Повесть о разорении рязани батыем

В год 6730 (1222). Прибытие из Корсуни чудотвор­ного образа Николы Заразского: как прибыл из преслав-ного города Херсонеса в рязанские пределы на третий год после Калкского побоища. Тогда убито было много князей русских. И встали князья русские за половцев, а побиты были за Днепром на речке на Хортице на Калк-ском поле Половецкой земли, на Калках, месяца июня в шестнадцатый день.

В год 6733 (1225). При великом князе Георгии Всеволодовиче Владимирском, и при великом князе Ярославе Всеволодовиче Новгородском, и сыне его кня­зе Александре Ярославиче Невском, и при рязанском великом князе Юрии Ингоревиче дринесен был чудо­творный образ великого чудотворца Николы Корсунско-го Заразского из преславного города Херсонеса в пре­делы рязанские, в область благоверного князя Федора Юрьевича Рязанского. А стоял тот чудотворный образ в городе Корсуни посреди града близ церкви апостола Якова, брата Иоанна Богослова. А в этой церкви апос­тола Якова крестился самодержавный и великий князь Владимир Святославич Киевский и всея Руси. А палата была большая, красивая у чудотворцева храма позади алтаря, в ней же греческие цари пировали, Василий и Константин Порфирородный — православные. Эти цари выдали сестру свою Анну за великого князя Вла­димира Святославича Киевского и прислали ее в город Корсунь. Благоверная царица Анна сперва не захотела сочетаться браком с Владимиром Святославичем и стала его умолять стать христианином. Князь великий Вла­димир Святославич возлюбил совет православной цари­цы, невесты своей, и призвал епископа Анастаса Кор-сунского, и повелел просвятить себя святым крещением. И по божьему промыслу в то время разболелся Влади­мир глазами и ничего не видел. Епископ Анастас с попа­ми царицыными крестил Владимира вне города Хер­сонеса и погрузил его в святой купели, и сразу прозрел. И увидел Владимир, что тотчас исцелился, и прославил бога, и сказал: «Воистину велик бог христианский и чудна вера эта». Не только глазами прозрел, но и душевными очами познал творца своего. Тогда была радость великая в городе Корсуни по случаю крещения благоверного великого князя Владимира Святославича.

