Духовные Законы могут действовать по-разному, в разные сроки, или не действовать вообще -- в течение этой жизни, в зависимости -- от промысла Божия о человеке, и от -- Духовного устроения человека.

– Бывает по-всякому. Часто остаётся только удивляться! Кто-то, стоит ему чуть-чуть возгордиться, сразу же -- ТЕРПИТ полную неудачу, то есть Духовный Закон -- действует молниеносно. К примеру, монахиня моет стёкла и ей приходит гордый помысл о том, что она моет их лучше, чем другая сестра. Тут же она на что-то отвлекается неудачное движение – и стекло лопается. А в других случаях Духовные законы действуют не сразу.

 

– Геронда, а когда Духовные Законы -- действуют сразу, что это значит?

– Это хороший признак. В таких случаях человек должен понять, что любовь Божия -- его покрывает, потому что он расплачивается -- за каждую из своих ошибок в отдельности, а не платит разом -- за всё вместе впоследствии.

Однако, если по отношению к человеку Духовные Законы – НЕ ДЕЙСТВУЮТ, это Опасно. Это показывает, что человек – живёт своей жизнью без Бога и Бог ему -- не нужен. И Бог тоже -- оставил этого человека. Есть люди, которые постоянно ведут себя с Гордостью и с ними ничего -- не происходит. Это значит, что их Гордыня -- столь ВЕЛИКА, что перестала быть человеческой. Она дошла до своей Высшей степени – до бесовской Гордыни, до сатанинского превозношения. Такой человек тоже -- ПАДАЕТ, но уже с другой стороны вершины. Падает -- прямо в Ад. Он падает, но те, кто находится по эту сторону вершины, его падения -- не видят. То есть люди, о которых идёт речь, НЕ ПОПАДАЮТ под действие Духовного Закона в жизни сей, но по отношению к ним действует Апостольское изречение: «Лукавые же человецы и чародее -- ПРЕУСПЕЮТ на горшее - худшее, прельщающе и прельщаеми».

 

– Геронда, а может ли творение человеческих рук портиться от того, что им любуется тот, кто его создал?

– Да, потому что вступают в действие Духовные Законы. Бог забирает от кого-то Свою Благодать и человек -- ПОРТИТ эту вещь, произведение искусства или тому подобное. Это происходит для того, чтобы пришел -- в чувство и разумение тот, кто -- возгордился творением собственных рук.

– Геронда, то есть если кто-то портит нечто, сделанное другим, это значит, что вступили в действие Духовные Законы? – Да, конечно.

 

– А разве не может быть такого, что человек портит что-то просто по неаккуратности или неумению?

– Такие случаи редки. Поэтому, насколько возможно, живите – смиренно и просто – ничего о себе не думая. Думайте только о том, что у нас -- НЕТ ничего своего. Всё, что у нас есть, дано -- нам Богом. Всё, что у нас есть – Божие. Наши – только Грехи. Если мы – НЕ БУДЕМ смиряться, то Духовные Законы будут -- вступать в действие по отношению к нам постоянно, до тех пор, пока – НЕ СОКРУШИТСЯ наш Эгоизм и гордыня.

 

– Геронда, а может ли человек не понимать того, что по отношению к нему вступили в действие Духовные Законы? – Если человек – духовно НЕ СЛЕДИТ за собой, то он – НЕ ПОНИМАЕТ ничего и ни от чего -- не получает помощь. Ничто -- не идёт ему на пользу.

– Геронда, то есть Духовные Законы -- ПРЕКРАЩАЮТ действовать только в том случае, когда человек – смирится и раскается в своих грехах?

– Да, главным образом, они -- ПРЕКРАЩАЮТ действовать -- от смирения и покаяния, или в том случае, когда с человека -- нечего спросить.

