Поучение григория, епископа белгородского

Приблизьтесь, все мужи вместе и жены, церковные и светские, монахи и попы, богатые и бедные, местные и чужеземцы, соберитесь и послушайте меня, хотя я и не пастырь ваш и не знаю, как начать. Ибо только нахожусь я рядом с пастырем и вместо пастыря оставлен вам я, но ничего враждебного не совершу, хотя вижу всех убиваемых и на земле несчастной падающих — и спешу на помощь. Ибо если оберегает милосердие божье — и мертвые воскреснут, и бог в них восславится, но если раб действительно любит своего господина, то, видя его в позоре, в пренебрежении, не сочувствует ли он серд­цем? И, если другого ничего не может сделать, не выка­жет ли он свою поспешность в том, что не сможет видеть столько унижений и бесславья своего господина? И вы же все, сколько вас душу имеет человеческую и еще не совсем звероподобны, если видите, чей дом пожаром за­нимается и когда он совсем уже пропадает, не со рвением ли обеими руками поднимаетесь и спешите, стараясь загасить огонь и пламя? Как же я, видя не одни лишь дома, но весь город, не только город, но и окрестности его погорающими, полностью сожженными, и не как от огня дерево, но от пламени погибающих,— то не восскорблю ли душою и, насколько есть во мне силы, не попытаюсь ли загасить пламя? Что же это за пла­мень? Скажите вы мне: не тот ли, которым вы напол­няетесь, когда пьете вино и мед или иные напитки без­мерно, так что как будто от какого огня выгораете? Таков по рождению хмель: согревает и разжигает нутро, как будто душу изгубляющее пламя. Пьяницы ведь цар­ства божьего не получат — и не так ли уж ясно, что всякий пьяница погибает: и от бога они отгоняются, и в негасимый вечный огонь посылаемы. Я же, поверьте мне, ужасаюсь, раздумывая, как в вас бесы ликуют и сатана торжествует в вас и радуется пьянству, чтимо­му вами; все будто богом неким захвачены им, и детям своим вы велите поклоняться пьянству. И тот лишь считаете праздник славным, если лежат все, будто мертвые спьяну, как идолы,— с разверстыми ртами, но языками безгласными, с очами открытыми, но не ви­дящими, с ногами, которые не могут ходить! Кто по достоинству вас оплачет, столь горестно от пьянства гибнущих? Нет человека несчастнее пьяницы: пьяница жизни своей лишается — для загробной жизни он боль­ше чем умер, но жизни и там не сподобится! О вас хотел бы услышать, как бог говорит, что «не пребудет дух мой в людях таких»,— так как плоть лишь у пьяниц там, где должен быть дух; дым отгоняет пчел, а пьянство духа святого прогонит; пьяница — весь из плоти, вес.ь пороков исполнен и нечистот, пьяница ни о каком благе не помышляет. Боюсь я, верьте мне, что крещенье угнетается вашим пьянством, ибо крещенье святое на святыне основано, в пьянице же святыни нет никакой. Я рыдаю и плачу оттого, что больше Христа вам угоден дьявол, ибо ему вы творите радость. Когда вы упьетесь, тогда вы блудите и скачете, кричите, поете и пляшете, и в дудки дудите, завидуете, пьете чуть свет, объедаетесь и упиваетесь, блюете и льстите, злопамятствуете, гне­витесь, бранитесь, хулите и сердитесь, лжете, возноси­тесь, срамословите и кощунствуете, вопите и ссоритесь, море вам по колено, смеетесь, крадете, бьете, деретесь и празднословите, о смерти не помните, спите много, обвиняете и порицаете, божитесь и укоряете, доносите,— ну как же святому крещенью не тужить из-за вашего пьянства? Да и плясунья жена — сатанина невеста, супруга дьяволу: когда каждый мужчина глядит на та­кую жену, для мужа ее непристойно то и бесстыдно; образ божий нося на груди, с женою своею в пляске сойтись! — и вы еще входите в церковь! Так скажите же мне, как вы бога восславите? Ведь ясно, что пьяного, смрадом рыгающего, бог так же не любит, как сами гнушаемся мертвого пса мы смердящего. Горе мне! горе мне! каким образом устроил это господь бог в те дни, в какие не ждал я, что увижу людей, чтящих дея­ния беса?! И совсем того не стыдящихся, но даже гордящихся! Прекратите, братья, проклятое пьянство, ибо на радость нам дал бог вино, а также в угод­ное время, а не на пьянство. Горе мне! горе мне! зачем бога, создавшего вас, покидаете и предаетесь пьянству, которое идолов хуже? Скажите мне: чем отличаетесь вы от неверных, когда напиваетесь до опьянения? Они ведь служат созданию, а мед — что такое, не есть ли создание божье? И говорите: «Тогда только праздник хорош, если на несколько дней мы упьемся!» Поду­майте сами, что говорите: ведь, отвлекаясь от праздника, дьяволу вы угождаете! Как очерствил сатана вашу душу! Но зачем так много я говорю? Раскайтесь! откажитесь от такого веселья, что велит напиваться по праздникам, и восплачьте, каясь в ваших излишествах, иначе за­кроется царство небесное. Если, покаясь, не оставите подобных поступков, то будут вас мучить бесконечное время в негасимом огне! Богу нашему слава и власть с отцом и с духом святым и теперь, и всегда, и во веки веков. Аминь.