В год 6732 (1224). Явился в видении святой великий чудотворец Никола Корсунский в преславном городе Херсонесе служителю своему, по имени Астафию. И ска­зал ему великий чудотворец НикоДа* «Астафий, возьми мой чудотворный образ Корсунский, супругу свою Феодосию и сына своего Астафия и иди в землю Ря­занскую. Там хочу пребывать, и чудеса творить, и место то прославить». Астафий пробудился от этого видения и стал ужасаться. А во вторую ночь чудотворец снова ему явился. Астафий в еще больший страх пришел и стал думать: «О великий чудотворец Никола, куда велишь идти? Я, раб твой, ни земли Рязанской не знаю, ни в сердце своем не помышляю. Не знаю той земли, на востоке ли, или на западе, или на юге, или на севере» — так про себя думал. И в третью ночь явился чудотворец Астафию, толкая его под ребра, и веля немедленно идти на восток, и обещая проводить его до Рязанской земли. Астафий стал трепетать от такого видения и помышлять в сердце своем — как ему оста­вить город Корсунь. И стал медлить, и тотчас напала на него болезнь головы, и покрылись глаза его как чешуей. И стал Астафий скорбеть и плакать. И постепенно стал приходить в разум и каяться в том, что сделал. И при­лежно припал к чудотворному образу, и заплакал: «О великий чудотворец Никола, возвеличенный госпо­дом на небесах и прославленный на земле чудесами! Согрешил перед тобою, владыко: не послушал твоего повеления. Прости меня, грешного раба своего. Да будет воля твоя, как изволил». И в то же мгновение прозрел и была голова его здорова, а глаза — без бельм, как прежде. Стал Астафий молить всемилостивого бога, и пречистую его матерь, и великого чудотворца Николу, чтобы ему по чудотворцеву повелению достигнуть же­лаемого: дойти до указанного места Рязанской земли. И замыслил пойти вверх по Днепру, и затем снова от Днепра в Половецкую землю на восток к Рязанской земле, надеясь на всемилостивого бога, и на пречистую^ его матерь, и на великого чудотворца Николу, что тот сможет его сохранить от язычников-половцев. И не сбылся замысел его: великий чудотворец Никола явил­ся Астафию и сказал ему: «Не удобно тебе идти через землю язычников-половцев. Иди в устье Днепра в Пон-тийском море, и сядь в корабль, и доплыви до моря Варяжского в Немецкой области. И оттуда пойдешь сухим путем до Великого Новгорода и далее в Рязан­скую область не только беспрепятственно, но и с поче­том». Астафий не медля взял чудотворный образ вели­кого чудотворца Николы Корсунского, и жену свою Феодосию, и сына своего Астафия, и одного из клириков приближенных своих, и забыл о преславном городе Хер-сонесе, и отказался от всего своего имущества, и на­правился в путь, как чудотворец приказал, охраняемый богом, а чудотворец ему путь указывал. Пришел в устье Днепра и сел в корабль в Понтийском море,— то море называют морем Русским. И доплыл до моря Варяжско­го, и далее пошел в Немецкую область в город Кесь, и не долго пробыл в нем. И пошел оттуда сухим путем, и пришел в Великий Новгород к великому князю Ярославу Всеволодовичу и к сыну его князю Александру, и пробыл там много дней. Великий чудотворец стал там великие чудеса творить. И жена Астафия Феодосия возлюбила Великий Новгород, и не захотела сопровождать чудотворный образ, и скрылась от мужа своего. И тотчас расслабли все члены и все тело ее, и стала как мертвая, и неподвижной,— только дыхание в груди ее было. И некие сказали Астафию, что жена его при смерти. Астафий услышал, что жена его при смерти, и припал к чудотворному образу, и говорил со слезами: «Великий чудотворец Никола, прости рабу свою, согрешившую пред тобой, как одна из безумных жен». И тотчас же была исцелена. Астафий немедлен­но взял чудотворный образ Николы, отправился в путь свой с великою радостью и славою, собираясь дойти до желаемого места. И через много дней дошел до Рязан­ской земли и стал думать: «О великий чудотворец Никола, вот земля Рязанская, куда хочу добраться и покой обрести!» И согрешил Астафий в мыслях своих,— забыл о прежнем обещании в видении чудотвор­ца и чудеса его. Ибо бог творит чудеса с помощью угод­ника своего сколько пожелает.

Явился великий чудотворец Никола благоверному князю Федору Юрьевичу Рязанскому, и возвестил ему прибытие чудотворного своего образа Корсунского, и сказал: «Князь, иди встречать чудотворный образ мой Корсунский. Ибо хочу здесь пребывать и чудеса тво­рить. И умолю о себе всемилостивого и человеколюби­вого владыку Христа, сына божия,— да дарует тебе венец царствия небесного, и жене твоей, и сыну твоему». Благоверный князь Федор Юрьевич восстал от сна, и устрашился от такого видения, и стал помышлять в тай­ном храме сердца своего, будучи объят страхом. И не по­ведал никому страшного видения, и стал думать: «О ве­ликий чудотворец Никола! как же умолишь обо мне ми­лостивого бога — да сподобит меня венца царствия не­бесного, и жене моей, и сыну моему: я ведь и в браке не состою, и плода чрева не имею». И тотчас направился встречать чудотворный образ, как ему чудотворец по­велел. И пришел в то место, о котором говорили, и увидел издалека как бы неизреченный свет, блистающий от чу­дотворного образа. И припал к чудотворному образу Ни­колы любовно с сокрушенным сердцем, испуская слезы из глаз, как струю. И принял чудотворный образ, и при­нес во область свою. И тотчас послал весть отцу своему великому князю Юрию Ингоревичу Рязанскому, веля поведать ему о прибытии чудотворного образа Николы из Корсуня-града. Великий князь Георгий Ингоревич услышал о прибытии чудотворного образа Николы и возблагодарил бога и угодника его чудотворца Николу за то, что посетил бог людей своих и не забыл создание рук своих.

