— Отче, может быть, мне помолиться и о том, который во мне, чтобы Бог помиловал и его?

И зачем он только это сказал, бедняга! Тут же им овладел демон, поднял его и грохнул оземь. Все затряслось вокруг. Демон изменяет его голос и начинает:

— Заткнись, паршиве-е-е-ец! Заткнись, я сказал! О чем это ты говоришь? Какая еще милость? Не нужно милости, не нужна она мне! Нет! Что сделал я, чтобы просить милости? Это Бог несправедлив! За один маленький грех, за гордость, он лишил меня славы. Мы невиновны, это Он виноват. Пусть Он Сам покается, а не мы! Прочь милость!

Демон сильно мучил его и, измотав вконец, оставил. Я ужаснулся его словам. За несколько минут на собственном опыте я понял то, что был бы не в состоянии понять, прочитав о бесах тысячи книг. Мы продолжили свой путь к Старцу. Старец неизменно принимал его и говорил с ним с большой любовью. И бесноватый рядом с ним всегда оставался спокойным. Старец много молился за бесноватых, потому что знал, какие муки они терпели от демонов, и говорил нам:

— Если мы, имея демонов снаружи, мучаемся от помыслов и страстей, то какие муки испытывают эти несчастные, в которых демоны находятся день и ночь! — и, печально качая головой, добавлял: — Наверное, свою муку они переживают здесь. Но горе тем, кто не покается, чтобы Бог милостиво наказал их так или иначе здесь, в этой жизни!

И он приводил слова одного святого, вот они: «Если увидишь человека, который явно грешит и не кается и до самого смертного часа с ним не происходит ничего скорбного, знай, что в час Суда обличение этого человека будет без милости».

После таких слов Старца мы всё больше сочувствовали искушаемому брату.

Во время службы он не входил в церковь вместе с отцами, а ходил с четками снаружи по скалам и непрестанно громко произносил молитву: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя! Господи, Иисусе Христе, помилуй мя! Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!».Молитва его эхом отзывалась среди скал.

Он на опыте испытал, как молитва пожигает демона. И вот, когда он так обходил скалы и непрестанно проговаривал молитву, внезапно изменялся его голос, и демон начинал:

— Заткнись, я сказал, заткнись! Ты замучил меня! Зачем ты ходишь среди скал снаружи церкви и бормочешь? Иди внутрь вместе с другими и прекрати свое бормотание. Зачем ты день и ночь говоришь и повторяешь одно и то же и не даешь мне успокоиться ни на минуту? Ты заморочил меня, ошпарил! Ты жжешь меня, неужто непонятно?

И когда искушение проходило, этот брат снова начинал молитву по четкам: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».Он очень хорошо понял то, о чем демон думал, будто он не понимает. Это было и болью души, и надеждой, когда ты видел, как он все переносит, подвизается и терпит. Он долго жил с нами и, когда ему стало гораздо лучше, ушел. Больше мы его не видели. Бог знает, чем все это закончилось.

Видите силу молитвы и нераскаянность демонов? Они пожигаются, но кричат: «Нет милости!» — и непрестанно осуждают Бога. О, гордость денницы! Стало быть, чем отличается от демона эгоист и до конца нераскаянный человек — тот, кто не желает исповедать Христа Богом и Человеком и испросить Его милости и милосердия?

Теперь вы понимаете глубочайший смысл молитвы? Как она выявляет людей, кто близок ко Христу, а кто далек от Него?

Мы допускаем помыслам господствовать над нами. Мы позволяем помыслам брать нас в плен, а ведь у нас есть всесветлое оружие молитвы, то оружие, которое называется пламенем и огнем. Молитва — это бич, который бичует любой демонский помысл.

Но мы недостойны, и я первый, заниматься молитвой. Не потому, что мы не можем или не призваны к молитве, а потому, что мы ленивы и нерадивы, и диавол обманывает нас, и мы творим ему послушание и не занимаемся молитвой как должно. Если бы занимались ею, то не допустили бы стольким страстям и немощам овладеть нами.

Мы видим, как освятились миряне, занимаясь молитвой. Отец святого Григория Паламы был царедворцем в правление Андроника Палеолога, византийского императора. Несмотря на все свои дела, хлопоты и суету, он не остался непричастным пользы молитвы и преуспеяния в ней. Этим он явил, что человек, где бы он ни был и какую бы жизнь ни проводил, занимаясь этой чудотворной молитвой, сподобляется благодати Божией.

Мы видим, как святой Максим Кавсокаливит ходил по пустынным и безлюдным местам Афона, чтобы взрастить молитву. И когда отцы спрашивали его:

— Отче, почему ты ходишь по пустынным местам, избегаешь людей и не приближаешься к ним?

Он отвечал:

— Я брожу по пустынным местам, чтобы приумножить молитву.