 

Я приведу тебе пример. Одна женщина постоянно -- била своего мужа, и он никому ничего не говорил, потому что был учителем и боялся -- потерять свою репутацию. Однако в его случае вступили в действие Духовные Законы. Будучи маленьким, он потерял отца, и его мать-вдова на свою маленькую пенсию -- старалась выучить его, чтобы он стал учителем. А он вместо благодарности -- её бил. Что же перенесла эта несчастная мать! И вот, когда он вырос и женился, Бог попустил, что его СТАЛА -- бить жена. Бог попустил это для того, чтобы он -- РАСПЛАТИЛСЯ за свой тяжкий Грех.

 

Но знаете, что произошло после? Этот человек умер, и его сын -- начал бить его вдову – свою мать. Таким образом и она -- РАСПЛАТИЛАСЬ за свой Грех. Потом их сын тоже вырос и женился. У девушки, на которой он женился, было не всё в порядке с головой. Она не просто била его, но при этом ещё и пела «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ»! Видите, как всё устроил Бог, чтобы этот человек -- тоже РАСПЛАТИЛСЯ за свои Грехи? Однако на этом Духовные Законы своё действие прекратили, потому что с его несчастной сумасшедшей жены было -- нечего было спрашивать.

 

– Геронда, а если человек СОВЕРШАЕТ -- Падение и скорбит об этом, то расплачивается ли он подобным образом -- за свои Духовные долги?

– Он осознает свой долг Богу или скорбит эгоистично? Если он чистосердечно, с болью -- ОСОЗНАЕТ свой Долг, ПЕРЕЖИВАЕТ за свои Грехи -- то платить за своё падение уже – НЕ БУДЕТ.

 

Однако, если он своего долга – НЕ ОСОЗНАЁТ, то Бог -- попустит и расплату. К примеру, христианин должен подавать другим милостыню. Если жестоко-сердный человек милостыню -- не даёт, но копит и копит деньги, то к нему -- ЗАБИРАЮТСЯ грабители, избивают его, забирают его деньги и таким образом он -- РАСПЛАЧИВАЕТСЯ за свою ошибку, за свой Грех Равнодушия и немилосердия.

 

Если мы имеем Духовные долги и НЕ РАСПЛАЧИВАЕМСЯ -- за них в жизни сей, то это очень ПЛОХОЙ Знак. Это значит – Бог нас ОСТАВИЛ. А если человек не несёт никаких наказаний и принимает лишь благословения, то, видимо, он совершил -- что-то доброе и за это доброе Христос платит ему в сей жизни – вдвойне и втройне. Однако за свои ошибки такой человек – НЕ РАСПЛАЧИВАЕТСЯ. И это тоже – ПЛОХО, потому что начинают -- копиться Грехи, а человек даже и не думает об этом. Предположим, я совершил что-то доброе на десять процентов, а Христос воздаёт мне за это на двадцать процентов, и я не имею ни скорбей, ни печали. Но в этом случае -- я не расплачиваюсь за свои Грехи и могу -- Духовно уснуть.

 

Как говорит святой Исаак Сирин, НЕСЧАСТЬЯ в этой жизни -- УМЕНЬШАЮТ Адскую муку. То есть, в подобном случае по отношению к человеку -- вступают в действие Духовные Законы, -- ИСЧЕЗАЕТ какая-то часть Адских мучений. Но главное – несчастья ПРОБУЖДАЮТ человека -- к Духовной жизни, НЕ ДАЮТ человеку – расслабляться и забывать о Боге.

Поэтому будем всегда помнить. В мире ДЕЙСТВУЕТ -- непрестанно Духовный Нравственный закон Бога, по которому всякое ДОБРО -- награждается, а всякое зло -- НАКАЗЫВАЕТСЯ; зло сопровождается -- скорбию и теснотою сердца, а добро -- миром, радостью и пространством сердца. Потому и говорят: Что посеешь – то и пожнёшь!