Князь великий взял с собою епископа Ефросина Святогорца и тотчас пошел в область к сыну своему кня­зю Федору Юрьевичу. И увидел от чудотворного образа великие и преславные чудеса, и исполнился радости о его преславных чудесах. И создал храм во имя свя­того великого чудотворца Николы Корсунского. И освя­тил его епископ Ефросин, и торжествовал светло, и вер­нулся в свой город.

Спустя немного лет, князь Федор Юрьевич сочетал­ся браком, взяв супругу из царского рода именем Ев-праксию. И вскоре и сына родил именем Ивана Постника.

В год 6745 (1237). Убит был благоверный князь Федор Юрьевич Рязанский безбожным царем Батыем на реке на Воронеже. И услышала благоверная княги­ня Евпраксия-царевна про убиение господина своего блаженного князя Федора Юрьевича, и тотчас ринулась с превысокого дворца своего и с сыном своим с князем Иваном Федоровичем, и убилась до смерти. И принесли тело блаженного князя Федора Юрьевича в область его к великому чудотворцу Николе Корсунскому, и по­ложили его, и его благоверную княгиню Евпрак-сию-царевну, и сына их Ивана Федоровича, в едином месте, и поставили над ними кресты каменные. И зо­вется с тех пор великий чудотворец Никола Заразский по той причине, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном князем Иваном сама себя «заразила» (расшиб­лась до смерти).

В год 6745 (1237). В двенадцатый год по пере­несении чудотворного образа Николина из Корсуни. Пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской. И прислал послов непутевых на Рязань к великому князю Юрию Ингва-ревичу Рязанскому, требуя у него десятой доли во всем: во князьях, и во всяких людях, и в остальном. И услы­шал великий князь Юрий Ингваревич Рязанский о на­шествии безбожного царя Батыя, и тотчас послал ь город Владимир к благоверному великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому, прося у него помощи против безбожного царя Батыя или чтобы сам на него пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимирский и сам не пошел, и помощи не послал, задумав один сразиться с Батыем. И услышал великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, что нет ему по­мощи от великого князя Георгия Всеволодовича Вла­димирского, и тотчас послал за братьями своими: за князем Давыдом Ингваревичем Муромским, и за князем Глебом Ингваревичем Коломенским, и за князем Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским, и за другими князьями. И стали совет держать — как утолить не­честивца дарами. И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с да­рами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю. И пришел князь Федор Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю, и принес ему дары, и молил царя, чтобы не воевал Рязанской земли. Без­божный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю. Но хвалился-гро­зился повоевать всю Русскую землю. И стал просить у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе. И некто из вельмож рязанских по зависти донес без­божному царю Батыю, что есть у князя Федора Юрьеви­ча Рязанского княгиня из царского рода и что всех прекраснее она красотой телесного. Царь Батый лукав был и немилостив в неверии своем, распалился в по­хоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Благо­верный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть бу­дешь». Безбожный царь Батый разъярился и оскорбил­ся и тотчас повелел убить благоверного князя Федо­ра Юрьевича, а тело его велел бросить на растерза­ние зверям и птицам, и других князей и воинов лучших поубивал.

И один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина; и, увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его. И поспешил к благо­верной княгине Евпраксии, и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича.

Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме своем и держала любимое чадо свое — князя Ивана Федоровича, и как услышала она эти смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превысокого терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась до смерти. И услышал великий князь Юрий Ингваре-вич об убиении безбожным царем возлюбленного сына своего, блаженного князя Федора, и других князей, и что перебито много лучших людей, и стал плакать о них с великой княгиней и с другими княгинями и с братией своей. И плакал город весь много времени. И едва отдохнул князь от великого того плача и ры­дания, стал собирать воинство свое и расставлять пол­ки. И увидел князь великий Юрий Ингваревич братию свою, и бояр своих, и воевод, храбро и мужественно скачущих, воздел руки к небу и сказал со слезами: «Избавь нас, боже, от врагов наших. И от подымаю­щихся на нас освободи нас, и сокрой нас от сборища нечестивых и от множества творящих беззаконие. Да будет путь им темен и скользок». И сказал братии своей: «О государи мои и братия, если из рук господ­них благое приняли, то и злое не потерпим ли?! Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть. Пусть я, брат ваш, раньше вас выпью чашу смертную за святые божий церкви, и за веру христианскую, и за отчину отца нашего великого князя Ингваря Святославича». И пошел в церковь Успения пресвятой владычицы богородицы. И плакал много перед образом пречистой Богородицы, и молился вели­кому чудотворцу Николе и сродникам своим Борису и Глебу. И дал последнее целование великой княгине Агриппине Ростиславовне, и принял благословение от епископа и всех священнослужителей. И пошел против нечестивого царя Батыя, и встретили его около границ рязанских. И напали на него, и стали биться с ним крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. И увидел царь Батый, что сила рязанская бьется крепко и мужествен­но, и испугался. Но против гнева божия кто постоит! Батыевы же силы велики были и непреоборимы; один рязанец бился с тысячей, а два — с десятью тысячами. И увидел князь великий, что убит брат его, князь Давыд Ингваревич, и воскликнул: «О братия моя ми­лая! Князь Давыд, брат наш, наперед нас чашу испил а мы ли сей чаши не изопьем!» И пересели с коня на конь и начали биться упорно. Через многие силь­ные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и му­жественно сражаясь, так что все полки татарские по­дивились крепости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские. Здесь убит был благоверный великий князь Юрий Ингваревич, брат его князь Давыд Ингваревич Муромский, брат его князь Глеб Ингваревич Коломенский, брат их Всеволод Прон-ский и многие князья местные, и воеводы крепкие, и воинство: удальцы и резвецы рязанские. Все равно умерли и единую чашу смертную испили. Ни один из них не повернул назад, но все вместе полегли мерт­вые. Все это навел бог грехов ради наших.

А князя Олега Ингваревича захватили еле живого. Царь же, увидев многие свои полки побитыми, стал сильно скорбеть и ужасаться, видя множество убитых из своих войск татарских. И стал воевать Рязанскую землю, веля убивать, рубить и жечь без милости. И град Пронск, и град Бел, и Ижеславец разорил до осно­вания и всех людей побил без милосердия. И текла кровь христианская, как река обильная, грехов ради наших.

И увидел царь Батый Олега Ингваревича, столь красивого и храброго, изнемогающего от тяжких ран, и хотел уврачевать его от тяжких ран и к своей вере склонить. Но князь Олег Ингваревич укорил царя Батыя и назвал его безбожным и врагом христианства. Окаянный же Батый дохнул огнем от мерзкого сердца своего и тотчас повелел Олега ножами рассечь на части. И был он второй страстотерпец Стефан, принял венец страдания от всемилостивого бога и испил чашу смерт­ную вместе со всею своею братьею.

И стал воевать царь Батый окаянный Рязанскую землю, и пошел ко граду Рязани. И осадил град, и би­лись пять дней неотступно. Батыево войско переменя­лось, а горожане бессменно бились. И многих горожан убили, а иных ранили, а иные от великих трудов из­немогли. А в шестой день спозаранку пошли поганые на город — одни с огнями, другие с пороками, а третьи с бесчисленными лестницами — и взяли град Рязань месяца декабря в двадцать первый день. И пришли в церковь соборную пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину, мать великого князя, со снохами и прочими княгинями посекли мечами, а епископа и священников огню предали — во святой церкви по­жгли, и иные многие от оружия пали. И в городе многих людей, и жен, и детей мечами посекли. А других в реке потопили, а священников и иноков без остатка посекли, и весь град пожгли, и всю красоту прославленную, и богатство рязанское, и сродников их — князей киев­ских и черниговских — захватили. А храмы божий разорили и во святых алтарях много крови пролили. И не осталось в городе ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего — ни отца и матери о де­тях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши.

И увидел безбожный царь Батый страшное проли­тие крови христианской, и еще больше разъярился и ожесточился, и пошел на город Суздаль и на Влади­мир, собираясь Русскую землю пленить, и веру хрис­тианскую искоренить, и церкви божий до основания разорить.

