Любите друг друга (обращение к кружку молодежи)

Мне хотелось бы на прощание (в мои годы всякое свида­ние с людьми есть прощание) вкратце сказать вам, как, по моему понятию, надо жить людям для того, чтобы жизнь наша не была злом и горем, какою она теперь кажется боль­шинству людей, а была бы тем, чего желает Бог и чего мы все желаем, т. е. благом и радостью, какою она и должна быть.

Все дело в том, как понимает человек свою жизнь. Если понимать свою жизнь так, что жизнь эта дана мне в моем теле, Ивану, Петру, Марье и что все дело жизни в том, чтобы добыть как можно больше всяких радостей, удовольствий, счастья этому своему «я», Ивану, Петру, Марье, то жизнь всегда и для всех будет несчастна и озлобленна.

Несчастная и озлобленная жизнь будет потому, что всего. чего хочется для себя одному человеку, того же самого хочет­ся и всякому другому. А так как каждому хочется всякого для себя добра как можно больше и добро это одно и то же для всех таких людей, то добра этого для всех никогда недостает. А потому если люди живут каждый для себя, то не миновать им отнимать друг у друга, бороться, злиться друг на друга, и от этого жизнь их не бывает счастливою. Если же временами люди и добудут себе того, чего им хочется, то им всегда мало, и они стараются добыть все больше и больше, и кроме того, еще и боятся, что у них отнимут то, что они добыли, и завиду­ют тем, которые добыли то, чего у них нет.

Так что, если люди понимают свою жизнь каждый в своем теле, то жизнь таких людей не может не быть несчастною. Такая она и есть теперь для всех таких людей. А такою, т. е. несчастною, жизнь не должна быть. Жизнь дана нам на благо, и так мы все и понимаем жизнь. Для того же, чтобы жизнь была такою, людям надо понимать, что жизнь наша настоя­щая никак не в нашем теле, а в том духе, который живет в нашем теле, и что благо наше не в том, чтобы угождать и де­лать то, чего хочет тело, а в том, чтобы делать то, чего хочет этот дух один и тот же, живущий в нас так же, как и во всех людях. Хочет же этот дух блага себе, духу. А так как дух этот во всех людях один и тот же, то и хочет он блага всем людям. Желать же блага всем людям значит любить людей. Любить же людей никто и ничто помешать не может; а чем больше че­ловек любит, тем жизнь его становится свободнее и радост­нее.

Так что выходит, что угодить телу человек, сколько бы он ни старался, никогда не в силах, потому что то, что нужно телу, не всегда можно добыть, а если добывать, то надо бо­роться с другими; угодить же душе человек всегда может, по­тому что душе нужна только любовь, а для любви не нужно ни с кем бороться; не только не нужно бороться с другими, а на­против, чем больше любишь, тем больше сближаешься с дру­гими людьми. Так что любви ничто помешать не может, и всякий человек что больше любит, то все больше и больше не только сам делается счастливым и радостным, но и делает счастливыми и радостными и других людей.

Так вот это-то, милые братья, мне хотелось сказать вам на прощание, сказать то, чему учили вас все святые и мудрые люди, и Христос, и все мудрецы мира: а именно тому, что жизнь наша бывает несчастна от нас самих, что та сила, кото­рая послала нас в жизнь и которую мы называем Богом, по­слала нас не затем, чтобы мы мучились, а затем, чтобы имели то самое благо, какого мы все желаем, и что не получаем мы это предназначенное нам благо только тогда, когда понимаем жизнь не так, как должно, и делаем не то, что должно.

А то мы жалуемся на жизнь, что жизнь наша плохо уст­роена, а не думаем того, что не жизнь наша плохо устроена, а что делаем мы не то, что нужно. А это все равно, как если бы пьяница стал жаловаться на то, что спился он оттого, что много завелось трактиров и кабаков, тогда как завелось много трактиров и кабаков только оттого, что много развелось таких же, как он, пьяниц.

Жизнь дана людям на благо, только бы они пользовались ею, как должно ею пользоваться. Только бы жили люди не за­вистью друг к другу, а любовью, и жизнь была бы непереста­ющим благом для всех.

Теперь вот со всех сторон говорят только одно: жизнь, го­ворят, наша дурная и несчастная оттого, что она дурно уст­роена, — давай переделаем дурное устройство на хорошее, и жизнь наша будет хорошая.