Этот Духовный Закон -- неизменен: он закон Неизменяемого, Премудрого и Вечного Бога. Делающие или исполнители этого – Духовного Нравственного или Евангельского закона (он тоже нравственный Духовный Закон, только совершеннейший) будут непременно -- награждены Вечной жизнью, а нарушители и НЕ ПОКАЯВШИЕСЯ в нарушении БУДУТ -- наказаны Вечной мукой. Выбор как жить -- Праведно или Греховно – зависит от человека.

В книге «На берегу Божьей реки» Сергей Нилус записал, как преподобный Нектарий Оптинский рассказывал -- о действии Духовного Закона в своей жизни:

 

-- Я был ещё маленьким ребенком, -- рассказывал отец Нектарий. Был я ребенок кроткий, послушливый, так что матери моей редко приходилось меня наказывать. Помню, что на ту пору мы с маменькой жили вдвоем, и кота у нас не было. И вот, однажды мать обзавелась котенком для нашего скромного хозяйства. Удивительно прекрасный был этот кругленький и веселенький котик, и мы с ним быстро сдружились так, что, стали неразлучны. Ползаю ли я на полу, -- он уж тут как тут, и об меня трется, выгибая свою спинку; сижу ли за миской с приготовленной для меня пищей, -- он приспособится сесть со мною рядышком, ждет своей порции от моих щедрот; а сяду -- он лезет ко мне на колени и тянется мордочкой к моему лицу, норовя, чтобы я его погладил. И я глажу его по шелковистой шерстке своей ручонкой, а он себе уляжется на моих коленках, зажмурит глазки и тихо поет мурлычит свою песенку.

 

Долго длилась между нами такая дружба, пока едва не омрачилась таким событием, о котором даже и теперь жутко вспомнить. Место мое, где я обыкновенно сиживал, помещалось у стола, где, бывало, шитьем занималась маменька, а около моего места, на стенке, была прибита подушечка, куда маменька вкалывала свои иголки и булавки. На меня был наложен, запрет касаться их под каким бы то ни было предлогом, а тем паче вынимать их из подушки, и я запрету этому подчинялся беспрекословно.

 

Но, вот, как-то раз залез я на обычное свое местечко, а вслед за мной вспрыгнул ко мне на колени и котенок. Мать в это время куда-то отлучилась по хозяйству. Вспрыгнул ко мне мой приятель и ну -- ко мне ластиться, тыкаясь к моему лицу своим розовым носиком. Я глажу его по спинке, смотрю на него и вдруг глазами своими впервые близко, близко встречаюсь с его глазами. Ах, какие это были милые глазки! чистенькие, яркие, доверчивые... Меня они поразили: до этого случая я и не подозревал, что у моего котенка есть такое блестящее украшение на мордочке...

 

И вот смотрим мы с ним друг другу в глаза, и оба радуемся, что так нам хорошо вместе. И пришла мне вдруг в голову мысль попробовать пальчиком из чего сделаны под лобиком у котика эти блестящие бисеринки, которые так весело на меня поглядывают. Поднес я к ним свой пальчик, - котенок зажмурился, и спрятались глазки; отнял пальчик, -- они опять выглянули. Очень меня это забавило. Я опять в них, -- тык пальчиком, а глазки -- нырь под бровки....Ах, как это было весело! А что у меня, у самого, были такие же глазки, и что они также жмурились, если бы кто к ним подносил пальчик, того мне и в голову не приходило... Долго ли я так забавлялся с котенком, уж не помню, но только, вдруг, мне в голову пришло разнообразить свою забаву. Не успела мысль мелькнуть в голове, а уж ручонки принялись тут же приводить в исполнение. Что будет, -- подумалось мне, -- если из материнской подушки я достану иголку и воткну её в одну из котиковых бисеринок? Вздумано -- сделано. Потянулся я к подушке и вынул иголку...

 

В эту минуту в горницу вошла маменька и, не глядя на меня, стала заниматься какой-то приборкой. Я невольно воздержался от придуманной забавы. Держу в одной руке иголку, а другой ласкаю котенка...