И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингва-рем Ингваревичем, и услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дру­жиною, и помчался быстро. И приехал в землю Ря­занскую, и увидел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распаляйся в сердце своем. И собрал небольшую дружину — тысячу семь­сот человек, которых бог сохранил вне города. И погна­лись вослед безбожного царя, и едва нагнали его в зем­ле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притупля­лись, и брал он мечи татарские и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно. И ездил средь полков татарских так храбро и мужест­венно, что и сам царь устрашился.

И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И при­вели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спра­шивать: «Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите?» Они же отвечали: «Веры мы хрис­тианской, рабы великого князя Юрия Ингваревича Ря­занского, а от полка мы Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингваревича Рязанского тебя, сильного царя, почествовать, и с честью проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успе­ваем наливать чаш на великую силу — рать татарскую». Царь же подивился ответу их мудрому. И послал шурича своего Хостоврула на Евпатия, а с ним силь­ные полки татарские. Хостоврул же похвалился перед царем, обещал привести к царю Евпатия живого. И обступили Евпатия сильные полки татарские, стре­мясь его взять живым. И съехался Хостоврул с Евпа-тием. Евпатий же был исполин силою и рассек Хосто­врула на-полы до седла. И стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил, одних пополам рассекал, а других до седла разрубал. И возбоялись татары, видя, какой Евпатий крепкий исполин. И навели на него множество пороков, и стали бить по нему из бесчисленных пороков, и едва убили его. И принесли тело его к царю Батыю. Царь же Батый послал за мурзами, и князьями, и санчак-беями,— и стали все дивиться храбрости, и крепости, и мужеству воинства рязанского. И сказали они царю: «Мы со многими царями, во многих землях, на мно­гих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отцы наши не рассказывали нам. Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и му­жественно, на конях разъезжая, бьются — один с ты­сячею, а два — с десятью тысячами. Ни один из них не съедет живым с побоища». И сказал царь Батый, глядя на тело Евпатьево: «О Коловрат Евпатий! Хоро­шо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил, и много полков разбил. Если бы такой вот служил у меня,— держал бы его у самого сердца своего». И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им.

Князь Ингварь Ингваревич был в то время в Чер­нигове, у брата своего князя Михаила Всеволодовича Черниговского, сохранен богом от злого того отступ­ника и врага христианского. И пришел из Чернигова в землю Рязанскую, в свою отчину, и увидел ее пусту, и услышал, что братья его все убиты нечестивым, за-конопреступным царем Батыем, и пришел во град Ря­зань, и увидел город разоренным, а мать свою, и снох своих, и сродников своих, и многое множество людей лежащих мертвыми, город разорен, и церкви пожжены, и все узорочье из казны черниговской и рязанской взято. Увидел князь Ингварь Ингваревич великую последнюю погибель за грехи наши и жалостно воскри-чал, как труба, созывающая на рать, как сладкий орган звучащий. И от великого того крика и вопля страш­ного пал на землю, как мертвый. И едва отлили его и отходили на ветру. И с трудом ожила душа его в нем.

Кто не восплачется о такой погибели, кто не воз­рыдает о стольких людях народа православного, кто не пожалеет стольких убитых великих государей, кто не застонет от такого пленения?

Разбирая трупы убитых, князь Ингварь Ингваревич нашел тело матери своей, великой княгини Агрип­пины Ростиславовны, и узнал снох своих, и призвал попов из сел, которых бог сохранил, и похоронил ма­терь свою и снох своих с плачем великим вместо псал­мов и песнопений церковных: сильно кричал и рыдал. И похоронил остальные тела мертвых, и очистил город, и освятил. И собралось малое число людей, и немного утешил их. И плакал беспрестанно, поми­ная матерь свою, и братию свою, и род свой, и все узорочье рязанское, без времени погибшее. Все то слу­чилось по грехам нашим. Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство ее, и отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее — только дым и пепел; и церкви все погорели, а великая церковь внутри изгорела и почернела. И не только этот город пленен был, но и иные многие. Не ста­ло в городе ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный.