Опыт показал, что без должного безмолвия молитва не сподобляется тех великих даров, которые происходят из нее.

И в миру, и в тишине гор можно достигнуть многого благодаря молитве.

Мы, находясь в киновии, должны держать молитву и совершать подвиг деятельной добродетели, храня послушание, отсекая свою волю, любя друг друга, терпя один другого, чисто исповедуя помыслы, духовно повинуясь своим начальникам, непрестанно творя молитву во время работы. И когда мы исполним всё это, тогда придет благодать Божия, в соответствии с нашим произволением и верой, верой и послушанием старшим, нашей деятельной добродетелью.

И мы, находясь под одним кровом, под одним пастырским руководством, можем достигнуть достаточной меры благодати, потому что Бог нелицеприятен. Исполняющих Его заповеди с чистым сердцем, с чистой совестью Он вознаграждает, утешает и дает им надежду спасения.

Не остается ничего иного, как только понуждать себя, понуждать непрерывно. Будем заниматься главным образом молитвой, как научил нас сегодняшний урок,— непрестанно: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».Просыпаясь утром, будем творить молитву. И трудиться будем с именем Христовым. Так мы с помощью молитвы отсечем празднословие, многословие, осуждение, гнев и недовольство, и каждый будет безмолвствовать сам в себе.

Горе нам, если нас учат и мы не делаем, не понуждаем себя, если нам подаются средства и мы бездействуем. Что тогда нам остается делать, как не осуждать себя постоянно как недостойных, ленивых и убогих? Хотя бы через самоосуждение и смирение понудим себя к молитве, потому что смирение и самоосуждение привлекают благодать Божию. А благодать снова подает рвение и легкость в молитве.

Как мы уже сказали в начале Слова, мы обязаны непрестанно благодарить святых отцов, благоговеть пред ними, любить их и прославлять, просить их молитв и предстательства пред Богом, умолять их, чтобы они ниспослали и нам малый дар, малое благословение молитвы.

 

Слово второе. О молитве

Неразлучным спутником монаха должна быть молитва. В час, определенный нами для более собранной и внимательной молитвы, мы должны некоторым образом понуждать себя и стараться пригвоздить ум к сердечному месту, избегая, конечно же, мечтаний.

Будем вдыхать медленно и заключим молитву в слова: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».

Ум свой поставим стражем и надзирателем, дабы он следил за произносимыми в молитве словами, остерегался мечтаний и не принимал никаких образов.

Вместе с тем подвигнем свою душу любовным расположением, чтобы укрепить молитву, придать ей законченность, дабы она принесла хороший результат. Этим результатом может быть свобода молитвы[556], духовная теплота, радость, слезы и многое другое.

Но, прежде чем начать молитву, полезно на две-три минуты окинуть взглядом свои грехи, страсти, подумать о своей греховности, о своем страстном состоянии, о уничиженном состоянии своей души и о том, что мы не в силах ничего сделать без Бога.

Также человек может вспомнить и о Суде Божием или о муке в мире ином. Чувство, которое родится при этом в душе, подвигнет его соединить молитву с дыханием.

Так происходит подготовка души, чтобы через несколько минут, когда мы начнем молитву, наша молитва имела соответствующий духовный импульс и настроение.

Когда мы будем поступать таким образом, наш ум станет более собранным, более внимательным. Подобное созерцание своих грехов заключает ум вовнутрь. Потом уму дается молитва, и он начинает молиться хорошо.

Когда человек привыкнет так молиться, то по прошествии некоторого времени, длительность которого зависит от рвения человека, он преуспевает в молитве, с помощью, разумеется, благодати Божией, ибо я верю, что молитва целиком зависит от благодати Божией.

Человек через различные виды молитвы становится соработником благодати, которая помогает в памятовании имени Божия. Доказательством этого является то, что человек сам легко может обдумывать любую мысль, а для удержания в памяти имени Божия должен прилагать огромные усилия.

Нечто подобное происходит, к примеру, с земными цветами. Дикие цветы и колючки растут сами по себе, без всякого усилия со стороны человека. Садовые же цветы, о которых человек заботится и прилагает много труда, если не поможет Бог и не пошлет солнца с его чудотворными лучами, не пробьются на поверхность земли, не вырастут и не зацветут.

То же и в духовном делании. Человек с помощью различных способов молитвы старается достичь единения с Богом. Но если Бог не пошлет Своего благословения, если не посодействует, то все эти способы и старание, приложенное в молитве, останутся духовно бесплодными.

Поэтому прежде молитвы необходимо созерцание, духовное созерцание своего уничижения, самоукорение, память смертная и многое другое, чтобы во время молитвы привлечь помощь Божию.

