Миры второго внимания и безупречность

Кроме того, путь непосредственной экспансии осознания («психонавтики») имеет неоспоримое и принципиальное преимущество. В отличие от технологического развития, этот путь предполагает целостность.

Здесь всякое внешнее достижение есть одновременно достижение внутреннее, что гарантирует гармонию личностного развития, которая для технологической эволюции человека является необязательной.

Что я имею в виду? Когда Карлос Кастанеда спросил у Нагваля, где находятся миры второго внимания, дон Хуан ответил так:

«В различных положениях точки сборки. Эти положения доступны для магов вследствие движения точки сборки, а не ее сдвига. Путешествия в такие миры могут совершить в сновидении только сегодняшние маги. Маги древности были далеки от них, потому что такие путешествия требуют от магов великой непривязанности и полного отказа от чувства собственной важности в любом его проявлении. Старые маги не могли пожертвовать всем этим. Для магов, практикующих сновидение в наши дни, это сновидение является свободой достичь миров, не укладывающихся ни в какое воображение».

Обратите внимание на это условие – «великая непривязанность и отказ от чувства собственной важности в любом его проявлении». За этими словами скрывается большая часть психоэмоционального опыта безупречности – «великая непривязанность» невозможна, пока нами движет страх смерти и жалость к себе. Но причем здесь наша внутренняя позиция, совокупность личных отношений к окружающему миру и собственной судьбе, когда мы говорим о странствиях тела сновидения в удаленных мирах? Мы уже привыкли к кастанедовским аллегориям – мол, безупречность позволяет накопить энергию, энергия сдвигает точку сборки, от количества накопленной энергии зависит, как далеко сместится точка сборка и, следовательно, какой мир сновидения будет нами воспринят.

Эти объяснения просты, а модель легко вообразить. Но какая реальность скрывается за моделью? Крайне важно правильно осознать ее, ведь искусство сновидения опирается не столько на технологические приемы, сколько на качество осознанности тех процессов, которые обеспечивают перестройку перцепции и силу внимания. Надо постичь и прочувствовать то, что стоит за словами.

Когда мы собираем привычный сенсорный мир со всеми его ограничениями, мы следуем перцептивным шаблонам. Сборка любого мира сновидения также осуществляется при помощи набора шаблонов. Известно, что большую часть паттернов, стереотипов и схем мы выучили в детстве, когда копировали социальное поведение окружающих. Все они возникли и закрепились под влиянием трех базовых комплексов – страха смерти, чувства собственной важности, жалости к себе. Важно заметить вот что: повзрослев, человек не теряет способность к обучению окончательно. Конечно, когда социализация завершилась, он предпочитает бесконечно повторяться, становится монотонным и все более жестким, но сама способность научиться чему-то качественно новому не исчезает. Человек всего лишь перестает ей пользоваться. И происходит это как раз потому, что страх смерти, чувство собственной важности и жалость к себе вынуждают воспринимателя собирать сенсорные пучки по одному и тому же принципу. Всякое отклонение от шаблона автоматически вытесняется как угроза для человеческой формы. Комплексы не-безупречности стоят на страже; они активизируются всякий раз, когда есть малейший намек на «отклонение от курса».

Таким образом, мы не можем научиться воспринимать что-то качественно новое, потому что страх смерти, чувство собственной важности и жалость к себе нам это не позволяют. Энергетическая интерпретация (то, что безупречность позволяет «накопить личную Силу») – это уже результат субъективных ощущений, которые испытывает сновидящий. Неспособность к обучению часто ощущается как бессилие, нехватка энергии. Невольно практик начинает бороться с собственной ригидностью, из-за чего устает еще больше.

Но если безупречность – это не «надежда на совершенство в будущем», а реальное чувство, принесшее покой и отрешенность в сегодняшнюю жизнь, то она освобождает от борьбы и возвращает способность меняться, обучаться новым перцептивным навыкам. Приходит великая непривязанность к своей форме, к привычному способу видения и понимания, что и открывает проход в миры сновидения.

Чувство собственной важности – это не только эмоциональный комплекс, который так часто ограничивает наше социальное поведение, влияет на реакции, формирует характер субъекта, его симпатии и антипатии, мотивы и уровень притязаний личности. ЧСВ – хитрое устройство, прежде и более всего влияющее на человеческую способность познавать. Оно фильтрует поступающие сигналы, искажает и вытесняет их. Более того, оно как бы помимо нашей воли «решает», что для нас близкое и понятное, что – чужое и далекое.