КИЕВО-ПЕЧЕРСКИЙ ПАТЕРИК

(Отрывки)

СЛОВО 1. БЛАГОСЛОВИ, ОТЧЕ

Был в земле Варяжской князь Африкан, брат Якуна Слепого, который в битве потерял свой золотой плащ, сражаясь на стороне Ярослава с лютым Мстиславом. У этого Африкана было два сына — Фрианд и Шимон.

Когда умер их отец, Якун изгнал обоих братьев из их щений. И пришел Шимон к благоверному князю на-му Ярославу; тот принял его, держал в чести и ото-1Л его к сыну своему Всеволоду, чтобы был он у него ршим, и принял Шимон великую власть от Всеволо-Причина же любви Шимона такова к святому тому зту.

Во время княжения благоверного и великого князя яслава в Киеве, когда пришли в 6576 (1068) году ювцы на Русскую землю и пошли трое Ярослави-i — Изяслав, Святослав и Всеволод — навстречу им, ими был и этот Шимон. Когда же пришли они к вели- лу и святому Антонию для молитвы и благословения, фец отверз неложные свои уста и ожидающую их по->ель без утайки предсказал. Варяг же этот, пав в ноги рцу, молил, чтобы уберечься ему от такой беды. Бла-нный же сказал ему: «О чадо! Многие падут от острия ia, и, когда побежите вы от врагов ваших, будут вас (тать, наносить вам раны, будете тонуть в воде; ты же, 1сенный там, будешь положен в церкви, которую здесь дадут».

И вот, когда они были на Альте, сошлись оба войска, [о божию гневу побеждены были христиане, и, когда >атились в бегство, были убиты воеводы и множество [нов в этом сражении. Тут же и раненый Шимон ди них лежал. Взглянул он вверх на небо и увидел жовь превеликую — такую, какую уже прежде видел море, и вспомнил он слова Спасителя и сказал: эсподи! избавь меня от горькой этой смерти молитва-пречистой твоей матери и преподобных отцов Анто- i и Феодосия!» И тут вдруг некая сила исторгла его из ■ды мертвецов, он тотчас исцелился от ран и всех их нашел целыми и здоровыми.

И он вернулся назад, и пришел к блаженному гонию, и поведал ему историю дивную, так говоря: гец мой Африкан сделал крест и на нем изобразил 1сками богомужное подобие Христа, образ новой ра-ы, как чтут латиняне, большой величины — в десять;тей. И воздавая честь ему, отец мой украсил чресла поясом, весом в пятьдесят гривен золота, и на голову ложил венец золотой. Когда же дядя мой Якун нал меня из владений моих, я взял пояс с Иисуса внец с головы его и услышал глас от образа; обратив-сь ко мне, он сказал: «Никогда не возлагай этого ца, человече, на свою голову, неси его на уготовленное ему место, где созидается церковь матери моей пре­подобным Феодосией, и тому в руки передай, чтобы он повесил над жертвенником моим». Я же упал от страха и, оцепенев, лежал, как мертвый; затем, встав, я поспеш­но взошел на корабль.