Милые братья, не верьте этому, не верьте тому, что от та­кого или иного устройства жизнь ваша может быть хуже или лучше. Не говорю уже о том, что все те люди, которые забо­тятся об устройстве лучшей жизни, все не согласны между собою, все спорят промежду собою: одни предлагают одно устройство, считая его самым лучшим, другие же говорят, что это устройство самое дурное, а что хорошо только то, которое они предлагают. А третьи забраковывают и это и предлагают свое самое лучшее, и т. д. Но если бы даже и было такое, самое лучшее устройство, если даже согласиться с тем, что придумано самое лучшее устройство, то как же сделать, чтобы люди жили по этому устройству, как удержать это хо­рошее устройство, когда люди привыкли и любят жить дур­но? А то мы теперь привыкли и любим жить дурно, за что ни возьмемся, все гадим, а говорим, что хорошо станем жить, когда будет устройство хорошее. Да как же быть хорошему устройству, когда люди плохие?

Так что если и есть такое самое лучшее устройство жизни, то, для того чтобы добиться его, надо людям становиться лучше. Вам же обещают хорошую жизнь после того, как вы, кроме вашей теперешней дурной жизни, будете еще бороться с людьми, насиловать людей, даже убивать их, чтобы ввести это хорошее устройство, т. е. вам обещают хорошую жизнь после того, как вы сами сделаетесь еще хуже, чем теперь.

Не верьте, не верьте этому, милые братья. Для того чтобы жизнь была хорошая, есть только одно средство: самим людям быть лучше. А будут люди лучше, и сама собою устро­ится та жизнь, какая должна быть среди хороших людей.

Спасение ваше и всех людей никак не в греховном, на­сильническом устройстве жизни, а в устройстве своей души. Только этим, таким устройством души, добудет каждый чело­век и тебе и другим людям самое большое благо и самое лучшее устройство жизни, какого могут только желать люди. Ис­тинное благо, то, какого ищет каждое сердце человеческое, дано нам не в каком-либо будущем устройстве жизни, под­держиваемом насилием, а сейчас всем нам везде, во всякую минуту жизни и даже смерти, достигаемое любовью.

Благо это дано нам из века, но люди не понимали его и не брали его. Теперь же пришло время, когда нам нельзя уже не принять его, нельзя не принять первое, потому что безобра­зия и страдания нашей жизни довели нас до того, что жизнь наша становится непереносимо мучительной. Второе то, что все более и более раскрывающееся нам истинное учение Христа стало теперь так ясно, что нам уже для нашего спасе­ния нельзя не признать и не принять его. Спасение наше те­перь в одном: в признании того, что истинная жизнь наша не в теле нашем, а в том духе божьем, который живет в нас, и что поэтому все те усилия, которые мы клали прежде на улучше­ние нашей телесной, как отдельной, так и общественной, жизни, мы можем и должны класть на одно-единственное нужное и важное для человека дело, на то, чтобы каждому в самом себе воспитывать и утверждать любовь не только к лю­бящим нас, а, как говорил Христос, ко всем людям, и в осо­бенности к чуждым нам людям, к ненавидящим нас.

Жизнь наша теперь так далека от этого, что в первую ми­нуту такое перенесение всех своих усилий, вместо заботы о мирских делах, на одно невидное, непривычное нам дело — на любовь ко всем людям кажется невозможным.

Но это только так кажется: любовь ко всем людям, даже к ненавидящим нас, гораздо больше свойственна душе челове­ка, чем борьба с ближними и ненависть к ним. Перемена по­нимания смысла жизни не только не невозможна в наше время, но, напротив, невозможно продолжение той озлоб­ленной всех против всех жизни, которую мы ведем теперь. Перемена эта не только не невозможна, но, напротив, только она одна может вывести людей из тех бедствий, от которых они страдают, и потому перемена эта неизбежно рано или поздно должна совершиться.

Милые братья, зачем, за что вы мучаете себя? Только по­мните, что вам предназначено величайшее благо, и возьмите его. Все — в вас самих. Это так легко, так просто и так радост­но.