Этот навык изначально формировался как социальный. Он приближал сторонников, поклонников, подхалимов, преграждал путь соперникам, потенциальным и реальным ненавистникам и врагам. Подробнее о его происхождении и механизме можно прочесть в книге «Человек неведомый: Толтекский путь усиления осознания» (2003). Однако психология восприятия «глобализировала» чувство собственной важности и на ранних этапах антропогенеза превратила обычный инстинкт примата в фундаментальное препятствие на пути восприятия и познания.

Чувство собственной важности делает «чужие и далекие миры» несуществующими. Это положение имеет исключительное значение для сно-видящего. Если наяву наш тональ привык покоряться неизбежному давлению энергетического поля, в социальной среде играть разные роли (бывает, некоторые из них сильно уязвляют чувство собственной важности), но при этом удерживать позицию точки сборки в месте согласованной и ясной перцепции «этого мира» – по умолчанию принятого как базовый, как «универсальная опора», обеспечивающая выживание биосоциального организма, то в сновидении и во втором внимании власть чувства собственной важности над восприятием возрастает многократно.

Ведь недаром человек посвятил десятки тысяч лет на всестороннюю адаптацию своего осознания к данному типу энергообмена со средой. Нас нелегко обмануть. И если мы добились снижения фиксации точки сборки до такой степени, что временами допускаем к осознанию качественно иные модели сборки сенсорного поля, обладающие «мироподо-бием», то безусловно понимаем – «мир», который мы посетили, явился с нашего позволения. Если этот мир нам чужд, неприятен или враждебен, достаточно сместить точку сборки – и он исчезнет из нашего опыта, словно это не мир, а дурной сон, призрак воспаленного воображения. Зачем же утруждать себя, заставлять себя страдать – испытывать страх, чувство собственной важности, жалость? «Запрет на перцепцию» – самое простое и радикальное решение.

Вот почему дон Хуан заметил, что «такие путешествия требуют от магов великой непривязанности и полного отказа от чувства собственной важности в любом его проявлении». Для восприятия чужих и далеких миров нет большего препятствия, чем ЧСВ. Даже страх не связан с таким сильным запретом на восприятие. Во-первых, страх – это всего лишь указатель. Его задача – показать воспринимателю предмет страха – если не полностью, то частично; дать представление, общий контур, чтобы субъект знал, чего именно он боится. Страх, если он включается впервые, обучает; он предлагает опыт. А чувство собственной важности работает более всего в двух направлениях – во-первых, оно подтверждает само себя, т. е. повторяется («я имею значение, я важен – подтвердите!»), во-вторых, оно запретительно («я запрещаю себе видеть или знать, что окружающий мир не считает меня важным»). Поэтому ЧСВ сильно ограничивает восприятие и познание всего нового. Это чувство изначально подозрительно», оно опасается всего, что может ему не соответствовать. Вполне логично с его точки зрения, что чем восприятие и знание меньше похоже на привычные, тем больше риск столкнуться с отрицанием тех или иных компонентов собственной важности.

Это не гипертрофированный психологизм, как может показаться. Мы редко осознаем в полной мере, насколько насторожены во всякой необычной для нас обстановке. Наяву мы постоянно ограничиваем область воспринимаемого, если озабочены впечатлением, которое должны произвести на других. Это легко проверить: много ли посторонних деталей вспомнит тот, кто пришел на экзамен, на интервью (собеседование), отборочный конкурс или кастинг? Все знают о поразительном сужении восприятия в подобных ситуациях.

Что же касается сновидящего, попавшего в тот или иной мир второго внимания, то он уязвимее в сотни раз. Если он мало работал над собственной безупречностью, его тональ рефлексивно активизирует как страх, так и чувство собственной важности, что предопределяет и объем, и содержание перцептивного поля. Случайно собранный образ либо элемент из «далекого мира» будет вытесняться практически мгновенно, а это, в свою очередь, сместит точку сборки в более «близкую» и приемлемую позицию.

Из всего сказанного легко сделать вполне практическое заключение: способность сновидящего воспринимать и постигать необычные для человека перцептивные миры полностью зависит от психологических характеристик его целостной личности. В значительной степени психоэнергетические способности познающего субъекта обусловлены зрелостью его психологического мира, его установками и ценностями, которые обеспечивают саму возможность специфического контроля осознания и его саморегуляции.

Иными словами, это как раз тот случай, когда возможность познавать, обретать Силу и использовать ее по назначению, в соответствии с объективными законами, по которым работает психоэнергетический механизм человеческого осознания, зависит от мудрости и безупречности познающего.