И если только во время молитвы человек примет тщеславные помыслы, молитва прерывается, то есть благодать Божия тут же встречает препятствие и отходит.

Тогда человек негодует на эти помыслы и думает: «Только молитва начала действовать и я почувствовал благодать Божию, как вклинились помыслы и благодать отступила».

Часто различные помыслы приближаются снова, и молитва тут же прекращается. Человек задается вопросом: «Но я же не принял плохих помыслов, почему же оказался лишенным молитвы и ее благодати?».

И это, конечно же, дело Промысла Божия, чтобы как бы дать понять человеку следующее: «Не думай, что ты лишаешься благодати молитвы только тогда, когда принимаешь гордые помыслы. Но когда Я пожелаю, то и без гордых помыслов лишаю тебя убеждения, что ты своей подготовкой и своим старанием можешь достичь действенной молитвы».

На собственном опыте я испытал, что молитва — это дело благодати, и понял это настолько глубоко, что никто не в силах убедить меня в обратном. Мы имеем в виду, конечно, действенную молитву, молитву с чувством благодати, потому что молитвой называется любая другая молитва и без ощущения благодати.

Итак, человеку иногда полезно лишаться молитвы, чтобы хорошенько выучить этот урок смирения.

После многих лет, после многочисленных неудач в молитве из-за помыслов человек, естественно, научается тому, что молитва достижима только с помощью Божией.

Авва Исаак Сирин говорит: «Ты получаешь благодать Божию не тогда, когда приготовишься с помощью всевозможных средств и способов молитвы, но когда пожелает того Бог. Бывает, что ты получаешь ее тогда, когда не приготовился, а бывает, что и приготовившись не имеешь молитвы и не находишь ее».

Это великая истина. Нередко и я, смиренный, предпринимая все меры для того, чтобы обрести ночью молитву, чаще всего не находил ее. Я вставал в свое время, в тишине, делал все по порядку и со вниманием, но совершенно не бывал услышан. Часами я боролся и все же не обретал молитвы.

Потом, после этой долгой и внимательной молитвы, я переходил к какому-нибудь другому делу и обретал великую благодать Божию. Я помышлял: «Столько труда, столько стараний, столько внимания — и все безрезультатно. И вдруг — такая благодать?». Бог давал мне понять, что не должно оставлять своих стараний, но нужно не верить в них, не верить, что с их помощью возможно обрести молитву.

Это во власти, в возможностях Бога и без стараний со стороны человека дать молитвенное чувство.

Во всяком случае со стороны молящегося должны приниматься все меры, которые необходимы, чтобы обрести молитву, и в то же время он не должен верить, что эти меры обязательно принесут ему молитву. Напротив, он должен помышлять, что если Бог пожелает, то даст молитву. Иначе он не добьется ничего.

Земледелец сеет. Он добросовестно возделывает поле, следит за тем, чтобы плуг входил глубоко, распахивал землю. Только после этого он бросает семена. Потом ожидает дождя, ожидает хорошей погоды. Если погодные условия будут благоприятствовать, то семена взойдут, возрастут и принесут свой плод. В противном случае ничего не выйдет. А если что и прорастет, то будет настолько ничтожным, что земледелец соберет меньше, чем посеял.

Земледелец тоже надеется на Бога и говорит: «Если Бог пожелает, я соберу урожай». А во времена засухи бедный земледелец и молится, и просит совершить водосвятный молебен, потому что верит, что если Бог пожелает, то пошлет дождь, солнце,— одним словом, то, что потребуется, и труд его принесет плод. Иначе же, несмотря на все предпринятые меры, он не соберет урожая.

Так же случается и в духовной жизни. Что бы человек ни делал, он получит плод, только если пожелает того Бог.

Для этого необходимо, чтобы всем духовным устремлениям предшествовало смирение.

Человек доходит до убеждения, что без Бога совершенно ничего невозможно. Он верит в это и говорит: «Подписываюсь своей кровью под тем, что я ничто и не могу сделать ничего благого». И, еще не закончив подписываться под тем, что он ничто, тут же видит тщеславные помыслы и думает: «Ведь только что я своей кровью подписывался под тем, что я ничто, и как же поразил меня тщеславный помысл?».

На этом примере видно, что и смирение человеку должен даровать Бог. Несмотря на весь наш труд, который мы подъемлем для познания своей ничтожности, и чувство
ничтожности должен нам даровать Бог.

Но что же тогда должен делать человек, если так обстоят дела? Может, не нужно совершать никаких добрых дел, не нужно прилагать никаких усилий, а только ждать, когда Бог дарует смирение и благодать? Нет. Человек должен делать то, что от него требуется, всякую добродетель, и ожидать с великим смирением и чувством, что если Бог пожелает, то добродетель прорастет и принесет плод. Иначе же останется только голый труд.