Но, может быть, люди страдающие, бедные, угнетенные скажут: «Да, это, может быть, хорошо для богатых и властву­ющих; легко богатым и властвующим любить врагов, когда враги эти во власти их. Но это трудно для нас, страждущих и угнетенных». Но это неправда. Милые братья, изменить свое понимание жизни одинаково нужно и властвующим, бога­тым, и подчиненным, бедным. И подчиненным и бедным это легче, чем богатым. Подчиненным и бедным нужно только, не изменяя своего положения, не только не делать дел, про­тивных любви, но не принимать участия в этих делах, как дела насилия, и все это враждебное любви устройство падет самовластвующим же гораздо труднее принять и исполнить учение любви. Для того чтобы им исполнить это учение, им надо отказаться от обладающих ими соблазнов власти, богат­ства; и это труднее им; бедным же и подчиненным надо толь­ко не делать новых насилий и, главное, не принимать участия в старом.

Как растет человек, так растет и человечество. Сознание любви росло, растет в нем и доросло в наше время до того, что мы не можем не видеть, что оно должно спасти нас и стать основой нашей жизни. Ведь то, что теперь делается, — это последние судороги умирающей насильнической, злоб­ной, нелюбовной жизни.

Ведь теперь уже не может быть не ясно, что все эти борь­бы, вся эта ненависть, все эти насильственные устройства, все это бессмысленные, ни к чему, кроме как к все увеличи­вающимся бедствиям, не ведущие обманы. И не может не быть ясно, что единственное, самое простое и легкое спасе­ние от всего этого есть сознание основного начала жизни всех людей — любви — этого начала, которое неизбежно, без вся­кого усилия заменяет величайшее зло величайшим благом.

Есть предание о том, что апостол Иоанн, достигши глубо­кой старости, был весь поглощен одним чувством и все одни­ми и теми же словами выражал его, говоря только одно:

«Дети, любите друг друга». Так выразилась старость, т. е. до­жившего до известного предела жизни жизнь одного челове­ка. Так точно должна выразиться жизнь человечества, дожив­шая до известного предела.

Ведь это так просто, так ясно: ты живешь, т. е. родился, растешь, мужаешь, стареешься и вот-вот умрешь. Неужели Цель твоей жизни может быть в тебе? — наверное нет. Что же такое, — спрашивает себя тогда человек, — что я такое? И от­вет один: я что-то такое любящее — в первое время кажется, что любящее только себя, но стоит немного пожить, немного подумать, чтобы увидать, что любить себя, проходящего через жизнь, умирающего, нельзя, незачем. Чувствуешь, что я дол­жен любить и люблю себя. Но, любя себя, я не могу не чувст­вовать, что предмет моей любви недостоин ее; но не любить я не могу. В любви есть жизнь. Как же тут быть? Любить других, близких, друзей, любящих? Сначала кажется, что это удовлетворяет потребности любви, но все эти люди, во-пер­вых, несовершенны, во-вторых, изменяются, главное, умира­ют. Что же любить? И ответ один: любить всех, любить нача­ло любви, любить любовь, любить Бога. Любить не для того, кого любишь, не для себя, а для любви. Стоит понять это, и сразу уничтожается все зло человеческой жизни и становится явным и радостным смысл ее.

«Да, это хорошо бы было. Чего же лучше? — скажут лю­ди. — Хорошо бы было любить и жить для любви, если бы все так жили. А то я буду жить для любви, отдавать все другому, а другие будут жить для себя, своего тела; что же будет со мною, да еще и не со мною одним, а с семьей, с теми, кого я люблю, не могу не любить? Разговоры о любви давно говорятся, да никто им не следует. Да и нельзя следовать. Отдать свою жизнь любви можно бы было только тогда, когда бы все люди сразу каким-то чудом переменили жизнь мирскую, телесную на жизнь духовную, божескую. Но чуда этого нет, а потому все это слова, а не дело». Так говорят люди, успокаивая себя в своей ложной, привычной жизни. Они говорят так, но в глу­бине души они знают, что они не правы. Они знают, что рас­суждения эти неверны. Они неверны потому, что только для выгоды мирской, телесной жизни нужно, чтобы люди все сразу изменили свою жизнь; но не то для духовной жизни: любви, любви к Богу и людям. Любовь дает благо человеку не в своих последствиях, а в самой любви, дает ему благо совер­шенно независимо от того, как поступают другие люди и что вообще совершается во внешнем мире. Любовь дает благо тем, что человек, любя, соединяется с Богом и не только ни­чего не желает для себя, но желает отдать все, что имеет, и свою жизнь другим, и в этом отдавании себя Богу находит благо. И потому все то, что делают другие люди, все то, что может совершиться в мире, не может иметь влияния на его поступки. Любить — значит отдаться Богу, делать то, чего хочет Бог, а Бог есть любовь, т. е. хочет блага всем и потому не может хотеть того, чтобы человек погибал, исполняя Его закон.