-- Маменька! -- говорю, - какой у нас котеночек-то хорошенький.

-- Какому же и быть! -- отвечает маменька, -- плохого и брать было бы не для чего.

 

-- А что это у него, -- спрашиваю, -- под лобиком, иль глазки?

-- Глазки и есть; и у тебя такие же.

-- А что, -- говорю, -- будет, маменька, если я котеночку воткну в глазик иголку?

Мать и приборку бросила, как обернется ко мне, да как крикнет:

-- Боже, тебя сохрани! И вырвала из рук иголку.

 

Лицо у маменьки было такое испуганное, что я его выражение до сих пор помню. Но еще более врезалось в мою память её восклицание: -- Боже, тебя сохрани!

Не наказала меня тогда мать, не отшлепала, а только вырвала с гневом из рук иголку и погрозила:

-- Если ты еще раз вытащишь иголку из подушки, то я ею тебе поколю руку. С той поры я и глядеть даже боялся на запретную подушку.

 

Прошло много лет. Я уже был иеромонахом. Стояла зима; хороший, ясный выдался денек. Отдохнув после обеда, я рассудил поставить себе самоварчик и посидеть за ароматическим чайком. В келье у меня была вода, да несвежая. Вылил я из кувшина эту воду, взял кувшин и побрел с ним по воду к бочке, которая в скиту у нас стоит, обычно, у черного крыльца трапезной. Иду себе мирно и не без удовольствия предвкушаю радости у кипящего самоварчика за ароматной китайской травкой. В скитском саду ни души. Тихо, пустынно... Подхожу к бочке, а уж на нее, вижу, взобрался один из наших старых монахов и тоже на самоварчик достает себе черпаком воду. Бочка стояла так, что из-за бугра снега к ней можно было подойти только с одной стороны, по одной тропочке. По этой-то тропке я тихохонько и подошел сзади к черпавшему в бочке воду монаху. Занятый своим делом да еще несколько и глуховатый, он и не заметил моего прихода. Я жду, когда он кончит, и думаю: "Зачем нужна для черпака такая безобразная длинная рукоятка, да еще с таким острым расщепленным концом? Чего доброго, ещё угодит и в глаз кому-нибудь!.."

 

Только это я подумал, а мой монах резким движением руки вдруг как взмахнет этим черпаком, да как двинет концом его рукоятки в мою сторону! Я едва успел -- отшатнуться. Ещё бы на волосок, и быть бы мне -- с проткнутым глазом... А невольный виновник грозившей мне опасности слезает с бочки, оборачивается, видит меня, и ничего не подозревая, подходит ко мне с кувшином под благословение...

 

-- Благословите, батюшка! Благословить-то его я благословил, а в сердце досадую: экий, думаю, невежа! Однако, поборол в себе это чувство, -- не виноват же он, в самом деле, в том, что у него на спине глаз нет, - и на этом умиротворился. И стало у меня, вдруг, на сердце так легко, и радостно, что и передать не могу. Иду я в келью с кувшином, наливши воды, и чуть не прыгаю от радости, что избег такой страшной опасности.

 

Пришел домой, согрел самоварчик, заварил чай, присел за столик... И, вдруг, вспомнил -- давно забытый случай поры раннего моего детства - котенок, иголка и восклицание моей матери: -- Боже, тебя сохрани! Тогда оно сохранило -- глаз котенку, а много лет спустя -- и глаз сыну...

 

-- И подумайте, -- добавил к своей повести отец Нектарий, -- что после этого случая рукоятку у черпака наполовину срезали, хотя я никому и не жаловался: видно всему этому -- НАДО было быть, чтобы НАПОМНИТЬ -- моему недостоинству, как всё в жизни нашей от колыбели и до могилы НАХОДИТСЯ -- у Бога на самом строгом Отчёте».