Возвращаясь к разговору о молитве, я повторяю, что мы должны использовать все доступные нам средства: в свое время затворяться в келии, помышлять о том, что имеет отношение к молитве, например: о своих грехах, о том, что время проходит, а мы ничего не делаем, о смерти, ожидающей нас, и Суде.

После такого краткого размышления сразу приходит расположение к молитве. Помещаем ум в сердце и вдыхаем редко, произнося молитовку: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». И если мы почувствуем усталость, тягу ко сну, то должны проявить настойчивость. Мы ничего, конечно, этим не добиваемся, но незаметно внутри нас зарождается нечто доброе. В следующий раз, когда мы сядем для молитвы[557], мы почувствуем себя лучше, а в другой раз еще лучше. Так постепенно мы начнем находить нечто в молитве, и со временем будем находить все больше. Конечно, этому старанию обязательно будет препятствовать диавол. Он будет уводить наш ум то туда, то сюда, приносить нам различные мечтания. Наши же усилия будут сосредоточены на том, чтобы исключить все это и внимать молитве.

Немалое это дело, а кажется простым: склони голову, собери ум и внимай молитве. Но на деле это чрезвычайно трудно, потому что лукавый не желает сей молитвы.

Непримиримым врагом сатаны является умная молитва! Следовательно, не так легко сделать, чтобы диавол позволял ей жечь и обжигать себя, чтобы он позволял ей водворять Христа в нашем сердце, а его изгонять из окрестностей сердца вон.

Молитва, как мы сказали, имеет целью ввести Христа в наше сердце, что совершенно неприемлемо для сатаны.

Эта простая и немногословная молитва настолько сильна, что того не в силах вместить ум человека. Поэтому сатана так воюет с ней, так жестоко борется, приносит нам рассеяние, беспокойство, печаль, удушье с единственной целью — отвлечь от молитвы.

В молитве — постоянны [558]. Молитва требует терпения, настойчивости и долготерпения.

Не будем говорить, что мы ничего не можем сделать, потому что так мы не достигнем этой молитвы, которая настолько велика, что вмещает небесное! Постараемся объяснить величие молитвы.

Когда действует молитва, ум становится настолько чистым, настолько светлым, настолько динамичным, он получает такие крылья, что поднимается очень высоко и встречает Бога со всей Его благодатью! Он делается настолько восприимчивым для духовных созерцаний, что говорит: «Какое бы созерцание мне выбрать?».

Напротив, когда ум не просвещен молитвой, то он чрезвычайно инертен. Он не в состоянии подвигнуться к созерцанию.

Когда человек прилагает усилия и не обретает молитвы, тогда приходит лукавый и говорит ему: «Вот, ты так старался и не получил ничего. Прекрати ты эту молитву». Но опыт на своем языке говорит нам, что необходимы терпение и настойчивость, потому что сердце нелегко открывается навстречу молитве. Нужно много ударов и большое усердие в молитве.

Что происходит с зерном? Оно прорастает, постепенно тянется вверх, пробивается на поверхность земли и выходит на свет этого мира. Потом оно растет, подрастает, цветет и приносит плод.

То же происходит и с молитвой. Постепенно она разобьет черствость сердца, выйдет на его поверхность, выйдет как бы на свет духовного мира и тогда начнет расти, возрастать, цвести и приносить плод.

Если прежде человек чувствовал свою немощь в недостатке смирения и легко терял молитву, то по прошествии многих лет делания этой духовной молитвы[559] благий Бог удостоит его, и он увидит, как смирение укрепляется и становится его естественным духовным состоянием, вследствие чего укрепляется и молитва.

Маленький ребенок, когда начинает ходить, не имеет сил. Колени его слабы, он часто падает и ушибается. Но когда он подрастает, лодыжки его укрепляются, он ходит легко и уже не падает. Так бывает и с молитвой.

Итак, все эти труды по Богу должны быть, потому что располагают Бога послать Свою благодать. Наносят же вред духовному подвигу уныние и отчаяние. Отчаяния быть не должно. В любой духовной области оно всегда от диавола, и никогда оно не бывает от Бога. И когда отчаяние приближается к нам, будем помышлять, что оно от диавола.

Диавол очень враждебно настроен по отношению к любой молитве, особенно же к этой. Все молитвы человек творит легко в сокровении душевном. Но когда он начинает эту молитву, тогда собираются вокруг все демоны. Благодаря противоборству и сопротивлению сатаны становится явным, насколько благой, насколько духовной и плодоносной она является. Мы еще не уразумели, чт!о можем приобрести и какую пользу получить от этой молитвы, поэтому и не имеем вкуса к молитве, не находим терпения для нее.

Итак, будем подвизаться, потрудимся в молитве, доколе Бог не пошлет Свою благодать. И тогда, придя, она поведает нам обо всем.