Любящий человек, и один среди нелюбящих, не погибает. А если и погибает среди людей, как Христос погиб на кресте, то и смерть его и радостная для него и значительная для дру­гих, а не отчаянная и ничтожная, каковы бывают смерти мир­ских людей.

Так что отговорка о том, что я не отдаюсь любви потому, что не все сделают то же, и останусь один, и неправильная и нехорошая. Это — то же, как если бы человек, которому нужно работать для того, чтобы кормить себя и детей, не брался бы за работу потому, что другие не работают.

Да, милые братья, положим нашу жизнь в усилении в себе любви и предоставим миру идти, как он хочет, т. е. как опре­делено ему свыше. Поступим так, и поверьте мне, что мы по­лучим наибольшее благо себе, сделаем все то добро людям, какое мы только можем сделать.

Ведь это так просто, так легко и так радостно. Только люби каждый человек, люби не одних любящих, а всех лю­дей, особенно ненавидящих, как учил Христос, и жизнь — неперестающая радость, и все вопросы, которые заблудшие люди так тщетно пытаются разрешить насилием, не только разрешаются, а перестают существовать. «И мы знаем, что перешли от смерти в жизнь, если любим братьев. Не любя­щий брата не имеет жизни вечной. Только любящий брата своего имеет жизнь вечную, пребывающую в нем». Еще одно слово, милые братья. Ни про одно дело нельзя узнать, хорошо ли оно или дур­но, если не испытал его на деле в жизни. Если земледельцу говорят, что хорошо сеять рожь рядами, или пчеловоду, что хорошо ульи делать рамочные, то разумный земледелец и пчеловод, чтобы верно узнать, правда ли, что ему говорят, сделает опыт и следует или не следует тому, что ему предлага­ли, смотря по тому, насколько он находит подтверждения в опыте.

То же и во всем деле жизни. Для того чтобы верно узнать, насколько применимы в жизни поучения о любви, испы­тайте их.

Попробуйте: возьмите на себя на известный срок следо­вать во всем требованиям любви: жить так, чтобы во всех делах прежде всего помнить, чтобы со всяким человеком, с вором, пьяницей, с грубым начальником или подчиненным, не отступить от любви, т. е., имея с ним дело, помнить о том, что нужно ему, а не себе. И, прожив так положенный срок, спросите себя: тяжело ли вам было и испортили ли вы себе или улучшили жизнь, и, смотря по тому, что даст вам опыт, решайте уже, правда ли то, что исполнение любви дает в жиз­ни благо, или это только одни слова. Испытайте это, поста­райтесь вместо того, чтобы отплатить злом за зло обидчику, вместо того, чтобы осудить за глаза человека, живущего дур­но, и т. п., — вместо этого постарайтесь отвечать добром на зло, ничего не сказать дурного о человеке, не обойтись грубо даже со скотиной, с собакой, а с добротой и лаской, прожи­вите так день, два или больше (для опыта) и сравните ваше за это время душевное состояние с тем, какое бывало прежде. Испытайте это, и вы увидите, как вместо хмурого, сердитого и тяжелого состояния вы будете светлы, веселы, радостны. А жи­вите так и другую и третью неделю, и вы увидите, как душев­ная радость ваша все будет расти и расти, и дела ваши не только не будут разлаживаться, а будут все только больше и больше спориться.

Только испытайте это, милые братья, и вы увидите, что учение о любви — не слова, а дело, самое, самое близкое, всем понятное и нужное дело.

Л. Н. Толстой

ДЕКАБРЯ (Отечество)

Назначение человека — служение всем, всем людям, а не такое служение одним, при котором неизбежно делание зла другим.

Для христианина любовь к отечеству стоит преградой для любви к ближнему. И как в древнем мире любовь к семье должна была быть принесена в жертву любви к отечеству, так в христианском мире любовь к отечеству должна уступить любви к ближнему.