И когда мы плыли, поднялась буря великая, так что все мы отчаялись в спасении, и начал я взывать: «Господи, прости меня, ибо ради этого пояса погибаю за то, что взял его от честного твоего и человекоподобного образа!» И вот увидел я церковь наверху и подумал: «Что это за церковь?» И был свыше к нам голос, гово­рящий: «Та, что будет создана преподобным во имя бо-жией матери, в ней же и ты положен будешь». И видели мы ее величину и высоту, если размерить ее тем золо­тым поясом, то двадцать мер — в ширину, тридцать — в длину, тридцать — в вышину стены, а с верхом — пятьдесят. Мы же все прославили бога и утешились радостью великой, что избавились от горькой смерти. И вот доныне не знал я, где создастся церковь, показан­ная мне на море и на Альте, когда я уже находился при смерти, пока не услыхал я из твоих честных уст, что здесь меня положат в церкви, которая будет создана». И, вынув золотой пояс, он отдал его, говоря: «Вот мера и основа, этот же венец пусть будет повешен над святым жертвенником».

Старец же восхвалил бога за это и сказал варягу: «Чадо! С этих пор не будешь ты называться Шимоном, но Симон будет имя твое». Призвав же блаженного Феодосия, Антоний сказал: «Симон этот такую вот цер­ковь хочет построить», и отдал ему пояс и венец. С тех пор великую любовь имел Симон к святому Феодосию и давал ему много денег на устроение монастыря.

Однажды этот Симон пришел к блаженному и после обычной беседы сказал святому: «Отче, прошу у тебя дара одного». Феодосии же спросил его: «О чадо, что просит твое величие от нашего смирения?» Симон же сказал: «Великого, выше силы моей, прошу я от тебя дара». Феодосии же ответил: «Ты знаешь, чадо, убо­жество наше: часто и хлеба недостает в дневную пищу, а другого не знаю, что и имею». Симон же сказал: «Если захочешь одарить меня, то сможешь по данной тебе бла­годати от господа, который назвал тебя преподобным. Когда я снимал венец с главы Иисуса, он мне сказал: «Неси на приготовленное место и отдай в руки преподоб­ному, который строит церковь матери моей». Вот чего прошу я у тебя: дай мне слово, что благословит меня душа твоя как при жизни, так и по смерти твоей и моей». И отвечал святой: «О Симон, выше силы прошение твое, но если ты увидишь меня, отходящего отсюда, из мира этого, и если по моем отшествии церковь эта устроится и данные ей уставы будут соблюдаться в ней, то да бу­дет тебе известно, что имею я дерзновение у бога, теперь же не знаю, доходит ли моя молитва».

Симон же сказал: «От господа было мне свидетель­ство, я сам слышал о тебе это из пречистых уст святого его образа, потому и молю тебя — как о своих чернориз­цах, так и обо мне, грешном, помолись, и о сыне моем Георгии, и до последних рода моего». Святой же, обещав­ши ему это, сказал: «Не о них единых молюсь я, но и обо всех, любящих это святое место ради меня». Тог­да Симон поклонился до земли и сказал: «Не уйду, отче, от тебя, если писанием своим не удостоверишь меня».

Преподобный же, побуждаемый любовью к нему, на­писал такую молитву: «Во имя Отца и Сына и святого Духа», что и доныне вкладывают умершим в руку. И с тех пор утвердился обычай класть такое письмо с умершим, прежде же никто не делал этого на Руси. Написано же было и это в молитве: «Помяни меня, господи, когда придешь во царствие твое, чтобы воздать каждому по делам его, тогда, владыка, и рабов своих, Симона и Георгия, сподоби справа от тебя стать, в сла­ве твоей, и слышать благой твой глас: «Придите, бла­гословенные отцом моим, наследуйте уготованное вам царство от создания мира».

И попросил Симон: «Прибавь к этому, отче, чтобы отпустились грехи родителям моим и ближним моим». Феодосии же, воздев руки к небу, сказал: «Да благосло­вит тебя господь от Сиона, и да узрите вы благодать Иерусалима во все дни жизни вашей и до последних в ро­ду вашем!» Симон же принял молитву и благословение от святого как некую драгоценность и дар великий. Тот, кто прежде был варягом, теперь же благодатью Христовой стал христианином, просвещенный святым отцом нашим Феодосией; оставил он латинское заблуж­дение и истинно уверовал в господа нашего Иисуса Христа со всем домом своим, около трех тысяч душ, и со всеми священниками своими, ради чудес бывших от святых Антония и Феодосия. Этот Симон был первым погребен в той церкви.

С тех пор сын его, Георгий, великую любовь имел к святому тому месту. Этого Георгия послал Владимир Мономах в Суздальскую землю и поручил ему сына своего, Георгия. Спустя много лет сел Георгий Вла­димирович в Киеве; тысяцкому же своему Георгию, как отцу родному, поручил область Суздальскую(...)