И пришел князь Ингварь Ингваревич туда, где по­биты были нечестивым царем Батыем братья его: великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, брат его князь Давыд Ингваревич, брат его Всеволод Ингваре­вич, и многие князья местные, и бояре, и воеводы, и все воинство, и удальцы, и резвецы, узорочье ря­занское. Лежали они все на земле опустошенной, на траве ковыле, снегом и льдом померзнувшие, никем не блюдомые. Звери тела их поели, и множество птиц их растерзало. Все лежали, все вместе умерли, единую чашу испили смертную. И увидел князь Ингварь Ингва-ревич великое множество мертвых тел лежащих, и вос-кричал горько громким голосом, как труба звучащая, и бил себя в грудь руками, и падал на землю. Слезы его из очей как поток текли, и говорил он жалостно: «О милая моя братия и воинство! Как уснули вы, жизни мои драгоценные? Меня одного оставили в такой по­гибели! Почему не умер я раньше вас? И куда скрылись вы из очей моих, и куда ушли вы, сокровища жизни моей? Почему ничего не промолвите мне, брату ваше­му, цветы прекрасные, сады мои несозрелые? Уже не подарите сладость душе моей! Почему, государи мои, не посмотрите вы на меня, брата вашего, и не поговорите со мною? Ужели забыли меня, брата ва­шего, от единого отца рожденного и от единой утробы матери нашей — великой княгини Агриппины Рости­славовны, и единою грудью многоплодного сада вскорм­ленного? На кого оставили вы меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано заходящее, месяц мой крас­ный! скоро погибли вы, звезды восточные; зачем же закатились вы так рано? Лежите вы на земле пустой, никем не охраняемые; чести-славы ни от кого не по­лучаете вы! Помрачилась слава ваша. Где власть ваша? Над многими землями государями были вы, а ныне лежите на земле пустой, лица ваши потемнели от тления. О милая моя братия и дружина ласковая, уже не повеселюся с вами! Светочи мои ясные, зачем по­тускнели вы? Не много порадовался с вами! Если услышит бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате вашем, чтобы умер я вместе с вами. Уже ведь за веселием плач и слезы пришли ко мне, а за утехой и радостью сетование и скорбь явились мне! Почему не прежде вас умер, чтобы не видеть смерти вашей, а своей погибели? Слышите ли вы горестные слова мои, жалостно звучащие? О земля, о земля! о дубравы! Поплачьте со мною! Как опишу и как назову день тот, в который погибло столько государей и многое узорочье рязанское — удальцы храбрые! Ни один из них не вернулся, но все равно умерли, единую чашу смертную испили. От горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор темнеет, сила изнемогает».

Было тогда много тоски, и скорби, и слез, и вздо­хов, и страха, и трепета от всех тех злых, которые на­пали на нас. И воздел руки к небу великий князь Ингварь Ингваревич и воззвал со слезами, говоря: «Господи боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от всех гонящих избавь меня. Пречистая владычица, ма­терь Христа, бога нашего, не оставь меня в годину печали моей. Великие страстотерпцы и сродники наши Борис и Глеб, будьте мне, грешному, помощниками в битвах. О братия мои и воинство, помогите мне во святых ваших молитвах на врагов наших — на агарян и внуков рода Измаила».

И стал разбирать князь Ингварь Ингваревич тела мертвых, и взял тела братьев своих — великого князя Юрия Ингваревича, и князя Давыда Ингваревича Му­ромского, и князя Глеба Ингваревича Коломенского, и других князей местных — своих сродников, и многих бояр, и воевод, и ближних, знаемых ему, и принес их во град Рязань, и похоронил их с честью, а тела других тут же на пустой земле собрал и надгробное отпевание совершил. И, похоронив так, пошел князь Ингварь Ингваревич ко граду Пронску, и собрал рас­сеченные части тела брата своего благоверного и христо­любивого князя Олега Ингваревича, и повелел нести их во град Рязань, а честную главу его сам князь ве­ликий Ингварь Ингваревич до града понес, и целовал ее любезно, и положил его с великим князем Юрием Ингваревичем в одном гробу. А братьев своих, князя Давыда Ингваревича да князя Глеба Ингваревича, положил в одном гробу близ могилы тех. Потом пошел князь Ингварь Ингваревич на реку на Воронеж, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное его, и плакал над ним долгое время. И принес в область его к иконе великого чудотворца Николы Корсунского, и похоронил его вместе с благоверной княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Федоровичем Постником во едином месте. И поста­вил над ними кресты каменные. И по той причине зо­вется великого чудотворца Николы икона Заразской, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте «заразила» (разбила).