Если неестественно ослепление людей, не старающихся узнать смысл своей жизни, то еще ужаснее ослепление веру­ющих в Бога и живущих дурно. Почти все люди находятся в том или другом ослеплении.

Паскаль

Если человек потерял истинную природу, — все, что угод­но, делается его природой; точно так же, если потеряно ис­тинное благо, — все, что угодно, делается его благом.

Паскаль

Последнее прибежище негодяя — патриотизм.

Джонсон

Патриотизм не добродетель: жертвовать своей жизнью ради отжившего суеверия государства не может быть нашей обязанностью.

Теодорус

Патриотизм в наше время выставляется поводом оправда­ния и всякого общественного зла, и личной подлости. Чело­веку внушают, чтобы он ради блага своей страны отказался от всего, что делает страну его достойной уважения: ради патри­отизма человек должен подчиниться всякому постыдному делу, которое, развращая честных людей, ведет к погибели весь народ.

Бичер

Много злого совершают люди ради себялюбия, еще боль­ше зла совершают они ради семьи; самые же ужасные злодея­ния — шпионства, поборы с народа и ужасные смертоубийст­ва, войны — совершаются людьми ради патриотизма, и со­вершающие их гордятся этими злодеяниями.

Проповедывать в наше время всемирного общения наро­дов исключительную любовь к своему народу и всегдашнюю готовность к войне с другим народом — все равно что пропо­ведовать в наше время среди мирных людей исключительную любовь к своей деревне и в каждой деревне собирать войска и строить крепости. Любовь к своему исключительному отече­ству, которая прежде соединяла людей одной страны, в наше время, когда люди уже соединены путями сообщения, тор­говлей, промышленностью, наукой, искусством, а главное нравственным сознанием, уже не соединяет, а разъединяет людей.

Любовь к своему отечеству, так же как и любовь к своей семье, есть естественное свойство, но так же, как и любовь к семье, никак не может быть добродетелью, но может быть по­роком, когда преступает те пределы, при которых нарушается любовь к ближнему.

————————

Патриотизм до такой степени несвойственен людям на­шего времени, что он может быть возбуждаем только внуше­нием.

Это самое и делают правительства и те, которым патрио­тизм выгоден: они внушают его тем, которые уже не испыты­вают его и которым он невыгоден. Надо быть настороже про­тив этого обмана.

ДЕКАБРЯ (Соблазн)

Один из самых обычных и ведущих к самым большим бедствиям соблазнов есть соблазн, выражаемый словами: «все так».

Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит. Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, не­жели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя быть ввержену в геенну огненную.

Мф. гл. 18, ст. 7—9

Главным препятствием во всяком предстоящем полезном деле служит всегда соображение о том, что «мы не можем от­казаться от нашего положения в свете».

Для большинства людей, пользующихся этой отговоркой, сохранить то положение, в какое они поставлены жизнью или «Провидением», значит сохранить все свои экипажи, всех своих лакеев, все те обширные дома, которые они имеют воз­можность оплачивать. Я же думаю, что если Провидение по­ставило их в подобного рода положение, что довольно сомни­тельно, то оно же и требует от них, чтобы они оставили это положение.

Положение Левия состояло в соборе податей; Петра — быть рыбарем на Галилейском озере; Павла — находиться в прихожей первосвященника. И все эти положения они оста­вили, потому что сочли это должным.

Джон Рёскин

Если не поранена рука человека, он может коснуться зме­иного яда, — не опасен яд здоровой руке. Только для того безвредно зло, кто сам не творит злого.

Буддийская мудрость

И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.

Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.

Мф. гл. 9, ст. 16—17

Человек находится в большой опасности, когда он связал себя такими обязательствами с грехами, что освобождение от них мучительно. Сначала человеку стыдно сознаться в своем грехе, потом трудно развязаться с ним; потом делается то, что отказаться от грехов — значит погубить себя в мнении света. Кто не остановится на первой ступени греха, дойдет до последней.

Бакстер

Там, где представляются веши достойными нашего особого уважения, надо оголить их, снять с них все те слова, ко­торыми их прославляют, потому что внешний блеск способен извращать разум. Потому что именно когда ты вполне уверен, что ты занят делами, заслуживающими твоего уважения, тогда-то ты и хуже всего обманут.

Марк Аврелий

Было старцу искушение: мучился он мыслями о том, за­чем попускает Бог зло в мире. И упрекал он за это Бога.

И увидел он сон: видит он, что спускается ангел Божий с неба и держит в руке светлый венок и оглядывает и ищет того на кого бы возложить его. И возгорелось сердце старца. И говорит он ангелу Божию: «Чем заслужить светлый венок? Все сделаю, чтобы получить эту награду».

И говорит ангел: «Гляди сюда». И повернувшись, указал ангел перстом на северную сторону. И оглянулся старец и увидал великую черную тучу. Туча застилала половину неба и спустилась на землю. И вот раздвинулась туча, и стало видно великое полчище черных эфиопов, надвигавшихся на старца; позади же их всех стоял столь великий и страшный один эфиоп, что огромными ногами своими он стоял на земле, а косматой головой с страшными глазами и красными губами он упирался в небо.

«Поборись с ними, победи их, и на тебя возложу венок».

И ужаснулся старец и сказал: «Могу и буду бороться со всеми, но великий эфиоп, стоящий ногами на земле и упирающийся головой в небо, не по силам человеку. Не могу бо­роться с ним».

«Безумный! — сказал ангел Божий. — Все мелкие эфиопы, с которыми ты не хочешь бороться из-за страха перед ве­ликим эфиопом, все эти мелкие эфиопы — это малые людские страсти, и побороть их можно. Великий же эфиоп это и этих же малых людских страстей возникшее зло мира, то самое, за которое ты упрекал Бога, и бороться с ним нет надобности — он весь пустой. Побори страсти, и зло само собой исчезнет из мира».

Легенда

Ложный стыд есть излюбленное орудие дьявола. Он больше достигает им, чем даже ложной гордостью. Ложной гордостью он только поощряет зло, а ложным стыдом останавливает добро.

Джон Рёскин

————————

Зла нет в мире. Все зло в нашей душе и может быть унич­тожено.

11 ДЕКАБРЯ (Труд)

Из всех родов труда самый радостный — это труд земле­дельческий.

Все народы в конце концов признают истину, давно уже постигнутую теми людьми, которые были их умственными руководителями, а именно ту, что первая добродетель челове­чества состоит в признании своего несовершенства и в под­чинении законам высшего существа. «Прах ты и в прах воз­вратишься», есть первая истина, которую мы познаем отно­сительно себя, а вторая заключается в том, чтобы возделывать землю, из которой мы взяты, что и составляет главную нашу обязанность. В этой работе и тех отношениях, которые она устанавливает между нами, животными и растениями, заклю­чаются основные условия развития наших высших способ­ностей и нашего величайшего благополучия. Без этой же ра­боты немыслимы для человека ни мир, ни развитие его ума и духовных сил.

Джон Рёскин

Кто покупает хлеб на базаре, того можно уподобить осиротевшему грудному ребенку: многие кормилицы кормят его, но ребенок все-таки голодает; кто же потребляет собствен­ный хлеб, тот подобен ребенку, вскармливаемому грудью материнскою.

Талмуд

Все рабочие и мастеровые люди возвратятся впоследст­вии к земледелию, как говорит писание.

«И сойдут с кораблей своих все владеющие веслом, все плавающие по морю... к земле пристанут» (Иезекииль 22, 27)

Талмуд

Воистину самая лучшая пища та, которую вы сами или ваши дети заработали.

Магомет

«В поте лица снеси хлеб твой». Это неизменный закон физический. Женщине дан закон родить, мужчине работать. Женщина не может освободиться от своего закона. Если она\ усыновит не ею рожденного ребенка, это будет все-таки чужой ребенок, и она лишится радости материнства. То же с трудами мужчин. Если мужчина ест хлеб, выработанный не им, он ли­шается всей радости труда.

Бондарев

Большего уважения заслуживает живущий от трудов рук своих, чем тот, кто кичится одною своею богобоязненностью.

Стыдно человеку, когда ему советуют в трудолюбии подражать муравью; вдвойне стыдно, если он совету этому не следует.

Талмуд

————————

Земледелие не есть одно из занятий, свойственных лю­дям. Земледелие есть единственное занятие, свойственное всем людям и дающее наибольшую независимость и благо.

12 ДЕКАБРЯ (Доброта)

Доброта побеждает все, а сама непобедима.

Против всего можно устоять, но не против доброты.