Те государи из рода Владимира Святославича — отца Бориса и Глеба, внуки великого князя Святосла­ва Ольговича Черниговского. Были они родом христолюбивы, братолюбивы, лицом прекрасны, очами светлы, взором грозны, сверх меры храбры, сердцем легки, к боярам ласковы, к приезжим приветливы, к церквам прилежны, на пирование скоры, до государских потех охочи, ратному делу искусны, и перед братией своей и перед послами величавы. Мужественный ум имели, в правде-истине пребывали, чистоту душевную и те­лесную без порока соблюдали. Отрасль они святого корени и богом насажденного сада цветы прекрасные! Воспитаны были в благочестии и во всяческом на­ставлении духовном. От самых пеленок бога возлю­били. О церквах божиих усердно пеклись, пустых бесед не творили, злонравных людей отвращались, с добрыми только беседовали, и божественные писания всегда с умилением слушали. Врагам в сражениях страшными являлись, многих супостатов, поднимавших­ся на них, побеждали, и во всех странах имена свои прославили. К греческим царям великую любовь имели и дары от них многие принимали. А в браке целомуд­ренно жили, помышляя о своем спасении. С чистой совестью, и крепостью, и разумом держали свое зем­ное царство, и к небесному приближаясь. Плоти своей не угождали, соблюдая тело свое после брака не при­частным греху. Государев сан держали, а к постам и молитвам были прилежны и кресты на груди своей носили. И честь и славу от всего мира принимали. а святые дни святого поста честно хранили и во все святые посты причащались святых пречистых и бес­смертных тайн. И многие труды и победы по правой вере показали. А с погаными половцами часто бились за святые церкви и православную веру. А отчину свою от врагов безленостно оберегали. И милостыню не­оскудную давали и ласкою своею многих из неверных царей, детей их и братьев к себе привлекали и к вере истинной обращали.

Благоверный князь Ингварь Ингваревич, названный во святом крещении Козьмой, сел на столе отца своего великого князя Ингваря Святославича. И обновил зем­лю Рязанскую, и церкви поставил, и монастыри по­строил, и пришельцев утешил, и людей собрал. И была радость христианам, которых избавил бог рукою своею крепкою от безбожного и зловерного царя Батыя. А господина Михаила Всеволодовича Пронского поса­дил на отца его отчине.

ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

(Отрывки)

РАССКАЗ О РОМАНЕ ГАЛИЦКОМ

В год 6709 (1201), начало княжения великого князя Романа, князя галицкого, бывшего самодержцем всей Русской земли.(...)

Он победил все языческие народы мудростью своего ума, следуя заповедям божиим: устремлялся на пога­ных, как лев, свиреп был, как рысь, истреблял их, как крокодил, проходил их землю, как орел, храбр был, как тур, следовал деду своему Мономаху, который погу­бил поганых измаильтян, называемых половцами, ото-г'нал Отрока до обезов и за Железные ворота, а Сырчан остался у Дона, питаясь рыбою. Тогда Владимир Моно­мах пил золотым шеломом Дон, захватил всю их землю и прогнал окаянных агарян. После смерти Владимира у Сырчана остался единственный гудец Орь, и послал его Сырчан к обезам, так сказав: «Владимир умер. Воротись, брат, пойди в свою землю! Передай Отроку эти мои слова, пой ему песни половецкие; если же не захочет, дай ему понюхать траву, называемую евшан». Отрок не захотел ни возвращаться, ни слушать песни — и тогда Орь дал ему эту траву. И когда он ее понюхал, то заплакал и сказал: «Лучше в своей земле костьми лечь, чем на чужой быть прославленным». И пришел он в свою землю. От него родился Кончак, который вычерпал Су-лу, ходя пешком, нося котел на плечах.

Князь Роман следовал в делах своих Владимиру Мо­номаху и старался погубить иноплеменников.(...)