Руссо

Не осуждение зла, а возвеличение добра устанавливает согласие и единение в личной и мировой жизни. Человек осуждает зло и творящего его, а это самое осуждение зла и тех, кто его делают, только содействует росту зла, тогда как пренебрежение к злу и забота только о благе уничтожают зло.

Люси Малори

Если доброе дело имеет побудительную причину, оно уже не добро; если оно имеет своим предвидимым последствием награду, оно тоже не добро. Добро вне цепи причин и следст­вий.

Подобно тому как факелы и фейерверки бледнеют и дела­ются невидимыми при свете солнца, так и ум, даже гений, а равно и красота блекнут и затмеваются перед сердечной добротой.

Шопенгауэр

Беспредельная нежность есть величайший дар и достоя­ние всех истинно великих людей.

Джон Рёскин

Самые нежные растения прокладывают себе путь через самую жесткую землю, через трещины скал. Так и доброта. Какой клин, какой молот, какой таран может сравниться с силой доброго, искреннего человека? Ничто не может проти­востоять ему.

Торо

Где есть человек, там есть и случай сделать ему доброе.

Сенека

Нам кажется, что мы любим тех, кто нам нравится, кто нас хвалит, делает нам добро, но это не любовь, а или при­страстие, или обмен выгоды: он нас хвалит, и мы его хвалим. он нам делает добро, и мы ему платим тем же. В таком чувстве нет ничего дурного, но это не истинная любовь, не любовь

Божеская. Любовью Божеской, истинной мы любим только тогда, когда любим человека не за то, что он приятен нам или сделал нам доброе, а потому, что в нем, как и в каждом чело­веке, видим дух Божий.

Только когда мы так любим людей, мы можем любить, как учил Христос, не одних любящих нас, а и дурных, вред­ных нам и всему миру людей, врагов наших. И такая любовь не только не уменьшается от того, что люди дурны и ненави­дят нас, а, напротив, становится сильнее и прочнее. Она ста­новится сильнее потому, что чем больше одержим человек злобою, тем нужнее ему любовь. Прочнее же такая любовь, чем любовь пристрастная и к любящим нас, потому, что ни­какие перемены в том, кого мы любим, не могут изменить ее.

————————

Ответить добрым словом на злое, оказать услугу за обиду, подставить другую щеку, когда ударили по одной, есть верное и всегда для всех доступное средство укрощения злобы.

13 ДЕКАБРЯ (Вера)

Вера только тогда вера, когда дела жизни согласны с нею и ни в каком случае не противоречат ей.

Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-ни­будь из вас скажет им: идите с миром, грейтесь и питайтесь, но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. Но скажет кто-ни­будь: ты имеешь веру, а я имею дела; покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих. Ибо как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва.

Посл. Иакова гл. 2, ст. 14 — 18, 26

Кто любит христианство более, чем истину, очень скоро полюбит свою церковь или секту больше христианства и не­избежно кончит тем, что будет любить только себя более всего на свете.

Кольридж

В сущности, есть только одно средство почитания Бога — это исполнение своих обязанностей и поведение, сообразное с за­конами разума.

Лихтенберг

Религиозные упражнения для славы людской или для внешнего вида святости не имеют цены и происходят от низ­ших требований души. Покаяние и самоистязание или истя­зание других происходят из ложных учений. Покаяние для тела — это целомудрие. Покаяние для речи — это то, чтобы говорить всегда правду и с добротою. Покаяние для мысли — это то, чтобы владеть собою, очищать душу и быть располо­женным к добру.

Магабарата

Поступай днем так, чтобы ночью твой сон был спокоен, а в молодости так, чтобы старость твоя была спокойна.

Индийская поговорка

Тот, чья вера слаба, не может и в других возбудить веры.

Лао-Тсе

У кого религия на втором месте, у того ее совсем нет. Бог совместим со многим в сердце человека, но несовместимо одно, чтобы Он был в сердце на втором месте. Тот, кто отво­дит Ему второстепенное место, — не отводит никакого.

Джон Рёскин

Конечная цель жизни человека и всего мира не может быть понятна для него как для работника, доставляющего строительные материалы для постройки, не может быть понятна ни форма, ни назначение строящегося здания. Но человек может знать и знает, что то, в созидании чего он участвует, есть нечто разумное, прекрасное и нужное для него и для всего мира. В этом вера.

————————

Не верьте словам ни своим, ни чужим, верьте только делам и своим и чужим.